Пак Хён Джу
Пока ты видишь меня
Огромная алая лошадь такого насыщенного цвета, что ее можно было бы назвать чонма[19], выпускала изо рта клубы белого дыма. Несмотря на то что сейчас был самый разгар лета, дыхание лошади из мира мертвых было довольно холодным. Чхоль быстро взобрался на алую лошадь, которая была намного выше его самого, и взял поводья. Ли Чонуну, похоже, это зрелище показалось удивительным, потому что его рот раскрылся, а глаза засверкали. А кот Сократ издал мяв, больше похожий на вопль.
– Хён, ты тоже должен позвать свою. Скорее зови Ауди.
– Молчи. Мою лошадь зовут не Ауди.
– Ого, у вас тоже есть такая лошадь? И ее зовут Ауди?
– Да нет же, паршивцы!
Мой голос был наполнен стыдом и гневом. Как и до этого, земля задрожала, и из нее резким движением поднялась гигантская лошадь холодного белого цвета. В отличие от красной лошади Чхоля, дыхание моей лишь обволакивало пространство вокруг, словно туман. Как только я сел на лошадь, из груди Ли Чонуна вырвался тихий восхищенный возглас. Когда я смотрел на него сверху вниз, сидя на лошади, он снова показался мне маленьким мальчиком, таким же, как во время нашей первой встречи. Глядя на него, Чхоль коротко помахал в знак прощания:
– Поедим вместе потом. Хорошей прогулки.
Хлестнув поводьями, как кнутом, он заставил алую лошадь прийти в движение. Та, выскочив на асфальтированную дорогу, три-четыре раза ударила копытом и подпрыгнула в воздух. Стук подков бегущей по небу алой лошади разносился подобно грому. Я тоже взмахнул поводьями, направляя своего белого товарища в небо. Две лошади потустороннего мира, бегущие по небу, присоединились к процессии жнецов, направляющихся к югу от реки Хан. Кони, собравшись вместе, неслись вперед с завыванием, как от тайфуна.
* * *
– Эй, Хан! Ты тоже на Мерсе приехал?
Что он вообще несет? Какой Мерс? Белая лошадь, прочитав мое смущение, естественным образом отдалилась от алого коня Чхоля на пару шагов. А еще дальше Хан, одетый в костюм, ехал на черной лошади и смотрел на Чхоля взглядом, полным отвращения. Казалось, он всем телом отрицал нашего непутевого товарища.
– Почему здесь вся тройка жнецов в сборе? Ты же вроде отвечаешь за Тэгу?
Пхунпэк, глава филиала на Корейском полуострове, летевший среди жнецов, которые осматривали рухнувшее здание, приблизился к нам. Он обратил на нас свои ослепляюще яркие глаза, и лошади, находившиеся поблизости, опустили головы, избегая его взгляда.
– Ха-ха, решил впервые за долгое время приехать в отпуск, чтобы увидеться с ребятами. А вы как поживаете, глава филиала?
Услышав вежливый, но слишком жизнерадостный тон, совершенно не подходящий ситуации, Пхунпэк только сжал губы. Он был одет во все белое и заметно отличался и внешностью, и энергией от других жнецов. Обычно мы носим одежду, соответствующую времени, чтобы лучше сливаться с миром живых, иногда бывают случаи, вроде Чхоля, когда у жнеца есть свой уникальный стиль.
Однако на Пхунпэке был надет не наряд из этого мира, а струящийся белый халат, излучающий чуть заметный, слабый свет, его длинные волосы были собраны и перевязаны резинкой. От него исходила необыкновенная аура, которой он превосходил всех окружающих. Пхунпэк с застывшим лицом тяжело заговорил:
– Как видите, ситуация плохая. Вместо того чтобы сопровождать души, вы будете защищать тех, чей путь в мире живых еще не окончен.
Дав эти указания, Пхунпэк куда-то улетел. Раньше он бы разразился длинной речью, но, похоже, сейчас действительно спешил. Как он и сказал, ситуация была паршивая. Рухнуло огромное здание, а окружающая его автомобильная дорога треснула и теперь напоминала спину черепахи. Даже издалека мы ясно видели спешные движения людей по исказившейся земле.
К счастью, поскольку было раннее утро, людей оказалось меньше, чем обычно, но все равно их было не так уж и мало. Дорогу начали перекрывать, а люди из соседних зданий поспешно эвакуировались.
– Сегодня этот мир покидает больше людей, чем я думал, – пробормотал Хан, постукивая пальцами по своим очкам без оправы. С их помощью он рассматривал, сколько людей, чьи врата были широко распахнуты, нужно направить в мир мертвых. В наше время редко когда так много людей умирает одновременно.
– Ничего не поделать. Это не что иное, как их выбор.
Я тоже поправил очки и посмотрел на обломки рухнувшего здания. Большинство людей погибли, и их врата были широко распахнуты, но также я увидел среди них и несколько человек, у кого они были закрыты. Выжившие. Их было так мало, что можно было пересчитать по пальцам максимум двух рук. Поэтому глава филиала Пхунпэк доверил их защиту только мне, Чхолю и Хану, а другим жнецам поручил вести души в мир мертвых.
– Идемте, нужно отвести их в место, где здание еще не рухнуло.
– Разве это не более сложная задача? Как мы можем вести за собой людей, которые нас даже не видят? Я оказался в Ханяне впервые за долгое время, а тут столько всего происходит.
– Ханян? Земля за Четырьмя Великими Вратами[20] – это не Ханян, а Сеул, – усмехнулся Хан, а затем крепко взял поводья.
Его черная лошадь с грохотом поскакала к рухнувшему зданию. Он в мгновение ока добрался до старика, мы последовали его примеру и схватили поводья.
Несмотря на то что мужчина был пожилым, его жизненный путь еще не был окончен, а врата над головой не открылись. Рядом с ним лежала женщина средних лет, раздавленная насмерть обломками здания. Ее душа витала вокруг старика, который тяжело дышал и был на грани обморока. Как только Хан приблизился, она замахала руками, не давая ему подойти.
[Он жив!]
Похоже, женщина интуитивно почувствовала наше присутствие.
[Папа еще живой! Говорю же, он жив!]
Она повторяла эти слова раз за разом, плача, как ребенок, несмотря на то что по виду явно была средних лет. Выходит, она дочь этого старика. Я мельком услышал, как Чхоль с сожалением цокает языком.
– Я знаю, уйдите с дороги.
Хан, сохраняя бесстрастное суровое лицо, оттеснил душу женщины. Наверняка от кончиков его пальцев поднялся холод, но он и бровью не повел, как будто это было чем-то привычным. Женщина в замешательстве провела по воздуху руками, но затем схватилась за подол черного пальто Хана. Ее колени опустились на грязный пол, но, поскольку она уже была мертва, ее платье в цветочек совсем не испачкалось.
[Заберите меня! Отец и без того настрадался, он ведь только и живет тем, что гордится, как хорошо устроились его дети…]
Когда она говорила о детях, в ее голосе послышалась мольба, словно в горле стоял ком, хоть она и была уже мертва. Но Хан не был достаточно дружелюбен, чтобы сказать женщине, что он пришел спасти душу старика, а не направлять ее. Когда он уже собирался стряхнуть ее руку, как пыль, вмешался Чхоль, не дав ему этого сделать.
– Ох, тетушка. Не поймите нас неправильно – мы пришли не для того, чтобы забирать того дедушку, а для того, чтобы спасти его. Хан, объясни ей хоть что-нибудь. Ты так напугал тетушку, разве сможет она теперь спокойно перейти в мир иной?
– Может быть, вы сами объясните? Этот человек в критическом состоянии. Если не оказать ему первую помощь, он будет в еще большей опасности.
– Вы только взгляните на этого паршивца! Думаешь, раз ты умный, на этом все? Эй, Хён! Ну он же совсем обнаглел, а?
Разве Хан не всегда был такой ледышкой? Оставив трясущегося от гнева Чхоля позади, он наклонился к лежащему на земле старику. Хан, который в течение долгого времени часто посещал человеческие больницы, искусно проверил состояние пожилого мужчины.
Думаю, тут он справится, а мне лучше присмотреть за кем-то другим. В трещине здания, которое, казалось, вот-вот обрушится снова, я обнаружил человека, едва оставшегося в живых. Женщина тридцати двух лет хрупкого телосложения, одетая в униформу круглосуточного магазина, сидела на корточках сгорбившись.
– Тетушка, все будет хорошо. Не нужно беспокоиться о детях, – услышал я позади себя приглушенный голос Чхоля в тот же миг, когда уже направился к ней.
– Тетушка, ты ведь тоже выросла без матери? О чем тут беспокоиться, если дети уже могут сами зарабатывать деньги и готовить себе еду? Все в порядке. Дедушка тоже еще поживет, так что они просто будут заботиться друг о друге.
Чхоль утешал женщину, поглаживая ее волосы с химической завивкой, словно это была голова ребенка. Живые перед смертью снова становятся детьми. Тем, кто только что умер, и тем, кто лишь столкнулся со смертью, одинаково трудно сохранять спокойствие.
Однако душа, принявшая смерть, быстро принимает свою перемену. Лицо женщины, которая только что всхлипывала, в какой-то момент стало умиротворенным, возможно, благодаря утешению Чхоля. Она положила свою размытую руку на сухую ладонь старика, дыхание которого только-только стало ровным. Она что-то пробормотала, возможно, на прощанье, но Хан, находившийся рядом, сделал вид, что ничего не слышит, и ни один мускул на его лице не дрогнул.
– Чхоль, я пойду в эту сторону, а ты спаси кого-нибудь другого.
Я крикнул эти слова Чхолю, пристально смотревшему на душу женщины, как бы прося его опомниться. Он странно вздохнул и поправил солнцезащитные очки. На его лице почему-то отражалось беспокойство, он взглянул на мужчину средних лет, у которого была довольно сильно повреждена нога. Для него тоже врата в потусторонний мир не были открыты полностью. Там смутно виднелась его жизнь – тяжелая, без семьи, полная попыток заработать себе на пропитание. Эту катастрофу он пережил, но теперь всегда будет хромать.
– Хён, как закончим, давай-ка выпьем по рюмашке, – позвал меня Чхоль, поправляя свои рыжие волосы.
– Давай для начала закончим побыстрее.
– Ладно, бессердечные вы засранцы.
– Чхоль, возьмите себя в руки.
Вдруг Хан, который расстегивал пуговицы пальто, повернулся к Чхолю. Оно сильно испачкалось, пока он переносил старика в относительно безопасное место.
– Вы – жнец потустороннего мира. Ваше ненужное признание им ни в малейшей степени не поможет. Они просто живут той жизнью, которую выбирают, и должны будут принять последствия. Нет никаких причин, чтобы вы одобряли этот выбор. Такое внимание действительно бесполезно.
– Какая разница, обращаю я внимание или нет? Разве это не мой выбор? Хватит. Ты делай свою работу, а я буду делать свою! – крикнул со злостью Чхоль, а затем сел на своего алого коня и направился к мужчине средних лет. Так они и ссорятся при каждой встрече. Хану, похоже, такое поведение Чхоля было не по душе, поэтому он нахмурился.
– Хён, вы тоже думаете так же, как Чхоль?
Он набросил снятое пальто на старика. Это действие продиктовано простой работой или заботой?
После небольшого раздумья я с опозданием ответил:
– Конечно же нет. Я думаю, нет никакой нужды жалеть людей. Им не нужны ни сочувствие, ни одобрение. Может быть, такое мышление даже приводит к тому, что их целостность нарушается.
– Тогда почему вы помогаете тем, кто решил покончить жизнь самоубийством? Если нет приказа сверху, как сейчас, в этом деле совсем необязательно помогать.
– Я как раз только что об этом жалел. И зачем только я помог? Кажется, будто меня ждут неприятности. Ладно, хорошей тебе работы.
Я схватил поводья белой лошади и направился к живому человеку. Женщина, которая и без того была миниатюрной, казалась еще меньше, потому что сидела на корточках и горбилась. Морщины, образовавшиеся вокруг ее крепко зажмуренных глаз, были полны отчаяния.
Почему же я помогаю тем, кто решил покончить с собой? Такой вопрос я задал себе, когда осторожно толкал руками стену, которая, казалось, должна была вот-вот рухнуть. Для самоудовлетворения? Из-за гордости за спасение чьей-то жизни? Но мне, жнецу, эти эмоции казались несколько далекими. Мне следовало гордиться не этим, а тем, что я направлял души умерших в потусторонний мир.
Когда я наконец смог оттолкнуть стену, она издала громкий шум, и все вокруг завибрировало. К счастью, обрушение произошло только позади женщины, и она не получила никаких травм, кроме пары ссадин.
Когда солнечный свет попал на щеки, ее лицо задрожало, и только тогда она моргнула. В ее заплаканных глазах отразился шок, когда она увидела, что осталась в одиночестве среди обломков рухнувшего здания. Ее ноги, которые отчаянно несли ее вперед, чтобы выжить, и руки, которыми она закрывалась, были покрыты ранами. Хриплым голосом женщина пробормотала: «Как же быть?»
Может быть, именно поэтому я помогаю таким людям. Чтобы, дав шанс снова выбрать жизнь тем, кто решил покончить с собой, доказать, что выбор тех, кто старается жить, даже несмотря на отчаяние, не является неверным.
* * *
Сообщается о многочисленных жертвах в результате обрушения коммерческого здания с двумя подземными и пятнадцатью надземными этажами и окружающей его дороги…
Более ста семидесяти человек погибли и пропали без вести, выживших менее десяти…
В новостях, газетах, на досках объявлений в интернете – повсюду писали об инциденте с обрушением здания, сравнимом с катастрофой. Люди не могли скрыть ужас от внезапного происшествия, случившегося мирным утром выходного дня. На улицах и в магазинах они только и судачили об этом инциденте. Все сокрушались из-за бесчисленного количества погибших и продолжавшейся сложной работы по устранению последствий. Люди боялись, что и с ними может случиться нечто подобное, и выражали полные скорби соболезнования тем, кто так внезапно погиб.
– Как же страшно жить в этом мире, – мрачно переговаривались люди на светофоре, глядя на число погибших, пропавших без вести и выживших, отображаемое на электронном табло. И ведь это произошло не где-то далеко, а совсем рядом, в многолюдном месте…
Один из людей, пробормотав то же, что и все, поежился, будто почувствовав холодок. Возможно, это был не озноб, а он ощутил мое присутствие. Потому что я тоже стоял в этой толпе и глядел на электронное табло. На месте происшествия до сих пор активно работали многочисленные жнецы и существа, ведущие души к смерти.
Однако нам поручили миссию по защите людей, чья жизнь еще не окончилась, поэтому мы ушли оттуда. Это означало, что выживших там больше не было. Мы могли бы остаться на месте происшествия и помогать другим жнецам, но, как только ситуация немного разрешилась, Пхунпэк, глава филиала на Корейском полуострове, приказал примерно трети из нас вернуться к своим обычным обязанностям. Мы оказались в их числе.
– Наверняка в Мёнбуджоне сейчас шум поднялся, не так ли? – сказал со вздохом Чхоль, который стоял рядом со мной, глядя на электронное табло.
Мы с ним были недалеко от Чонгака, а Хан отправился прямиком в Синчхон. Когда жнецы покидают свою территорию, это не значит, что люди прекращают умирать. Скорее, это лишь увеличивает риск того, что души умерших некому будет направить, поэтому они потеряются и станут бесцельно блуждать. Никто не может предсказать, исчезнет ли такая душа, которую некому защитить и проводить, или превратится в какое-то другое существо.
– Кстати, твой отъезд снова отложился. Что будешь делать? Поедешь хотя бы сейчас?
– Сегодня не выйдет. Я так устал, куда мне ехать? Все равно там не так много дел, как здесь, так что останусь еще ненадолго. Неизвестно, что еще может случиться.
– Если тут еще что-то и случится, так только война, а?
– Хватит нести всякую чушь. И без того ведь проблем не оберешься. Скажи лучше, где можно выпить?
– В окрестностях полно баров. Проблема лишь в том, что ни в одном из них нас не могут принять.
– Как это не могут? Можно ж пацана позвать.
Чхоль закатал рукава рубашки, в которую только что переоделся, и закатил глаза. Несмотря на то что его глаза скрывали темные очки, я ясно видел, что в них зажглось любопытство. Надеюсь, он не про Ли Чонуна говорит. Я, делая вид, что ничего не понимаю, быстро пошел вперед.
– Это он, да? Тот парень, который собирался покончить жизнь самоубийством.
– Ты о чем вообще?
– А как иначе он может нас видеть? Странный он человек. Если он действительно хочет покончить с собой, почему такой радостный?
– А, откуда мне знать, я же говорю, что нет…
– Так можно же просто спросить у него самого. Эй!
* * *
Это получилось настолько кстати, что аж жутко. И почему я не заметил раньше, что на противоположной стороне пешеходного перехода в толпе людей стоял Ли Чонун? На этот раз он счастливо улыбался, держа в руках не кота, а сумку и книгу. Он был одет в белую рубашку и шорты, а на лбу у него, несмотря на вечернее время, из-за жары выступили капельки пота.
Пусть это и странно, но всякий раз, когда я встречаю его в последнее время, я вижу в его внешности что-то живое. Энергия жизни чувствовалась в его улыбке, действиях и даже в этих маленьких капельках пота. Почему же такой человек решил покончить с собой и теперь может видеть нас?
– Эй! Вы идете после работы?
– Работы?
– Разве вы улетели не из-за обрушившегося здания?
Он сообразительный только тогда, когда это совершенно не надо.
– Все верно, парень, – ответил Чхоль, который стоял рядом и улыбался. Его сообразительность тоже проявлялась в самые бесполезные моменты. Разве может жнец так небрежно сообщать подобную информацию?! В какой-то момент Ли Чонун развернулся и пошел по переходу в одну с нами сторону.
– А ты куда идешь? Разве можно просто взять и пойти с нами?
– Все в порядке. У меня только что закончились дополнительные занятия, так что я шел домой.
Действительно, в руках Ли Чонуна был учебник по английскому языку. А в довольно увесистом рюкзаке, похоже, тоже находились разные пособия для учебы. Точно ли этот человек хочет умереть? Я еще раз посмотрел на врата жизни над головой Ли Чонуна.
Его путь был пройден лишь частично, а врата не были настежь распахнуты. Это значит, впереди у него была долгая жизнь, поэтому он не должен был нас видеть. В таком случае, единственным возможным вариантом оставалось самоубийство. Потому что он не относился к людям, обладавшим особой чувствительностью. Чхоль, который тоже должен был об этом знать, обращался к Ли Чонуну с радостью.
– Занятия? Так ты учился до захода солнца? Какой прилежный. А поесть успел?
– Только перекусил булочкой. А вы ели?
– Да разве булочка – это еда? Идемте поедим как следует. Хён, а ты почему не идешь за нами?
– Чхоль, ну правда… Ты решил правила нарушать?
В ответ на мой серьезный вопрос Чхоль наклонил голову. Это он-то нарушает правила? Затем он нагло переспросил:
– А ты сам-то не забыл о последнем правиле? Я действую, основываясь на степени моего сострадания.
Сострадание, значит… Мне нечего было сказать, и все, что я мог, – это только закусить губу.
Последнее правило жнеца. Если существо мира живых хочет покончить жизнь самоубийством, жнец может вмешаться в его дела жизни и смерти в соответствии со степенью своего сострадания. Даже если действия, предпринятые для предотвращения самоубийства, приведут к нарушению правил Мёнбуджона, поступок жнеца будет признан оправданным.
Я был ошеломлен до глубины души, потому что это говорил мне Чхоль, который в обычной жизни только и делает, что игнорирует правила. Ли Чонун, не понимавший, в чем тут дело, наклонил голову вслед за моим непутевым другом.
– Чего бы нам поесть? Мне бы хотелось чего-нибудь теплого.
– Что? Но ведь на улице такая жара.
– Парень, люди вроде нас не чувствуют жару. Но внутри немного свербит, вот и хочется чего-нибудь тепленького.
Ли Чонун, немного задумавшись, спросил:
– Кукбап?[21]
Конечно же Чхоль ответил на это широкой улыбкой. А затем подошел к парню так близко, словно собирался положить руку ему на плечо. Вдруг он повернулся ко мне, как будто о чем-то вспомнив:
– Хён, а позови-ка Хана. Он ведь тоже сегодня работал и не успел поесть.
Сейчас он казался настолько бестолковым, что мне хотелось разок его ударить. Перед глазами у меня ясно представилось зрелище, как Хан, увидевший произошедшее, безжалостно избивает его своим зонтиком-тростью. Я растерянно смотрел, как прямо передо мной жнец и человек легкой походкой шли есть суп.
* * *
– Мне суп с бычьей кровью.
– А я буду суп с ростками фасоли. А вы?
Я не хотел отвечать, поэтому просто уставился в меню на стене, задаваясь вопросом, почему все так вышло. Неужели и правда не следовало помогать тогда? Я что, не должен был предотвращать его самоубийство? Напротив меня сидели Ли Чонун и Чхоль, который подначивал его: «Какие еще ростки фасоли? Мясо ешь, мясо» – и надоедливо смеялся. Стул, на котором он сидел, и стена за ним были чистыми. Мало того, и сам ресторан выглядел совершенно новым, как будто только что открылся. Жнецы, хоть иногда и питались в ресторанах, могли посещать только те из них, где управляли люди, которым скоро предстояло умереть, поэтому в таких местах, как это, бывали редко.
Поскольку наступил уже поздний вечер, людей, пришедших поесть, оказалось мало. К тому же стоило нам войти, как даже те, кто еще ужинал, начали подниматься и уходить один за другим. Хоть они и не могли нас видеть, зато могли почувствовать особую энергию жнецов, поэтому неосознанно старались отдалиться от нас.
– Эй, Хён, что ты будешь есть?
– Кукбап с сундэ…[22]
– Чхоль, соджу тоже заказать?
Чхоль? Я моргнул и быстро посмотрел на него. И когда они успели друг другу представиться?
Чхоль, не обращая внимания на мой пристальный взгляд, мотнул головой:
– Не надо. Я с детьми не пью.
– Но я уже совершеннолетний.
– И все равно недостаточно взрослый.
Чхоль, говоря веселым голосом, украдкой глянул на директора ресторана. Мужчина за кассой странно смотрел на Ли Чонуна. Он мог видеть только парня, который сидел один за столиком на четверых и что-то бормотал. Если он закажет несколько тарелок супа, да еще и соджу, это будет выглядеть весьма странно. Чхоль решил позаботиться о парне, поэтому не стал заказывать алкоголь, но, если бы он действительно был заботлив, с самого начала не приглашал бы его поесть вместе.
– Хочу заказать! – энергично закричал Ли Чонун, подняв руку.
Женщина в фартуке тоже странно на него взглянула, прежде чем подойти. Увидев, что она несет бутылку с водой и одну чашку, он наклонил голову:
– Дайте еще две… Нет, три чашки. А еще хочу заказать один суп с бычьей кровью, один – с ростками фасоли и один – с сундэ.
– А-а-а, похоже, еще кто-то придет.
Женщина слегка улыбнулась, будто ее сомнения немного развеялись, и поставила бутылку с водой на стол. Передав заказ на кухню, она быстро принесла остальные чашки, а затем двинулась убирать другие столики. Посетителей, кроме нас, не было, так что убирать было особенно нечего, но она инстинктивно избегала нас. Жнецы обычно там, где смерть. А значит, тот, кто еще не столкнулся с ней, предпочитает нас избегать.
– В этом ресторане вкусно. Он довольно известный, но сегодня почему-то совсем нет посетителей. Значит, сможем поесть без спешки.
Конечно, кроме этого человека. Ли Чонун, который был непонятно чем так доволен, продолжал улыбаться и накладывать на тарелку кубики редиса в остром соусе из маленькой банки. Чхоль разлил воду по стаканам и протянул один из них мне.
– Ты связался с Ханом?
– Да, но не знаю, придет ли он.
– Да придет, куда денется? Хоть он и отнекивается, но в конце концов всегда приходит.
– Только если для того, чтобы побить тебя.
– Да разве такое когда-нибудь было? Ну если только пару раз, но точно не каждый день.
Проблема лишь в том, что эти пару раз они ссорились так серьезно, что в Мёнбуджоне даже ломали голову над тем, какое наказание к ним применить. И все же, кажется, совесть у Чхоля была, раз факт ссоры он признавал. Мы сидели и препирались, когда внезапно я почувствовал, что на меня пристально смотрит Ли Чонун. Я перевел на него взгляд, желая понять, в чем дело, но наткнулся только на его сверкающие глаза.
– Братик-жнец, а вы правда такой же, каким были тогда. Похоже, вы не стареете?
– Не называй меня братиком-жнецом.
– Верно, его зовут Хён.
– А, так, значит, Хён.
– И так тоже не называй…
– Вот ваша еда.
Во время этой суматохи, о которой знали только мы, принесли суп, испускающий белый пар. Воздух из кондиционера, наполнявший помещение, на мгновение смешался с ним. Когда сотрудница ресторана увидела, что Ли Чонун сидит один, она на мгновение заколебалась, не зная, куда поставить суп.
– Давайте его сюда.
Ли Чонун, лучезарно улыбаясь, поставил суп с кровью перед Чхолем, с сундэ – передо мной, а с ростками фасоли – перед собой, а затем поблагодарил сотрудницу.
– Похоже, ваши спутники еще не пришли. Но еда ведь остынет…
Сотрудница словно спрашивала, что же ей делать, но Ли Чонун просто ответил ей улыбкой.
– Почему только я могу вас видеть? – произнес он, как только сотрудница, закончив подавать еду, ушла на кухню.
Чхоль, который тут же схватил ложку и начал поедать суп, закашлялся. Я быстро оторвал салфетку, любезно швырнул ее ему в лицо и спокойно проговорил:
– Кто б знал. Должно быть, это с тобой что-то не так.
– Не так? А в чем может быть проблема?
– Допустим, сме…
– Эй, давай сначала поедим, а потом поговорим. Разве можно за столом обсуждать что-то подобное?
Чхоль, едва отдышавшись, прервал этот разговор, ударив ложкой по тарелке. Похоже, он не хотел, чтобы Ли Чонун знал, что жнецов может видеть тот, кто решил покончить жизнь самоубийством. И зачем эта бессмысленная забота, когда он уже и так узнал все, что можно и нельзя?
Коротко щелкнув языком, я зачерпнул полную ложку супа. Вместе с ним по моему горлу прошли и горячие водоросли. Наблюдавший за этим Ли Чонун широко округлил глаза, словно спрашивая, не горячо ли мне, но я не ощущал никакого жара. Для жнецов, снующих туда-сюда через границу в мир мертвых, этот жар не был чем-то особенным. Скорее, мое настроение просто немного улучшилось от теплой еды, которую я ел впервые за долгое время.
В этот момент я услышал слабый звук колокольчика, висевшего на двери ресторана. Директор за кассой повернул голову, но не увидел, что кто-то вошел. В тот момент, когда он наклонил голову, как бы недоумевая, не ослышался ли, внезапно внутрь влетела черная субстанция.
– Ай! Ыа-а-а! Ч-что это?!
Чхоль вскрикнул и рефлекторно схватил это нечто, собиравшееся ударить его прямо по голове. В руке у него оказалось не что иное, как длинный черный зонтик-трость, а у входа в ресторан стоял пыхтящий Хан в костюме. Глаза за его очками без оправы пылали черным огнем гнева.
– Я, конечно, считал вас сумасшедшим, но не думал, что все настолько плохо! Хён, как вы можете подыгрывать этому идиоту?!
– Что? Идиоту? Что ты только что сказал? Да что ты вообще творишь во время еды, а, мерзавец?!
– Идиот – это еще мягко сказано! Что вы сейчас творите с живым человеком? Собираетесь нарушать правила Мёнбуджона?
– Едим суп, а что?! Мы не нарушили никаких правил! Он первый нас увидел!
– Что за ерунда? Ему же еще жить и… Неужели это тот человек, о котором вы говорили тогда? Тот, что решил покончить жизнь самоубийством?
– Что? Я?
Ли Чонун, растерянно сидевший среди поднявшихся криков, указал на себя. От этого движения горячий суп из ложки выплеснулся прямо на него.
– Ай, горячо!
– Ну как можно быть таким неуклюжим?! Эй, Хён. Дай сюда салфетку.
Чхоль, полностью игнорируя пышущего гневом Хана, взял у меня салфетку. Тот вздохнул, словно видеть, как Чхоль вытирает обожженную руку Ли Чонуна, для него было абсурдно. Сотрудница, которая не могла видеть жнецов, но уловила какое-то волнение, взглянула в сторону столика, за которым мы сидели. Я качал головой, думая, что теперь с этим делать, когда Ли Чонун вдруг поднял руку.
– Принесите еще супа со свининой.
Не обращая внимания на мое недоумение, Чхоль резко выдвинул стул рядом с собой.
– Садись. Ты ведь будешь суп со свининой?
– Чхоль, правила Мёнбуджона…
– Что ты все заладил Мёнбуджон да Мёнбуджон? Если бы мы нарушили правила, могли бы мы сейчас неторопливо есть суп? Нас бы уже давно схватили!
Он был прав. Стоит только жнецу нарушить правила, как в Мёнбуджоне тут же об этом узнают, врата в потусторонний мир открываются и забирают нарушителей для суда. Однако мы уже некоторое время беседовали и даже ели вместе суп, а врата все не открывались. Как бы там ни было, правила мы не нарушили.
– Как знать. Может быть, дело в том, что в Мёнбуджоне сейчас заняты из-за происшествия с обрушением здания? И времени вас наказать просто не было.
– Это тоже имеет смысл.
Я кивнул, снова зачерпывая ложкой остывший суп с сундэ. Лицо Хана, получившего наконец от меня согласие, просветлело, но, как только я съел ложку супа, снова сморщилось. Я почувствовал на себе суровый взгляд, который, казалось, вопрошал, как кусок может лезть мне в горло. Пусть смотрит, если так хочет, а я снова набрал полную ложку. Трудно найти место, где хорошо готовят суп с сундэ, но этот ресторан неожиданно пришелся мне по вкусу. Но, поскольку здесь нет никого, кто скоро должен умереть, боюсь, я ем здесь суп в последний раз. В таком случае нужно распробовать его как следует.
– Садись. Если будешь просто шататься здесь, люди тоже почуют что-то неладное.
Хотя, кажется, они уже почувствовали, что атмосфера стала холоднее. Директор дрожал, пытаясь отрегулировать температуру кондиционера. Хан, которому не осталось другого выбора, подошел, схватил пустой стул рядом с Чхолем, вытащил его и втиснулся справа от меня.
– Эй… тут тесно! Не можешь подвинуться чуть в сторону?
– Не могу.
Внезапно Ли Чонун тихонько подвинул свой стул немного в сторону. Поскольку мне было слишком тесно, я тоже отодвинулся, и внезапно мы втроем с Ханом и Ли Чонуном оказались сидящими рядом с одной стороны, а напротив нас были дымящаяся тарелка супа с бычьей кровью и Чхоль, занявший в одиночку просторное место. Похоже, ему показалось забавным то, как мы сбились в кучу, поэтому он хихикнул.
– Давайте для начала поедим. Как раз твой суп несут.
Сотрудница собиралась поставить новый суп со свининой рядом с тем, что был с бычьей кровью. Похоже, ставить тарелку туда, где никто не сидел, казалось ей странным, поэтому она снова пристально посмотрела на Ли Чонуна. Как только она отошла, он тут же приподнялся и поставил еду перед Ханом. Пораженная этим странным действием сотрудница вздрогнула, но наблюдать больше не стала.
Теперь в ресторане было три жнеца, и энергия, исходящая от нас, похоже, стала весьма сильной, поэтому сотрудники старались избегать места, где мы сидели. Жуткое чувство, похоже, вводило их в состояние необъяснимой тоски. Но оно не было достаточным, чтобы мы должны были что-то с ним делать.
– Вас зовут Хан, верно?
Я думал, что нам следует просто спокойно поесть и сразу уйти, но глупый Ли Чонун вдруг заговорил с Ханом. Тот как раз собирался захватить палочками редис в остром соусе, но его рука дрогнула. Стоило кубику редиса упасть на стол, как его съел Чхоль, и я тут же посмотрел на него.