Стояла глубокая ночь. Все спали, кроме цикад и каких-то птиц, которые иногда вскрикивали в зарослях. Да так страшно, что казалось, будто эти звуки издает смертельно напуганный человек. От них Варвара и проснулась, от этих душераздирающих вскриков.
Спина ныла. Варя, поморщившись, перевернулась на бок, но так лежать тоже было неудобно. Хотелось принять строго горизонтальное положение, распластавшись по ровной поверхности обычной кровати.
Варвара осмотрелась. К ее удивлению, никто не испытывал неудобства. Все девочки сладко спали, вольготно развалившись в гамаках. Варе же было так некомфортно, что она не захотела в своем оставаться, решила немного пройтись, размяться и подышать воздухом.
Выйдя за дверь хижины, она остановилась, решая, куда лучше двинуть. Хотелось, конечно, к океану, но Варя боялась идти через джунгли. Мало ли кто ночью выползает из своих нор. И Варвара направилась туда, где стояли домики съемочной группы. Неподалеку от них протекала речушка, возле которой стояла плетеная лавочка с высокой спинкой, напоминающая диванчик. Над ней смыкались пушистые кроны каких-то лиственных деревьев, и у севшего на лавку-диванчик создавалось ощущение, что он находится в беседке. Варю вечером успели в ней снять. Это место специально оборудовали для съемок романтических сцен. Неприметные растения вырубили, а в землю вкопали горшки с цветами и гигантскими кактусами (такие на острове даже не росли, их привезли с материка), притащили несколько красивых камней с берега, пальмы оплели гирляндами фонариков в форме лилий. В общем, создали райский уголок для влюбленных. И первыми, кто в нем засветился, были Варя и Саша Шварц.
То, что она ему приглянулась, поняли все: и участники, и ведущая, и режиссер, и сама Варвара. Причем никого его выбор не удивил. Большой, накачанный, не самый сообразительный парень на планете выбрал маленькую, худенькую, умненькую девушку, подтвердив тем самым известную поговорку о противоположностях, притягивающихся друг к другу. Вот только Варе Саша не очень понравился. Внешне – да, ее всегда привлекали крупные сильные мужчины. Она любовалась ими, они соответствовали ее эстетическому вкусу. Но по-настоящему она увлекалась только интеллектуалами. А они, как правило, были неказисты. Да, Варя не исключала того, что есть в мире мужчины одновременно и умные, и красивые, но ей такие не попадались.
Режиссер шоу, Алекс Королев, благодаря которому Варя и попала в число участников, заметив симпатию Шварца к своей протеже, тут же повелел устроить для ребят романтическое свидание. Приказ был исполнен. Так Варя узнала о местечке для влюбленных, к которому сейчас направлялась.
Фонарики на пальмах не горели, поэтому передвигаться приходилось в темноте. Варя видела не очень хорошо, но слышала, как журчит речушка, поэтому безошибочно шла в нужном направлении. Вскоре она узрела диванчик, сплетенный из светлых прутьев, он первым бросался в глаза. Потом уже Варя смогла рассмотреть все остальное: деревья, цветы, камни и…
Человека! Он сидел на лавочке, над спинкой виднелась только его голова. Волосы сидящего были черными, поэтому Варя не сразу рассмотрела ее. Поняв, что место занято, девушка хотела развернуться и незаметно уйти, но тут под ее ногой хрустнула ветка, и человек резко вскочил с возгласом:
– Кто тут?
– Это я, – ответила Варя. Того же, кто еще секунду назад сидел на диване, она узнала сразу. Это был администратор Сережа.
– А, Варвара, ты… – В голосе Сергея явно слышалось облегчение. – Ты почему не спишь?
– А ты?
– Эти чертовы птицы… Они так орут!
– Да уж.
– Под такое звуковое сопровождение мне кошмары снятся. – Сережу передернуло. – Беруши надо будет купить, когда на материк поеду.
– И мне прихвати, ладно?
– Заметано, – хмыкнул он. – Я завтра рано утром туда собираюсь.
Насколько Варя знала, Сережа остальным участникам не нравился, особенно девочкам. И ладно взрывной и капризной Карине, которой от администратора больше всех доставалось, но и спокойной Маше. Варя же относилась к Сереже хорошо, потому что знала его лучше остальных. Когда она трудилась на телевидении, они несколько раз пересекались в неформальной обстановке. Сергей вне работы был веселым, добродушным парнем. И очень нравился девушкам. Они на нем гроздями висели, и с вечеринок он никогда не уходил один. Однако на работе, в чем Варя смогла убедиться сегодня, он был суров, а порой и груб. Когда она спросила у Сергея, наоравшего на Карину, почему он так себя ведет, он ответил:
– С участниками реалити иначе нельзя. Особенно с такими, как эта девчонка.
Это было уже третье его шоу, и Варя не стала с ним спорить – наверняка знает, о чем говорит. Больше она с Сережей не заговаривала и старалась держаться от него подальше. Для него ведь она такая же участница реалити, как и остальные, а значит, и с ней он будет суров, а порой груб.
Но сейчас Сергей был совсем не таким. Но и не тем весельчаком, которого она знала когда-то. Он был спокоен, тих, немного грустен и явно нуждался в отдыхе. Варя хотела пожелать ему доброй ночи и уйти, но Сергей попросил:
– Посиди со мной немного…
Варе не хотелось. Она за день так устала от людей, что мечтала забиться в какую-нибудь нору, чтобы побыть в полном одиночестве. Однако она не могла отказать Сереже, видела, что ему не по себе. Поэтому, вместо того чтобы уйти, она опустилась рядом с администратором на диванчик.
Сергей тут же придвинулся к ней и сунул в руку зажженную папиросу. Варя поняла, что он курит анашу.
– Я не буду, – покачала она головой и вернула косяк.
– Зря, успокаивает. – Сергей сделал глубокую затяжку и расслабленно откинулся на спинку диванчика. Тут Варя заметила, что у ног Сергея лежит небольшая лопатка. Хотела спросить, зачем она ему, но задала другой вопрос, больше ее волнующий:
– Ты не боишься курить траву открыто, тут же камеры?
– Та, что снимает этот участок, сейчас отключена. – Он показал на камеру, прикрепленную к пальме. Только тут Варвара заметила, что ее огонек не горит. – Как прошел день? – поинтересовался Сергей.
– Суматошно.
– А это только начало…
– Я думала, потом будет легче.
– Наивная, – улыбнулся Сергей.
– Обживемся, пообвыкнемся, притремся…
– И начнете друг друга жрать. Как пауки в банке. – Сергей повернулся к Варе и пристально на нее посмотрел. – И ты будешь первой, кого слопают.
– Почему ты так думаешь?
– Не для тебя это. Я, признаться, очень удивился, когда узнал от Алекса о твоем участии в шоу. Мне всегда казалось, что тебе не место на развлекательном телевидении.
– А где мое место?
– Я так и представляю тебя ведущей какой-нибудь аналитической передачи.
Варя рассмеялась:
– Для ведущей аналитической передачи у меня слишком несерьезный вид.
– Просто ты еще молоденькая, а вот станешь постарше…
– И сколько, ты думаешь, мне лет?
– Двадцать два, три?
Варвара опять хохотнула. Она знала, что выглядит от силы на двадцать три. На самом деле ей уже исполнилось двадцать восемь. И не пару-тройку месяцев назад, а почти год назад. Можно сказать, ей практически двадцать девять. Из-за этого ее не хотели брать в шоу. Устроители обозначили возрастной потолок – двадцать семь годиков. Но предпочтение оказывалось ребятам лет двадцати пяти. Чтобы уже не дети малые, но и не перестарки. А тут Варя, которой под тридцать, на кастинг явилась. Была бы просто девочка с улицы, не взяли бы. Пусть и выглядела бы на двадцать три. Но Варвара в течение года светилась на телеэкране, ее узнавали, ее имя было на слуху. Не у всех, конечно, но все же. Молодежной аудитории не надо было объяснять, кто такая Варвара Мюллер. Причем все считали, что Мюллер – это псевдоним, и удивлялись, почему Варвара взяла себе именно такой. К ее русскому имени совсем не подходила немецкая фамилия.
На самом деле она Варваре досталась от мужа, Генриха Мюллера.
Супруг (уже бывший) был полной тезкой известного группенфюрера СС, который благодаря фильму «Семнадцать мгновений весны» стал героем анекдотов. Он тоже был немцем, но родился в России. Его отец был из военнопленных, а мать добровольно переселилась в Россию, чтобы воссоединиться с мужем, за которого вышла по огромной любви за неделю до того, как его призвали в ряды немецкой армии. Генриха, родившегося в пятидесятом, назвали в честь деда, а никак не шефа гестапо. Вот только никто в это не верил. И Генриху всю жизнь приходилось доказывать, что его родители не были нацистами. Снимая первые картины, еще в СССР, он вынужден был называться русским именем. В титрах тех фильмов так и было указано: режиссер Геннадий Мюллер. Но даже это не спасало их, картины Генриха пролежали на «полке» до тех пор, пока времена не изменились.
Когда Варвара познакомилась с ним, Мюллеру было уже под шестьдесят. Он снимал кино, эстетское, хвалимое критиками, но отвергаемое массовым зрителем. Варя обожала его фильмы. В этом ее никто не понимал. Как, впрочем, и во многом другом. Варя и в своем кругу, и в кругу людей, шапочно с ней знакомых, считалась заумной. Возможно, одари ее господь другой внешностью, никого бы не удивлял тот факт, что Варя интеллектуалка. Ее глубокие познания во многих областях, тяга к получению образования, неравнодушие к непростому искусству – все это воспринималось бы как должное. Но Варвара выглядела несерьезно, если не сказать глуповато, и уж точно слишком молодо. Ей, двадцатилетней, можно было дать от силы пятнадцать. Наивный ребенок с огромными карими глазами и рыжими кудряшками, кто будет такого воспринимать всерьез? В институте, куда она поступила с невероятной легкостью, сокурсники не верили, что Варя их ровесница. Ей не предлагали выпить или покурить. Думали, девочка – вундеркинд и окончила школу на пару лет раньше остальных. На улице знакомиться с Варей пытались только тинейджеры. Ровесники, а тем более ребята постарше – никогда. Парень у нее появился лишь на последнем курсе института, и тот был младше. Такой же невысокий и худенький, как Варя, но совсем не такой умный. С ним девушке было неинтересно. Как, впрочем, и кавалеру с ней. Ходить в театр, оперу, на выставки, обсуждать заумные книги, вместо того чтобы, как все нормальные студенты, бегать по дискотекам, покуривать траву или попивать пивко под ржачные комедии, парню быстро надоело. Он бросил Варю через четыре месяца, променяв ее на развеселую тусовщицу.
«Брошенка», естественно, расстроилась. Но не настолько, чтобы впасть в депрессию. Варя поплакала всего один раз. От злости! И решила для себя, что отныне будет встречаться только с теми, кто оценит ее по достоинству.
Такого человека она встретила только спустя полтора года. И это был Генрих Мюллер. В Волгоград, где жила Варвара, он приехал навестить друга. Мужчины отправились в ресторан. В это же время туда пришла Варя с подругой Ларисой. Подруга постарше, ей было уже за тридцать. Тоже рыжеволосая, но высокая, сногсшибательно красивая. Мужчины от ее порочного рта и груди пятого размера мигом теряли самообладание. Не стали исключениями и Мюллер с товарищем, сделали на рыжеволосую красавицу стойку, едва она вплыла в зал, и уже через пару минут к ней был послан официант с бутылкой самого дорого шампанского. Не стоит и говорить, что далее последовала просьба присоединиться к мужчинам. Лариса, оценившая их благосостояние, дала согласие на совместный ужин. Она как раз искала состоятельного любовника, и на эту роль, на ее взгляд, годились и тот и другой.
– Я, кажется, знаю одного из них, – шепнула подруге Варя до того, как они пересели.
– Которого: лохматого или лысого? – поинтересовалась Лариса. Лохматый ей нравился больше, он был симпатичнее, но лысый выглядел более респектабельно.
– Последнего. И он не лысый, просто лоб у человека большой…
– И кто этот большелобый?
– Известный режиссер. Обладатель множества премий.
– А где тогда усы? Сбрил?
– У него их никогда не было…
– Значит, это не Михалков?
– Конечно, нет, – не смогла сдержать смешка Варя. – Это Генрих Мюллер. Помнишь, мы с тобой ходили на фильм о любви? Это он снял.
– Эту тягомотину? Я чуть не уснула во время просмотра.
– Ты только не скажи ему об этом.
– За кого ты меня принимаешь? – фыркнула Лариса и, грациозно встав, направилась к столику, за которым сидели мужчины.
Когда все друг с другом познакомились, Варя убедилась в том, что не ошиблась. Перед ней был именно режиссер Мюллер. Едва Лариса услышала его имя, как всплеснула руками и зачирикала: «Вы снимаете потрясающие фильмы! Месяц назад посмотрели последний ваш шедевр и до сих пор под впечатлением…»
После этого Генрих стал смотреть на Лару с еще большим восхищением. Варвару же он как будто не замечал. Впрочем, как и его друг. Оба они не сводили глаз с прекрасной Ларисы. Почему, выяснилось чуть позже, когда с шампанского было решено перейти на коньяк.
– Ларочка, Варе тоже наливать? – спросил друг Генриха, наклонив бутылку над четвертым бокалом (официанту они разливать коньяк не доверили).
– А почему вы обращаетесь ко мне? – удивилась Лара. – Вы у Вари спросите.
– Но вы же ее мама…
Лариса покраснела от обиды. Она? Мама Вари? Это сколько же, по мнению мужчин, ей лет? Сорок пять? Да она в свои тридцать четыре выглядит на двадцать восемь. Ей все об этом говорят…
– И сколько же, на ваш взгляд, мне лет? – холодно спросила Лара.
– Выглядите вы очень свежо и молодо, но, я предполагаю, что вам уже тридцать пять есть.
– Мне тридцать четыре. А сколько тогда, по-вашему, Варе?
– Семнадцать?
– Мне двадцать четыре, – улыбнулась Варвара.
– Серьезно? Тогда пардон, девочки. А мы решили, что Лара – молодая мама девочки-подростка.
Инцидент был исчерпан. Лариса, правда, немного подулась на мужчин, но они смогли снова заслужить ее расположение, засыпав комплиментами. И на Варю они стали изредка обращать внимание. А когда она, немного опьянев и осмелев, перестала молчать, а начала высказываться, Мюллер и вовсе переключил его с Ларисы на Варвару. Он быстро увлекался роскошными женщинами, но так же скоро терял к ним интерес, если не обнаруживал внутренней красоты. Лариса показалась ему пустой и фальшивой, и он сразу перестал замечать ее невероятную грудь, ее сочный рот, ее миндалевидные глаза. Тогда как Варя вдруг стала казаться ему невероятно хорошенькой. Она, собственно, и была такой, только Мюллер предпочитал совсем других женщин: рослых, пышных, с крупными чертами лица и длинными волосами. Две его бывших жены были именно такими, роскошными и невероятно умными. Обе ушли от Генриха к другим мужчинам, более земным, надежным. И ладно первая, на ней Мюллер женился в двадцать три года, когда был еще никем и практически не зарабатывал, но вторая… Он, уже известный режиссер, создал для нее все условия, живи и радуйся: отличная квартира, машина, поездки на курорты и фестивали, отдых на яхтах богатых друзей и проход по красной ковровой дорожке. Однако жена все равно ушла от него. И ладно бы к олигарху какому-нибудь, так нет. Нашла себе пусть и не бедного, но всего лишь обеспеченного человека. Она ушла не к красавцу и не к умнику, а к пузатику, ниже ее на полголовы, автослесарю, умудрившемуся разбогатеть. Когда Генрих спросил у супруги, чем он ее привлек, она ответила: «С ним не соскучишься». А потом добавила: «А еще он умеет любить!»
– А я нет? – удивился тогда Мюллер. Он любил ее так сильно, что три года после развода не мог прийти в себя.
Она покачала головой.
– Ты любишь так, как будто снисходишь до меня. Даешь понять, что чувство, которое ты питаешь, должно восприниматься как подарок. Типа, я тебя люблю, чего тебе еще надо?
– Это не так.
– Может, и не так. Но разве тебя поймешь? Ты же такой сложный…
– А тот, другой, простой?
– Да. В его любви я не сомневаюсь. И даже доказательств не требую. Потому что все в нем: взгляд, улыбка, жесты, не говоря уже о поступках, – сплошное доказательство!
Генрих так до конца ее и не понял. Да, он скуп в проявлении эмоций, и с ним сложно ладить, но разве это признак того, что он не умеет любить? Женщины ведь должны чувствовать такое…
Мюллер дал жене развод без колебаний. И, хотя мучительно от нее отвыкал, ни разу не попытался увидеться или хотя бы поговорить по телефону. Вдруг у нее не заладилось с тем автослесарем и она хочет все исправить? Даже если и так, он все равно не принял бы ее. Хотя любил…
Варя, пожалуй, была первой, кто по-настоящему понравился Генриху с тех пор. В этой маленькой девочке была такая глубина…
В день знакомства они ушли из ресторана вместе. Друг Мюллера пошел провожать Лару, Генрих – Варвару. Пока шли, говорили и говорили. Обо всем! А потом еще у подъезда простояли часа полтора. Варя и рада была бы пригласить Генриха на чай, но жила она с родителями. Так они и мерзли во дворе. Когда стало совсем холодно, распрощались. Но на следующий день снова встретились. И говорили, говорили…
А утром Генрих уехал в Москву. Варя провожала его до вагона. Когда они прощались, Мюллер поцеловал ее в щеку и с грустью сказал: «Если бы вы не были так чудовищно молоды…» На этом он фразу оборвал, развернулся и шагнул в вагон. Варя думала, что он помашет ей из окна, но Мюллер этого не сделал.
Три недели от него не было никаких вестей, хотя Генрих обещал звонить. Варя сначала ждала, а потом перестала, решила забыть Мюллера. Раз он не вспоминает о ней, то и ей ни к чему о нем думать. Да, он очень ей понравился. Просто невероятно. И Варя мечтала о новой встрече с ним, но раз она не нужна Мюллеру, то ничего не поделаешь. Не навязываться же? Да и как, если своего номера он ей не оставил?
Когда Генрих все же позвонил, Варя так обрадовалась, что трубку выронила. И минуты полторы ползала, выискивая ее на полу. Кто бы знал, как она боялась, что за то время, что она делает это, Генрих отключится! Но он дождался ответа. А потом спросил, не собирается ли она в Москву. Варя не собиралась, но быстро выпалила:
– Давно хочу съездить.
– Давайте в эти выходные? В субботу премьера фильма по моему сценарию, и мне очень хотелось бы пойти на нее с вами. Вы, надеюсь, не против?
– Буду счастлива!
В тот же день она побежала за билетом, а в пятницу садилась в поезд Волгоград – Москва. Пойти на премьеру ей было не в чем – ни платья, ни туфель, ни украшений приличных нет, а без этого, по мнению подруги Лары, там делать нечего, но Варя беспокоилась не о том, как будет выглядеть в глазах столичной тусовки, а как встретит ее Генрих. Придет ли на вокзал, с цветами или нет, если да, то куда отвезет потом, к себе или в гостиницу, как будет вести себя с ней, как друг или?..
О, как Варвара переживала, кто бы знал! Но она умела скрывать свои эмоции. Например, о том, что она влюблена в Мюллера, не догадывалась даже Лара. Она думала, что подружке просто льстит внимание известного режиссера. Да и не понимала она, как можно всерьез увлечься немолодым мужчиной весьма посредственной наружности. Да, Генрих не был красавцем. Его нельзя было назвать даже симпатичным. Редкие рыжеватые волосы, бледное морщинистое лицо, длинный нос. Фигура неплохая, подтянутая, одежда на Генрихе отлично сидела, но как его тело выглядело без нее, можно было только гадать. Красивыми у Мюллера были только руки. Ими Варя могла бесконечно любоваться. Длинные тонкие пальцы без растительности, узкие запястья. Когда Генрих жестикулировал, его движения завораживали.
Мюллер встретил Варю на вокзале, но без цветов. Отвез в квартиру, но сам собирался ночевать у друга, который, уехав на отдых в какую-то экзотическую страну, оставил ему ключ. Вел он себя по-джентльменски, но показывал, что Варя интересует его не только как друг.
На премьеру она отправилась в платьице из искусственного шелка, в туфельках с рынка и в ожерелье из бисера. Но, по словам Генриха, выглядела лучше всех. Варвара своей свежестью, непохожестью на других так очаровала Мюллера, что он не сдержался и сразу после премьеры признался ей в своих чувствах. Прозвучало это признание довольно сдержанно (никаких охов-ахов, даже слово «любовь» не фигурировало), но Варя чувствовала Генриха, понимала его, поэтому тех фраз, которые были произнесены, ей хватило для счастья. Ее чувства взаимны, разве это не повод для радости?
Секс между влюбленными произошел на следующий день. После обеда в ресторане. Они поели, Генрих пошел Варю провожать и…
Это было неплохо… Но и не хорошо… Странно.
Генрих оказался импотентом. При этом он очень старался доставить Варе удовольствие любыми способами… И ему почти удалось. Но она не смогла расслабиться до конца. Ей еще не приходилось сталкиваться с мужчинами, у которых не функционировало их «достоинство». Кроме самого первого парня, у нее было еще трое. Последний, несвободный, интересный и очень приятный Варваре, разбудил в ней чувственную женщину. Встречаясь с ним, она понимала, что будущего у них нет, и мучилась угрызениями совести (плохо это – спать с женатым), но ей было так хорошо с ним, что отказаться от сладких минут, порой складывающихся в часы, было выше ее сил. Любовник доводил ее до исступления, сначала ласками, после актом. Он был силен, неутомим, а его половой орган, пусть и не поражающий размерами, – крепок, воинственен. Варваре нравился его… боевой задор! Он возбуждал ее…
А тут…
Пакт о безоговорочной капитуляции!
Но Варвара любила Генриха. Генриха-личность. Генриха-творца. Генриха-умницу. Руки Генриха тоже любила…
Поэтому все остальное было неважно.
Домой Варя уехала, как и планировала, в понедельник утром. Но лишь затем, чтобы уволиться с работы и поговорить с родителями. Объяснить им, почему переезжает жить в Москву. Варвара очень надеялась на то, что они поймут ее, хотя в глубине души сомневалась в этом. Генриху лет больше, чем маме, он дважды разведенный. Родителям не понравится, что их дочь решила связать свою жизнь с таким человеком. А Варя именно этого и хотела – связать жизнь. Генрих не звал ее замуж, только предлагал переехать к нему, но сказал, что не исключает брака. То есть, если Варвара его не разочарует, он на ней женится!
Родители, как она и преполагала, пришли от выбора дочери в ужас. Отец даже не хотел отпускать ее в Москву. Кричал, что не отдаст дочь на растерзание старому похотливому козлу, которому осточертели столичные шалавы и захотелось юной плоти наивной и невинной провинциалочки. Варвара пыталась убедить отца в том, что секс для Генриха совсем не важен, а ее возраст его не столько привлекает, сколько пугает, – все напрасно. «Не поедешь, и точка», – отрезал отец. Пришлось напомнить ему о том, что она уже совершеннолетняя и имеет право сама распоряжаться своей судьбой. В общем, поругалась Варвара с родителями. Правда, мама быстро смягчилась, а вот отец ее даже провожать на вокзал не пошел.
С тяжелым сердцем ехала Варя в Москву. Если раньше ее не мучили сомнения, то теперь стали одолевать. А что, если отец прав? Нет, конечно, не в том, что Генрих старый похотливый козел, а в главном – он Варе не пара. Кто она – наивная провинциалочка? А он – столичная знаменитость. Она – никто. Он – мегаличность. Да, она неглупа, образованна, интересна, но куда ей до Генриха?.. Ничего у них не получится, это явно. Мюллер быстро в Варе разочаруется и попросит его оставить. Если бы Генрих был тем, кем видел его отец, – старым развратником, привязать его к себе было бы легче. Варю все ее мужчины (не считая первого, с которым и секса, можно сказать, не было, только несколько торопливых неумелых совокуплений) называли «горячей штучкой». Она была от природы страстной, к тому же, стремясь во всем достигать совершенства, старалась и в сексе проявлять себя как умелый, знающий человек. Варя читала литературу, смотрела фильмы, а потом применяла полученные знания на практике. С последним, интересным и несвободным, в этом она зашла так далеко, что и сама начала считать себя «горячей штучкой»…
Вот только Генриха Мюллера этим не привлечешь!
Все Варины опасения оказались напрасными. Генрих не только не разочаровался в ней, но так прикипел, что через три месяца после того, как она к нему переехала, сделал предложение.
Поженились Варвара и Генрих солнечным осенним днем. Было тепло, хотя уже была середина сентября, и невеста позволила себе надеть открытое платье. Простое, короткое, на тонких бретельках, с широким атласным поясом, оно очень скромно смотрелось, но очень нескромно стоило. Генрих купил его для Вари в бутике «Шанель». На нем был серый костюм, идеально сидящий на ладной фигуре. Вместе жених с невестой смотрелись прекрасно…
Или им только так казалось?
После брачной церемонии супруги поехали в ресторан, отобедали. Гостей на банкете присутствовало всего четверо, все – друзья Генриха. Своими Варя в Москве еще не обзавелась, а родителей звать на бракосочетание не стала.
В свадебное путешествие отправились в Сочи. Генрих и рад был бы свозить жену куда-то за границу, да у нее паспорта не имелось. На Черном море молодожены пробыли пять дней, и обоим очень все понравилось. Особенно Варе, которая на курорте была всего один раз и то в очень юном возрасте. «Молодые» много купались, загорали, гуляли. Еще пили чудесное местное вино, ели удивительный шашлык, лакомились спелыми фруктами. Общались…
Секс тоже был, пусть и неполноценный. Генрих иногда доставлял свой женушке удовольствие, а она ему… она… она очень бы хотела… да не могла. «Виагру» Генрих категорически отказывался принимать. При этом несколько раз заикался о детях. Говорил, что в современном мире для того, чтобы их завести, мужчине совсем не обязательно входить в женщину. Варвара внимала ему и со всем соглашалась, ведь ее супруг так умен!
По возвращении ничего не изменилось. Мюллеры так же прекрасно ладили, хотя Варя нашла себе работу. Когда один из друзей Генриха предложил вести программу на телевидении, она мгновенно отказалась. По многим причинам. Первая – что мужу не понравится, вторая – она не справится, третья – это совсем не то, чем ей хотелось бы заниматься. Однако, немного подумав, она спросила у мужа совета. И, к ее огромному удивлению, он не только не выказал недовольства, но и очень ее поддержал. Сказал: «Я давно думал о том, что тебе нужно найти какое-то занятие, так почему не стать телеведущей?»
– Но у меня нет никакого опыта, – запротестовала Варя. – Я не смогу…
– А ты попробуй, вдруг получится, – только и сказал он.
Она попробовала, и у нее получилось.
Втянулась Варя быстро. Уже через пару недель она чувствовала себя в эфире как рыба в воде. Продюсеру даже не верилось, что это первый Варин опыт работы на телевидении.
Работа девушке нравилась. Хотя, если бы ей позволили выбирать, она бы предпочла другую передачу. Что-то посерьезнее. Не новости на Первом, но хотя бы какое-нибудь экономическое обозрение, а лучше – ток-шоу на злободневные темы. Варя надеялась, что, когда она наберется опыта, приобретет известность и обрастет нужными знакомствами, ей предложат нечто подобное. Не до пенсии же сплетни о звездах собирать!
А Генрих в это время находился в творческом простое. Ничего не снимал и не писал. Изредка выступал с лекциями, и только. Многие из тех, кто оказывался в подобной ситуации, впадали в жуткую депрессию, уходили в запой или подсаживались на запрещенные препараты; Генрих же стойко переносил свою невостребованность. Переживал, конечно, но истерик не закатывал, а алкоголь употреблял в тех же дозах, что и раньше. Но чем дольше длился простой в работе, тем глубже Генрих уходил в себя. А однажды, когда выпил больше обычного, горько заметил: «Я теперь полный ноль не только как мужик, но и как творческая личность…» Варя, естественно, принялась убеждать его в обратном, но муж отмахнулся, а потом сказал: «Если ты захочешь завести себе любовника, я не буду возражать…» И ушел спать.
Но о своих словах не забыл. К разговору о любовнике вернулся спустя месяц. Когда Варя за ужином рассказала о новом операторе, веселом и симпатичном парне, с которым очень хорошо поладила, Генрих спросил:
– Он привлекает тебя как мужчина?
– Да что ты такое говоришь?..
– Нет, ты скажи. Он тебе нравится?
– Да, он хороший парень.
– И симпатичный?
– Внешность приятная.
– Ты хочешь его?
– Нет! – возмущенно выпалила Варя.
– Девочка моя, не обманывай ни себя, ни меня. Конечно, ты его хочешь. Ты молодая, полная огня женщина. Ты искорка… А твой муж – обугленное полено.
– Генрих, перестань, пожалуйста, – взмолилась Варя.
– Хорошо. Но я хочу сказать тебе вот что. Я понимаю, как тебе не хватает полноценного секса. Поэтому готов смириться с тем, что ты будешь иногда находить его на стороне. У меня только три условия. Первое: пользуйся презервативами. Второе: ничего от меня не скрывай. И третье: когда захочешь ребенка, порви все связи. Я хочу, чтобы он был моим.
Варя тогда обиделась и ушла в спальню, хлопнув дверью. Быть может, потому, что Генрих раскусил ее. Варваре было очень стыдно признаться самой себе в том, что она хочет других мужчин. Генриха любит, но это не мешает ей вожделеть того же оператора. Пару раз Варя ловила себя на этом. Но она сдерживала себя. И не только не флиртовала с парнем, но пресекала все его попытки заигрывать с ней. Да, ей не хватало полноценного секса, но она же не животное, чтобы идти на поводу у низменных инстинктов! Она любит Генриха и будет хранить ему верность!
Шли месяцы. Варя становилась все более популярной, ее уже узнавали на улице и приглашали вести кое-какие корпоративы. У Генриха же дела обстояли все хуже. Ему ничего не предлагали, а то, над чем он хотел бы работать, зарубали на корню. Даже документальный фильм для телевидения, который он хотел снять, руководство посчитало не заслуживающим вложений и не выделило на его производство денег. Варя, как могла, поддерживала мужа. Но Генриха уже ничто не могло утешить…
Как-то, перед Новым годом, Варвара отправилась по работе в Питер. Ее сопровождал оператор. Ехали на поезде туда и обратно. По дороге туда – спали, потому что сорвались прямо с какого-то мероприятия и валились от усталости с ног, а вот обратно… Отработав, они решили немного выпить, чтобы расслабиться. Взяли бутылочку хорошего коньяка, большую пиццу и устроили в своем купе в «СВ» «банкет». Когда все было выпито и съедено, на кураже направились в вагон-ресторан, где заказали шампанского и мороженого. К себе в купе они вернулись за полтора часа до прибытия в Москву. Спать ложиться не было смысла…
Варя потом не смогла вспомнить, кто сделал первый шаг: она или он. Да и не важно это… Главное – они переспали! Хотя это слово тут совсем не подходило… Они слились, сплелись, чуть ли не срослись на двадцать минут, и это было фантастически! Варя уже и забыла, как это здорово – оказаться в объятиях настоящего мужчины, ощутить его мощь, поддаться его страсти…