Новая книга Оливии Лэнг представляет собой авторский сборник коротких текстов, написанных в 2011–2019 годах. Эти колонки для газет и журналов, рецензии на книги и выставки, статьи о писателях и художниках, ностальгические воспоминания и признания в любви складываются в проникновенную хронику встреч жизни и искусства на фоне тревожных событий минувшего десятилетия.
Хочется верить, что, если мой год начался с этой книги, в дальнейшем он останется столь же прекрасным.Эта пухлая книга в мягкой обложке, с которой будто бы сочится свет – сборник эссе Оливии Лэнг, написанных за последнее десятилетие. Она рассказывает о удивительных художниках и художницах, писателях и писательницах, о любви, о страхе, о принятии. Вместе с Лэнг можно прорефлексировать наши жизни через искусство, даже если до этого искусство было для тебя слишком далеким.В книге нет иллюстраций, поэтому мне пришлось отчаянно гуглить: странные, но громкие работы Баския, гипнотические точки и полосы Агнес Мартин, наполненные солнцем бассейны Дэвида Хокни, удивительные ящики Джозефа Корнелла… Оливия Лэнг приоткрыла завесу жизни каждого из людей, о которых писала, дала им голос, позволила своим чувствам повлиять на мое восприятие, и вот я уже плачу над книгой из-за ранней смерти Баскии или слепоты Сарджи Манна.Однако книга не только про искусство – это только призма, которую мастерски направляли на общество творцы, а Лэнг положила еще одну уверенную ладошку на проектор. Жизнь бурлит, но в ней очень много несправедливого: расизм, сексизм, гомофобия, ксенофобия… перечислять можно долго и грустно. Быть активистом не так уж и легко, Лэнг расскажет и свою историю борьбы, но не обязательно быть этим активистом. Быть может, достаточно любить себя, и найти в душе те ниточки страха, что отвечают за ненависть к другим? Мы все люди, все на одном маленьком зеленом шарике, у каждого свой опыт и свой путь.В книге множество разных эссе, и поговорить удастся о разном: от женского алкоголизма и уличных протестов, до запятых и ответственности художника перед обществом.Тревожность сейчас витает в воздухе. И Лэнг предлагает свою руку: страшно не тебе одной, я тоже ничего не понимаю, но мы справимся.Если честно, новости сводили меня с ума. Всё происходило с такой скоростью, что не хватало времени осмыслить происходящее. Каждая кризисная ситуация, каждая катастрофа, каждая угроза ядерной войны тут же сменялась следующей. Невозможно было пройти все последовательные стадии эмоций, не говоря уже о том, чтобы обдумать ответные реакции или альтернативы. Казалось, что всех затянуло в воронку пугающей паранойи.
ТЫ СМОТРИШЬ НА СОЛНЦЕ. ПОТОМ ТЫ ВЕРНЕШЬСЯ ДОМОЙ И НЕ СМОЖЕШЬ РАБОТАТЬ, ТЫ ПРОПИТАН ВСЕМ ЭТИМ СВЕТОМ. Нам часто говорят, что искусство не способно ничего изменить. Я не согласна. Оно формирует наши этические ландшафты; оно открывает нам внутренние жизни других людей. Оно служит полигоном возможного. Оно создает простые неравенства и предлагает иные образы жизни. Разве вы не хотели бы пропитаться всем этим светом? И что случится, если вы им пропитаетесь?Хотя Оливия пишет о других людях, художниках и писателях, её собственные очерки справляются с этой миссией искусства ничуть не хуже. Почувствовать себя живой, почувствовать себя нормальной, почувствовать себя разбуженной, почувствовать себя —вот что помогают мне сделать её книги. Вырвать разум из оков ограниченного видения мира и жизненных правил, выбрать новые ориентиры, когда во главе подлинность, точная фиксация реальности, какой бы болезненной она ни была, и доброта, ведь наши тела такие хрупкие, а время так быстротечно.Меня завораживало то, как тонко она объясняет искусство, часто непонятое и непринятое публикой (абстрактное и концептуальное). Открытием для меня стали Агнес Мартин, Роберт Раушенберг, Джорджия О’Кифф, Хилари Мантел, Сара Лукас, Али Смит и Крис Краус – я планирую узнать о них больше. Так же, как и продолжить знакомиться с книгами Оливии: с ней мне даже неважно, о чём она будет писать, мне достаточного того, как она это делает. Манифест каких именно ценностей пишет снова и снова, в каждом новом очерке.Если молчание равносильно смерти, тогда искусство равносильно речи, а речь – жизни.