Ильин оказался совсем не таким, как Рыбкина ожидала.
По предварительным сведениям, это был торгаш. Покупал оптом китайское около-оккультное барахло и впаривал втридорога. Снабжая каждый кусок хлама подходящей историей. Древне-Вавилонские руны, совершенно настоящие, сделаны в Шень-Пэне…
А теперь это оказался серьезный человек с тихим голосом и мешками под глазами. Усталый, серьезный и не волшебный ни на йоту. Настолько обыкновенный, что когда он сказал о ее ясновидении, Рыбкина на миг растерялась.
– Вы, наверное, уже видели, – сказал Ильин. – Да, у меня забрали одну штуку. Монету удачи, мой талисман.
– Вы откуда… – следователь не должен показывать растерянность, но для Рыбкиной все это было слишком непривычно.
– Я чувствую, – ответил Ильин. – Вы видите, а я чувствую. Силы, энергии, иногда связи. Работа с этим ужасно утомляет, но я, наверное, попытаюсь теперь стать целителем.
– Вот как, – только и смогла сказать Рыбкина.
– Да, – Ильин пожал плечами, и вдруг внутреннее чувство почти завопило о том, что сейчас он скажет что-то важное. – Я решил бросить свой бизнес. Ложь это все и глупости.
– Просто потому что потеряли свой талисман? – сказала Рыбкина фразу, которая должна была подтолкнуть Ильина… и подтолкнула.
Теперь Рыбкина ехала по дороге и крутила в голове откровение бывшего жулика.
***
В баре было темно и очень шумно. И в голове тоже было темно и очень шумно. И в будущем. И даже в прошлом.
Ильин сидел мрачный, пил и горевал. Без талисмана под угрозой окажутся все продажи. Без талисмана впереди… нет, не нищета, но что-то очень близкое. Налоговая проверка, например. Или глупые вопросы клиентов.
“Я купила статуэтку Хотэя, выкопанную в нижнем Ханхэе, а потом посмотрела на карту и узнала, что нижнего Ханхэя не существует!”
“Я заплатил за Слезу Луны тридцать тысяч, а потом нашел такую же на АлиЭкспрессе за двести рублей!”
“Я… я… я…”
И все это будет значить, одно – дело о мошенничестве.
– Так ты ж и есть мошенник! – какой-то хмырь уселся рядом и нахально сгреб его, Ильина, бутылку. Отхлебнул прямо из горлышка, скривился.
– Я не маш… мыш… – пробормотал Ильин и махнул рукой.
– Не мышь, ага. Жулик ты, – оскалился тип и сунул Ильину бутылку. – На, запей неожиданную мысль.
Ильин машинально взял и хлебнул. Он уже забыл, что заказывал, но оно было очень крепкое и пахло экзотическими фруктами. И наверное, даже цветами.
– Чего это за… чего это?
– Пей, дурачок, – дядька хлопнул его по плечу. – Пей и думай.
Ильин попытался рассмотреть собеседника и вдруг успокоился – его не было. Он только чудился. Казался. Снился наяву.
Был он гол и чёрен, с огромной бородищей и пронзительными глазами. Не негр, но с черной кожей. Тощий и жилистый. Конечно, он был видением, в таком виде его бы не пустили в бар.
– Тебя нет, – сказал он. – Ты мне сни… сну…
– Снип-снап-снурре, – передразнил его дядька. – Спишь, и спи себе. Сны смотри. Спи и думай. Пойдешь по этим тропкам дальше, и все. Придёшь. Уже почти пришел.
– Ты… моя смерть? – страх вдруг вернулся, да ещё такой сильный, что онемело все тело.
Черный человек усмехнулся.
– Ты пьян, – ответил он, – иначе ты бы меня и не увидел. Просто подумай. Не так часто выходит, что человек успевает повернуть.
– Повер… не вер… – прохрипел Ильин. В горле встал ком, выпитое вдруг вспухло в животе огромной горячей массой, в ушах зазвенело.
– Невермор, – засмеялся черный человек и стал вороном. Блеснули перья, блеснул черный всевидящий глаз, черный острый клюв. Ильину показалось, что сейчас этот клюв вонзится ему прямо в глаз, вопьется до самого мозга, а заодно выдернет из головы мысли о деньгах, о клиентах, о продажах… На какой-то миг он даже согласился с этим, но потом понял, что и самого Ильина ворон тоже выдернет, раздавит клювом, поглотит черной бездной.
Он шарахнулся, свалился со стула, упал на четвереньки на грязный пол. Голоса вокруг вдруг стали громче и отчетливее.
– Упился?
– Может, скорую?
– Да, выкинуть его просто!
Темная мутная жижа крутилась в животе, в голове, размывала мышцы в кашу. Его стошнило, на миг стало совсем плохо, показалось, что сейчас остановится сердце…
Потом прямо перед ним оказались черные босые ноги.
– Думай, экстрасенс, – сказал черный голос откуда-то сверху, – не прячься, почувствуй.
Твердая и черная рука хлопнула по плечу и черный человек ушел.
– Вам плохо? – спросил кто-то.
– Может, воды?
– Может, вам лучше выйти на улицу?
– Да… да… – пробормотал Ильин, – на улицу. На воздух.
Ему помогли подняться и он поковылял, медленно и тяжело к выходу.
– Кстати, – сказал вдруг Черный Человек, и снова оказался рядом, – встретишь, передай глазастой девке, чтоб берегла. Люди слишком легко умирают. А сам подумай… и поменяй дорожку.
***
– Глазастая девка это, видимо, я, – сказала Рыбкина после долгого молчания, когда ильин закончил свой рассказ.
– Значит, я вам только что передал, – ответил Ильин.
– А кого беречь, вам этот Черный Человек не сказал? – уточнила Рыбкина.
Ильин промолчал.
– Ладно, давайте вернемся к делу, – сказала Рыбкина и попыталась сама отложить картину, описанную Ильиным в сторону.
Картина не откладывалась.
Черный Человек приходил в видениях к чокнутой Белкиной, Черный Человек приходил к пьяному Ильину. Черный Человек советовал обратиться в полицию, бросить жульничать, передавал информацию…
– Допросить бы этого Черного Человека, – пробормотала Рыбкина.
Ильин рассмеялся.
Рыбкина улыбнулась тоже.
– А чего? – сказала она. – Он явно хочет что-то передать следствию, почему бы ему не явиться лично?
– Боюсь, это так не работает, – ответил Ильин. – измененное состояние сознание, оно ведь не зря так называется. Это вам надо шаманов спрашивать, как свое сознание изменить так, чтоб с черным человеком встретиться.
– Или наркоманов, – добавила Рыбкина.
Ильин кивнул.
– Только, боюсь, меня снимут с дела, – сказала Рыбкина.
– Дело ваше, – Ильин стал совершенно серьезен. – Я его боюсь, Черного Человека. Но он прав – мне надо менять дорожку. Может, он и вам дельный совет дал? Вам виднее.
Рыбкина поняла, что допрос закончился. Что больше она ничего толкового от Ильина не добьется. Нет, он не станет запираться, просто вся эта потусторонняя ерунда – она в той зоне понимания, куда с допросами не пролезешь.
***
Машина летела по дороге. Рыбкина обожала ездить быстро, очень быстро. Ей казалось, что так и мысли движутся быстрее, спешат, наперегонки с колесами.
Сейчас она выбрала далекую окольную дорогу, пусть дальше, зато без пробок. И думала. Крепко, глубоко думала.
Ильин, конечно, не врал. Проверить его слова нечем, но она чувствовала, знала.
Мысли летели, вперед, вперед.
Черный Человек, допросы, допросы. Тайны, мистика, потусторонние силы.
– Нужен кто-то, кто знает всю эту дребедень, – сказала Рыбкина вслух. – И кому можно верить.
Внутренний дар тут же подсказал – Коростень или Черепанов.
Духи, таинственные видения и даже измененное состояние сознания – все это по их части. Еще подошла бы Белкина, но та постоянно в измененном состоянии, ее не понять.
Соблазнительно было бы полагаться только на собственный дар, себе-то всегда можно верить, но уж очень тяжело. Рыбкина уже проверял, знала – только кажется, что ясно видеть легко и просто – глянул и увидел. На самом деле после сосредоточения усталость накатывает, голова болит и видения становятся путаными, а порой и пугающими. Значит, нужен консультант, и выбирать из этих двоих.
Черепанов, решила следователь. Приехал издалека, долгое время здесь его не было, значит, скорее всего, непричастен ни к чему неблаговидному.
Коростень – тот мутный тип. Не злодей, но ясно, что у него свои какие-то дела. Браконьер? Торговля травкой? К счастью, Рыбкиной не надо расследовать все это, но и ждать откровенности от него не стоит.
Значит, Черепанов.
Решив главное, она позволила разуму поплыть в туман предчувствий.
Черный Человек… Является в бреду и дает хорошие советы.
Жулик, не жульничай – чем не хороший совет? Как полицейский, Рыбкина всецело одобряла такое. Действия Ильина, конечно, не попадали под уголовный кодекс. Они даже и мошенничеством-то были с натяжкой, и все же, нехорошо.
И все же, стоит ли верить ли черному человеку? Кто он такой?
Ответа не было.
Раздался звонок телефона, Рыбкина включила гарнитуру.
– Привет, Рыба, – сказал Динозавр. – Эксперты прислали результаты.
– Что-нибудь интересное? – спросила Рыбкина. Когда она при осмотре настояла на полной экспертизе, ей казалось, что вот-вот она поймает что-то важное. Но после нескольких допросов стало понятно, что тут странное, и легко не будет.
– Хрен знает, – подтвердил Динозавр из телефона. – Ноут раздавлен чем-то тяжёлым и плоским. И грязным, будто обувь, но по форме не ботинок, не сапог.
– Лошадь, – ляпнула Рыбкина. – Лошадь хотела поработать на ноуте, но у нее копыта.
– Ага, – ответил Динозавр и засмеялся. – На копыто как раз похоже. Только откуда там такое?
– Ладно, – сказала Рыбкина, – приеду, почитаю подробности.
– Еще Кириллыч спрашивал, как у тебя дела, – добавил Динозавр.
– Так дело-то еще только начали! – возмутилась Рыбкина.
– Хорошее начало – половина беды, – сказал Динозавр. – Ладно, ты сюда скоро?
– Не очень. Сейчас еще с одним типом поговорю, и приеду.
– Это ты уже под конец рабочего дня только доберешься, – сказал Динозавр и в его голосе отчетливо слышалось осуждение. К чему, мол, пахать до поздна? День, конечно, не нормированный, но разве это значит, что надо поймать преступника прямо сегодня?
– Я постараюсь пораньше, Пал Палыч, – сказала Рыбкина.
– Давай, – ответил Динозавр, – если мне надо задержаться, позвони.
***
Рыбкина отключилась, попыталась вернуться к своим рассуждениям и поняла, что уже все решила. Пожала плечами и быстро набрала номер.
– Мирослав Кириллович? – сказала она, едва дирижер отозвался. – Это Рыбкина, следователь. Мы можем сейчас с вами встретиться и поговорить немного?
– Поговорить? – переспросил дирижер. Он помялся, потом засмеялся.
– А я думал, с такими пустяковыми кражами полиция и не чешется. Извините.
– Иногда, как видите, чешется, – Рыбкина отлично понимала дирижера. Она и сама не очень понимала, почему ее так тянет это дело разобрать. Все вокруг уверены были, что молодая девчонка хочет выслужиться, но сама Рыбкина чуяла за всей этой ерундой какую-то мутную и темную дрянь.
– Тогда давайте встретимся, – сказал дирижер. – Я сейчас дома, но могу подъехать, куда скажете. Минут через пятнадцать могу быть в отделении.
– Я бы хотела, чтоб это был не допрос, – сказала Рыбкина, – так что давайте, может, в кафе?
– Первый раз меня на свидание приглашает полиция, – засмеялся дирижер.
– Мне нужна небольшая консультация, – сказала Рыбкина.
– Вы задумались о карьере музыканта? – слышно было, что дирижер продолжает веселиться.
– Скорее, о карьере колдуна, – сказала Рыбкина и с удовольствием услышала внезапную тишину. Она почти видела, как дирижер замолкает, становится серьезным и даже немного мрачным. Как он думает, шутит ли она. Как он вспоминает все странности собственного ограбления и задумывается о своем бубне.
Рыбкина и сама хотела бы знать, кому нужны личные предметы колдунов, их инструменты.
– Колдуна… – медленно протянул он наконец. – Что ж, можем и об этом поговорить.
– Значит, давайте я сейчас подъеду и поговорим, – Рыбкина закончила разговор и попробовала сосредоточиться на дороге. К сожалению, дорога уже кончалась. И даже то, что ехать надо было не в отделение, а к дому дирижера, не сильно удлиняло путь.
– Значит, надо быстро подумать о чем-то важном, – сказала Рыбкина вслух и перестроилась в другой ряд.
Что-то важное было еще, о чем она не подумала…
Ритм.
Далеко-далеко в жарких джунглях бьют барабаны бьют, в такт качаются звезды на небе, в такт бьются сердца танцоров. Босые ноги бьют и бьют в землю, черные руки бьют по черному дереву, черные змеи качаются среди лиан, черная луна смотрит с неба…
Черепанов тряхнул головой, посмотрел по сторонам.
Современный сибирский город. Лето. Зеленые пыльные деревья, грязный асфальт. Следователь, странная девушка, сидела рядом за рулем. Машина стояла на обочине, он сел, и они увлеклись разговором. Собирались поехать куда-то, но так и не поехали.
Джунгли не здесь, они внутри, в сердце. Ритм барабанов где-то на самом краю сознания. Наваждение, мираж.
Чары.
– Вы знаете, Марта, – серьезно сказал Черепанов невпопад, – мне Оньи Нкузи не стал делать барабан. Там все делают на барабанах, но он сказал, что я уйду, и там… в смысле, тут, будет лучше бубен.
– Они… кто? – переспросила Рыбкина.
– Оньи Нкузи, – поправил Черепанов. – Учитель. Вы правы, он учил меня колдовству. И бубен, это рабочий инструмент. Как молоток или скрипка.
Рыбкина промолчала.
Черепанов собрался с мыслями.
– Я не знаю, зачем такие штуки могут красть. По идее, можно через личную вещь как-то управлять человеком. Или хотя бы наслать на него чары… но не на мага. Мой бубен, например, пропитан чарами, защищен духами, и постороннее колдовство попросту отвергнет. Да и вообще – если уж они меня в бессознательное состояние ввергли, то не проще ли было взять пару капель крови?
Он замолчал, задумался. Рыбкина подождала немного, потом спросила:
– А с кровью можно… хотя, не надо, не отвечайте.
Черепанов засмеялся.
– Вы правы. Сказки все знают, а там колдовство отображено не точно, но вполне похоже.
– Я поняла, – сказала Рыбкина. – Мотив преступника не ясен. Остается работать со следами.
– Тут тоже я вам ничем не помогу, – ответил Черепанов. – Жаль, но даже если я начну спрашивать духов, то их показания вы же в протокол не внесете.
– А вы можете спросить духов? – уточнила Рыбкина.
– Могу. Это не очень сложно. Но…
– Хотя бы чтобы уточнить направление поисков, – сказала Рыбкина. – Это ведь и в ваших интересах.
Черепанов кивнул. Потом потер лоб, лицо.
– Может, в самом деле, в кафе какое-нибудь? – сказал он. – Я, признаться, еще не завтракал.
– Да, конечно, – вспомнила Рыбкина.
Мотор заурчал, его звук словно усилил барабаны в джунглях. Змеи подняли головы и улыбнулись своими равнодушными, холодными пастями. Черепанов насторожился. Воображение, конечно, разыгралось, и все же, без своего бубна он все время чувствовал себя неловко. Словно голым на улицу вышел.
– Скажите, вам что нибудь говорят слова “Черный Человек”? – спросила Рыбкина, когда они остановились около кафе.
Мотор заглох. Черепанов хотел было усмехнуться и пошутить про негров, там, мол, в Конго, была куча черных людей…
Но вместе с мотором замолчали барабаны внутри. Затихли джунгли. Замерли змеи. Остановились танцоры. И все они смотрели на него, на колдуна.
Черепанову захотелось всплеснуть руками и крикнуть им всем, что он не мастер-колдун! Что он лишь новичок, совсем недавно копнувший эти глубины…
Но…
Но.
Глаза-глаза-глаза. Барабаны. Змеи и лианы, ноги танцоров, ритм.
Оньи-Нкузи потому и взял его учеником, что Мирослав слышал этот ритм.
Из этого танца нельзя выскочить.
– Есть пословица… – пробормотал он невпопад, – не африканская… взялся за гуж, мол…
– Что, простите? – Рыбкина как раз обошла машину и подошла к тротуару.
– Сейчас, – ответил Черепанов, и молчал до тех пор, пока они не сели за стол, не заказали чего-то, чего сам Черепанов не запомнил.
– Давайте на ты, – сказал он Рыбкиной. – Такие разговоры надо вести с тем, кому доверяешь, а мне сложно доверять гражданке следователю Рыбкиной.
– Давайте на ты, – ответила Рыбкина. – Тогда и по имени. Я Марта.
– Слава, – ответил Мирослав.
Они пожали руки.
– Коростень прежде, чем говорить, преломил со мной хлеб, – вспомнила Марта.
– Есть такой обряд, да, – ответил Мирослав. Он собрался с мыслями.
***
– Все колдуны идут своими дорожками, – начал он. – Поэтому каждый колдун расскажет про своё. Порой может показаться, что все мы живем в разных мирах.
Марта кивнула. Она достала блокнотик, но пока ничего в нем не писала.
“И не напишет”, – вдруг подумал Мирослав. Он не знал, почему он так решил, но это было точно – блокнот так и пролежит весь разговор рядом.
– Я в большой степени новичок в этом деле, – продолжал Мирослав. – Учитель не стал много рассказывать мне про колдовство джунглей, я ведь собирался возвращаться. Но я слышу ритм.
И снова услышал ритм.
Грохнул огромный барабан, глухо и одиноко. Мирослав кивнул.
– Это просто восприятие магии. Каждый чувствует ее по-своему, – сказал он. – Для меня это музыка. Я же музыкант. И дирижер – управляю музыкой, так же, как колдун управляет магией.
Барабан грохнул еще раз.
– Рядом с нашим миром, который мы видим постоянно, есть… – Мирослав заколебался. использовать заезженные слова про тонкие миры не хотелось, но как назвать это по-другому?
Рядом с барабаном зашуршали погремушки. И грохнул барабан.
– Тонкий мир. Слова не важны, они все будут не точны, так что вы не слушайте слов. Каждый видит по своему. Даже сейчас, когда я так издалека подхожу к ответу на твой вопрос, я слышу тему Черного Человека.
Мирослав замолчал и прислушался. Барабан бил редко и гулко, шипели маракасы, и где-то вдали вступила флейта.
“Этак мы дождемся симфонического оркестра”, – подумал Мирослав.
– Тема? – решилась нарушить молчание Марта, но Мирослав сделал дирижерский жест ладонью – стоп! Она замолчала.
– Барабан, – сказал, наконец, Мирослав. – Барабан, маракасы и флейта. Это не все, многое отсюда не слышно. Неистовый танец и расслабленная неподвижность.
Подошла официантка, поставила перед ним тарелку и стакан с приборами. Вилки звякнули о стекло.
Мирослав взял вилку, осторожно коснулся стекла еще раз. Стекло отозвалось длинным звоном.
– Я уверен, Черный Человек обитает там, в тонком мире, – сказал он, потом поднял глаза на официантку. Улыбнулся.
– Спасибо. Принесите сразу счет, мы поедим и пойдем.
Девушка ответила дежурной улыбкой, но в глазах у нее мелькнуло удивление. Она покосилась на Марту, словно спрашивая, нормальный ли ее спутник и ушла.
Мирослав звякнул вилкой о стакан еще раз.
– Черный Человек, – сказал он. – Я не знаю, кто он. Но думаю, к его словам стоит прислушаться. Верить ли им – станет понятно позже. Обитатели тонкого плана не лгут, но добро и зло понимают совсем не так, как мы.
– Ильин сказал, что Черный Человек сказал… – начала Марта и усмехнулась. – Какая точность-то показаний! Он сказал, тот сказал, по слухам, по догадкам…
Мирослав тоже улыбнулся, но потом ответил серьезно:
– Это ж магия. Ничего не понятно, идешь наугад в тумане.
Барабаны в тонком мире согласно загрохотали. Теперь ритм превратился в ровный гул, ноги танцоров двигались быстро-быстро, но сами танцоры стояли на месте. Впрочем, Мирослав не видел танцоров – только слышал звук их ног.
Мирослав стал есть. Пальцами левой руки он отстукивал этот ритм.
– Значит, – тихо сказала Марта, – кто-то умрет?
– Люди каждый день умирают, – ответил Мирослав. – Но думаю, да. Кто-то нужный в опасности.
– Как же узнать, кто и как? – Марта сердито посмотрела по сторонам, словно ожидала где-то в углу увидеть Черного Человека, который быстренько объяснил бы.
– Подожди, – удивился Мирослав, – ты же ясновидящая? Разве нет?
Марта охнула. Чудеса, которым она привыкла не доверять, видения, что она видела порой…
– Я ж говорю – сказал Мирослав. – Не знание, а чутье. Не доказательства, а чувства.
Он откинулся на спинку своего стула.
– В Африке колдуну не нужно было доказывать ничего. Он просто знал, и все. Но самому колдуну посоветоваться можно было только с духами. Или с учителем, с Оньи-Нкузи. Но мне поговорить с учителем не получится – он еще жив.
Марта мрачно кивнула.
– Мне надо сосредоточиться.
Мирослав замолчал и принялся за еду.
***
Марта взяла в руки свою чашку. Кофе, вполне неплохой, особенно если сравнивать с тем, что льется из кофейного аппарата в отделении.
Легко Мирославу говорить – “ясновидящая”! Она вдруг поняла, насколько привыкла не верить собственному дару.
“Шарлатанство! Слишком развитое воображение! Доказательства где?! Просто совпало”, и наконец, последнее: “Интуицию к делу не пришьешь!”
А теперь надо было именно интуиции довериться больше, чем любым словам и доказательствам. И по совету сущности, явившейся мошеннику в алкогольном бреду, попытаться угадать, кто сегодня умрет.
“Я знаю точно наперед, сегодня кто-нибудь умрет…” – всплыл в голове детский стишок.
Марта прикрыла глаза, ожидая увидеть темноту, но увидела квартиру.
Узкий коридор идет от прихожей к туалету, и там, около санузла раздваивается. Справа комната, слева комната. И еще одна позади – зал.
Шикарно живет – одна в трехкомнатной квартире.
Жила.
Потому что жительница лежала в дверях туалета.
Глубокая ночь, и девушка, похоже, собиралась спать, переоделась в ночнушку. Теперь тонкая ткань слиплась, впитав в себя мочу.
“Следов насилия нет”, – машинально отметила Марта и оглянулась.
В квартире она была одна. Вернее, ее здесь, конечно же, не было. Здесь не было никого живых, и ничто не мешало осмотреть.
Первым делом Марта скользнула мыслью в спальню, безошибочно выбрав нужную комнату. Только движения были медленными, плавными и очень тяжелыми. Когда она добралась, наконец, до спальни и увидела разбросанные по кровати и полу упаковки от таблеток, с нее уже градом катился пот и ужасно болела голова.
– Передозировка, – сказала Марта вслух и звук собственного голоса разбил видение.
Она снова сидела перед колдуном, держала в руках остывшую чашку с остатками кофе.
– Кто? – спросил Мирослав.
– Белкина, – ответила Марта. – Она принимает какие то препараты, и нынче вечером примет сразу четыре, кажется, упаковки. Или пять, я не разглядела.
– Белкина? – переспросил Мирослав, – кто это?
Марта сморщилась. Только сейчас она поняла, насколько тяжело напрягалась только что, чтобы посмотреть. От голоса Мирослава казалось, будто в голове бьют барабаны, каждый звук эхом бился о стенки черепа изнутри.
– Девочка… Семнадцать лет, так что уже почти девушка, – сказала она. – Слегка тронутая, под наблюдением психиатра, регулярно принимает чего-то свое психиатрическое.
– Белкина, – задумчиво протянул Мирослав, потом хихикнул. Его смех рассыпался в голове Марты погремушками, задребезжал, зашипел…
– Белкина, Рыбкина, – сказал Мирослав. – Целый зоопарк. Зайкиной, Лисициной нет в наличии?
– Волкова нужна для комплекта, – Марта решила поддержать шутку. Сказала и залпом допила остывший кофе. Горькая жижа смыла привкус тошноты изо рта, зато теперь к языку прилипли кофейные крошки. – Поехали-ка к этой Белкиной, проведаем девчонку. Время есть еще… да и проветримся слегка.
Мирослав кивнул и встал. Галантно предложил даме руку, но Марта не заметила. Поднялась и вышла из кафе, с каждым шагом шагая все тверже и ровнее.