Ольга Володарская
Ножницы судьбы
Пашкин открыл рот, желая что-то сказать, но тут Петр, не участвовавший в разговоре, а с озабоченным видом рывшийся в сумке покойной, воскликнул:
– А вот и паспорт! Ну-ка, ну-ка, посмотрим… – Он вытащил документ, и, пробежав глазами по страницам, хмыкнул: – Как же вы, гражданочка, ошибались… У домработницы вашей покойной есть и муж, и ребенок!
– Даже так? – заинтересовался Пашкин. – А поподробнее?
– Сын Алексей Дмитриевич Абрамов двенадцати лет. И муж Дмитрий Петрович Абрамов сорока трех. Брак заключен семнадцатого числа…
– Стоп! – резко оборвал его тучный опер. – Как ты сказал, его зовут?
– Кого именно?
– Да мужа, мужа!
– Дмитрий Петрович Абрамов. А что?
– Знакомое что-то… – Опер погрузился в раздумья и стал расхаживать по прихожей. Но так как пространства для маневра было мало, он сел на кушетку и, подперев подбородок кулаками, забормотал: – Дмитрий Петрович Абрамов… Абрамов… – Тут его осенило: – Вспомнил!
– Ну и? – поторопил его Пашкин, все это время с интересом следивший за действиями коллеги.
Но тот отмахнулся от него и обратился к Алине:
– У вас есть компьютер?
– Конечно.
– Можно им воспользоваться?
– Валяйте. – И она показала, куда следует пройти.
Тот сразу включил компьютер, а когда экран ожил, сунул в разъем вынутую из кармана флэшку и защелкал мышкой, пояснив:
– У меня тут база по беглецам, утром скачал, чтобы на свой комп перекинуть. Сейчас я вам кое-что покажу. Секунду…
Алина и коллеги с любопытством следили за его действиями, но ничего не понимали, пока на мониторе не появилась фотография сурового бородатого мужчины, одетого в тюремную робу, подписанная: Абрамов Дмитрий Петрович.
– Он что, сидит? – спросила у толстого опера Алина.
– Сидел. А ныне в бегах. Я же сказал, это база по разыскиваемым преступникам.
– Когда был совершен побег? – задал вопрос Пашкин.
– Две недели назад.
– А осужден Абрамов за что?
– За убийство, – ответил толстый опер, выводя на экран дело Абрамова. – Троих человек порешил. Причем ходка у него была вторая. Первый раз Абрамов в молодости сидел. Тоже за убийство. Восемь лет ему дали. Вышел досрочно. Но через пять годков опять загремел. На сей раз ему впаяли четвертак. Отсидел только десять и вот сбежал…
– А домработница ваша, – обратился к Алине Пашкин, – когда, говорите, в отпуск ушла?
– Две недели назад.
– Он был запланированным или внеочередным?
– Вообще-то ей был положен отпуск – Светлана отработала у меня год, но отдыхать она собралась как-то неожиданно. В понедельник приехала чуть свет, я еще спала, и попросила дать ей с этого дня две недели отпуска. Я спросонья обычно злая, поэтому наорала на нее и заявила, что надо было заранее договариваться, чтоб я на время ее отсутствия замену нашла. Но она все же меня упросила…
– Значит, женщина очень настаивала на отпуске?
– Очень. Даже день согласна была потерять – в понедельник-то я ее по полной программе припахала.
– Ну что ж, кажется, все ясно, – проговорил Пашкин, и коллеги согласно закивали. Алине же ход их мыслей был неведом, поэтому она спросила:
– Что вам ясно?
– Узнав, что муженек дал деру из тюряги, она испугалась и решила спрятаться где-нибудь, пока его не поймают. Взяв отпуск, уехала из города. Но, вернувшись, выяснила, что супруг все еще на свободе…
– Очевидно, он хотел с ней встретиться, – подхватил его мысль Петр. – Чтоб супружница денег подкинула, одежонки какой… Женщина назначила ему встречу в вашей квартире. Абрамов где-то раздобыл рабочую робу (наверняка украл, и не сегодня, а гораздо раньше – это ж хорошая маскировка) и под видом сантехника прошел в дом. Что дальше произошло между супругами, остается только гадать, но скорее всего, они поругались, и Абрамов убил свою жену…
– Так что, гражданка Валентайн, – закончил Пашкин, – вы тут совсем ни при чем, и вас убивать никто не собирался.
– Поэтому можете спать спокойно, вам ничто не угрожает, – подпел ему Петр. Но Алина подумала: «Как же вы ошибаетесь, ребята! Убить хотели именно меня…».
3
Алина тихонько выбралась из кровати и, сунув ноги в тапки, вышла из спальни. Часы показывали начало второго ночи, но сна не было ни в одном глазу. Устав приманивать дрему пересчетом воображаемых овец, решила подогреть молока с медом. Обычно такое питье ей хорошо помогало.
Оказавшись в кухне, Алина включила плиту. Достав из холодильника пакет с молоком и банку меда, смешала ингредиенты в ковше и водрузила его на газ.
– Не спится? – услышала она за спиной и вздрогнула. Прекрасно понимая, что кроме Давида в ее квартире больше быть некому, она все же испугалась.
– А ты зачем встал? – спросила Алина, повернувшись к любовнику.
После того, как Пашкин и компания покинули ее квартиру, забрав с собой труп Светланы, она минут пятнадцать сидела без движения в кресле в холле и проворачивала в голове всевозможные мысли. Но так как уставший мозг отказывался функционировать, ничего толкового на ум не пришло, и Алина решила сменить дислокацию. А именно – переместиться на кухню, чтобы выпить наконец те самые пятьдесят граммов коньяка, о которых мечтала, придя домой. Встав с кресла, она сделала несколько шагов по коридору, но, когда взгляд уперся в меловой абрис на полу, остановилась. Покойников Алина никогда не боялась и в привидения не верила, но при мысли о том, что здесь еще недавно лежал мертвец, ей стало не по себе. Идти на кухню расхотелось. Пить коньяк тоже. Единственным желанием было прижаться к кому-то, живому и теплому, и уснуть.
«Жаль, что у меня нет собаки, – подумала она. – Или кошки… А хоть бы и хомяка! Я бы взяла его в руки и гладила по мягкой шерстке до тех пор, пока душа не наполнится покоем, а сон не окутает сознание…».
Мысли ее оборвал телефонный звонок. Алина подошла к столику и достала из сумки сотовый. Оказалось, Давид прислал ей несколько сообщений, но, не дождавшись на них ответа, решился позвонить.
– Алина, ты что молчишь? – взволнованно начал молодой человек, когда она ответила. – Я весь извелся…
– Прости, – только и смогла сказать Алина. У них был уговор: как только она добирается до дома, сразу сообщает об этом любовнику. Чтоб не волновался.
– Все в порядке, надеюсь?
– Со мной – да.
– Слава богу! Я уж не знал, что и думать, когда ты…
– Давид, ты знаешь, где я живу? – не дала ему договорить Алина.
– Конечно.
– Тогда приезжай.
– К тебе? – не поверил своим ушам Давид. – Домой?
– Да.
– Буду через двадцать минут, – бросил он в трубку и отсоединился.
И ведь прибыл! Ровно через двадцать минут! Тогда как Алина добиралась от него полчаса. Но она ездила на машине, а Давид на мотоцикле, и ему пробки были не страшны.
К тому моменту, как он приехал, Алина успела навести порядок в коридоре: подмести землю, собрать черепки и вымыть пол. Кроме того, она приняла душ и заварила себе чаю. Да только выпить его не успела – явился Давид с бутылкой французского шампанского, коробкой конфет и розами. Для него приглашение к ней в гости было праздником, который следовало отметить.
Но Алина не собиралась пить с Давидом шампанское, есть конфеты и вдыхать аромат цветов. Разговаривать с ним она тоже не хотела. Пришлось бы все ему объяснять, а у нее на это не было сил. Поэтому она молча обняла его и притянула к себе. Давид, как всегда, сразу уловив ее настроение, поднял Алину на руки и понес в спальню.
После секса, долгого и невероятно страстного, почти грубого, он быстро уснул. А Алина, хоть устала не меньше, не могла даже задремать. И вот теперь она грела себе молоко с медом, чтобы хоть под утро забыться сном. А чувствительный Давид, заметивший ее отсутствие рядом, стоял в дверях. Голый, прекрасный, как античная статуя.
– У тебя что-то стряслось? – спросил он, проходя к угловому дивану и усаживаясь на него.
– Накинь на себя что-нибудь, пожалуйста. Ты же знаешь, как я не люблю нудизма…
На самом деле она спокойно относилась к его привычке ходить обнаженным по дому. Мужчина, обладающий такой фигурой, имеет на это право. Но в момент раздражения ей хотелось к чему-нибудь придраться.
Давид сдернул с крючка полотенце и прикрыл им бедра.
– Так что случилось, Алина?
Она отмахнулась.
– Я не отстану, – предупредил Давид, – пока не скажешь, что стряслось. Я…
– Убили мою домработницу.
– Во время отпуска? Я помню, ты говорила, что дала ей…
– Ее убили здесь! – сорвалась на крик Алина. – В моей квартире! Представляешь, я пришла, а она лежит на полу в луже крови…
Давид вскочил с дивана, подлетел к ней и порывисто обнял. Он думал, что у Алины сейчас начнется истерика – впервые при нем любовница повысила голос. Но она тотчас взяла себя в руки.
– Отпусти меня, Давид, молоко убегает, – сказала ровным голосом.
Молодой человек послушно разжал руки и отступил.
– Будешь пить молоко? – спросила Алина.
– Нет. – Он снова опустился на диван и водрузил упавшее полотенце на место. – А вот чтобы ты мне все рассказала, хотел бы.
Алина, налив себе молока, уселась на высокий табурет и кратко обрисовала картину преступления. Выслушав ее, Давид уверенно заявил:
– Ты не согласна с ментами.
Алина в который раз подивилась его проницательности и утвердителью кивнула.
– То есть ты не веришь в то, что убийца беглый преступник?
Она повела подбородком из стороны в сторону.
– Но кому еще понадобилось убивать твою домработницу, если не ее мужу-преступнику?
– Ее – никому, а вот меня…
Зрачки Давида удивленно расширились.
– За мной последние дни кто-то следил, – призналась Алина. – Не знаю, кто – мужчина или женщина, не представляю, как этот человек выглядит.
– Так как же ты узнала, что следят именно за тобой?
– Почувствовала… Вот этим местом! – И хлопнула себя по шее. – Только не говори, что мне всего лишь показалось.
– Я и не собирался.
– Да? Странно… Вы же, мужчины, так рациональны, а женскую интуицию воспринимаете как бабскую блажь.
– С чего ты взяла?
– Мне не далее, как час назад, дали это понять. Когда я рассказала о своих наблюдениях и предчувствиях Пашкину, оперуполномоченный только криво усмехнулся. Потом принялся убеждать меня в том, что следили не за мной, а за Светой. Вернее, пасли ее у подъезда. И делал это, естественно, ее муж.
– Вполне вероятно…
– Тот человек излучал ненависть, понимаешь? И она была направлена именно на меня.
Давид хотел что-то возразить, но Алина не дала ему открыть рта:
– Ладно, закончим этот разговор, иначе поругаемся.
– Подожди, Алина, давай обсудим.
– Нет, я больше не хочу об этом говорить. Пошли в кровать, кажется, я захотела спать. – Она залпом выпила остывшее молоко. И, не дождавшись, когда Давид поднимется с дивана, вышла из кухни.
В спальне сразу скинула с себя халат и легла. Но обнаженной Алина почувствовала себя неуютно и решила надеть любимую майку-тельняшку. Она всегда спала в ней, лишь иногда, когда нездоровилось, меняя на пижаму. Шикарных же рубашек из шелка у Алины не было. И не только потому, что она жила одна. Алина знала, что некоторые женщины облачаются в них не для мужчин, а чтобы ощущать себя вечно прекрасными, но ей было плевать на то, как она выглядит ночью. В растянутой и чуть полинявшей тельняшке было так уютно, что остальное не имело значения. Даже то, что сегодня она спит не одна!
Майку Алина по утрам всегда засовывала под подушку. Привычка осталась у нее с детства и юности, а именно после спортивных лагерей, куда Алина отправлялась каждое лето. Там, если не положишь вещь на место, потом ее не найдешь, а она еще тогда любила спать в удобных вещах. Теперь можно было не опасаться за сохранность майки, но не зря говорят, что привычка – вторая натура, поэтому тельняшка всегда лежала под подушкой. Света, постирав ее и погладив, укладывала майку не в шкаф, а именно туда.
Алина приподняла подушку, чтобы вытащить футболку, но тут ее взгляд привлек блестящий кружочек размером с горошину. Только он был плоским и походил на маленькую голограмму. Алина наклонилась, чтобы рассмотреть его, и громко вскрикнула…
– Что случилось? – взволнованно спросил Давид, вошедший в спальню следом за любовницей и остановившийся у кресла, возле которого Алина бросила халат. Молодой человек не любил беспорядка и решил поднять его с пола, повесить на спинку.
Но Алина не ответила. Она протянула руку и указательным пальцем коснулась сверкающего кружка. Это была блестка, какие обычно клеят на одежду. На дешевую одежду, потому что на дорогую их нашивают. И с копеечной тряпки такие блестки почти сразу отваливаются. Сегодня Алина уже видела вещь, украшенную подобными «голограммами», – бюстгальтер алого цвета на Светлане. Когда женщина упала, халат из скользкого шелка распахнулся, оголив обтянутую синтетическим кружевом грудь.
– Она была тут, – прошептала Алина. – Представляешь? Она валялась на моей кровати… до того, как умерла…
Давид не сразу ее понял, но когда увидел, как Алина, вскочив, срывает с кровати постельное белье, до него дошел смысл фразы.
– Помоги мне! – прокричала Алина, у которой никак не получалось вытащить одеяло из пододеяльника. – Надо немедленно все поменять…
Давид отобрал у нее одеяло и быстро высвободил его из атласного чехла. Затем вытряхнул из наволочек подушки. Но Алина вдруг передумала застилать кровать чистым бельем:
– Брось, все брось! Надо все выкинуть… Одеяла и подушки тоже!
– А почему бы не кровать? – спокойно проговорил Давид, надеясь шуткой вернуть Алину в нормальное состояние.
– Да, ты прав. Ее я тоже выброшу.
– Не глупи, Алина. Подумаешь, на твоей постели полежала домработница… Она же не прокаженная была.
– Она не просто на ней полежала, она на ней трахалась!
– С чего ты взяла?
– Судмедэксперт, осмотрев труп, предположил, что у Светланы незадолго до смерти был секс.
– Он заметил следы полового сношения? Сперму?
– Нет, характерные синячки-засосы на груди и внутренней стороне бедер. Остальное покажет экспертиза. Но я теперь точно знаю: Света занималась сексом вот здесь! – Алина хлопнула ладонью по матрасу. – А потом тот, кому она отдалась на моих простынях, ее убил!
– Алина, послушай… – Давид сделал к ней шаг, но не подошел вплотную, а лишь успокаивающе коснулся ее плеча. – Все это, конечно, неприятно, но я бы не стал драматизировать. Мы поменяем белье и, если хочешь, одеяла с подушками, но этого достаточно…
– Я не буду спать на этой кровати!
– Хорошо, пойдем в другую комнату. Ляжем в гостиной на диване. Или в кабинете на тахте. – Давид сделал еще один шаг. Теперь их разделяли сантиметры. – Тебе нужно поспать, понимаешь? Иначе все закончится нервным срывом.
– В квартире есть комната для гостей, можно лечь там… – Алина криво улыбнулась. – Гостей не бывает, а комната есть.
– Как нет гостей? А я? – Разделительных сантиметров больше не существовало. Давид преодолел их одним движением торса. Прижавшись к Алине, он зарылся носом в ее волосы и прошептал: – И я с тобой…
«Как здорово, что ты здесь, – подумалось Алине. – Что бы я делала сейчас, если б не ты..? В одиночестве сходила бы с ума…»
Но свои мысли она не озвучила. Ставшую классической фразу Экзюпери: «Мы в ответе за тех, кого приручили» – Алина никогда не употребляла, считала ее затасканной, но про себя повторяла довольно часто. Всякий раз, когда ей хотелось ответить на нежность Давида, именно она ее останавливала. Заставляла оставаться холодноватой. Чтобы не приручать и не нести потом за это ответственности…
– Пойдем, я тебя уложу? – не повышая голоса, предложил Давид. – А потом уберу здесь все и приду к тебе…
Алина кивнула и собралась сделать шаг, но Давид поднял ее и понес в гостевую спальню на руках. Уложив любовницу в кровать и заботливо укрыв одеялом, присел рядом и спросил:
– Тебе что-нибудь нужно? Молока, воды, чаю?
Она покачала головой.
– Может, ту тельняшку, которую ты хотела достать?
– Выкини ее вместе с постельным бельем. А мне дай, пожалуйста, пижаму. Она в комоде.
Давид сходил в спальню и принес то, о чем Алина просила. Она быстро облачилась в пижаму и сожалением протянула:
– Я буду скучать по своей майке. Мы с ней были неразлучны целых два года.
– Это небольшая цена за спокойствие.
– О чем ты?
– Раз Светлана перед смертью занималась сексом в твоей кровати, значит, ее совершенно точно убил муж. Кого бы еще, кроме него, она впустила в квартиру хозяйки, для того чтобы предаться плотским утехам? Постоянный любовник у нее вряд ли имелся, а случайного она наверняка не привела бы…
«Логично, – мысленно согласилась с ним Алина. – Света была очень здравомыслящей женщиной и не пригласила бы в квартиру чужака. Тем более для секса, ведь рисковать работой ради сомнительного удовольствия глупо…»
– Возможно, ты прав, – вынуждена была признать она.
– Конечно, я прав, – улыбнулся Давид. – А теперь спи…
Алина закрыла глаза. И уже через несколько секунд провалилась в сон.
Глава втораяПрошлое
1
Алина выпрыгнула из постели ровно в восемь утра. Она проспала. Поэтому необходимо было собраться не как обычно за час, а минут за двадцать. Сделать это было крайне сложно, ибо на такую банальную процедуру, как умывание, у нее уходило не менее четверти часа. А еще надо было привести в порядок волосы, тронуть блеском губы, пробежать пуховкой по лицу, повертеться перед зеркалом, любуясь плодами своего труда. Да и кофейку выпить не помешало бы. Но на все эти приятные и необходимые манипуляции Алина решила наплевать, ведь если она опоздает, ее тренерша Маргарита Эрнестовна весь день будет зла, как фурия, и не даст спокойно потренироваться, изводя своими придирками.
Алина наспех умылась, расчесала волосы, но губы все же подкрасила. И не забыла провести кисточкой с румянами по щекам. Видела бы ее мама, наверняка заворчала бы, что столь юной девушке косметика только вредит. Но Алина была с ней не согласна. Конечно, в семнадцать лет пользоваться тональным кремом еще рано, и жирные подводки рисовать неуместно, но чуть оживить губы, подчеркнуть скулы просто необходимо. Тем более, когда этих самых скул как будто и нет. Вот щеки есть – пухлые, не вяжущиеся с остальными чертами лица: маленьким носом, изящным подбородком, тонкими бровями. Будто щеки были позаимствованы у другой женщины, деревенской молочницы или пастушки.
Девушка крутанулась перед зеркалом, окинула себя взглядом. Вот фигура у нее – что надо. Длинные ноги, тонкая талия, красивые руки, натренированные многолетними упражнениями с ракеткой. А как великолепно она смотрится в своем теннисном костюмчике, особенно когда белая плиссированная юбка взмывает вверх, обнажая стройные бедра… Все же хорошо, что она упросила маму записать ее в секцию большого тенниса, а не какого-нибудь дзюдо, иначе к своим семнадцати годам была бы похожа на кряжистый пень или тумбочку на кривых ножках. Конечно, теннис требует колоссальных затрат – одна хорошая ракетка стоит, как двухкамерный холодильник, – но зато перспективы открываются… Алина мечтательно закрыла глаза, представив, как через год будет участвовать в Уимблдоне, как все будут ею восхищаться, и как сразу после дебютного и, естественно, победного матча какой-нибудь лорд пригласит ее на свидание.
Алина заставила себя вернуться к действительности. Мечты о славе, конечно, приятны, но если она опоздает на тренировку, вредная Маргарита может отстранить ее от предстоящего в конце месяца первенства Москвы, а тогда и Уимблдона ей не видать, как своих ушей.
Девушка, на бегу натягивая пуховик, вылетела из подъезда и припустила к метро. Она просто обязана успеть к началу тренировки! Иначе лекция о том, что смазливая мордашка не гарант жизненного успеха, ей обеспечена. Вообще Алина считала, что Маргарита Эрнестовна слишком строга и порой даже несправедлива к ней. А все почему? Да потому, что тренерша старая и страшная, она, несмотря на то, что когда-то была известной теннисисткой, так и не смогла сделать хорошую партию, оставшись в свои сорок старой девой, Алина же молода, красива, и мужики сходят по ней с ума. Так что причина каждодневных придирок не в скромных способностях ученицы, а в банальной женской зависти.
Подошел поезд. Алина заскочила в него, кинула сумку на сиденье, сама же осталась стоять – еще выпачкает свои белые брючки в какой-нибудь гадости, отстирывай их потом. Вообще к вещам Алина относилась очень бережно, носила их аккуратно и подолгу. А что поделаешь, если сама ты только что окончила школу, мама работает медсестрой, получая гроши, а отца у тебя отродясь не было?
– Девушка, с вами можно познакомиться?
Избитый вопрос прозвучал над ухом Алины, когда она уже собралась выходить.
– Нет, – автоматически буркнула девушка и придвинулась к двери.
– А почему?
Алина вскинула глаза на приставучего идиота, на поверку оказавшегося довольно симпатичным пареньком ее возраста, и отчеканила:
– Потому что.
После чего вышла, даже не глянув больше на расстроенного поклонника. Алина уже привыкла резко «отшивать» таких вот малолетних почитателей своей красоты. Они ей были ни к чему. Мужчины, с которых нечего взять, ее не интересовали. Уже лет в пятнадцать Алина поняла, что представителей сильного пола красит не атлетическая фигура или точеный профиль, а счет в банке. Поэтому молодые стройные студенты, интересные и милые сердцу ее ровесниц, ей были глубоко безразличны. Что они могут предложить Алине, красавице, умнице, спортсменке? Свое сердце? Обожание? Неуемный темперамент? Нет уж, увольте. Гораздо приятнее, когда у твоих ног весь мир. Пусть и положил его к этим самым ногам толстый, пожилой язвенник…
Алина вышла из метро. В лицо сразу ударил порыв ледяного ветра. А она-то и не заметила поначалу, до чего на улице промозгло. Что и не удивительно – осень.
Девушка надвинула на голову капюшон и, перепрыгивая через лужи, быстрым шагом двинулась к знакомому зданию спортшколы, в которой занималась уже восемь лет. Пришла сюда Алина по своей воле, а не как большинство детей, записанных в секцию по прихоти родителей, мечтавших о головокружительной карьере своих чад. Помнится, мама ее долго отговаривала, заманивала в хореографию или на гимнастику, но Алина бредила теннисом. И видела себя только на корте. Причем сама не знала, почему именно на нем. Ведь тогда, восемь лет назад, теннис не был символом успеха, в него не играли ни президент, ни олигархи. Да и самих олигархов, как, впрочем, и президента, в России еще не было.
– Азарова! – окликнули ее из темноты.
Алина обернулась, приготовившись оправдываться. Она опоздала-таки на две минуты и предполагала, что Маргарита так просто этого не оставит.
– Азарова, ты случайно не знаешь, меня никто не искал? – спросила тренерша, приближаясь. Она почему-то редко называла Алину по имени.
Девушка облегченно выдохнула – видимо, взбучки она избежала, так что можно расслабиться.
– Нет, Маргарита Эрнестовна, а что?
– Да девочку сегодня должны привести, Снежану Ганину. Может, слышала о такой?
Алина отрицательно замотала головой и поинтересовалась:
– А кто это?
– Очень одаренная теннисистка. С перспективами. Взяла юниорский кубок мира в Нидерландах и все возможные в родной Белоруссии. Теперь к кубку Кремля готовится.
– А вы при чем? – не очень вежливо осведомилась Алина, обидевшись на комплимент в адрес другой спортсменки. Она была очень ревнива к успеху других, особенно если его признавала Маргарита, от которой ничего кроме «нормально сыграла» ей самой слышать не доводилось.
– У меня тренироваться будет.
– Так она же из Белоруссии.
– Сейчас девочка с родителями перебралась в Москву. Сменила гражданство. На предстоящем кубке будет представлять Россию.
– И сколько девочке?
– Как и тебе, семнадцать. – Маргарита хмуро взглянула на подопечную и добавила: – Но смотри, чего она уже добилась!
Алина вспыхнула и, не говоря ни слова, развернулась, чтобы уйти. Однако тренерша схватила ее за рукав:
– Если увидишь Ганину, проводи ко мне.
Алина буркнула «ладно» и убежала в раздевалку.
Настроение было испорчено. И даже восхищенные, с оттенком зависти, взгляды девчонок, бросаемые на ее налитую грудь во время переодевания, не смогли его улучшить. Алина злилась. От злости швыряла полотенце, носки, резинку для волос. И надо было этой Ганиной-Фиганиной припереться именно в ее школу, навязаться именно ее тренеру! Теперь все будут охать, ахать, умиляться при виде провинциалки-новенькой, особенно Маргарита, вечно недовольная результатами своей подопечной Азаровой. Вот, скажет, посмотри на Снежаночку, кубков у нее – на полке не помещаются, а у тебя только три. И упорная она, и быстрая, и серьезная…
Алина зло пнула дверцу своего ящика. И имя-то у этой Ганиной, будто по заказу: звучное, красивое. Не то что у нее. И выглядит она, наверное, при таком-то имени о-го-го. Скорее всего, блондинка с белоснежной кожей, не зря же ее родители Снежаной назвали. Алине от таких мыслей стало еще хуже. Она ведь привыкла быть королевой. Если не корта, то хотя бы красоты.
– Азарова, чего зависла? Ну-ка марш в зал! – услышала Алина грозный окрик тренерши и поспешила из раздевалки.
Но на протяжении всей тренировки образ белокурой соперницы не давал Алине сосредоточиться. Успокоилась она только тогда, когда в темном коридоре школы юный легкоатлет признался ей в любви.
