Новая жизнь – Орхан Памук

Добро пожаловать в мир грез Орхана Памука. Рассказом о Стамбуле эту книгу не назовешь, но без города её тоже не было бы. Он здесь – необходимый фон, связывающий довольно разрозненные главы. Семейные истории здесь чередуются с описаниями города, которые, в свою очередь разбавлены культурологическими очерками, где автор разбирает воспоминания известных западных путешественников, в разное время посетивших Стамбул, а также рассказывает о турецких писателях и журналистах, писавших о городе. По сути, Орхан Памук показывает определенный срез стамбульского общества времен своего детства. Прочитав эту книгу, можно узнать что-то о жизни большой обеспеченной семьи. Не факт, что подлинное, ведь сам автор признается, что некоторые его истории отрицаются и мамой, и братом писателя, как бы он с ними не спорил. Все это, как нельзя лучше подчеркивает зыбкость воспоминаний, зыбкость истории, зыбкость наших оценок. Особое место в книге занимает печаль. Это слово вошло в мое сознание еще до того, как первый появилось на страницах книги – Памук умеет создавать настроение. Потом оно повторяется многократно, автор посвящает целую главу исследованию, что значит «печаль» для турков и в чем разница между турецким «хюзюн» и западным словом «меланхолия». Для Орхана Памука печаль – это состояние души жителей Стамбула, владеющая ими помимо их воли.

«Нет, эта убивающая волю печаль просто живет здесь, на стамбульских улицах, и избежать ее невозможно». Так ли это? Печаль живет по преимуществу в умах людей, ее порождающих. Не знаю, существует ли где-нибудь такой Стамбул, черно-белый, печальный, с покосившимися старыми домикам и пронзительными криками чаек. Стамбул, в котором туман смешивается с дымом и чувством поражения и утраты. Стамбул старых кладбищ, нищих и бродячих собак. Это все слишком печально, чтобы быть правдой. Мы постоянно проецируем наши чувства на все окружающее и окрашиваем места в цвета наших эмоций. Орхан Памук слишком любил черно-белые фильмы, старые гравюры и фотографии, слишком был привержен собственной тоске. Впрочем, мне ли, никогда не бывшей в Стамбуле, судить об это?… Но слишком уж монолитен этот образ, чтобы быть подлинным.Дальше…

Не могла бы существовать эта книга и без Босфора. Юному Памуку нравится рисовать пароходы, идущие по Босфору; считать их, тая страх; смаковать случающиеся время от времени катастрофы. Босфор его детства полон ужасающих советских военных кораблей и горящих танкеров. Но горят не только танкеры, а также и многочисленные заброшенные виллы на берегах пролива. Такое ощущение, что Босфор постоянно озаряется огнями пожарищ. Или это опять воображение? Когда нет пожаров, можно развлечься другого рода катастрофами – рассказами об утонувших в Босфоре машинах. И снова череда, если можно так выразиться, «душераздирающих» описаний. Мне кажется, что Памук смакует описания несчастий и преувеличивает их масштаб. Невольно я начинаю размышлять о личности автора. До этого я читала одну его книгу, и она оставила довольно странное ощущение. Ощущение какой-то сюрреальной безысходности. Это книга «Новая жизнь» , которая, несмотря на оптимистическое название, пронизана ощущением катастрофы. Герой книги постоянно перемещается на автобусах, а они неизменно попадают в аварии – искореженный металл, мертвые тела. Помню и тогда я размышляла на тему вероятности того, что аварии случаются с такой частотой. Но это было художественное произведение, и автор вполне мог позволить себе некоторые преувеличения. Читая эту книгу воспоминаний, я снова попала в ту же атмосферу, но уже в якобы реальном Стамбуле. Мне кажется, что Орхану Памуку нравится выращивать монстров в своем сознании. Это очень удачно, что он направил свое воображение в литературу и плодит виртуальные серии смертей, а не реальные. А еще при чтении у меня возникли ассоциации с другим известным автором, японцем Мисимой. Детские воспоминания Памука чем-то навеяли «Исповедь маски» – та же привязанность автора к матери, то же возбуждение при мысли об истерзанном теле…Но вернемся к Стамбулу. Подобно Орхану Памуку я перескакиваю с одного на другое. Хочется отметить еще одну особенность книги – это постоянное рефлексирование о проблеме востока и запада. Автор то и дело сверяет свой образ Стамбула с впечатлениями западных знаменитых путешественников, он посвящает целые главы Жерару Нервалю и Теофилю Готье, пребыванию художника и архитектора Меллинга в Стамбуле, гравюры которого стали для Памука источником вдохновения. В определенной мере, такой подход оправдан, автор сам поясняет, что обращаться к западным описаниям приходится, так как его соотечественники не оставили ничего, они просто жили и не очень-то смотрели по сторонам. Стамбул Памука смотрит на себя чужими глазами, и он больше погружен в прошлое, чем в настоящее. Он навсегда остался черно-белым. Подводя итог, могу сказать, что книга меня заинтересовала, хотя я и отнеслась к ней с некоторым недоверием. Я так и не могу разобраться в своем отношении к этому автору. Он чем-то привлекателен, но в то же время отталкивает своей специфической с упоением взращиваемой печалью. Тот, кто хочет красивых описаний, архитектурных особенностей города, его истории, будет разочарован. Это, скорее, рассказ о становлении личности автора, о том, как он подошел к тому, чтобы стать писателем (на этом книга и завершается). Понравится «Стамбул. Город воспоминаний» и тому, кому свойственно меланхоличное и трагическое отношение к жизни. Прекрасный повод разбередить раны под протяжные гудки проходящих по Босфору судов.

Если вы из тех, кто терзался в догадках, какую книгу лорд Генри мог подарить Дориану Грею, отдав рассудок прекрасного юноши во власть пленительных и отравляющих видений; если, открыв «Хазарский словарь» Павича, вы клялись в верности принцессе Атех и принимались создавать книгу тела Адама Рухани; если вслед за Малларме вы повторяли, что «мир завершится Книгой», вы сумеете войти в «Новую жизнь» Орхана Памука и отправиться в путешествие по ту сторону памяти. Студент Осман, главный герой романа, оказался в плену некой книги. Книги, которая заставила его охладеть к той внешней суете, что еще недавно составляла суть его беззаботной жизни. Осман разрывает всякую связь с привычным и размеренным существованием. Зов книги был настолько сильным, что голоса прошлого, настоящего и будущего слились в один беспомощный всхлип, чтоб затеряться в пространстве памяти и исчезнуть. Мне не хотелось признаваться в том, что старый, знакомый мир вокруг меня изменился, но теперь мне было ясно: и улицы уже не те, и комната моя изменилась, и мама, и друзья мои стали другими. Казалось, во всем теперь ощущалась какая-то враждебность, некая угроза, но я вряд ли смог бы сказать, откуда она исходит…

Все казалось ненастоящим, все таило в себе обман и опасность. Травматический опыт, через который внезапно проходит Осман, заставляет его перерезать ту бытийную пуповину, что сдерживала движения его мысли. Книга звала в путешествие. Книга не называла себя, и мы до самого конца будем задаваться вопросами, чем она была, что передавала, как очаровывала отчаянных пилигримов, которые бросили все, повинуясь ее настойчивому зову. Впервые Осман увидел эту книгу в руках красивой девушки, повстречавшейся ему в студенческой столовой. Буквально в тот же день книга попалась ему на глаза, когда он проходил мимо книжного лотка. Посчитав, что это совпадение несет в себе какую-то тайну, Осман купил книгу и оказался в числе тех, кто воспринял прочитанное как руководство к действию. Религиозный трактат? Политическая пропаганда? Нет, нет и еще раз нет. Тонкие намеки говорят нам, что книга рассказывала о смерти. О смерти того, кто ее читал. Еще она рассказывала о встрече с Ангелом и загадочной стране, куда хотелось попасть. Фигура Ангела чрезвычайно важна: это и Ангел Книги Бытия, и Ангел Корана, и Ангел Танаха, и Ангел «Дуинских элегий» Рильке, и Ангел человечества (Гавриил), о котором та, кто пишет эти строки, читала у Анри Корбена, и, возможно, Пурпурный Архангел Сухраварди. И в то же время ни один из этих Ангелов. Ангел неведомый, Ангел приближающейся смерти. Ангел никогда не отвечающий. Во время своего долгого путешествия Осман будет постоянно обращать свои помыслы к Ангелу и искать встречи с ним. Но прежде он узнает любовь, ведь та, в чьих руках оказалась Книга, заполнит его сердце собой. Она будет носить одно из имен Аллаха. Джанан. Она познакомит Османа со своим молодым человеком Мехмедом, который так же оставил старую жизнь после того, как прочел Книгу. Мехмед поведает о своих путешествиях, о безуспешных поисках нового мира, об охотниках, что выслеживают и убивают всякого, кто открыл Книгу. Ее автор тоже был убит. Но Османа уже было не остановить.Я смотрел на вещи, привязывавшие меня к этому миру, так, будто они принадлежали кому-то другому. Я понял, что мне нужно бежать отсюда.

В новую жизнь отправлялись на автобусе. Пересаживаясь из одного в другой, пилигримы двигались в сердце ночи, подстерегая Ангела в местах катастроф. Там, куда являлась смерть, мог оказаться и Ангел. Орхан Памук не говорит о «смерти» – всякая гибель, всякое расставание души с телом мыслится им как «новая жизнь». Смерть – не более чем переход в иное состояние. Осман выбирал самые ненадежные автобусы и самые опасные маршруты. Он был свидетелем страшных аварий, видел раздробленные тела и проломленные головы, забрызганные кровью вещи, раздавленные фрукты, оторванные конечности пассажиров. Среди битого стекла, крови и трупов я ищу рубеж, откуда будет видна новая жизнь.

Кого все-таки преследовал Осман: собственную смерть (переход), Ангела или возлюбленную Джанан, которая тоже отправилась в путешествие? Когда он настигнет ее, они продолжат путь вместе. Джанан идет по следам Ангела, посещая места катастроф. Она ищет его средь мертвых и наполовину живых, она видит оставленные им знаки в кровавых письменах и стонах. Девушка расскажет Осману о том, что некогда Мехмед оставил свое старое имя, разорвал отношения со своей семьей, инсценировал свою гибель в автокатастрофе, чтобы никто его больше не искал, и отправился в путешествие. Его отец, доктор Нарин, соберет стаю мстителей и пустит их по следу читателей Книги. Мстители станут сеять смерть, поверив в «Великий Заговор, пришедший с Запада». На их руках будет кровь не только наивных и преждевременно сорванных цветов юности, но и кровь автора Книги. Осман с удивлением обнаружит, что им был его дядя Рыфкы Хат, работавший на железной дороге. Все, что постепенно откроется ему во время путешествия, застанет его врасплох. Его жизнь соткана Книгой. А может быть, сама Книга соткана из его еще непрожитой жизни. Он чувствовал ее кровью так, как чувствуют смерть. – Кто такой Ангел? – спросила она меня.

– Такое впечатление, – сказал я, – что это что-то из книги. Не только мы знаем о нем. Ангела многие ищут.

– Кому он является?

– Тому, кто верит в книгу. Тому, кто внимательно ее читает.

– А потом?

– А потом ты читаешь до тех пор, пока не становишься им.

Джанан отправилась в путешествие, чтобы найти Мехмеда, Осман оставил прежнюю жизнь, чтобы найти Джанан. И вместе они спасались от времени, стараясь настигнуть мгновение, где оно останавливается. «А это мгновение было неповторимым моментом полноты бытия. Когда мы приближались к этому мгновению, мы чувствовали исходное время и видели в мертвых и умиравших это невероятное чудо», – говорил Осман. «Исход из времени», достижение начала времени, о котором писал Мирча Элиаде. Инициатическое путешествие, должное завершиться смертью. Нет, новой жизнью.Мехмед, отбросивший старое имя Нахит, будет непрерывно загадывать себя. Он в очередной раз «сменит кожу» и, избавившись от Мехмеда, возьмет себе новое имя – Осман (и этот выбор поразителен!), переедет в город Виран-Баг и займется переписыванием Книги. Вверяясь вдохновению, он, словно впадая в одержимость, будет часами переписывать строки Книги, изменившей его жизнь. Позади он оставит и жизнь Нахита, и жизнь Мехмеда (а вместе с ней и любовь Джанан). Он не откажется только от Книги, не смотря на то, что будет делать вид, что более не ищет описанный в ней мир и Ангела, к встрече с которым еще недавно стремился. Когда его найдет тот, чьим именем он назван, меж ними состоится разговор убийцы и жертвы. Пока Джанан, оставленная в номере отеля, будет метаться в постели терзаемая простудой, ее ревнивый спутник спустит курок смертоносного вальтера.Он достиг покоя в конце пути, а я метался среди черно-белых теней, стрелявших друг в друга. Он знал обо всем, он перешел по ту сторону, он познал мудрость новой жизни, но скрыл ее от меня; а у меня не было ничего, кроме смутной надежды обладать Джанан.

Но Джанан он больше никогда не увидит. Постель в отеле окажется пустой. Лишь через какое-то время Осман узнает, что та, кого он любил, вышла замуж и уехала в Германию (он тоже обзаведется семьей, но едва ли этот предсказуемый жест позволит ему ощутить полноту бытия, которую он познал благодаря Джанан). Ему останется только вернуться в дом, где была написана Книга. В дом его дяди. Он будет разгадывать тайну за тайной, погружаясь в миры 33 книг, найденных в библиотеке дяди. Из глубин таинственной Книги поднимутся ее предтечи: «Новая жизнь» Данте, трактаты Ибн Араби, элегии Рильке… Как раз в последних ему встретится Ангел, и Осман примется за письма, которые немецкий поэт адресовал великолепной Лу Саломе и своему польскому переводчику.

Но в те дни я, читая уже несколько месяцев, считал, что маленькая книга дяди Рыфкы возникла не только из этих тридцати трех книг, она родилась вообще из всех книг.

Осман снова сядет в автобус и отправится в путешествие. На этот раз Ангел явится ему. Да, явится. Ведь он всегда приходит за мгновение до смерти.

"Ах, если любит кто кого, зачем ума искать и ездить так далёко?"

Очень странная книга.

Во-первых, мне было её невероятно трудно читать, бесконечные предложения первой половины длились дольше, и были так трудно построены, что пока я доходила до точки, я забывала, что было в начале. Не знаю, может это вина переводчика, может разницы культур, но воспринимать текст было очень сложно. Может, из-за медленного развития сюжета, может книга не попала в нужное настроение. Из-за этого книга часто становилась потоком слов о давно известных истинах, которые давно знаешь, но вынужден слушать снова и снова, чтобы не обидеть друга, который пришёл к тебе в трудный момент, чтобы выговориться за рюмочкой коньяка. Но, удивительно, при всей его тягучести, может быть даже заунывности, как восточные песни будто на один мотив, текст не отпускал от себя, пока я не дошла до конца. И порой вспыхивал яркими вспышками новой детали турецкой жизни или интересной мыслью. И эти вспышки были столь долгожданными и приятными, что позволяли читать дальше в ожидании следующей. И вот из-за этого стиля, не получилось наморщиться красотой образов и символов текста, которых очень много. И это немного жаль. Но изучать ради этого турецкий не буду. А автор в конце ещё и издевается, задаёт вопросы, о том помнит ли читатель, что прочитал, продираясь сквозь словесную вязь, призванную запутать все следы. «Например, сможете ли вы сейчас вспомнить описание той сцены, где впервые говорится об Ангеле? А сможете сразу сказать, как отразилось на „Новой жизни“ перечисление названий фирм в произведении дяди Рыфкы „Герои железной дороги“?»Сюжет, наверное очень лестный для писателя. Какой писатель не захочет, чтобы его книга вдруг изменила чью-то жизнь? Написать бы такую книгу, в которой будут все истины мира, и которая вдруг преобразит весть мир и он станет добрым и прекрасным и начнётся новая жизнь для всех людей, счастье всем даром и пусть никто не будет обиженным.

И конечно, эти писательские мечты развеиваются в прах действительностью, когда ясно, что все эти книги, которые могут изменить жизнь давно написаны и не раз, но жизнь пока меняется потихонечку лишь по своим, жизненным, а не книжным законам.

Самыми интересными были мотивы борьбы старой культуры и мелких производителей с глобализацией, и европеизацией в Турции. Об этом написано очень трогательно и печально. Но из-за многословия автора, несмотря на то что книга не очень длинная, все эти картины жизни маленьких турецких городков и их жителей кажутся расплывчатыми, и окружёнными густыми орнаментом слов и рисунков.

А главная сюжетная линия и главный герой чрезвычайно скучны. И понятны причины его поступков и жаль его неприкаянности. Но так хочется порой сказать: «ой, дурак! Нельзя же быть таким слепым и тупым!» И над дорогой книжной истории встаёт рекламный щит с надписью: живи своей жизнью, и не будь как Осман.

Поэтому может быть книга и хорошая, и умная но не моя.