Близ Тигра – великой реки – как-то раз Был слышен отшельнику черепа глас: «Я прежде великой державой владел, Короною царской со славой владел; Я с помощью неба победной войной Сумел завладеть всей Иракской страной; Я многих желал бы еще областей, Да стал я добычей могильных червей». Беспечности вату из уха долой, И помни реченное мертвой главой!
О добрых и злых делах и их последствиях
Благое творящим бояться ли зла? Тот блага не жди, чьи зловредны дела. Злонравец ведь злобой всегда окружен, Себя убивает он, как скорпион, И, ежели сердце твое не лежит К добру, то не сердце в тебе, а гранит! О нет, мой читатель; я плохо сказал: Ведь пользу приносят гранит и металл, Меж тем человек нелюбимый и злой Еще бесполезней, чем камень простой; Не всякий из нас благородней, чем зверь, Злодей хуже всякого зверя, поверь. Ведь лишь добронравные лучше зверей, Как зверь, на людей нападает злодей, И тот, кто возлюбит лишь стол да кровать, Не четвероногим ли будет подстать? Коль всадник собьется с прямого пути, Скорей пешеходу удастся прийти; Добро – это верное, други, зерно, Й сеющий благо наполнит гумно. Друзья! Я во веки веков не видал, Чтоб сеющий злое добро пожинал.
Насильник, упавший в колодезь
Был некогда злобный насильник сатрап, От страха пред ним даже лев бы ослаб. Однажды насильник в колодезь упал, В опасности страшной себя увидал, В мученьях вся ночь для него протекла. Метнул в него камнем прохожий со зла И молвил: «Помог ли кому ты хоть раз, Чего же о помощи молишь ты нас? Всю жизнь что ты сеял? Одно только зло. Взгляни же теперь, о тиран, что взросло. Бальзама на раны твои не прольют: Стонал от тебя слишком много весь люд. Ты ямы для всех постоянно копал, И вот наконец сам ты в яму попал». Но ямы копает не только злодей, А также и добрый, порой, для людей. Но добрый затем, чтоб людей напоить, Злодей же затем, чтобы ближних губить. Награды себе пусть не ищет злодей, – Не даст тамариск виноградных кистей. По осени ежели сеешь ячмень, Пшеницы не снимешь ты в жатвенный день. Заккум – древо ада – взрастив, никогда С него для еды не сорвешь ты плода. Пословица правду гласит, а не ложь: Лишь то, что посеешь, на жатве сберешь!
Притча
Раз сыну советовал некий отец (Запомни: в советнике виден мудрец): «Бессильных, о сын, не тесни, ибо срам Ты можешь принять от сильнейшего сам». Ах, волк неразумный не в силах понять, Что может пантера его растерзать.
Притча
Безжалостно в детстве я тех обижал, Кто был предо мною бессилен и мал, Но дал тумака мне однажды силач, И стал мне понятен обиженных плач. Беспечно не спи, государь, ибо сон Спокойный народным вождям запрещен. Страдающих подданных ты успокой И сам трепещи, государь, пред судьбой. Совет мой подобен лекарству, о друг, – Пусть горек, но он исцеляет недуг.
Рассказ
Недуг одного из царей истомил: Он, как веретенце, стал тонок и хил. Сей хворью, подкожным червем, истощен, Ничтожным и бедным завидовал он (Хоть в шахматах царь иль король всех важней, В опасности он даже пешки слабей). И вот пред царем царедворец один Предстал: «Многи лета тебе, властелин! Живет в этом граде один богомол, Своим благочестьем он всех превзошел. За помощью идут к нему на поклон, И всем помогает советами он. Повсюду известен он жизнью святой, Он богу угоден и ясен душой. Его призови, пусть молитву прочтет, И милость господня к тебе снизойдет». Услышавши это, властитель гонца Послал, чтоб привел он к нему мудреца. Явился подвижник. Почтенную плоть Едва прикрывала худая милоть. «Молитву прочти, чтоб меня исцелить, Я стал, как иголка, а червь, точно нить, Опутал меня», – так взмолился больной. На это разгневанно старец святой Изрек: «К справедливому милостив бог, Будь милостив сам, и не станет тревог. Моя бесполезна мольба, если тьмы Обиженных страждут в застенках тюрьмы. К народу ты был беспощаден и строг, И хочешь теперь, чтоб помиловал бог. Сначала бы нужно грехи замолить, А там и меня о молитвах просить. Молитвы мои не помогут, о нет! Ведь тысячи жалоб за ними вослед!» Услышав от старца такие слова, Пришел в раздраженье властитель сперва, Но тотчас смирил взбушевавшийся нрав: «К чему раздраженье? Ведь старец-то прав». Подумавши это, он отдал приказ Всех узников выпустить в этот же час. Тому повеленью подвижник был рад И к богу взмолился, простершись двукрат. «О боже, создавший небесную высь, С врагом воевал ты, теперь примирись!» Как только молитву святой прочитал, Царь голову поднял и на ноги встал, Ликуя, что больше не мучает червь, Как птица, тенет разорвавшая вервь. И старцу велел, не жалея добра, Насыпать и жемчуга, и серебра. Но истина божья превыше сует – И шаху преподал подвижник совет: «С веленьями господа больше не спорь, Не то одолеет по-прежнему хворь. Споткнувшись однажды, внимательно впредь Смотри, как бы снова тебе не слететь». Запомни, читатель, что молвлю сейчас: Упавший встает, но не всякий ведь раз. О друг, этот мир преходящ. Человек Найти постоянства не может вовек. Ведь троном чудесным владел Соломон, На крыльях ветров возносился сей трон, Но все же исчез он навеки во мгле. Блажен, кто был честен и мудр на земле. Тот в жизненном поле мяч счастья увел, Кто к людям был ласков, забыв произвол. Лишь то нам полезно, лишь в том благодать, Что можем с собой в путь последний забрать.
Рассказ
Один из египетских славных владык Пред воинством смерти покорно поник. Стал желтым когда-то румяный овал, Закатному солнцу подобен он стал. На смерть обрекли молодого царя, В науке отчаявшись, все лекаря. Все царства проходят! Не знает конца Лишь только предвечное царство творца. Пред смертию голосом слышным едва Шептал сей властитель такие слова: «С неслыханной славой я правил страной. Что пользы? Кончина моя предо мной! Все дальше страны относил я межу, И вот, как чужой, от всего ухожу». Лишь добрый и щедрый угоден судьбе: Добро он сбирает на благо себе. Лишь вечных старайся сподобиться благ, Ведь в землю, как нищий, отыдешь ты наг. На смертном одре человек, погляди, То руки протянет, то жмет их к груди, Пред ужасом смерти язык его нем, Движеньями этими кажет он всем: «Ты щедрости руку вперед простирай, Насилья и жадности длань сокращай». К добру устремляйся, пока ты здоров, Ведь связана саваном лань мертвецов. Сиять будет солнце и впредь, но, увы, Уже не поднимешь из гроба главы!
Крепость Кизил-Арсалан
Кизил-Арсалан укрепленье имел, Его защищавшее крепко предел. Извилистый путь, достигавший тех мест, Подобен кудрям перевитым невест. Средь зелени гор укреплений кольцо, Как будто на блюде зеленом яйцо. Из дальней дороги один пешеход Пришел к Арсалану в сей крепкий оплот. Тот муж досточтимый был мудр и учен, По свету скитался достаточно он, Был опытен, сведущ во всяких делах, Блистал красотою и смыслом в речах. Сказал ему царь: «Ты скитался везде, Но видел ли крепость подобную где?» Мудрец усмехнулся: «Красив этот град, Но может ли быть неприступным? Навряд! О царь, до тебя им другие цари Владели. Но где же они? Посмотри. И после тебя этот гордый оплот К другому властителю, знай, перейдет. Не надо итти за примерами встарь, Лишь вспомни, что сталось с отцом, государь. В такой закоулок он загнан судьбой, Где он не имеет полушки одной. Ни в чем не нуждается он и ни в ком, Лишь в милости, посланной вышним творцом». Сменяются люди один за другим, Сей мир мудрецом ни во что не ценим.
Рассказ
Когда упокоился Алп-Арсалан, И сын унаследовал царственный сан, И мертвого шаха снесли в мавзолей, – Не вечны, не вечны в юдоли мы сей! – Увидел мудрец юродивый один, Как гордо гарцует властителя сын, И молвил: «Поистине, чуден сей свет! Отец ускакал, сын же скачет вослед». Таков ведь закон этой жизни земной, Неверной, мгновенной и бренной и злой: Лишь только для старца приходит конец, На смену из люльки выходит юнец. Я мир приравняю к бродячим певцам, Что вечно блуждают по новым местам. Таким чужаком обольщаться не след, Неверной прельщаться не надо, о нет! Твори же добро! Ведь на будущий год К другому владенье твое перейдет.
Рассказ
Мудрец, за Кавада молясь, у творца Просил, чтобы не было царству конца. Вельможа, подслушав, придрался к словам: «Мудрец ты, а молвишь пустое, о срам! Начав с баснословных Джемшидовых дней, Кого же ты знаешь из прежних царей, Чье б царство до сих продолжалося пор? Не стыдно ль тебе говорить этот вздор. Нет вечности здесь. А коль знаешь, к чему ж Пустые слова произносишь, о муж?» Мудрец отвечал: «О, конечно, ты прав, Ученый в суждениях должен быть здрав, Просил я не вечности, но чтобы бог Царю в начинаниях добрых помог. Коль жизнь в благочестье он будет вести, Коль будет итти по прямому пути, Простясь с этим царством, он в царстве творца Обрящет блаженную жизнь без конца. Такую-то вечность в молитве своей Считал я возможной, о друг, для царей». Владыке благому пред смертию страх Неведом: у господа он – падишах. Кто войском владеет и многой казной, И властью над миром, и славой земной, Коль верой и правдою царствовал он, Бессмертьем и славою будет почтен, Но если насилье творит – помяни: Борьбой омрачает он краткие дни! Смотри: фараоны, наделав обид, Чего удостоились? Лишь пирамид!
Халиф Аль-Мамун и невольница
Когда Аль-Мамун на халифский престол Вступил, он рабыню себе приобрел. Лицом – точно солнце, а телом она – Как розовый куст. Весела и умна. Окрашены красным ее ноготки – Не кровью ль погибших от страстной тоски? На солнечном лике, как радуга, бровь Отшельникам даже внушала любовь. Но радости мало Мамун с ней вкусил: От ласк отбивалась из всех она сил. Охваченный гневом, халиф разрубить Решил ее жизни прелестную нить. Сказала рабыня: «Отдай палачу, Но ласк я твоих, о халиф, не хочу!» Спросил Аль-Мамун: «Отвечай, почему Влеченью противишься ты моему?» Сказала рабыня: «Причина проста – Зловонны твои, о властитель, уста. Стрела или сабля мгновенно разят, Меж тем как зловоние – медленный яд». Со скорбию, гнева смиряя прилив, Прослушал признанье рабыни халиф. Всю ночь размышлял, не смыкая очей, А утром совета спросил у врачей. С учеными много имел он бесед, От них получил он целебный совет И принял лекарство. Как розовый куст, Вдруг стало душистым дыхание уст. И обнял рабыню счастливый халиф: «Тот истинный друг мой, кто смел и правдив!» Твой истинный друг, кто укажет в пути Препятствия все и поможет пройти. Тому, кто блуждает, «ты прямо идешь» Сказавши, ты молвишь преступную ложь. Коль наши пороки скрывают от нас, Мы можем за доблести счесть их подчас. Коль горечь больному пропишут врачи, О сладости меда пред ним умолчи. Сказал раз аптекарь: «Захочешь быть здрав – Не бойся настойки ты горькой из трав». Целебное зелье – советы Са’ди, Кто хочет лекарства, к нему приходи, Просеяв чрез несколько мудрости сит, Поэзии медом затем подсластит.
Рассказ
Когда-то я слышал вот этот рассказ: Разгневался царь на философа раз. Должно быть, он правду сказал, не стерпев, И вызвал владыки надменного гнев. И вот повелел он, изгнав из дворца, В узилище ввергнуть сего мудреца. Приятель несчастному молвил тайком: «Не нужно б тебе заикаться о том». – «Исполнил я бога верховный приказ, Тюрьмы не боюсь: просижу я в ней час». Хоть тайно они разговор сей вели, Но все же шпионы царю донесли. Тиран усмехнулся: «Он спятил с ума, Бессрочная дерзкому будет тюрьма!» Об этом сказал заключенному паж, Ответил: «Пойдешь и царю передашь, Что грозный меня не пугает указ. Вся жизнь человека не краткий ли час? И царская милость ничуть не сладка, И казнь не пугает меня, старика. Ты грозный владыка с войсками, с казной, А я угнетен нищетой и семьей, Но быстро сотрется различья черта, Лишь только под смертные внидем врата. От жизни ничтожных услад уклонись, Тиранство покинь и суда берегись. Сбирали богатства и прежде тебя, Насильем и алчностью страны губя. Живи, чтоб тебя поминали добром, Не так, чтоб тебя проклинали потом. Ах, если неправо ты правишь страной, Проклятье потомства навеки с тобой. И как бы высоко властитель ни сел, Смиренный обрящет в могиле удел». Услышав такие слова, в тот же миг Властитель велел ему вырвать язык. Вновь подал мыслитель бестрепетно глас: «И этот меня не пугает указ. Что ж, буду немым. Приговор свой верши, Ведь внемлет господь и глаголам души. Ни бедность, ни пытка меня не страшат, Коль вечных сподоблюсь по смерти услад». Ах, если умрешь ты угодным судьбе, Стенания плакальщиц – праздник тебе!
Борец и череп
Какой-то кулачный боец обнищал, Ни завтрака он, ни обеда не знал; Себя не сумев прокормить кулаком, Он стал выколачивать деньги горбом; Весь день, посылая проклятья судьбе, Он землю и глину таскал на себе; Порой разгорался в нем ярости пыл, Порою сидел он тосклив и уныл, Порою, при виде житейских услад, Вода для него превращалася в яд, Порой же рыдал: «Не житье, а беда! Такого никто не знавал никогда! Другим и барашек, и дичь, и пирог, А мне не по средствам хотя бы чеснок. Где ж правда? Ведь рвется проклятие с губ – Я наг, а у кошки хороший тулуп. Ах, если б во время работы моей Да сжалился бог над недолею сей, И в руки, которые тяжко болят, Какой ни на есть, да попался бы клад, Тогда бы потешил я сердце мое, Забыл бы постылое это житье». Однажды он землю прилежно копал И череп истлевший в земле отыскал, В земле пролежал он немало годов, Распался почти и лишился зубов. Вдруг подали голос пустые уста: «Эй, парень, не так уж плоха нищета! Ты видишь, во что превратился мой рот. Пивал он и горечь, пивал он и мед. Судьба коловратна. Умрешь ты, о друг, Но все не устанет вращаться сей круг». Совет сей усвоил несчастный борец, Печалям своим положил он конец. «Безумец, не сетуй, – сказал он себе, – Себя не губи; будь покорен судьбе». Пускай одному никогда не везло, Другой же до неба возвысил чело, По смерти забудут и тот, и другой Свое положение в жизни земной, Забудутся горе и радость, и лишь Останется то, что благого творишь. Не нужны ни троны, ни блеск диадем, Добро лишь укажет дорогу в Эдем». Блаженства от власти не жди, государь, Пройдет эта власть, как и многие встарь. Сей мир скоротечен, но вечен твой дух. К народному гласу склоняя свой слух, В своих государственных, трудных делах, Об истинной вере ревнуй, падишах. Будь щедр и разбрасывай злато, гляди – Нет злата, так перлы рассеял Са’ди!
Об отражении врагов средствами искусной политики
Уверенность брось, что не будет обид От двух зложелателей, слабых на вид, Тайком сговорятся, и слабая длань Окрепнет и станет способной на брань. Сумей одного лишь уловкой отвлечь, С другим же легко совладает твой меч. Когда в наступленье твой враг перейдет, Пускай все уловки и хитрости в ход. С врагами врагов заключай ты союз – Врагу из подобных не вырваться уз. Раздор заприметив во вражьих войсках, Вложи ятаган свой в ножны, падишах. Когда меж волками грызня и вражда, Спокойно пасутся овечьи стада, Когда меж твоими врагами раздор, Сзывай на пирушку веселую двор. О царь, на врага ты решился пойти, Но все же изыскивай к миру пути. Владыки, войной покорявшие мир, В конечном расчете боролись за мир. Доверье солдата старайся снискать, Чтоб шла за тобою с готовностью рать. Коль вражеский вождь попадется в полон, Ты тотчас его не казни, разъярен. Ведь может быть так, что один из вождей Захвачен врагом из дружины твоей, И если покончишь с плененным врагом, С твоим не увидишься больше вождем. Не знавший судьбины жестоких оков… Бывает к плененным жесток и суров. Тому, кто изведал плененья печаль, Несчастных плененных становится жаль. Коль вождь полоненный обласкан тобой, Возможно, что сдастся тебе и другой. Не лучше ль десяток предавшихся вновь, Чем в сотне набегов пролитая кровь? О царь, если друг твой в родстве со врагом, Смотри, как бы козней не строил тайком. Быть может, о кровном он вспомнит родстве, И месть зародится в его голове. А лести словесной не верь, ибо льет Преступник отраву нередко и в мед. Лишь тот застрахован от вражеских ков, Кто даже в приятелях видит врагов. Лишь тот охраняет надежно карман, Кто видит везде воровство иль обман. В дружину того не бери ты, чей нрав Заносчив, мятежен, изменчив, лукав. Коль он бунтовал против прежних господ, Узнаешь и ты с ним немало хлопот. Пусть будет мятежник доверья лишен, Пусть верный за ним наблюдает шпион. Коль с норовом конь – удлини повода, Но если отпустишь – пропал навсегда. Коль ты захватил неприятельский край, На волю всех узников там выпускай – Колодник за тьму причиненных обид Жестоко врагу твоему отомстит. Пусть будет закон, что тобою введен, Для подданных лучше, чем прежний закон. Тогда, если прежний владыка войной Нагрянет, народ сей пойдет за тобой. Но если любви ты его не снискал, Напрасны запор на воротах и вал. Ты думаешь, враг за вратами – смотри: Сообщники вражьи гуляют внутри! Военные меры старательно взвесь, Но тайной окутывай замысел весь. От всех эти планы заботливо скрой: Шпион меж друзей восседает порой. В восточном походе, коль делал привал, На запад шатры Искендер обращал. Бехмен-воевода, идя на Забул, Противника ложной молвой обманул. Итак, коль не скрыл ты военных задач, Ошибку свою, о властитель, оплачь! Будь милостив, ласков – насилья к чему? – И мир покорится жезлу твоему. Ведь если добро плодотворно, тогда В насильях, в гордыне какая нужда? Ах, если не хочешь сердечной тоски, Несчастных сердца из оков извлеки! Не ратью могучей силен ты, о шах, Но если тебя поминают в мольбах. Моления богоугодных людей, Чем самое грозное войско, сильней. Когда за тебя помолился дервиш, Ступай: Феридуна в бою победишь!
* * *
О друг, оболочку вещей позабудь, Ищи ты в вещах и явленьях лишь суть. Кто знания, щедрости, веры лишен, Одна оболочка без сущности он. Ты душу живую при жизни спасай, Родные о мертвых не думают, знай. Кто души людские покоит, ведь Фот В покое и мире навеки заснет. Трать злато, пока ты хозяин над ним, Быть может, достанется завтра другим. Тоска-лиходейка не грызла чтоб грудь, К страдальцам всегда сострадателен будь. Растрачивай все, что в твоем сундуке, Коль ключ ты имеешь сегодня в руке. Готовь, не надеясь на жен иль детей, Ты сам для последней дороги своей Благие деянья – припас путевой – И в Царствии Божьем обрящешь покой. Поменьше на помощь других уповай, На бога надейся, да сам не плошай. Страдальца одеждой прикрой, если наг, И грех твой создатель прикроет: он – благ. Скитальца от двери своей не гони, Быть может, наступят тяжелые дни, И будешь скитаться ты сам у дверей, Прося подаянья у добрых людей. О люди, врачуйте больные сердца В предвиденьи тяжкого жизни конца! Пусть грудь нищей братьи свободней вздохнет, Ведь можем и мы испытать этот гнет. Пусть нету нужды в попрошайстве тебе, Внимателен будь к попрошаек судьбе!
