Время в этом странном мире текло точно так же, как и на моей родной Земле. В столовой громко били огромные напольные часы, их грохот разносился эхом по всему дому, построенному из темно-серого камня. Об утеплителе для стен, полов и потолков тут и мечтать не стоило. Если бы не теплый климат на континенте, в середине которого находилось королевство Эндор, жутко представить, какая бы тут могла стоять холодища, с учетом того, что из средств отопления в большом доме имелись только кухонная печь и камин в гостиной. Еще небольшие закрытые очаги в ванных комнатах – господской и служней, для подогрева воды.
После незамысловатого, но сытного обеда – мясной похлебки вприкуску с хлебом и кусочками жареной курицы, пожалованными с барского стола, я решила привести себя в порядок. Помыться, найти чистую одежду и обувь, избавиться насовсем от оставшихся накладных ногтей.
Если для загадочным образом исчезнувшей герцогской семьи было обустроено поистине огромное помещение, отделанное светло-розовым мрамором с вместительной ванной из темно-зеленого с золотистыми прожилками драгоценного камня и удобным душем, то в моем распоряжении оказался тесный совмещенный санузел для прислуги. Облупленная узкая и короткая чугунная ванна с некрасивыми черными выбоинами, отваливающийся при каждом прикосновении кран и никакого намека на смеситель, да хоть какую возможность отрегулировать температуру воды. Пока маленький очаг толком не разогрелся, вода шла просто ледяная, а уж когда мне удалось его раскочегарить, пошел почти кипяток. Так что намного раньше поставленного в мечтах времени я вытряхнулась из пыточной ванной, только успев намылиться с ног до головы и кое-как, урывками, смыть мыльную пену. Но волосы остались липкими от местного травяного зелья, заменяющего гель для душа и шампунь. Пришлось их концы домывать над раковиной. Зато накладные ногти прекрасно отпарились, свои естественные я коротко подстригла. Хоть я и не могла принять сравнение с кикиморой болотной, в одном грубая кухарка была права: маникюр и стирка с мытьем полов – это несовместимые понятия.
В единственном снятом с железного крючка банном полотенце обнаружился большой откормленный паук, свивший там гнездо и успевший до момента нашей встречи перекусить десятком не то жуков, не то серых тараканов и еще какой-то мошкарой, представленной в виде сухих останков. Взвизгнув от дикого ужаса, я закинула полотенце вместе с пауком в угол и, надев через голову платье на мокрое тело, чтобы в чем мать родила не бегать по дому, выскочила в коридор. Чужие стоптанные башмаки, которые снова пришлось обуть, тут же промокли.
Ничего подходящего в гардеробной для прислуги я не смогла найти. Порадовалась лишь чистому полотенцу, которым обтерла мокрые волосы. О фене и мечтать не приходилось.
Поскольку никто пока не запретил мне ходить по всему дому и заглядывать в те комнаты, которые не были закрыты на замок, я решила воспользоваться этим, быть может, выгодным для меня упущением со стороны феи и кухарки, чтобы разжиться нормальной одеждой и обувью. Пошла искать господскую гардеробную.
Проходя через просторный неотапливаемый холл, я обратила внимание на очень странную большую картину в позолоченной рамке. Как человек, обладающий чувством стиля не только в выборе одежды, обуви и аксессуаров, но также в оформлении интерьера, я сразу же обратила внимание на вопиющее несоответствие стилей. Рамка с вырезанными по дереву листочками и ягодами навевала мысли об ампире и барокко, а сама картина, если можно ее так назвать, представляла собой почти черный квадрат, за той небольшой оговоркой, что это был черный прямоугольник. Под это, с позволения сказать, произведение искусства, так и просилась рамка в стиле модерн, самая незатейливая по внешнему виду, без всех увиденных мной изысков.
Место, где была расположена картина, находилось аккурат напротив двери, ведущей из прихожей. То есть, получается, на самом выгодном месте, там, где ее увидит каждый пришедший гость. Вспоминая интерьеры старинных земных дворцов и замков, я уточнила для себя, что видела в подобных залах портреты знаменитых предков главы семейства или его самого. В редких случаях – красивые пейзажи, но точно не подобное черное недоразумение в шикарной золотой раме.
Стремительно растущее и набирающее силу любопытство вынудило меня подойти ближе к необычной картине и внимательно всмотреться в ее текстуру. К удивлению, там оказались не простые мазки, сделанные смоченной в масляной краске небольшой кисточкой по холсту, а нечто напоминающее изморозь на окне старенькой избушки. Будь представшие моему взору причудливые узоры, напоминающие по форме ажурную листву тропических растений, голубовато-белого цвета, я бы решила, что их нарисовал мороз из водяного пара на стекле. Но во-первых, в холле точно стояла плюсовая температура, а во-вторых, необычная картина была чернее чугуна, того самого, из которого когда-то давно сделали ванну для прислуги. Я подумала, что эти мрачные узоры, должно быть, выполнены в популярной местной методике. Решила потрогать их, но только прикоснулась кончиками пальцев, как почувствовала легкое болезненное покалывание и в инстинктивном испуге отдернула руку.
Продолжая неотрывно смотреть на загадочную картину, я заметила, что черные “веточки” слегка зашевелились, будто бы раздвинулись в месте моего прикосновения, приоткрывая что-то более светлое, чем основной тон, а потом снова плотно сомкнулись. Я сделала глубокий вдох, набираясь смелости, после чего, морально приготовившись терпеть сильную боль, снова прикоснулась к черной картине. Да, мои пальцы и ладонь словно загорелись. Казалось, на них пляшет отделившееся от заколдованной картины темное пламя.
Преодолевая боль, я чуть слышно застонала. Старалась сдерживаться, чтобы не привлекать к себе внимания. Говорила себе в мыслях: “Давай! Держись, еще немного. Ты же сильная. Ты добилась стольких успехов в своем родном мире. И этот чужой магический мир скоро падет к твоим ногам, как только ты разгадаешь его главные тайны”.
Волшебные черные веточки снова раздвинулись, в этот раз шире, чем в первый. Я успела рассмотреть чьи-то светлые пальцы в драгоценных перстнях, прежде чем прибежавшая кухарка, схватив меня за плечи, отдернула от заколдованной картины.
– Совсем сдурела? С жизнью надумала проститься?! – орала она мне над ухом так громко, что у меня, кажется, перепонки в ушах завибрировали. – Хочешь, чтобы магия защитного сокрытия из тебя все соки энергии выпила?
– Я просто увидела на рамке пыль и решила, что надо ее вытереть, – прикинулась дурочкой, слабенько пытаясь вырваться из стальной хватки.
– Ах, прости. Чего-то я стала забывчивая в последнее время, – кухарка меня отпустила и со вздохом утерла проступивший на ее широком лбу пот. – Надо было сразу тебе рассказать, что нельзя трогать заговоренный портрет. А он у меня как вылетел из памяти.
– Кто изображен на том портрете? Почему картина покрыта магией? – скромно полюбопытствовала я.
– Не твое дело. Прислуге это знать не положено. Да и всяким заезжим посторонним господам – тоже. Неспроста портрет надежно защищен от любопытных глаз. Кто нарушит запрет и будет пытаться разглядеть, кого там художник намалевал, тот быстрехонько простится с жизнью. Хочешь помереть – трогай дальше. Не хочешь – обходи заговоренный портрет сторонкой. И не заливай мне тут… Никакой пыли на нем быть не может. Магия ее всю поглощает без остатка.
Погрозив мне пальцем для острастки, кухарка ушла.
Я попробовала самостоятельно понять, хотя бы мужские или женские пальцы в перстнях видела на картине, но так и не пришла к однозначному выводу. Светлокожая рука могла принадлежать как женщине, так и молодому аристократу, привыкшему за собой ухаживать и не занимающемся тяжелой работой, от которой кожа грубеет и на ней появляются мозоли.
Мне стало страшно, как только представила, во что превратятся мои бедные ручки после месяца стирок и мытья полов. А за год что со мной станет? Наверное, превращусь в сутулую уродину с потрескавшейся шелушащейся кожей, на которую будет страшно смотреть.
Нет… Надо искать способ исправить ситуацию. Не для того я столько лет работала умственно, тренировала мозги, чтобы теперь в чужом мире гнуть спину, батрача на глупого кота. Если даже мне суждено остаться навсегда в этом технически отсталом мире, то я хочу быть здесь герцогиней, а не рабыней. И я непременно своего добьюсь. Нужна лишь горстка терпения, приправленная щепоткой хитрости и крупинками коварства. Я смогу тут выжить и достигну грандиозного успеха. Даже если для достижения заманчивой цели придется пройти по чьим-то дурным головам и пушистым хвостам. Никакая магия меня не остановит. Победа будет за мной!
Сумев разжиться в господской гардеробной выкопанными из вороха скудных остатков ношеного шмотья более-менее нормальными вещами, пусть и неизвестно кому принадлежавшими, я пришла в отведенную мне тесную и темную каморку. Яркие солнечные лучи почти никогда не попадали в маленькое окошко, расположенное с северной стороны. Выглянув в него, я увидела тесное сплетение ветвей старой яблони, спускавшихся почти до земли. Вдали виднелась опорная стенка для винограда, увитая зеленой лозой.
День пролетел очень быстро. Невидимое из моего маленького наблюдательного пункта солнце уже клонилось к закату. Переодевшись в белую с розовыми цветочками длинную ночную рубашку и примерив чуть великоватые тряпичные тапки, я встряхнула подушку, проверила, нет ли под одеялом и простыней клопов или еще какой ползучей и кусачей гадости. Раз в этом мире вся флора и фауна как на Земле, то и комаров стоит ждать в гости. Дырявая марля, приколотая кнопками к деревянной раме, не внушала мне такого же доверия, как антимоскитная сетка для пластикового стеклопакета. Но чтобы разогнать спертый воздух в комнате, пришлось открыть ненадолго узенькую форточку.
Я чувствовала себя ужасно уставшей, замученной тяжелой неволей. Хлопая слипающимися глазами и почти клюя носом, как сонная курица, я потихоньку забралась под одеяло. Хлопковый постельный комплект был местами пожелтевший, но хотя бы чистый. Он приятно пах стиральным порошком с цветочным ароматом.
Оказавшись в уютном тепле, я потянулась, чуть не застонав от вяжущей ломоты в усталых мышцах. Утешала себя мыслями о том, что, наверное, это как в фитнес тренировках, которыми я, впрочем, особо не увлекалась, тяжело только в первые дни. Потом организм привыкает, молочная кислота в мышцах так сильно не скапливается. Но если к фитнесу приятно привыкать, то к жалкому существованию в качестве бесплатной рабочей силы остается только приспособиться, чтобы выжить. И то я надеялась, что мучение продлится недолго.
Пришедший сон стал отражением самых ближайших моих планов на будущее в мире магии. Я старалась утопить Герцога Мяу в колодце. Держала его под водой, перегнувшись через каменный ободок, чтобы кот не мог выкарабкаться, цепляясь когтями за неровности кладки. Мой пушистый господин, уже почти бывший, сильно вырывался и царапался. На мне были прочные кожаные рукавицы, но мерзкий зверь их разодрал когтями и добрался до моих несчастных нежных ручек. Я едва не выла от боли, но в яростном отчаянии старалась довести начатое дело до победного конца. Освободиться от власти пушистого эксплуататора и завладеть поместьем.
Цель уже была близка. Кот в моих руках трепыхался все слабее. Но я чувствовала себя все паршивее, вместо радостного предвкушения на сердце залегла невыносимая тяжесть. Все же я впервые в жизни убивала кого-то собственными руками, пусть это и была неразумная бессловесная тварь. Но я никак не могла избавиться от мерзопакостного ощущения, будто выжигающего меня изнутри и неподъемным грузом тянущего вниз, в темную бездну колодца вслед за пока еще барахтающимся в ней котом.
Казалось, я все делаю неправильно. Я не должна так поступать, совершать настоящее преступление, не только против местных законов о жестоком обращении с животными, если таковые имеются, но в первую очередь, против собственной совести. А она вообще у меня есть, эта самая совесть? Не удалось мне припомнить хоть малейших ее угрызений. Откуда она, в таком случае, внезапно завелась? Как таракан на кухне, иначе не скажешь. А со всеми вредителями, и насекомыми, и зверьками, что делают нормальные люди? Их уничтожают без всякого сожаления. Значит, и этой гадкой меховой твари туда же дорога.
Стоило мне всего на секунду замешкаться, путаясь в набежавших неприятных мыслях, как противный кот вырвался у меня из рук, пулей вылетел из колодца. Я разогнулась, по случайности слегка ударившись головой о висевшее на прочном канате железное ведро. Метнулась ловить пушистого мучителя, но только развернулась и собралась бежать за юркнувшим в заросли живой изгороди белым хвостом, как из тех самых кустов словно вырос высокий стройный брюнет в черном костюме с галстуком – бабочкой. Я же, наоборот, внезапно стала быстро уменьшаться в размере, пока мое поле зрения не опустилось ниже подстриженных кустов.
Взглянув себе под ноги, я вместо них увидела серые полосатые лапы и поняла, что стою на четвереньках. Сзади нервно дернулся хвост. Уши, оказавшиеся на макушке, тоже пришли в движение. Даже усы зашевелились. Погоди, Мира, у тебя усы?
Да, еще раз осмотревшись, я окончательно поняла, что стала кошкой. Ну прямо как в той старенькой занудной песне, которая мне никогда не нравилась. Не успела я толком осознать произошедшую метаморфозу и сделать подсчет всех минусов своего нового состояния, как мужчина всего за пару шагов преодолел казавшееся огромным расстояние между нами. Своей сильной рукой он крепко схватил меня за шкирку, резко вздернул от земли и потащил к колодцу. Затянув на моей шее петлю из обрезка прочного каната, к другому его концу привязал большой тяжелый камень. Зловеще усмехнувшись, мужчина бросил меня в колодец, и я стремительно полетела вниз, а потом, погрузившись в воду вслед за камнем, начала тонуть. Отчаянно барахталась, пытаясь всплыть, потом попыталась лапами снять веревку со своей шеи, но все мои усилия были тщетны. Сквозь толщу воды я видела искаженную рябью ухмылку брюнета. Понятия не имела, кто бы это мог быть и за что он так отвратительно и жестоко решил со мной обойтись. Надежда на его милосердие ускользала с каждым несовершенным вздохом. Дикий мучительный страх тисками сдавил сердце. Я поняла, что нет спасения. Мужчина перестал смотреть в колодец, он ушел. Задыхаясь, я наглоталась воды. В глазах потемнело.
Проснувшись, я зашлась тяжелым сухим кашлем. Долго не могла прийти в себя, осознать, что я наяву и нахожусь в относительной безопасности. Если, конечно, не брать во внимание возможность разных неприятных сюрпризов магического мира. Судорожно хватала воздух ртом. Холодный пот стекал со лба и щек, волосы на затылке были мокрыми и слипшимися. Чувствовала себя так, словно меня на самом деле только что вытащили из колодца с ледяной водой.
Пощупала влажную в середине подушку и передумала снова ложиться. Хотелось чего-нибудь выпить, хотя бы чая или молока, лучше, конечно, было бы чего-нибудь покрепче тяпнуть, но я сильно сомневалась, что мне настолько повезет. Сунув ноги в тапки, я встала с постели и вышла из своей каморки.
Словно привидение, побрела в длинной светлой ночнушке по темным коридорам старинного коттеджа. Тревожила назойливая мысль, а вдруг в этом доме действительно водятся настоящие привидения. Ведь неизвестно, кто изображен на заколдованном портрете, почему на тот портрет нельзя никому смотреть. Что случилось с этой женщиной или этим мужчиной? Не он ли явился мне в настолько реалистичном и ужасающем кошмаре, что стоило лишь подумать, вспомнить, как беспомощно барахталась, утопая в холодной бездне колодца, как по коже снова побежали мурашки.
Лунный свет, пробивавшийся сквозь редкие узкие коридорные окна, отбрасывал на пол подвижные тени. На улице дул сильный ветер. Его гул отдавался пугающим завыванием. Я пожалела о том, что не потрудилась найти в своей комнатушке хоть огарок свечи и спички. По небольшой лестнице спускалась, крепко держась за перила, как будто кто-то большой и сильный мог невидимо подкрасться и толкнуть меня.
Чуть не начала дрожать от панического ужаса, когда открыла кухонную дверь, и через все большое помещение пролетела черная крылатая тень. Поборов сковавший все мое тело страх, догадалась, что в саду охотилась сова. Искала мышей или крыс, которых привлекал запах съестного на кухне. Похоже, избалованный Герцог Мяу не выполняет свою кошачью работу и не занимается уничтожением вредных грызунов.
Нашла спички и зажгла большую свечу в медном канделябре. При свете стало немного спокойнее. По привычке ночного дожора собралась открыть холодильник и вспомнила, что здесь вместо него ледяная кладовка в глубоком подвале. Туда полезешь, особенно темной ночью, там и сгинешь. Кухарка давно ушла к себе в деревню. Больше в доме никого нет, кроме одной меня. Разве что белый кот где-то шляется. Но его можно не брать в расчет.
Налила чуть теплого молока из ковша в простенькую фарфоровую чашку, не такую тонкую и изысканную, какие стояли за стеклом в шкафах для господской посуды. Начав отпивать мелкими глотками, я чуть не подавилась. Показалось, что у меня снова петля на шее и я тону.
Под влиянием чего-то похожего на совесть, которая изволила меня посетить только на третьем десятке лет, я начала долго и внимательно думать о том, на что в реальности способна. Как далеко я могу зайти в погоне за своими переменчивыми мечтами? Что имела в виду фея Розочкина, когда сказала, что судьба меня остановила от ужасного и опрометчивого шага, от некоего большого зла? Могла ли я на самом деле убить человека? Допустим, кто-то систематически мне портил бы нервы, где-то перешел бы мне дорожку в неположенном месте. Или же я просто бы хотела убрать со своего пути конкурента, врага, соперницу, да кого угодно из той категории лиц, соприкосновение с которыми наносит моральный или даже материальный вред.
Вряд ли я рискнула бы так подставляться, лично пойти убивать кого-то, пристрелить или дать по башке тяжелым предметом. Скорее всего, занялась бы поиском подходящего киллера. Ну а тот мог меня сдать, захапав себе аванс, и отправилась бы я по этапу в женскую колонию, которая почему-то совсем недавно лезла мне в голову. Не думаю, что где-то на Колыме среди прожженных уголовниц мне жилось бы легче, чем в магическом мире на службе у кота.
Злодейка? Как Круэлла и Малефисента? Это про меня? До отвращения неприятно мне было примерять на себя карикатурный мультяшный образ, отпечатавшийся на подкорках мозга.
Неужели фея хоть в чем-то права? Я была способна перейти любую черту закона? Поэтому меня пришлось останавливать принудительно и отправлять в исправительную ссылку? Чтобы я кого-то не грохнула на родной Земле? Дело не только в собачках и кошечках, но в людях тоже?
Голова начала раскалываться от всех этих вопросов без стопроцентно точного и ясного ответа. Молоко, которое я пыталась домучить, показалось прокисшим, и я отставила чашку в сторону, не выходя из-за стола. Так и сидела, уныло подперев щеку рукой.
– Добр-рый вечер-р, Мир-р-ра, – в звенящей тишине раздался негромкий мурлыкающий голос.
Я оглянулась и увидела, как на соседний стул прыгнул белый кот. Огонек свечи отражался в его ярких голубых глазах.
– Можно к тебе пр-рисоединиться? Поделишься молоком? – да, это был не глюк, Герцог Мяу оказался не простым котом, а волшебным, разумным и говорящим.
В этот момент мне, замершей в шоковом оцепенении, стало понятно, почему хозяина поместья считали полностью дееспособным.
Своим умом, чудом сохранившим способность правильно работать, несмотря на жуткие потрясения, я понимала: с волшебной тварью лучше не связываться. Неизвестно, на что способен маленький пушистый монстр. Значит, не быть мне герцогиней. Какое горькое разочарование!
Через силу я заставила себя встать со стула. Вылила оставшееся в ковше молоко в блюдце и поставила на стол как можно дальше от себя. Но как только я вновь присела, не надеясь на подкашивающиеся от стресса ноги, вредный кот запрыгнул на стол. Он подвинул блюдце ко мне и сел совсем рядом, подвернув хвост к передним лапам.
– Господин Маурисио, не могли бы вы увеличить дистанцию между нами, – я пролепетала дрожащим голосом и помахала рукой над столом. – У меня аллергия на животных.
– Нет у тебя аллер-ргии, – промурлыкал кот, пристально глядя в мои округлившиеся испуганные глаза. – Все это нервное самовнушение.
– Возможно, – как назло, я икнула. Смущенно прикрыла рот рукой, не отводя взгляда от своего пушистого мучителя. – Но мне пора спать. Первый рабочий день был утомительным. Прошу меня извинить, я пойду к себе в северное крыло.
– А я пр-рошу тебя остаться, – кот властно повысил голос, дернув кончиком хвоста. – Мне будет пр-риятно пр-росто поговор-рить с тобой. Мы ведь так и не успели нор-рмально познакомиться др-руг с др-ругом.
– Я сомневаюсь, что господам аристократам прилично говорить с прислугой о чем-то кроме ее тяжкого труда. Вот и мне, покорной рабыне, надо идти отдыхать, чтобы завтра снова горбатиться для вашего блага.
Я вышла из-за стола, готовая развернуться и уйти.
– Но я настаиваю, чтобы бы осталась, – кот встрепенулся. – Поэтому будь добр-ра, Мир-ра, составь мне компанию.
– Не странно ли просить добра у злодейки? – я огрызнулась, не совладав с кипящими эмоциями. – Думаю, фея вам рассказала в ярких красках, какая я мерзкая дрянь.
– Пр-рисядь и успокойся. Я не считаю тебя злодейкой. В пр-ротивном случае не стал бы даже говор-рить с тобой, а все хозяйственные распоряжения пер-редавал бы через Неридлу.
– А кем вы меня считаете, если не своей бесплатной рабочей силой? – еще сильнее вспылила я, злясь на саму дурацкую ситуацию, что мне приходится говорить с ненавистным зверем, как с человеком. – А еще преступницей, которую отправили сюда в исправительную ссылку, как в тюрьму.
– Послушай, Мир-ра, – кот встал и стукнул мягкой лапкой по столу, – у меня в поместье нет бесплатных р-работников. Все получают ежемесячное жалование с надбавками, которые зависят от их стараний. Будешь хорошо и прилежно выполнять свои обязанности – сможешь купить себе красивые платья и другие обновки. И ты здесь не в тюрьме.
– Но и не на свободе, – я не собиралась возвращаться за стол, хотела свалить куда подальше от говорящего зверя.
– Хочешь услышать, кем я тебя считаю? – кот сел, выразительно уставился мне в глаза и поднял правую переднюю лапку. – Обиженным подр-ростком, который старается все делать вопр-реки. Спор-рит с родителями, не слушает учителей и считает, что все вокр-руг настр-роены пр-ротив него и желают лишь зла. Думает, что своим пр-ротестом против всего мира он добьется успеха в жизни. Но это не так. Я не знаю, что помешало тебе повзр-рослеть. Почему ты застр-ряла в этом стр-ранном и тр-ревожном состоянии. Ты много лет бер-режно хранила детские обиды в своем сердце, боясь с ними расстаться. Все, чего я хочу – помочь тебе увидеть яр-ркие кр-раски окружающего тебя мир-ра. Неважно, чужого или рродного. Ты везде и всегда заперта в своей чер-рной гнилой скорлупе, так и не можешь решиться взглянуть оттуда на свет.
– Я не нуждаюсь в советах психолога, – упершись коленом в спинку стула, я гордо сложила руки на груди. – Никогда не обращалась к этим дипломированным мошенникам.
– Быть может, напрасно. Некому было хоть немного залечить глубокие раны твоей истер-рзанной души. Но я надеюсь, чистый воздух и кр-расоты природы тебе помогут забыть пр-режние обиды. И ты сможешь наконец собрать в единое целое кусочки разбитого сердца. Домашний тр-руд отвлечет от мрачных мыслей, которые не один год подр-ряд не давали тебе покоя. Пр-росто ппредставь, Мир-ра, что ты здесь не в ссылке, а на кур-рорте, на отдыхе. Учись радоваться жизни.
– Ничего себе отдых, – с досадой буркнула я. – Вкалывай, пока руки не отвалятся. Радости хоть отбавляй.
– Не забывай, что если бы я отказался любезно пр-ринять тебя в своем поместье, ты бы сгор-рела заживо в машине, – не очень-то демократично мне напомнил кот. – Ты должна благодар-рить меня, а не считать мучителем, истязателем, рабовладельцем и тюремным надсмотрщиком.
– Да, господин герцог. Я вам очень признательна за спасение жизни. Завтра снова приступлю к отработке этих долговых обязательств перед вашим сиятельством. А на сегодня давайте закроем тему и прекратим разговор. Если остались указания, их исполню. Если нет – я пойду в свою комнату.
– Будет маленькая пр-росьба перестелить мне постель. Взбить подушки, расправить пр-ростыню, – сказав это, Герцог Мяу демонстративно полакал молока из блюдца и спрыгнул со стола на пол. – Идем со мной, Мир-ра. Я пр-ровожу тебя в свою спальню.
Он побежал впереди меня, высоко подняв хвост. Я подумала, что подобное приглашение от мужчины звучало бы не совсем прилично. Но что взять с животного, пусть и не глупого, как назло. Не хватало еще коту строить из себя психотерапевта и учить меня уму-разуму.
Душа у меня, видите ли, израненная. Сердце у меня разбитое. С чего он вообще это взял? Да я сама кому хочешь не только душу могу изранить и не только сердце покалечить, если меня как следует достать и вывести из себя. Лучше бы сказал спасибо непонятной и неподвластной мне магии, благодаря которой сам еще живой бегает по хоть и запущенному, требующему капремонта и модернизации, но весьма привлекательному как место жительства поместью. Со всяким зверьем у меня разговор короткий, точнее и вовсе нет никаких бесед. У меня ни один мускул на лице не дрогнул после того, как я отдала приказ наглухо замуровать подвалы домов вместе с живущими там кошками. И приют мадам Розочкиной я бы разнесла ко всем собачьим бабушкам, не окажись его хозяйка настоящей феей.
Уж лучше быть настоящей хитрой и коварной злодейкой, чем глупой Золушкой – скромницей и добрячкой, согласной мириться со своим рабским положением и жалеющей каждую мышку. Принцев на всех наивных дурочек не хватит. Да и нужен ли тот принц, который еще неизвестно как поведет себя после свадьбы, а потому стоит под большим вопросом, будет ли оно – долго и счастливо. Или вместо этого предстоит коротко и грустно. Пожалуй, не надо, такое я уже проходила в своей жизни, причем не раз.
Мне очень не хотелось признавать, что пушистый мучитель хоть в чем-то может быть прав относительно моего характера и моей личной жизни. Но мысли о разбитом сердце так и вертелись в голове, не желая отправляться подальше на задворки памяти. Я вспомнила, сколько нервов истрепала за годы брака. В итоге просто устала считать бесчисленных любовниц мужа и пытаться с ними бороться. Для моего бывшего супруга существовали только работа и куча левых баб, которых он менял так быстро, что я даже не обо всех успевала разведать. И от любовника, как бы банально это ни звучало, я прежде всего ждала любви, а уж точно не меркантильных чувств.
Что же получается? Считая себя сильной и независимой, успешной и полностью самодостаточной, я в глубине подсознания все же мечтала о простом женском счастье. Где-то глубоко под горой из ревнивых обид медленно тлел слабенький огонек желания любить и быть любимой. Но теперь и он погас. Все то последнее хорошее, что могло во мне быть, погибло, исчезло навсегда. Напрасно фея и ее меховой приятель надеются меня перевоспитать, научить ангельскому терпению и всеобъемлющей доброте.
Злодейка – это призвание и стиль жизни. Она прекрасно знает себе цену и умеет самостоятельно выбираться из любых передряг, без помощи фей и кошек с мышками, а потому никогда не превратится в забитую тупую рохлю.