За сто двадцать грамм чёрствого хлеба,
Что подолгу во рту растворялся,
А потом так внезапно, нежданно
В горстку крошек в руке превращался
И казался мне просто обманом,
В животе отражавшимся болью –
Очень острой и невыносимой,
От которой ничто, кроме воли,
Не спасало надолго, стабильно…
Те, кто выжил, питались Надеждой,
Приправляя её хрупкой Верой
В то, что наши одержат Победу
Над проклятой фашистской химерой.
Вера в нашу Победу рождалась
И питалась Дорогою Жизни,
По которой всем нам доставлялась
Помощь нашей родимой Отчизны.
В день по несколько раз нас бомбили
Улиц цепь разрывая на клочья…
Дети все «зажигалки» тушили,
Круглосуточно – днём и ночью!
Цена жизни так низко упала,
Что бандиты на людной дороге
Убивая за хлеб и за сало,
Не боялись ни чёрта, ни Бога…
Когда съели собак всех и кошек,
А зима становилась сильнее,
Стали есть то, что есть невозможно,
Что похуже столярного клея…
Чтобы выжили те, что помладше,
Иногда для домашнего супа,
И в горячую жмыхову «кашу»
Клали мясо из крыс или трупов…
Ты, мой Бог, обо всём этом знаешь!
Это чувствую я в Твоём взгляде…
Если знаешь, зачем позволяешь
Злу себя насаждать? Чего ради?..
Чего ради страдать и молиться,
Подставляя всем, бьющим нас, щёки?..
Чего ради прощать нам убийцу,
И людей озверевших, жестоких?
Объясни мне, Господь Милосердный,
В чём Твоя заключается Милость
Когда Ты помогаешь усердно
Тем, кто губит Добро, Справедливость?..
Почему всех, виновных в блокаде,
Не постигла такая же участь?
Почему все фашисткие гады
Жили долго и сытно, не мучась?..
Не познав даже тысячной доли
Тех страданий, что мы испытали
Среди голода, смерти агоний
Тех, кто, рядом живя, умирали!..
Умирали везде: и в постели,
И в подъездах, в цехах, на работе,
По дороге идя еле-еле,
И не радуясь чьей-то заботе…
Умирали, домой возвращаясь
И в сугробе без сил засыпая,
Умирали, ни с кем не прощаясь,
Молча, тихо и не понимая,
Почему и за что на их город,
На страну, на народ неповинный
Бог наслал вместе с бомбами голод,
Награждая смертями обильно…
…Так ужасно болели колени
И спина от поклонов заныла…
Но зато из Души постепенно
Боль душевная прочь уходила.
Вместе с ней уходила обида,
Та, что все эти годы держалась
И как будто осколок гранита,