Ольга Златогорская
Каледоскоп
© Златогорская О. В., Петренко С. С., 2025
© ООО ТД «Никея», 2025
* * *
Глава 1. Улица воронежская, дом 27
Максим
Вообще-то, мы с сестрой ладим, но последние дни ее переклинило. Кажется, Алька завидует.
Потому что она идет в школу, а я – нет. Алька топает в коридоре, громко разговаривает с мамой и смеется как ненормальная. Хорошо еще, что мы живем в разных комнатах. Если бы она все это делала у меня над ухом, вообще не дала бы спать.
Дверь приоткрылась. Я закрыл глаза и засопел. Буду назло Альке делать вид, что у нее не вышло меня разбудить.
Алька с грохотом уронила стул.
– Ой, я нечаянно…
– Чего надо? – пробормотал я в подушку. Будто и правда только что проснулся.
– Тут где-то карандаши мои лежали…
– У себя ищи, – сонно ответил я.
– Может, в столе?
– Куда лезешь! – Я подскочил и замахнулся подушкой.
Алька сделала обиженное лицо:
– Нормально сказать нельзя?
– Я тебе нормально сказал! А ты по моим вещам полезла!
– У тебя там что, секретные документы ФСБ?
– Не твое дело!
– Хватит орать-то, – победно улыбнулась Алька. – Можешь спать дальше.
Вот так всегда. Разозлит меня – и словно в какую-то игру выиграла. Алька отлично знает, что никаких секретов в столе нет, просто не люблю, когда по моим вещам без спроса лазят. Так что этот раунд я проиграл.
Правда, что ли, подушкой в нее бросить? Алька, скорее всего, увернется, и подушка попадет в шкаф. А у него дверцы стеклянные.
Я скомкал подушку и плюхнулся на нее, накрывшись одеялом с головой. Алька снисходительно разрешила:
– Давай-давай, лежи. Недвижимость ты наша.
Я пробурчал из-под одеяла:
– Зато ты подвижная очень. Где надо и где не надо. В каждой бочке затычка!
– Чего это я затычка?
– У своей классной спроси, – ехидно ответил я. – Это она вчера маме по телефону сказала.
– А ты подслушивал, да? – вскинулась Алька.
– Больно надо. У мамы просто телефон громкий. Не то что у тебя. Особенно после того, как ты его уронила.
Алька, кажется, рассердилась всерьез. Она тяжело засопела и двинулась ко мне. Если честно, я не хотел злить сестру, просто хотел, чтобы она отстала. Но, похоже, вышло наоборот.
Мама крикнула из кухни:
– Александра! Сколько раз тебе говорила, не лезь к Максиму! И вообще, собирайся, опоздаешь в школу!
Хорошо, что хоть мама всегда на моей стороне. Иногда это бесит, но сейчас кстати.
Алька пнула стул и ушла, всей спиной демонстрируя презрение. Так только девчонки умеют. И дверь в комнату не закрыла. Коза!
Перепалка отбила сон, но вставать не хотелось. Пасмурным осенним утром хорошо полежать в кровати под теплым одеялом. И подумать о всяком таком… О чем некому рассказать.
Алька копошилась в коридоре, нарочно громко бурча. Мама раздраженно сказала:
– Сколько можно возиться!
Клацнул замок, и в квартире стало тихо. Слышно, как шумит в трубах вода, а за стеной разговаривают соседи. Но все эти звуки – словно в другой вселенной. А комнаты постепенно заполняет пустота. Казалось, ее можно потрогать – упругую, звенящую, холодную и тоскливую.
Раньше я не оставался в квартире один. Всегда поблизости крутилась Алька. А теперь третий месяц учусь дома и никак не привыкну.
Я сделал гнездо из одеяла, накрылся с головой. Сон не шел, но стоял где-то рядом, отодвигая реальность. Я знал, что еще не сплю, но уже видел цветные пятна, предметы, отрывки мультфильмов, пролетающие с двойной скоростью. А потом перед глазами появилась старая потрепанная книжка. Большая, с разлохмаченными краями, без обложки. Совсем малышовая – крупные буквы, картинки на полстраницы. Мелькнула и исчезла.
Она показалась знакомой. Но вспомнить не хватило времени: появилась другая – старинная, толстая, в кожаном переплете. Она медленно уплывала в чернильную темноту. Словно звала за собой. Я ринулся за ней. Успеть, пока она не исчезла! Тьма рывком придвинулась, обхватила со всех сторон. Но не задержала – я летел, чувствуя себя легким и невесомым. Кто-то моим голосом произнес: «Это сон». Я засмеялся. Какой же это сон? Коленки щекочет теплый ветер – так бывает летом, когда бежишь по разогретому солнцем городу. Я еще не забыл, как это бывает. Волосы отлетают со лба, и это здорово, потому что они порядочно отрасли и лезут в глаза. А в парикмахерскую сходить не с кем. Маме некогда, одного не пускают.
Книга падала – вниз, к серому Замку на холме. Его окружал мрачный лес. Замок щетинился флюгерами, сердито смотрел бойницами на башнях. Но в его мрачности не чувствовалось опасности. Он казался обиженным, одиноким, заброшенным. Но не злым.
Я спикировал к Замку. Пролез в узкое окошко и спрыгнул на пыльные каменные плиты.
Сюда почти не проникал свет. В коридоре висел сумрак, похожий на развеянную в воздухе серебряную пыль. Шаги гулко разносились по коридору. Пахло сыростью, плесенью, прогнившим деревом. Чувствовалось, что здесь никого нет, но страшно не было. Иногда попадались двери – старые, деревянные. Тяжелые и разбухшие, они не открывались. Потом коридор оказался перегорожен каким-то хламом. Я пошел назад, снова дергая двери. Одна из них шевельнулась. Я уперся ногой в стену и дернул изо всех сил.
Наверное, здесь была библиотека. В высокое окно, больше похожее на бойницу, залетал ветер. Он трепал обрывки полуистлевших тряпок – то ли бывших ковров, то ли покрывал, уже не разобрать. Многие стеллажи развалились от старости, некоторые еще сохранились, и на них стояли книги. Еще больше книг валялось на полу. Я поднял одну из них – старинную и тяжелую. Открыть не смог, страницы слиплись. Взял другую, дернул. Переплет лопнул, посыпались листы. Я наклонился подобрать их и увидел ту самую книгу. Она прилетела в библиотеку, словно торопилась домой, и теперь пряталась в углу под обломками досок. Я поднял ее, аккуратно взялся за обложку…
За спиной с грохотом захлопнулась дверь. Я вздрогнул и оглянулся. Пробормотал:
– Сквозняк.
Когда повернулся обратно, то чуть книгу не выронил.
Новые темно-коричневые стеллажи блестели полировкой. На них ровно и красиво стояли книги. В окно, украшенное витражом, светило солнце, разбрасывая по ковровым дорожкам разноцветные пятна. Большое и уютное кресло приглашало забраться в него с ногами. В коридоре послышались шаги, заговорили люди. Я представил, как сейчас появится хозяин Замка и спросит: «Мальчик, а ты кто такой? Как сюда попал?» Еще за вора примут! Нужно срочно убираться отсюда!
Шаги в коридоре стихли. Я осторожно приоткрыл дверь… и увидел тот же захламленный коридор. Опять пришло ощущение пустоты и безлюдности. Я обернулся, уверенный, что библиотека снова превратилась в развалины. Но библиотека осталась. Это вдруг показалось правильным. Перестав думать о странностях Замка, я сел в кресло и уткнулся в книгу.
Я долго просидел там. Буквы казались знакомыми, но прочесть их не получалось. Иногда они все-таки составляли слово, но как только я отводил взгляд, снова разбегались, превращаясь в непонятные значки. Я зажмурился, потер глаза. И услышал шаги на лестнице. Медленные, уверенные, тяжелые. Так ходит человек, которому некуда спешить. И хотя я ничего плохого не сделал, почему-то стало жутко. Сердце забилось, как будто в боксерскую грушу кто-то лупит без передышки: бух-бух-бух! Я дернулся – нужно убежать или спрятаться! И остался сидеть. Потому что бежать нельзя, это я понимал совершенно четко. Если убегу, не увижу чего-то важного. Может быть, самого важного в жизни.
Дверь медленно открылась. Я замер. В темном проеме стоял высокий мужчина. Я не успел его разглядеть. Зато увидел, что он держит взведенный арбалет.
Человек медленно поднял руку. Острая маленькая стрела смотрела мне в лицо. Я съежился, хотел закричать, но смог только прошептать:
– Пожалуйста, не надо…
Непонятно откуда выпрыгнул большой серый зверь. Собака или волк, не разобрать. Он бросился на человека с оружием. Арбалет тренькнул, и тут же у меня в груди разорвалась такая боль, что я закричал. Между ребрами торчало оперение стрелы. Я понял, что умираю. По краю сознания проскочила мысль: этого не может быть, это сон! Но тут же я с тоской понял, что таких отчетливых снов не бывает. Я заплакал, захлебываясь кровью и воздухом, который стал густым и забивал рот. А грудь раздирала мучительная, нестерпимая боль.
– Максим!
Сон исчез, оставив боль в груди и предчувствие беды. Я понял, что лежу дома в своей кровати. Сдержал всхлип и открыл глаза.
Алька держала меня за плечо. Наверное, тряхнула, чтобы разбудить. И лицо у нее испуганное. Такое же, как в тот день, когда я первый раз грохнулся в обморок.
– Ты кричал…
– Страшный сон приснился, – неохотно ответил я.
– Расскажи.
– Да ну…
Она не ушла, присела на край кровати.
Я потер ребра – боль уходила.
Стряхнув слезы, я повернулся и через Алькино плечо глянул на часы. Просто по привычке. Часы показывали без пятнадцати десять. Я машинально спросил:
– Ты почему не в школе?
– Кеды забыла. Домой зашла, а из твоей комнаты такие звуки…
– Маме не говори.
Алька кивнула… и опять не ушла. Молча и непонятно смотрела – вроде с сочувствием, но и с интересом тоже.
Я сделал строгое лицо. Все-таки я на год старше, должен следить за сестрой.
– Опоздаешь на урок.
– Ну и ладно. Может, вообще не пойду.
– Влетит.
– Не-а. Михалыч в жизни не поверит, что я просто так физру прогуляла.
Это точно. На физкультуре Алька первая. Такое на турнике выделывает – пацаны завидуют. Юрий Михайлович – наш физрук – ее разве что на руках не носит. А на меня смотрит с презрением. Как будто я виноват, что освобожден от физкультуры!
Я потянулся и зевнул.
– Ну, поставь чайник, раз в школу не идешь.
– Иду. Только к третьему уроку.
– Значит, полчаса у тебя есть. Можешь даже сделать мне бутерброд.
Я думал, Алька вскочит и фыркнет: «Обойдешься!» Или просто уйдет в свою комнату. Но в любом случае перестанет меня жалеть и смотреть, как на покойника.
Она неожиданно согласилась:
– Ладно, сделаю. А ты сон расскажешь.
Я кивнул. Дело не в том, что приятно сестру эксплуатировать. Просто самому очень хотелось рассказать то, что приснилось. Удивительно, что сестра так заинтересовалась моими снами. Никогда мы не обсуждали с ней эту тему.
Алька ушла на кухню, а я осторожно вылез из-под одеяла и потянулся за одеждой. Ребра уже не болели, но делать резкие движения все еще было страшно. И не отступало ожидание неприятностей. Теперь, когда Алька ушла, оно стало сильнее.
Умывшись, я вышел на кухню и сел за стол. Алька уже заварила чай и намазала бутерброды. С маслом и медом, как я люблю.
– Рассказывай, – потребовала она.
Взяв бутерброд, я вздохнул и начал:
– Я летел в темноте…
Весь сон уложился в несколько фраз. Я не знал, как описать восторг полета, радость от встречи с книгой, уют библиотеки. Какими словами передать ощущение, что все это – настоящее, такое, каким должно быть. И как рассказать о том ужасе, который принес странный человек в пустом коридоре. Поэтому про все это я просто не стал говорить. Кратко пересказал события и закончил:
– Потом пришел какой-то мужик с арбалетом и выстрелил в меня. Попал в грудь, очень больно было. Я, когда проснулся, еще долго это чувствовал…
– А сейчас? – задумчиво поинтересовалась Алька.
– Сейчас прошло. Но на душе как-то… неспокойно.
– Почему? Думаешь, сон вещий?
Я покосился на сестру, но она смотрела без насмешки, серьезно и задумчиво. Совсем другой человек, не та вредина, что утром.
И я ответил так же серьезно:
– Вряд ли вещий, откуда у нас взяться замку и арбалету? Если бы приснилось, что машина сбила или маньяк напал. Да и, знаешь, у меня чувство такое от этого сна. Помнишь, тебя с математики выгнали?
Алька поморщилась:
– При чем тут это?
В прошлом году ее первый раз в жизни отправили за родителями. Это, наверное, учительский рефлекс: чуть что не так – «иди и без родителей не возвращайся!». Как будто родители сидят дома и ждут, когда их в школу пригласят. Может, у кого-то и сидят, а у нас мама работает. В общем, Алька пришла домой, бледная и молчаливая. Я стал расспрашивать. Она сначала ничего говорить не хотела, а потом все-таки рассказала. Оказалось, какой-то придурок к ней привязался, а она его стукнула. Прямо на уроке. И получилось, что, как он к ней лез, никто не заметил, а вот как она его книжкой по башке шарахнула, все видели. И слышали. Потому как пацан этот заревел, как первоклассник. Математичка разбираться не стала, у нее разговор короткий…
– Помнишь, как ты сидела и ждала маму? У тебя ведь не предчувствие было. Ты точно знала, что влетит. Не знала только как. Вот и здесь так же. Почему-то я на сто процентов уверен, что все так и будет. Понимаешь?
– Вроде понимаю, – неуверенно отозвалась Алька. – Предчувствие – это если ни с того ни с сего. Идешь по улице и вдруг думаешь: лучше через дворы не ходить, по проспекту пройти, хоть так и дольше. А потом узнаешь, что там снег с крыши сбрасывали и никого не предупредили. А у тебя наоборот. Как будто предупредили, но непонятно о чем. Так?
– Ага. А у тебя такое было? Ну, про крышу?
– Нет, это рассказывал… один человек, – смутилась Алька.
Я посмотрел на сестру внимательнее. «Один человек»? Ну-ну.
После завтрака сон отступил по-настоящему. Я понял, что за окном – холодный осенний день. Ветер рвет тучи в клочья, таскает их по небу, и солнца не видно. Черные деревья размахивают голыми ветками. Но эта мрачность – наша, земная. Обыкновенная. В ней нет места непонятным ужасам.
Алька заторопилась:
– Все, пора мне. Посуду помоешь?
– Ага.
Что там мыть? Две кружки, две ложки и нож, которым масло мазали.
Алька вдруг предложила:
– А хочешь, оставь, я приду из школы, помою.
– Да ладно, – растерялся я от такого великодушия. – Вымою сам. А то мама на обед придет, увидит немытую посуду, и нам влетит.
– Точно, – спохватилась Алька. – Еще расспрашивать будет, почему кружек две. Придется или объяснять, или врать… Так что помой, не тяни. Я побежала, а то правда опоздаю.
Она стремительно оделась и убежала. Хлопнула дверь.
Странная все-таки у меня сестра. То ехидничает, так и прибил бы вредину. А то все понимает, и нет человека роднее. Раньше она спокойная была, а теперь как будто взрывается в ней что-то. И доводит меня нарочно. Говорят, переходный возраст начался. У девчонок он в характер идет. У некоторых парней тоже. А мне вот не повезло.
Я вспомнил, как молодой, но очень серьезный доктор говорил маме:
– Да не волнуйтесь вы так. Возрастное у парня, пройдет. Руки-ноги расти начали, а сосуды не успели адаптироваться. Поэтому мозгу не всегда кислорода хватает. Пропишем витамины, будет лечебной физкультурой заниматься. И к лету все пройдет. А пока дома поучится, ничего страшного. И гулять его одного не пускайте, мало ли что. Сестра? Прекрасно. Вот пусть с сестрой и гуляет.
Прогулки с Алькой получились не очень. Она побегать любит, подурачиться. По деревьям скачет, как белка. Скучно ей со мной. И поговорить толком не о чем. Конечно, когда я что-нибудь рассказываю, Алька не перебивает. Но нельзя же все время вещать, как радио. Хочется в ответ что-то интересное услышать. Только вот Алька не читает книжек. Она телевизор смотрит и по телефону болтает с подружками.
Только однажды Алька задумчиво сказала:
– Прикинь, как было бы здорово в школу на пони ездить.
Я не понял:
– Как в парке, когда по выходным катают?
– Да нет, – поморщилась Алька. – На своих пони, собственных. И не по асфальту, а по траве. Или на речку поехать…
– Было бы неплохо, – согласился я. – Только у нас нет поблизости речки. А до карьеров по шоссе пилить – никакие пони не выдержат.
– Это точно, – с отсутствующим видом подтвердила Алька. – Но там нет шоссе.
Меня как ознобом продрало.
– Где… там?
Алька встряхнулась:
– Неважно, забудь.
– Ты мультик какой-то посмотрела? – сообразил я.
Алька поморщилась:
– Говорю же, неважно. Пошли в парк.
В парк меня пускают только с сестрой, мы ходим туда раз в неделю. Алька всю прогулку о чем-то думала, я тоже молчал. Так я и не понял, что это было. В следующую субботу все стало как обычно: Алька поддразнивала меня, убегала на спортплощадку и выпендривалась там на турнике и брусьях. Я как старичок ходил кругами, поглядывая на нее. Но все равно это лучше, чем маяться бездельем во дворе. Или на лавочке сидеть. Иногда я могу еще в магазин сходить, что в соседнем доме. Больше мама ничего не разрешает.
Я закончил уборку на кухне, ушел в комнату. Заправил постель, достал учебники и тетради. И в который раз позавидовал ребятам, которые в школу ходят. Их не каждый день спрашивают и даже домашку не у всех проверяют. А когда один на один с учителем, приходится учить все уроки. И списать не у кого. Ладно хоть двоек не ставят.
Да и учителя хороши, насели на больного человека. Вот «англичанка», например. Заметила, что я легко справляюсь с программой, и принесла книгу со сказками, диалогами и анекдотами. Конечно, такая книга намного интереснее учебника. Но и работать с ней приходилось ужас сколько. Я вздохнул и открыл книгу.
Сказка называлась «Звездный мальчик». Вот повезло! Сказка знакомая. На том месте, где дровосек приносит ребенка домой, я отодвинул книгу. Появилось странное ощущение, как будто я забыл что-то важное, но сейчас вспомню. И после этого произойдет что-то особенное. В таких случаях не надо ловить ускользающую мысль. Наоборот, нужно отвлечься и подумать о чем-то другом.
Потянувшись, я лениво прикинул, чем заняться после перевода. Русский сделать или географию почитать? Или просто завалиться на диван с книжкой… С книжкой! Книга из сна! Да не та, огромная и старая, а тонкая, для малышей, с которой начался сон! Теперь я узнал ее. Это детское издание сказки «Звездный мальчик». У нас такая есть.
Я метнулся в мамину комнату, открыл книжный шкаф. На нижней полке лежали старые детские книги, которые мама собиралась переплести. Там нашелся «Звездный мальчик». Я сел на пол и перевернул тонкую обложку.
Вот она, большая, в полстраницы, картинка. Два лесоруба пробираются через заснеженный лес к завернутому в плащ младенцу. А над ними, прочертив косую линию, летит к земле звезда.
А потом мальчик вырастет и станет красивым, но жестоким и холодным. И, только потеряв красоту, поймет, что не в ней счастье. А в конце сказки станет королем. Потому что с самого начала был особенным. Рожденным под падающей звездой.
Почему эта книга приснилась мне? Почему именно сегодня попалась эта сказка в учебнике?
Трудно поверить, что это просто совпадение. Особенно тому, кто сам родился под падающей звездой.
Замок зовет
Мама пришла поздно.
– А где Алька?
– Без понятия. Умчалась куда-то.
Мама прошлась по квартире, как тайфун. Стремительно переоделась, разобрала сумку с продуктами, изучила содержимое холодильника. И при этом успевала задавать вопросы.
Чтобы не бегать по квартире, я прислонился к стене в коридоре и ждал, когда мама где-нибудь остановится.
– Учителя были? – донеслось из спальни.
– Были, конечно.
– Как успехи? – это уже из кухни.
– Как обычно. Англичанка похвалила.
– Гулял?
– Посидел во дворе полчасика.
– Ужинал? – это из ванной.
– Да, мы с Алькой поели.
На кухне зашумел чайник. Мама вышла из ванной и наконец-то сбавила скорость. Подошла, коснулась ладонью макушки.
– Как самочувствие?
– Нормально, – привычно ответил я. – Не бегал, не прыгал. Уроки учил и читал.
– Гимнастикой занимался?
Я не стал врать. Мама все равно знает, как я не люблю эти дурацкие упражнения. Да потом еще контрастный душ надо принимать. А это противно. Только согреешься – и холодную включай. Пусть моржи в ледяной воде плавают.
Мама взлохматила мне волосы:
– Не сопи. Поленился – так и скажи.
– Я потом…
Тут закипел чайник, и мама побежала на кухню. Я пошел следом. Осторожно попросил:
– Мам, расскажи про падающую звезду.
И приготовился делать вид, что просто так спросил. Мама ведь когда нормально на вопросы отвечает, а когда начинает допытываться: «А тебе зачем?»
Но сейчас мама, кажется, пришла в нормальном настроении. Она вывалила в мойку картошку и весело ответила:
– Наизусть учишь? Я уже сто раз рассказывала.
Я взял нож.
– Давай почищу. Ты звезду в машине увидела, да?
– Нет, уже когда вышла из «скорой». Смотрю – катится вниз огонек. Красиво так. Небо темно-синее, поздний вечер. А звездочка белая. И подумала: «Пусть мальчик родится». И родился ты.
– А если бы не загадывала? Кто бы родился?
– Не знаю. Все говорили, что девочка должна быть. И УЗИ показывало. А я мальчика хотела. Даже имя придумала заранее.
Я немного помолчал. Каждый раз эту историю слушаю и думаю: как мне повезло, что девчонкой не родился. Но сейчас я хотел спросить о другом.
– Мам, а я вот в книжке читал… Дети, которые рождаются под падающей звездой, получаются особенные. Это правда?
Мама не ответила. Я оглянулся через плечо и испугался. Лицо у мамы затвердело, взгляд стал растерянным. Я даже нож выронил. И принялся искать его в очистках, радуясь, что есть повод отвернуться. А мама тихо сказала:
– Ты и так у меня особенный. Лучше бы ты обычным был. Как все.
И вышла из кухни.
Я бросил нож. Текла вода, и я не боялся, что мама услышит, как я хлюпаю носом. И не скажет, что в тринадцать лет стыдно реветь из-за всякой ерунды. Она сама, наверное, пытается успокоиться в своей комнате.
Дурак я, дурак. Испортил хороший вечер. Зачем полез с этим разговором?
Хлопнула дверь, из коридора донесся веселый Алькин голос:
– Мам, ты дома?
Я торопливо вытер лицо и схватил луковицу, разрезал пополам. Глаза защипало.
Вошла Алька.
– Лук злой, да?
– Ага.
– Давай порежу. Я умею.
Алька намочила нож в холодной воде и быстро раскромсала луковицу. Толкнула меня в бок:
– Подвинься, помогу.
Мы вместе почистили картошку. Пришла мама. Я бросил на нее быстрый взгляд. Нет, не похоже, что она плакала. Но и веселой ее тоже не назовешь.
– Вы у меня помощники, – ласково сказала мама.
– Ага, – довольно откликнулась Алька. – Еще что делать?
– Все, дальше я сама.
Алька собрала очистки, я помыл раковину. Мама спросила:
– Алька, как в школе дела?
– Нормально.
Мама кивнула и отвернулась к столу. Занялась котлетами.
Мы с Алькой ушли в мою комнату. Сестра прикрыла дверь и тихо спросила:
– Что это с мамой сегодня?
– Не знаю, – соврал я.
– Точно? – недоверчиво прищурилась Алька. – Ты ей ничего не говорил… такого?
– Какого?
– Про отца, например.
– Нет. Честное слово, – с чистой совестью поклялся я. – Я же знаю, как она на это реагирует.
Мы с Алькой одновременно посмотрели на картинку над столом. Большой пушистый кот зевал, показывая розовую пасть. Раньше там висела папина фотография. Но мама очень расстраивалась каждый раз, когда на нее смотрела. Пришлось убрать.
Алька хлопнула себя по лбу:
– Ах ты, забыла. Завтра перевод сдавать. Теперь полночи сидеть, а у меня еще реферат.
– Меньше надо было по улицам бегать, – подцепил я. – И с бойфрендом тусоваться.
Алька сощурилась и напружинилась. Вылитая кошка. Сейчас когти выпустит. Я поднял руки и дурашливо сказал:
– Сдаюсь. Не бей.
Алька разозлилась еще больше:
– Ты… Да ты…
Что за день сегодня такой? Как с утра завелся, так и ляпаю не то. То маме, то сестре. Бить меня Алька ни при каком раскладе не будет. И я ее. Раньше мы дрались, а потом как-то само прошло.
Я быстро сказал:
– Ладно, я фигню спорол. Тащи свой перевод.
Алька недовольно покосилась, но за учебником сходила. Упражнение оказалось небольшим. Альке над ним, правда, больше часа сидеть. Я взял черновик и сел за стол. Сестра ушла к себе.
С английским я справился быстро. Алька сидела за уроками в своей комнате, мама читала в спальне.
Вот опять я один. Не с кем поговорить. А Замок из сна, словно дождавшись темноты, вынырнул из глубины памяти. Хотелось снова оказаться в нем. Не в том, заброшенном и полуразрушенном, а в настоящем, живом. Познакомиться с людьми, которые там обитают. И с самим Замком.
Я отнес Альке перевод. Она буркнула: «Пасибки», но не оглянулась. Увлеченно набирала реферат на стареньком компьютере. Его еще папа покупал. Давно.
Папа уехал на заработки три года назад. И пропал. Прислал одно коротенькое письмо, что обратно не вернется. И все. Мама тогда прямо на глазах постарела. Наверное, она разыскивала папу и, кажется, нашла. Потому что однажды она уехала на два дня. А когда вернулась, больше про отца никогда с нами не говорила. Мы все поняли, не маленькие. Что тут скажешь, если папа нас бросил.
Я вернулся в свою комнату, выключил свет и прижался лбом к окну. Холодное стекло сразу запотело. Я протер его и стал смотреть на улицу. За деревьями мигал огнями круглосуточный магазин. Хмурое небо стало совсем черным, и в темноте не видно луж и грязи. Вечер – он всегда немного сказочный. И если бы там, за деревьями, вдруг появился мой Замок, я бы не удивился.
Замок не появлялся, стоять надоело. Я включил бра и лег на кровать. Взял с тумбочки книжку, но читать не хотелось. Закрыв глаза, я стал представлять себе Замок во всех подробностях. И как только увидел библиотеку, снова пришло ожидание беды. В нем не было страха, только понимание, что никуда не денешься, не отвертишься. И знать бы еще – от чего.
А Замок вырастал, словно в кино, стремительно приближаясь. Через пару минут уже можно было разглядеть выступающие камни стен и даже трещины на старых деревянных воротах. Ворота бесшумно распахнулись, и я влетел внутрь, по-прежнему понимая, что лежу дома на кровати. Перед закрытыми глазами проносился Замок. Как в компьютерной игре. Я боялся дышать. Вдруг неловко двинусь, и все кончится. Снова вернется надоевшая комната…
Замок не уходил. Бесшумно открывались двери, и я летел, не чувствуя тела. Так бывает во сне – только легкость и восторг от полета. Замок обрадованно открывал свои секреты. Теперь он не выглядел заброшенным. Наоборот, везде горели свечи, а в большом зале кто-то разжег камин. Один раз мелькнул высокий темный силуэт. Наверное, это какой-то житель Замка.
Интересно, а что наверху?
Я взлетел вдоль винтовой лестницы на верхнюю площадку высокой башни. Осмотрелся.
Прямо передо мной простирался лес. Густой, темно-зеленый. Я видел его прошлый раз, когда прилетел вслед за книгой. Только тогда не разглядывал окрестности, и показалось, что лес окружает холм с Замком сплошным кольцом. А сейчас зеленое море расступалось, и в просвете видна маленькая деревушка. Недалеко от нее вьется синей лентой небольшая речушка. На речке одинокая постройка – наверное, мельница.
Я оглядел лес. Никогда не думал, что на расстоянии в несколько километров можно видеть так отчетливо. Вот на полянке сидят волк и медведь. Беседуют. Сказка какая-то. Сейчас колобок выкатится…
Из-за деревьев вышел маленький старичок, похожий на шишковатый пень с бородой. Он забавно ковылял. Леший. Говорят, у них обе ноги левые.
Я потянулся туда – узнать, о чем они говорят! И услышал мамин голос:
– Что это ты спать одетый завалился?
Я вздрогнул и открыл глаза.
Комната. Диван. Книжка рядом. Горит над головой неяркая лампочка.
И конечно же никакого Замка, леса и сказочного мира.
Мама негромко добавила:
– Поздно уже, ложись.
Переход от странного сна к реальности выбил из колеи. Я плохо соображал, что нужно делать и говорить. Поэтому спросил первое, что пришло в голову:
– Алька легла уже?
Мама удивленно переспросила:
– Алька? Откуда я знаю?
Я сел.
– А что, свет у нее не горит?
– Где?
– В комнате!
Мама мгновенно оказалась рядом, заглянула в глаза.
– В какой комнате, Максимушка?
– В ее комнате! – крикнул я и вскочил. Выбежал в коридор и уткнулся в стену.
Привычной двери не было. Мамина спальня осталась, кухня – тоже. А вот Алькина комната исчезла!
Я развернулся. Мама смотрела на меня встревоженными глазами.
Горло перехватило. Я откашлялся и тихо спросил:
– Мам, у меня вообще есть сестра?
– Есть, сынок. Двоюродная, она у нас часто бывает. Даже ночует иногда… Тебе приснилось что-то?
– Приснилось, – ничего не понимая, повторил я. – Приснилось, это точно.
Мама неуверенно улыбнулась:
– Теперь вспомнил?
– Теперь – да, – подтвердил я, чувствуя, как слабеют ноги.
Это сон. Плохой сон. Сейчас я проснусь, и все станет как прежде. Алька выйдет из комнаты и спросит: «Что разорались посреди ночи, спать не даете?» И я отвечу: «А ты как утром делаешь?» Она кинет в меня тапком и промажет, потому что кидает на самом деле не в меня. И мама с притворной строгостью заругается, а потом мы пойдем пить чай… Я качнулся и увидел чайник на кухне. Электрочайник, которого у нас отродясь не водилось.
– Мам, ты что, новый чайник купила? – спросил я, почти не слыша своего голоса.
– Да Бог с тобой, Максимушка. Он у нас давно.
Я, словно преодолевая встречный ветер, вошел в кухню. Снял с чайника крышку. В самом деле, не новый. Вон накипи сколько.
– Максим? – осторожно окликнула мама. – С тобой все нормально?
– Да, – выдавил я. – Да, мам, не волнуйся.
И отвернулся к окну. Прижался лбом к холодному стеклу, как несколько часов назад.
И охнул.
– Что, Максим? – подлетела мама. – Что болит?
Я не смог ответить. Двора не было. Нашего двора, похожего на парк. Вместо него – пустая площадка с чахлыми качелями и новеньким асфальтом. За ней стоял огромный, не посчитать во сколько этажей, дом. На первом этаже светилась вывеска: «Парикмахерская».
Что это? Что все это значит?
В ушах нарастал звон, в глазах темнело. Голова стала такой тяжелой, что ее невозможно удержать.
Я с облегчением провалился в обморок.
И, падая в тяжелую темноту, увидел, будто в кино, как исчез наш дом. На его месте блестела мокрым асфальтом широкая автотрасса.
Меня крутило во тьме, словно в водовороте из черничного киселя. Казалось, неведомая сила не знает, куда меня выбросить. Ведь дома больше нет! Так и буду я вечно болтаться неизвестно где… Я заскулил. Хотел закричать, но не смог открыть рот. И вдруг, как спасение, пришла мысль: Замок! Туда!
Невидимая волна выплеснула меня на холодные камни высокой башни.
