Павел Айдаров
Личность и темперамент. Теория психологических типов

Полная версия

«Начало всех состояний есть сгущение и разрежение»

Аристотель (Физика, кн. 8, гл. 7)

Фотограф Павел Айдаров

© Павел Айдаров, 2025

© Павел Айдаров, фотографии, 2025

ISBN 978-5-0065-4154-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От автора

Представленная в этой книге теория психологических типов разрабатывалась мною на протяжении 28 лет – в 1997 году работа была начата, и вот теперь, когда уже 2025 год, она наконец-то достигла того уровня, что уже может быть опубликованной. Столь долгое время никакие предварительные результаты не озвучивались, ибо каждый утверждаемый тезис очень тщательно проверялся, порой на протяжении нескольких лет.

Большую роль в деле построения теории психотипов (в данном случае речь идёт и о темпераментах) играет методология, а потому методологическим вопросам в книге посвящён достаточно большой раздел. Кого не интересуют эти вопросы, тот может его пропустить, начав знакомство с книгой сразу со второго раздела, где и излагается теория темпераментов.

Не следует путать представляемую мною теорию с соционикой и считать меня её представителем. Соционика пыталась развивать идеи К. Г. Юнга в одном направлении, я же это делаю совсем в другом. Хоть воззрения Юнга мною многократно критикуются, тем не менее фундамент данной типологии был заложен именно им. Мною же его теория была подвергнута критическому переосмыслению, в результате чего ни одна из представленных здесь психотипических установок, по сути, не совпадает с юнговской. Также понимание экстраверсии и интроверсии, представленное в этой книге, не совпадает ни с одним из имеющихся (не только юнговским), и заставляет по-новому посмотреть на эти психологические особенности.

Немало места в книге уделено и критике предшествующих концепций (не говорю «теорий», ибо не все из них заслуживают право называться «теорией»). Каждый исследователь должен разобраться с тем, что утверждали по этому поводу другие авторы, даже если он с ними принципиально не согласен. Этому я и следую. Вместе с тем эта критика будет весьма полезной для читателя, ибо там освещаются многие вопросы теории темпераментов, которым ранее не нашлось места.

Данная книга – это лишь первый этап большого пути. Здесь представлена общая картина психологических типов. Движение же от общей картины к развёрнутой ещё впереди. Представленная теория меняет взгляд на очень многое. И это многое ещё предстоит переосмыслить.

1. Методологические основы построения психологической теории

Прошло более ста лет с того момента, как К. Г. Юнг впервые представил миру свою теорию психологических типов. Нельзя сказать, что эта теория осталась незамеченной, но и больших сторонников в научной среде у неё не возникло. Понятия экстраверсии и интроверсии в том виде, в каком их понимал Юнг, среди психологов не прижились, а куда более популярной стала трактовка этих понятий Айзенком, отрицавшим теорию Юнга как «сложную» и «запутанную». Научная (академическая) психология оказалась всецело на стороне Айзенка. Поразительно, теория Юнга, изложенная на шестистах страницах, считается научной психологией спекулятивной и недоказанной, а поверхностные представления Айзенка об экстраверсии и интроверсии, которые можно свести к одному абзацу, воспринимаются как научно обоснованные. Одновременно с теорией Юнга появилась и теория темпераментов Кречмера, которая вызвала оживлённые споры в научной среде, и, несмотря на серьёзную критику, к этой теории психологи то и дело обращаются до сих пор. Теорию же Юнга они предпочитают обходить стороной…

Ещё в середине XX века могло казаться, что юнговская теория психотипов уходит в прошлое. Но вдруг в конце XX века на постсоветском пространстве становится популярной соционика, сделавшая юнговскую теорию популярной – не среди учёных, а среди простых людей. Соционика – это детище Аушры Аугустинавичюте, экономиста по образованию и социолога по увлечению. Однако настоящую популярность соционика приобрела, пожалуй, в 90-е годы благодаря работам В. В. Гуленко. Хоть соционика и отличается от теории Юнга по очень многим принципиальным моментам, но базируется главным образом именно на ней. И что особо стоит отметить, если Юнг обходил стороной вопрос определения типов путём тестирования, то соционика этому придаётся с лихвой. Соционика не только теоретична, а имеет весьма серьёзную практику: достаточно активно подбор совместимого социотипа¹ внедряется на разных сайтах знакомств, особенности психотипов используются при создании рабочих коллективов – и это вовсе не под давлением административного ресурса. Если бы соционика совсем не работала, то отнюдь не обрела бы такую добровольную практику. Однако есть и немало людей разочаровавшихся в соционике, что неудивительно, ведь фундамент, на котором она построена, был очень шатким².

Впрочем, несмотря на то, что соционика сделала юнговскую теорию популярной, сама по себе она является достаточно поверхностным учением, не сравнимым с той глубиной, на которую проникал Юнг. Досталось соционике и со стороны научной психологии, и главное обвинение здесь – в необоснованности и несоответствии действительности. Представители академической психологии говорят: мы этих типов не видим. Но те, кто развивает соционику, конечно же, эти типы видит… Между тем некоторые представители соционики, видя методологическую разницу с научной психологией, пытаются брать курс на сближение с ней, т.е. хотят сделать из соционики действительно научную дисциплину (применение тестов – это уже шаг в этом направлении). Но вот только они не понимают, что методологическое разногласие юнговской типологии с академической психологией имеет своим истоком разные исходные позиции в понимании психической реальности, и это непримиримо.

Теория Юнга академической психологией во многом не принимается также по методологическим причинам. В её адрес звучит, что она является умозрительной, а настоящая наука, согласно принятым представлениям, должна быть эмпиричной, основываясь исключительно на опыте. При этом сам опыт сводится лишь до узких границ лабораторного эксперимента, а выводы, полученные путём осмысления естественного опыта, почему-то не причисляются к знанию, полученному опытным путём. Практически не встречается работ, где бы типология Юнга подвергалась развёрнутой критике, где бы указывались логические ошибки, то или иное (конкретное) несоответствие действительности. Получается, содержание теории Юнга полностью отвергается без какой-либо обоснованной критики – только из-за её умозрительности. В такой ситуации сторонникам этой теории даже и спорить не о чем со своими противниками. Но если по содержанию теории спор оказывается невозможным, то он волне уместен на методологическом уровне. Академическая психология говорит: мы пользуемся научным методом – методом эксперимента, который оправдал себя в естественных науках, а значит, именно мы представляем научную психологию. При этом звучит расхожее мнение, что в естественных науках до появления эксперимента господствовал бесплодный философско-умозрительный подход, оторванный от опыта; и лишь когда наука стала в Новое время опираться на эксперимент и наблюдение, стал возможным её прогресс. Юнговская же теория, согласно этой позиции, опирается на уже отвергнутый наукой метод, все результаты применения которого не могут научной психологией быть приняты.

Тем самым в качестве критерия истины выступает процедура получения результата. Экспериментальный метод считается объективным. Но вот только почему-то совсем не обращается внимания на то, что данная объективность – это объективность по форме, а не по содержанию. Если исследователь применяет объективный метод, то это вовсе не значит, что он получает объективную истину. Это лишь значит, что субъективное вмешательство исследователя было ограничено. Вопрос истинности полученного результата – это совсем другой вопрос, и во многом вопрос логический. Когда утверждают, что «данный эксперимент доказывает…», всегда нужно логически разбираться, доказывает ли он что-то на самом деле. А результат логического анализа, прежде всего, зависит от уровня развитости логического мышления исследователя, от усвоенных им понятий, от уровня теоретических знаний, а ведь всё это «субъективный фактор».

Между тем и логика не застрахована от ошибок. Логический путь – это путь последовательности. Мыслить логически – значит, соблюдать последовательность в суждениях, не противоречить самому себе. Если таковой нет, то нет и доверия к результату, но если таковая есть, то это ещё не значит, что полученный результат истинен. Ведь идти по пути заблуждения также можно последовательно, особенно в короткой цепи рассуждений (а именно таковая и доминирует при интерпретации экспериментальных данных). В пути долгих рассуждений при чёткой последовательности ошибка рано или поздно вскроется, однако такой путь редко кто выдерживает: цепь долгих и сложных рассуждений авторов обычно настолько запутана, и они так часто перепрыгивают с одного на другое, что разобраться в её правильности практически невозможно³. Истинность той или иной цепи рассуждений можно определить, пожалуй, лишь интуитивно. И это снова субъективный фактор.

Таким образом, субъективный фактор всегда присутствует в работе исследователя, и этого «объективная» психология предпочитает не замечать. Применение эксперимента вовсе не освобождает от логического анализа, и логический критерий истинности тех или иных результатов исследования всегда был и остаётся – хоть в теоретических, хоть в экспериментальных исследованиях. Но одним логическим критерием всё дело не ограничивается. И дело здесь не только в том, что внешне правильная цепь логических рассуждений на самом деле может быть ошибочной. Чтобы более детально разобраться в методологии психологического исследования, мы затронем далее её основные аспекты.

1.1. От фактов к теории

Наука начинается с фактов. Пытаясь эти факты объяснить, рождаются теории. Научных фактов, во-первых, не должно быть очень мало, ибо в таком случае их можно будет объяснить множеством разных, порой противоречащих друг другу теорий. По мере же увеличения числа фактов всё больше неверных теорий будут отпадать сами собой, оставляя место лишь наиболее верной. Во-вторых, научных фактов и не должно быть слишком много, ибо человеческому рассудку будет крайне проблематично всё это объединить. Наш рассудок ограничен в своих возможностях, и это нужно понимать. Тем самым получается, что для приспособления фактов к возможностям нашего рассудка мы должны брать какое-то их ограниченное количество, с которым мы в состоянии справиться. На какие же факты мы должны при всём этом обращать внимание?

Факты единичные, случайные науку не интересуют. Случайное – не есть предмет науки, о чём писал ещё Аристотель:

«…следует сказать о сущем в смысле случайно данного, что оно не может быть предметом никакого (научного) рассмотрения. Свидетельство тому: никакой науке нет дела до него – ни теоретической, ни направленной на действие, ни направленной на творчество⁴» [4, Кн. 6, гл. 2, с. 158, 159].

Но как же отделить случайное от закономерного? На какие факты следует обращать внимание? Это факты постоянно повторяющиеся – они сами собой выдвигают задачу их объяснения, указывая на существование некоторой закономерности, которой они подчиняются. Но когда мы начинаем эту закономерность вскрывать, а точнее, когда у нас появляются первые подтверждённые гипотезы, – это есть лишь начало познавательного процесса. Одни факты мы попытались объяснить одной закономерностью, другие – другой, ну а далее стоит вопрос их согласования друг с другом, и это согласование осуществляет теория.

Вопреки распространённому мнению создание теории не есть простое суммирование первоначально выявленных закономерностей: отношение закономерностей к теории – это не отношение частного к общему, а отношение частей к целому. И для каждой части ещё нужно найти своё место в составе этого целого. А для того, чтобы это место определить, придётся выполнять работу заполнения пустых мест пространства теории, т.е. тех мест, которые согласовывают уже известные нам элементы целостной теории. И достигается это путём взаимодействия размышления и опытных данных. Когда теория строится на основе такого взаимодействия, она никак не может быть «оторванной от фактов», противопоставление фактов и теории становится бессмысленным, ибо триада факт – закономерность – теория должна являть собой одно целое.

В качестве примера заполнения пустого пространства теории приведём обстоятельства открытия планеты Нептун. Теория Ньютона о всемирном тяготении позволила связать воедино (пусть и не без недостатков) имеющиеся разрозненные факты, принципы и законы, в результате чего возникла единая механическая картина движения небесных тел. Планеты, согласно Ньютону, движутся по орбите и не останавливаются в движении благодаря силам инерции и тяготения. Заставляет планету то ускоряться, то замедлять движение при эллиптическом движении также тяготение: при приближении к центральному телу происходит ускорение, а при удалении от него – замедление скорости. Фактором взаимного тяготения планет были объяснены и отклонения от предписаний законов Кеплера: планеты при своём движении периодически как бы сходят со своих эллиптических орбит, что является уклонением как от первого, так и от второго законов Кеплера – это отклонение от геометрической правильности есть следствие влияния силы тяготения других небесных тел, вблизи которых совершает свой путь планета. Исходя из этого получалось, что отклонение Урана от своей орбиты говорит о наличии ещё одной, до того времени неизвестной планеты, которая и воздействует на него силой своего тяготения. Путём вычислений было определено место, где эта планета должна находиться, и именно там она была обнаружена. Таким образом пустое пространство теории оказалось заполненным, и благодаря теории стало возможным открытие нового факта – факта существования ещё одной планеты. А если бы существование новой планеты не подтвердилось, то это означало бы наличие серьёзного пробела в теории, и потребовало бы нового объяснения причины отклонения планет со своей орбиты.

Теперь проиллюстрируем начальные шаги построения теории – тоже на примере космологии. Человек каждый день видит, что Солнце всходит и заходит. Это повторяющийся факт. Но это лишь часть картины, а недостающую часть человек домысливает – так изначально появилось представление, что Солнце вращается вокруг Земли. Направляя свой взгляд на ночное небо и наблюдая за звёздами, человек также замечает их движение вокруг полярной звезды, создающее впечатление вращающегося купола, – отсюда возникает представление о сферичности неба. Осмысливая всё новые и новые факты, сопоставляя их друг с другом, человек строит и первую картину мира – геоцентрическую. Однако со временем открываются всё новые и новые факты, и некоторые из них в геоцентрическую картину мира уже никак не укладываются – в результате она начинает ставиться под сомнение. В конечном итоге возникает альтернативная ей гелиоцентрическая модель. При этом многие факты вполне успешно объясняются как той, так и другой моделью. И долгое время лишь некоторая часть фактов, несовместимых с геоцентризмом, свидетельствовала в сторону гелиоцентризма.

Если психология на самом деле желает следовать за оправдавшими себя методологическими принципами естественных наук, то она должна идти в том же направлении. Посмотрим, с чего начинается построение теории психологических типов. Мы замечаем в поведении людей те или иные устойчивые черты. Например, одни молчаливы, а другие очень общительны, одни постоянно оторваны от реальности и погружены в собственные фантазии, а другие очень конкретны и практичны, одни достаточно жёсткие во всех делах и поступках, а другие напротив – очень мягкие по натуре. Отсюда и возникает гипотеза о существовании устойчивых психологических типов. Но те, кто отрицает уже саму эту гипотезу, считают данные наблюдаемые особенности неустойчивыми, и у них есть для этого основания. Например, молчаливый человек, попав в определённые обстоятельства, может оказаться весьма общительным, и наоборот – некогда общительный человек может, также в силу обстоятельств, вдруг замкнуться в себе. И наблюдаемые явления такого рода – это тоже факт. Получается, обе противоборствующие точки зрения апеллируют к фактам. Вот здесь как раз и обнаруживается недостаточная познавательная сила голых фактов – факты противоречивы, и снять противоречие между ними может только теория.

Указанное противоречие между названными нами фактами можно трактовать не только влиянием обстоятельств – так, Юнг объясняет подобное явление наличием тенденции к компенсации, требуемой для поддержания психического равновесия [70, с. 30]. Экстраверту для психологической компенсации нужно на некоторое время погрузиться в интровертное состояние, и наоборот, – без этого психологическое равновесие будет потеряно. Кроме того, Юнг отмечает и уже указанное нами явление приспособления к меняющимся жизненным ситуациям [там же, с. 350]. Действительно, одни ситуации сами по себе требуют экстравертного поведения, а другие – интровертного. Допустим, артист выходит на сцену, где ему нужно вести активное общение с публикой, – здесь нужна экстраверсия, а вот для того, чтобы погрузиться полностью в чтение книги, наоборот, нужно стать интровертом⁵. Однако интроверт будет по возможности избегать долговременного экстравертного состояния, а экстраверт – интровертного. Попадая же в неестественные для себя ситуации, каждый из типов временно впадает в свою противоположность, но это лишь кратковременное состояние. Юнг различает преобладающую установку и её временную смену на противоположную.

Но как различить: перед нами интроверт в состоянии временной экстраверсии, или экстраверт в своём естественном состоянии? Обратим внимание, что мы применяем антитезу естественное – неестественное. Эта антитеза появилась ещё в античности (Аристотель) и играла на протяжении веков большую роль, однако в Новое время (начиная с Галилея) наука от неё отказалась, что даже трактуется как весьма позитивное новшество, позволившее, в том числе, отойти от ненавистной для многих учёных метафизики. Для научной психологии, пытающейся опираться на естествознание, также не существует разделения на «естественное» и «неестественное». Юнг же хотя такое разделение твёрдо и не проводит, но по контексту можно сказать, что противопоставляются именно эти два состояния. Для экстраверта, например, свойственна общительность, и пребывать в общении – это его естественное состояние. Погружение же в себя, по той или иной причине, для экстраверта есть состояние неестественное, если это не является той самой противонагрузкой, необходимой для компенсации психического равновесия. Для интроверта же всё наоборот. Вместе с тем неестественное поведение, согласно нашим наблюдениям, характеризуется повышенной тратой сил, которую иногда можно определить по излишнему напряжению – когда человек встречается с трудностью, то он всегда мобилизует имеющиеся силы для её преодоления. Если речь идёт об общении, то экстраверт общается очень легко, непринуждённо, и может это делать долгое время. Интроверт же для длительного общения не предназначен: он быстро устаёт, а если ситуация требует продолжения общения, то вынужден мобилизовывать дополнительные силы.

При долгом и внимательном наблюдении за окружающими можно научиться, хоть и с долей вероятности, но всё же замечать неестественное состояние – и для того, кто этому научится, увиденное уже будет фактом, а кто не прилагал к этому усилий, будет по-прежнему говорить, что он никаких психологических типов не видит и всё относительно. Тем самым для того, чтобы иметь возможность наблюдать психологические факты, нужно развивать в себе наблюдательность. Развивая наблюдательность в этом направлении, можно проверять различные гипотезы относительно поведения представителей того или иного психологического типа. Кроме того, для подтверждения гипотез типологию можно иллюстрировать на исторических примерах, что и пытается делать Юнг. Мы в дальнейшем также будем этому следовать.

А научная психология? Насколько соответствует она тому пути, который здесь описан? Попробуем разобраться в её методологических основах. Тогда более ясными станут и те претензии, которые предъявляются ей на методологическом уровне к теории Юнга.