«Во всяком случае, для меня, – отозвался Мельник. – Я ведь уже, можно считать, подарил ему свою тачку и теперь ума не приложу, что мне с ней делать: дома она только место занимает, а продать – так ничего не дадут, до того она изломана. Впредь буду осмотрительнее. Теперь у меня никто ничего не получит. Щедрость всегда человеку во вред».
– Ну, а дальше? – спросила, помолчав, Водяная Крыса.
– Это все, – ответила Коноплянка.
– А что сталось с Мельником?
– Понятия не имею, – ответила Коноплянка. – Да мне, признаться, и неинтересно.
– Оно и видно, что вы существо черствое, – заметила Водяная Крыса.
– Боюсь, что мораль этого рассказа будет вам неясна, – обронила Коноплянка.
– Что будет неясно? – переспросила Водяная Крыса.
– Мораль.
– Ах, так в этом рассказе есть мораль?
– Разумеется, – ответила Коноплянка.
– Однако же, – промолвила Водяная Крыса в крайнем раздражении. – По-моему, вам следовало сказать мне об этом наперед. Тогда я просто не стала бы вас слушать. Крикнула бы «Гиль!», как тот критик, и все. А впрочем, и теперь не поздно.
И она во всю глотку завопила: «Гиль!», взмахнула хвостом и спряталась в нору.
– Скажите, а как вам нравится эта Водяная Крыса? – осведомилась Утка, приплывая обратно. – У нее, конечно, много хороших качеств, но во мне так сильно материнское чувство, что стоит мне увидеть убежденную старую деву, как у меня слезы навертываются на глаза.
– Боюсь, она на меня обиделась, – ответила Коноплянка. – Понимаете, я рассказала ей историю с моралью.
– Что вы, это опасное дело! – сказала Утка.
И я с ней вполне согласен.