Алекс Орлов
Судья Шерман
1
Зима в этот год обещала быть ранней и суровой. Майбо с Лейлой урожай уже собрали и даже овец пригнали с гор, чтобы дикие собаки не нападали на ягнят. В общем, приготовились. И теперь ждали, когда задуют ветры с далекого холодного побережья и пришлют холода и долгие вьюги. Такие долгие, какие бывают только здесь, в горах.
В один из таких предзимних вечеров жена Майбо, сидя за своим вязанием, вдруг сказала: «Гром гремит, слышишь, Майбо». На что он ответил, что это глупости.
Уж он-то знал, что в это время года никаких громов уже нет, а дожди ушли до следующей весны. Однако грохот повторился, и Майбо был вынужден признать – в горах непорядок.
А ближе к утру пришел он, тот самый незнакомец. Он постучал в дверь, а точнее, поскребся. Майбо поначалу так и подумал – крысы. Должно быть, голод пригнал их к дому, и теперь они подгрызают дверь.
Майбо поднялся с кровати, а жена спросонья спросила: «Ты куда?» Он ответил ей, что сейчас вернется, и, сняв со стены небольшое ружье, пошел к двери.
Ружье против крыс было делом привычным, поскольку, нагулявшие за лето вес и силы, эти твари становились здоровыми, как собаки. Так что оружие было совсем не лишним.
Однако это были не крысы. Майбо чуть ружье от удивления не выронил, когда увидел человека, который, истекая кровью, лежал на пороге.
– Лейла! Иди сюда! – закричал Майбо. Он не боялся диких собак и снежных львов, но вот мертвых людей опасался. Одним словом, потребовалось позвать Лейлу. Она была женщиной рассудительной и не боялась ничего, кроме пауков и мышей. Что, впрочем, было простительно.
– Кто это, Майбо? – спросила жена. Она догадалась прихватить фонарик и теперь светила на незнакомца. Солнце к этому часу едва обозначило восточный край неба, и в доме было еще темно.
– Не знаю, может, кто из дальней деревни, – пожал плечами Майбо. Было холодно, с гор дул пронизывающий ветер, но ему было жарко, и он боялся.
– Перевали его на спину, – сказала Лейла. – Может, он еще живой.
– Честно говоря, Лейла, мне не по себе.
– Давай, Майбо, ты же мужчина.
В конце концов Майбо пришлось перевернуть незнакомца. При этом он сильно перепачкался в крови. Да что там Майбо, все ступеньки крыльца оказались залиты кровью.
– Он еще дышит, – сказала Лейла, заглянув в лицо, искаженное гримасой боли. – Его нужно занести в дом.
– Ты думаешь, он будет жить? – с сомнением спросил муж.
– Нет, наверное, он умрет, но, может быть, перед смертью ему захочется нам что-то сказать.
– С чего ты взяла, Лейла? Вот уж совсем не хотелось бы его слушать, – пробурчал Майбо.
Он знал, что спокойнее живется тем, кто не сует свой нос в чужие дела, а уж тем более не спасает каких-то умирающих бродяг. Тем не менее дольше пререкаться с женой он не стал, и вместе они потащили незнакомца в дом.
Раненый был слишком тяжел, и выбившиеся из сил Майбо и Лейла решили оставить его в прихожей. Каково же было их удивление, когда, включив свет, они как следует разглядели своего незваного гостя.
– Мамочки, Лейла! Это же один из этих!.. – вскричал Майбо. – Я немедленно звоню в полицию!
– Не нужно, дай ему спокойно умереть, а затем звони куда хочешь.
Лейла сняла с вешалки свое старое пальто, в котором выходила к овцам, и, свернув его наподобие подушки, положила раненому под голову. Он застонал. Затем медленно открыл глаза и посмотрел на женщину. Губы его слабо шевельнулись, но он не мог произнести ни слова. Видимо, обессилев, он снова впал в забытье.
Тем временем Майбо принес стакан воды.
– Дай ему, может, немного очухается, – предложил он.
Лейла смочила раненому губы, и тот снова открыл глаза. Лейла поднесла стакан еще раз, и несчастный сумел сделать маленький глоток. После этого ему действительно полегчало, и взгляд его мутноватых глаз стал более осмысленным.
– Я… друг… – неожиданно произнес он довольно отчетливо.
– Конечно-конечно, – с готовностью закивал Майбо, а про себя подумал: «Как же, знаем мы таких друзей. Небось был бы здоров, давно бы нас укокошил, сволочь».
Незнакомец выглядел так, что Майбо сразу бы понял, кто он такой, даже если бы видел его одно мгновение. Широко расставленные глаза, короткие, редкие волосы, приплюснутый нос и кожа с апельсиновым оттенком.
При этом раненый был ростом не менее двух метров, да еще мышцы как у мула-тяжеловоза. Немудрено, что они с Лейлой чуть пупки не надорвали, пока втащили его в прихожую.
– Я друг… – снова повторил раненый и, указав глазами на нагрудную сумку, добавил: – Возьмите здесь и спрячьте…
Затем он снова ненадолго потерял сознание, а Лейла, повозившись с замком, сумела наконец его расстегнуть и вытащила неизвестный предмет размером с портсигар.
– Положи на место, – свистящим шепотом приказал Майбо. – Полиция разберется, что это за штуковина…
– А может, полиции не нужно знать, что это такое? – неожиданно для себя высказала Лейла крамольную мысль.
– Да ты что такое говоришь, дура?! – начал сердиться Майбо.
Ему показалось удивительно глупым, что они сидят перед умирающим чужаком в одном нижнем белье, а Лейла еще несет какую-то чушь. Видя, что в глазах жены загораются упрямые огоньки, Майбо сменил тактику.
– Ну послушай, Лил, – начал он вкрадчиво. – Ну кто он для нас? Стоит ли портить себе жизнь из-за этого мертвеца? Ты же знаешь, что полиция запрещает якшаться с ними, а ты хочешь спрятать эту хреновину… Ну зачем нам это?
– Не знаю, – призналась Лейла. – Но я ему верю. Человек не станет врать перед смертью.
– Он не человек, Лил.
– Кто бы ни был, но врать перед смертью никто не будет.
Налетевший ветер хлопнул ставней. Майбо вздрогнул. Видимо, потревоженный тем же резким звуком, раненый снова открыл глаза. Было видно, что он собрал последние силы, чтобы сказать что-то важное.
– Возьми и спрячь… Это важно для вас… За ним придут другие – отдадите им… Это важно для вас… Иначе вам всем грозит… опасность…
Все это несчастный проговорил довольно четко, но такое усилие стоило ему жизни. Раненый вытянулся как струна, и его глаза уставились в потолок. Поначалу они еще блестели и отражали светильник в прихожей, а затем стали тускнеть и погасли совсем, когда жизнь окончательно покинула это тело.
– Умер… – произнесла Лейла.
– Да, – кивнул Майбо, размышляя, можно ли уже идти звонить в полицейский участок, или Лейла потребует подождать еще немного.
– Ну вот, теперь можешь идти звонить, – сказала она, разрешая сомнения мужа.
– Ага, – поспешно согласился тот.
2
Полицейские приехали к десяти часам утра.
Их тяжелый вездеход остановился у ворот дома и, изрыгнув в небо фиолетовый дым, заглушил мотор.
Майбо выскочил навстречу грозным гостям и заискивающе заулыбался, едва первый из них выбрался из кабины.
Покачавшись на стальной гусенице, полицейский посмотрел по сторонам, затем спрыгнул на подмороженную землю и с удивлением уставился на Майбо, словно вовсе не ожидал увидеть здесь живое существо.
– Небось река уже встала? – спросил Майбо, все так же кланяясь и презирая себя за этот трусливо дрожащий голосок.
– С чего ты взял? – словно нехотя спросил полицейский.
Вслед за ним на землю спрыгнули еще пятеро. Трое из них оказались на другой стороне вездехода и недолго думая стали мочиться на стылую землю, паря, словно горный гейзер.
«Хоть бы попросились в туалет, свиньи», – подумал Майбо, а вслух произнес:
– Дак вон на гусеницах ледок битый – тонкий, прозрачный. Стало быть, речка встала.
– А ты кто такой? – спросил один из полицейских, с серебряными погонами профитцера и пышными седыми усами.
– Я хозяин дома – Майбо Розенфельд.
– Розенфельд? Это что за фамилия такая? Ты кто, лотаргеец?..
– Да ну что вы, ваша честь! – не на шутку перепугался Майбо. – Какой же я лотаргеец? Я такой же маливан, как и вы.
– Маливан, говоришь? – продолжал наседать профитцер. – А почему на тебя донесли, если ты маливан?
– На меня никто не доносил, ваша честь, это я сам позвонил…
– Сам позвонил?
– Да точно, сам, – сказал вышедший из-за машины высокий человек с погонами гроссфитцера. Он отливал дольше всех и поэтому присоединился к остальным с небольшим опозданием.
– Прошу вас к моему дому, – не своим голосом проблеял Майбо и склонился в низком поклоне перед самым старшим.
– Ладно, разогнись. Мы же народная полиция – окружные шерифы, пришли тебя защищать.
– Да, ваша честь. Спасибо, ваша честь, – бормотал Майбо, продолжая кланяться и неловко – задом распахивая перед полицейскими ворота.
Войдя во двор, бригада полицейских сразу же разбежалась по всем его закуткам, держа наготове армейские пистолеты и имея в запасе тяжелые дробовики. Выезжая на такие операции, полицейские вооружались особенно хорошо.
– Прошу прощения, ваша честь, он в доме – в прихожей лежит, – с глупой улыбкой сообщил Майбо. Ему не нравилось, что полицейские хозяйничали в постройках и переворачивали там все вверх дном.
– Один живешь или с хозяйкой? – словно не слыша реплики Майбо, спросил гроссфитцер.
– С хозяйкой, ваша честь.
– С хозяйкой, – повторил полицейский. – А как хозяйка – хороша собой?.. – Только тут надменный гроссфитцер соизволил посмотреть на перепуганного хозяина дома.
– Дак не жалуюсь, ваша честь.
– Ну, надеюсь, и мне жаловаться не придется, – произнес полицейский и довольно заулыбался, видя, как бледнеет Майбо, и без того уже достаточно перепуганный.
– Да ты не бойся, хозяин. Это я шучу. Мы честных людей не обижаем. – Гроссфитцер приблизил лицо к Майбо и свистящим шепотом добавил: – А вот предателей просто реж-жем на куски… Понял?
– Понял, ваша честь, – пролепетал Майбо, уже не уверенный в том, что доживет до вечера.
В кошаре заволновались овцы, потом послышалось два выстрела, и вслед за этим появился улыбающийся профитцер с седыми усами. Он держал за задние ноги двух серых ягнят, из голов которых сочились выбитые мозги.
– Вот, небольшой налог на прибыль!.. – довольно прокричал седоусый, подошел к забору и перекинул свои трофеи поближе к вездеходу.
Майбо едва не задохнулся от досады. Это был приплод тонкорунной Поющей Земфиры, прозванной так за мелодичное блеяние. В прошлом году Майбо купил ее на выставке в селении Манхэттен. Манхэттенские овцы хотя и были чрезвычайно глупыми и беспокойными, однако славились своим тонким руном. Майбо надеялся за пару лет сбить небольшое стадо и продавать шерсть в четыре, а то и в пять раз дороже. Но вот тупой коп только что пристрелил его мечту.
Вскоре со всех углов, сарайчиков и пристроек во двор стали выходить полицейские. И каждый из них тащил, что ему приглянулось: кто десяток куриных яиц, кто полведра яблок, кто связку сухих колбас или головку овечьего сыра.
Майбо был нежадным человеком – он и так задумал угостить полицейских, как же без этого. Мало того, он хотел поговорить с гроссфитцером и рассказать про свою дуру-жену, чтобы полицейские отобрали у нее ту штуку, что ей завещал мертвец. Майбо был уверен, что народные шерифы пойдут ему навстречу и не будут преследовать глупую бабу. Но теперь он передумал. Эти люди вели себя в его усадьбе как захватчики, и Майбо решил им помешать. Нет, он не собирался бежать за своим ружьем, однако теперь он стал союзником Лейлы.
«Буду врать этим подонкам, – решил он, – так врать, как не врал даже в гимназии».
Роняя на мощеный двор огрызки, скорлупу от яиц и колбасные объедки, команда полицейских сгрудилась вокруг гроссфитцера, ожидая дальнейших приказаний.
– Итак, вы ничего не нашли, – констатировал старший.
Его подчиненные закивали в ответ, давясь бесплатным угощением.
– А ты что на это скажешь, гражданин Розенфельд? – спросил гроссфитцер у Майбо.
– Я уже говорил – он в доме, в прихожей…
– Я не глухой, брат-маливан, – неприятно улыбнувшись, сказал гроссфитцер. – Я слышал. Но меня интересует, где спрятан маршрутизатор…
– А это что такое? – искренне удивился Майбо, хотя перед его глазами тотчас нарисовалась та самая штуковина, которую перед смертью ночной гость передал Лейле.
– Ты не знаешь, что это такое?
– Нет.
– И твой друг саваттер не просил взять и спрятать подальше небольшую металлическую коробочку, чтобы ее потом забрал другой саваттер?
– Нет, ваша честь, – удивленно покрутил головой Майбо. Чувство обиды помогало ему врать очень натурально, и полицейские только надменно усмехались, глядя на глупого крестьянина.
– Ну ладно, веди в дом, – приказал гроссфитцер.
– Пожалуйте.
3
Едва переступив порог жилища Майбо Розенфельда, гроссфитцер Джакоб увидел труп саваттера. Это был обычный экземпляр, крепко сложенный, одетый в декомпрессионный костюм и некое подобие бронежилета. Защита мало помогла ему, и несколько больших ран на его теле говорили о том, что корабль был сбит прямым попаданием.
Кровь не сочилась из ран, лицо осунулось, и все свидетельствовало о том, что саваттеру уже никогда не подняться. Тем не менее следуя инструкции, Джакоб поднял пистолет и трижды выстрелил в грудь мертвеца.
Две пули пробили тело насквозь, а одна – последняя – срикошетила от броневой пластины жилета и, скользнув по стене, ударила в потолок.
Белые лепестки штукатурки осыпались вниз, – и гроссфитцер Джакоб проследил их полет.
Наконец он шагнул в прихожую, и следом за ним в дом вошли остальные члены бригады.
– Доброго вам здоровья, господа солдаты!.. – громко, слегка нараспев произнесла Лейла, когда вся команда сгрудилась в небольшой гостиной. – Прошу вас к столу.
Полицейские стали переглядываться, ожидая команды Джакоба, поскольку он был здесь главным.
– Спасибо, хозяйка, – наконец произнес гроссфитцер. – Сначала мы доделаем свою работу, а потом угостимся с удовольствием.
Это прозвучало как приказ, и полицейские тотчас разошлись по всем комнатам, поводя перед собой приборами, которые были настроены на частоты маршрутизатора.
– Лейла, накрой господам стол!.. – громко сказал Майбо, войдя последним, но, увидев, что все уже приготовлено, улыбнулся и, обращаясь к гроссфитцеру, сказал: – Во какая у меня баба шустрая!..
– Мы еще посмотрим, какая она шустрая, – двусмысленно произнес Джакоб и посмотрел на Лейлу, однако та ответила ему игривым взглядом. Гроссфитцер сразу отвернулся – он был настроен пугать.
Между тем народные шерифы продолжали тотальный обыск, однако в доме, в отличие от хозпостроек, они вели себя более прилично, поскольку здесь находилась женщина, да и стол с угощением им был гарантирован.
Вскоре все они ни с чем стали возвращаться в гостиную.
– Ничего, шеф, – сказал молодой сотрудник, имевший в петлицах только одну тонкую полоску – стажер. Затем он покосился на Лейлу, и та откровенно ему подмигнула. Ее посыл был настолько сильным, что стажер залился румянцем и тут же отвернулся.
– Что, Лойдус, накрыло тяжелой артиллерией? – заметив состояние стажера, спросил Джакоб.
– Я не понимаю, о чем вы, – стал оправдываться тот.
– Да ладно, – миролюбиво отмахнулся гроссфитцер. – Иди проверь чердак. Надеюсь, там нет зимних ос? – Тут гроссфитцер повернулся к Майбо. – На чердаке нет зимних ос, гражданин Розенфельд?
– Нет, ваша честь. Нету никаких ос и никогда не было.
– Вот и отлично. Лойдус, дуй на чердак.
Когда стажер ушел, Джакоб шагнул к накрытому столу и почти незаметным движением облапал ягодицы Лейлы, затем сел возле высокой бутылки с домашней наливкой.
Он уже понял, что поиски ни к чему не приведут. Маршрутизатор либо потерян пилотом в горах, либо надежно спрятан где-то на территории усадьбы.
– Ничего нет, шеф, – развел руками появившийся Бурх, проводивший обыск хозяйской спальни.
– Садись, – коротко приказал начальник.
Бурх с удовольствием подсел к столу. Вид вкусной еды сразу превратил его в благодарного гостя, и он посмотрел на Лейлу как на добропорядочную хозяйку. Следом за ним подошел Крейг – владелец пушистых усов. Он молча развел руками, показывая гроссфитцеру, что тоже ничего не нашел.
– Ладно, зови остальных, – буркнул Джакоб и бросил на Лейлу испытующий взгляд.
Он надеялся увидеть в глазах хозяйки облегчение от того, что обыск закончен, однако Лейла все так же игриво смотрела на старшего полицейского, как будто и впрямь была не против провести с ним время.
«Врешь ты все, хитрая сучка. Все ты врешь», – подумал Джакоб, а вслух произнес:
– Ну угощай нас, добрая женщина. Покажи нам свое мастерство…
– Да, покажи все, что можешь, – со сладенькой улыбкой добавил Гроув, большой любитель женского пола.
– Конечно, господа, конечно, – засуетился Майбо. – Она так готовит, что пальчики оближете.
4
Наевшись до отвала, полицейские вышли на улицу и на ремнях выволокли за собой мертвое тело.
Затем Джакоб приказал уложить труп в вездеход, а сам пошел вокруг усадьбы, прихватив с собой Майбо.
– А здесь, значит, у тебя огород? – спросил гроссфитцер, указывая на перекопанные к зиме грядки.
– Да, ваша честь, огородик здесь, – с готовностью подтвердил Розенфельд.
– Огородик, – произнес Джакоб. – А дальше, значит, садик?
– Совершенно верно, ваша честь. Садик хороший, в этом году яблок много было…
Джакоб кивнул. Солнце уже начало растапливать легший за ночь иней, однако и так было ясно, что подозрительные следы вокруг дома отсутствовали.
Гроссфитцер был разочарован. Он надеялся найти здесь тайник.
– Так о чем вы говорили с саваттером? – как бы невзначай бросил Джакоб, начиная последнюю атаку на Майбо.
– Ни о чем не говорили, ваша честь. Он уже никакой был, когда мы его в дом втащили.
– А зачем тащить в дом? Ты что, не знаешь, что при обнаружении этих уродов нужно срочно звонить в полицию, а не пытаться оказать им помощь!.. Ты знаешь, что помогал врагу?!
– Да что вы, ваша честь!.. Да разве же я ему помогал? Ведь я думал, что это добрый маливан с дороги сбился и в беду попал – на улице-то темно было, хоть глаз выколи. Вот и втащили мы его в тепло, а как при свете-то увидели, что это за подарочек, так тут же в полицию! Неужто я не знаю, ваша честь, что надо быть лояльным.
Заурчал двигатель вездехода. Подчиненные напоминали гроссфитцеру, что пора отъезжать.
– Ну ладно, гражданин Розенфельд, будем считать, что ты отбрехался. Будем пока что считать, что ты человек честный и похитителям людей не помощник…
– Да не помощник я!.. – вскричал Майбо.
Но гроссфитцер остановил его жестом:
– Это мы выясним, гражданин. Обязательно выясним…
И, не говоря больше ни слова, Джакоб развернулся и пошел обратно во двор, а Майбо засеменил следом, глядя, как сапоги полицейского топчут прибитую ночным заморозком траву.
Джакоб прошел мимо Лейлы, даже не взглянув на нее, и, только вскочив на гусеницу вездехода, крикнул:
– Не думай, что ты очень хитра, хозяйка!.. Не думай!..
После этого гроссфитцер захлопнул дверь, и вездеход, скрипя гусеницами, покатился по промерзшей дороге.
Лейла с мужем еще какое-то время смотрели вслед удалявшейся машине, а затем Майбо спросил:
– Куда ты это спрятала?
– Зачем тебе? – не глядя на мужа, поинтересовалась Лейла.
– Затем, что я тоже рисковал и даже не могу понять – почему. Наверное, потому, что меня возмутило их свинское поведение. Говори, Лейла, ведь я же тебя не предал.
– Не предал? – Женщина повернулась и в упор посмотрела на Майбо. – Ты не мог предать меня, я же твоя жена…
– Ну… – Майбо пожал плечами, затем вздохнул и признался: – Я был близок к этому, Лил. Честное слово…
Лейла ничего не сказала в ответ на признание мужа. Она подошла к воротам и, приподняв клок свалявшейся травы, достала ту самую коробочку, за которой охотились полицейские.
Она держала ее на своей ладони, и Майбо, приблизившись, робко протянул руку и дотронулся до металлической поверхности. Этот предмет, пару часов назад казавшийся Майбо пустой вещицей, теперь обрел свою значимость и силу.
– И что, ты думаешь, за этой штукой придут?
– Думаю, да, – твердо сказала Лейла.
– Но ведь и эти могут вернуться.
– Могут. Но теперь я спрячу его так далеко, что им ни за что не найти.
5
Стрекоча гусеницами и ныряя в глубокие лужи, наполненные ледяным крошевом, вездеход весело бежал по наезженной дороге, подгоняемый нетерпением профитцера Крейга. Его дежурство заканчивалось через час, и ему не хотелось задерживаться на службе ни одной лишней минуты.
«Вот и работай с такими людьми, – думал Джакоб, глядя на профиль постаревшего Крейга. – Этот, без пяти минут пенсионер, рвется домой так, будто его ждет там молодая жена, а не сварливая старуха, с которой они прожили тридцать лет».
Бурх и Джо-Пайн спокойно спали, удобно положив ноги на накрытый грязным мешком труп саваттера. Эти двое жили по привычке и, наверное, даже не понимали, кто они и чем занимаются.
Гроув бодрствовал. Он смотрел на покачивавшийся за окном пейзаж и думал о женщине, которая ему так понравилась. Гроссфитцер частенько разрешал Гроуву развлечься на подобных заданиях, но сегодня почему-то сделал исключение. А баба, как назло, попалась самая лучшая.
Гроув покосился на начальника и, встретившись с его тяжелым взглядом, снова уставился в окно.
Слева, из-за поросшей кустарником горы, выскочил вертолет, принадлежащий ЕСО – серьезной службе, у которой вся полиция была на побегушках. Машина была увешана сетчатыми антеннами. Тяжело развернувшись, она снова пошла в сторону перевала, туда, где ночью рухнул летательный аппарат.
Спустившись к реке, вездеход сбросил скорость и, встав на скользкие, отшлифованные водой камни, пошел осторожно, чтобы набегавшие струи горной реки не перекатывались через крышу.
На одном из больших валунов вездеход подпрыгнул, и Крейг выругался, а затем неожиданно сказал:
– Я так понимаю, шеф, что эта чернявая баба что-то знала.
– С чего это ты взял? – спросил Джакоб. Эта мысль и так не давала ему покоя, но гроссфитцер считал, что только он заметил тонкую игру женщины.
– Да слишком уж она хотела, чтобы мы поверили, что она шлюха… Но на шлюху она непохожа.
– Все бабы шлюхи!.. – подал голос Гроув.
«Ну вот, затронули его больное место», – подумал Джакоб.
– Надо было трахнуть ее всем по разику, и все дела!.. Тогда бы живо все рассказала!
– Уймись, Гроув, – обронил гроссфитцер. – Тебя на службе интересует только траханье.
– А хоть бы и так, шеф. Ведь полицейскому не каждая сможет отказать.
– Что ты думаешь, Лойдус? Знала хозяйка, куда подевался маршрутизатор? – обратился Джакоб к стажеру, чтобы только заткнуть Гроува.
– Я?! – Лойдус даже испугался. Он никак не ожидал, что кто-то поинтересуется его мнением, и даже не успел его составить. – Я же был на чердаке, сэр.
– Но женщину-то ты видел?
– Видел, – согласился Лойдус, невольно вспомнив, как обжег его взгляд хозяйки дома. Воспоминания заставили Лойдуса снова покраснеть.
– Ну так что тебе показалось – спрятала она марш– рутизатор или нет?
– Я не могу сказать, сэр.
Женщина очень ему понравилась, и он не хотел, чтобы его подозрения ей навредили.
– Все ясно! И этот спекся! – авторитетно заявил Гроув. – Я же говорю, надо было ее тра…
– Заткнись!.. – зло прикрикнул Джакоб.
Между тем река закончилась, и вездеход стал карабкаться по крутому склону – туда, где начиналась дорога, ведущая в цивилизованную часть долины.
Там был город, шоссе, магазины и дома – словом, все, что позволяло Джакобу считать себя человеком, кое-чего добившимся в жизни. Гроссфитцер не любил деревню.
Он, без сомнения, мог бы задержаться в доме Розенфельда и выбить из этих подонков-хозяев всю правду, но очередной приступ неведомой тоски заставил Джакоба отступить.
«Сообщу о них в ЕСО, и все будет в порядке», – подумал он.
