Сергей Николаевич ходил по квартире туда-сюда. Даже не ходил. Бегал. Метался, как тигр в клетке. Только хвоста не хватало, а то бы он им лупил себя по бокам.
Сначала протопал в кухню, потом – в спальню. Потом вернулся обратно в кухню. Вышел на балкон. Постоял. Зашел в комнату. Немного подумал и отправился в ванную. Почистил зубы, умылся. Не знаю зачем, время перевалило за обед. Причем, делал он это уже третий раз. Не знаю. Наверное, его успокаивал этот процесс.
Проснулись-то мы уже давным-давно. Благо, квартира у его товарища была однокомнатная. Особо не разбежишься. С другой стороны, будь комнат побольше, не так часто мелькал бы перед глазами. А то у меня уже началось легкое головокружение.
Нас, кстати, на эти несколько дней расселили, как в студенческой общаге. Даже ощущение ностальгии возникло. Пришлось столкнуться в первые годы жизни в столице. Я спал на раскладушке, которую поставили в коридоре, Сергей Николаевич – в комнате, на полу. Сам хозяин квартиры – на единственной кровати. Хорошо, что мужик не женат. А то было бы «счастье» его семье. Свалились на голову гости из Воронежа.
Товарища звали Леонид. Он так и представился. Без отчества. Сказал со смешком, мол, хочет подольше чувствовать себя молодым. Сергей Николаевич в ответ на это, поморщился.
Встретил нас Леонид на удивление приветливо. Хотя, может, это просто время такое, когда нет ничего зазорного в том, что к тебе приедет старый друг с левым пацаном и они оккупируют половину квартиры. В современных реалиях, имею в виду тех, что были привычны мне, конечно, так запросто никто к себе посторонних в «однушку» не поселит. Да и в «двушку» тоже вряд ли. Отправят в лучшем случае в гостиницу. А здесь – удивительное гостеприимство. Домашним помидорам и кабачкам, кстати, он обрадовался. Мать все-таки ухитрилась насовать мне под шумок банок с закрутками.
Я испытывал дискомфорт от того, что мы с Сергеем Николаевичем находимся у постороннего человека, ровно до первой ночевки. Пока, пробираясь в туалет, Леонид в темноте не споткнулся о раскладушку, про которую спросонья забыл, и не полетел кубарем, головой вперед. Так еще и я, кувыркнувшись, вместе со своей постелью накрыли его сверху. На грохот выскочил взъерошенный и сонный Сергей Николаевич. Посмотрел сурово на нас, особенно на друга, который со смехом выбирался из-под перевернувшейся раскладушки. Сказал: «Придурки!» и ушел обратно в комнату.
В первый же день своего пребывания в Москве, мы отправились на тренировку молодежки ЦСКА. Это было настолько круто, что я впал в состоянии эйфории, еще не успев выйти из квартиры. Просто не верилось, будто реально все, что сказал тренер, воплотится в жизнь. Вернее, я знал, другого варианта быть не может. Даже если что-то со мной случится. Если мне откажут ноги и не смогу ходить. Хрена там. Все равно возьму клюшку и поползу на лед. Буду ползать, цепляясь зубами за коньки соперника. Но играть все равно не брошу. Я должен довести все до логического финала.
Пока добирались до места, Сергей Николаевич пояснил, что конкретно от меня требуется.
– Тебя будут смотреть не совсем стандартно. С другой стороны, ничего неожиданного или необычного в этом нет. Процесс привычный. Команда тренируется. Ты с ней. Специально что-то демонстрировать не надо. Кому необходимо оценить твои возможности, тот увидит самое главное. Начнешь пытаться изображать из себя что-то большее, чем есть, сделаешь только хуже. Поэтому просто выходишь на лед и тренируешься.
Я энергично закивал башкой. Мы уже ехали в метро.
Как только утром прибыли на вокзал, сразу отправились к Леониду, который нас ждал. Перекусили, оставили у него вещи, привели себя в порядок, и теперь двигались в сторону Ленинградки, до станции метро «Динамо».
Находиться в Москве в 1986 было, конечно, непривычно. Она вроде бы походила на ту, какой была в мой первый приезд. Он случился в 1995. Но в то же время выглядела совсем иначе. Многих зданий не существовало еще в проекте. Никакой рекламы на улицах. Люди немного другие. Более улыбчивые. Пока еще. Хотя, особо мы не гуляли, конечно. Не до этого было.
В Ледовом дворце нас встретил очередной знакомый Сергея Николаевича, который проводил сначала в раздевалку. Она оказалась уже пустой. Я так понял, команда ушла на лед. Так оно даже лучше. Можно спокойно переодеться и получить от тренера последние наставления.
Быстро натянул всю экипировку, взял клюшку.
Странно, но волнения не было. Зато присутствовала четкая, сформировавшаяся мысль, которая выглядела, как задача, не выполнить которую я не могу.
– Ну… Белов… – Сергей Николаевич положил руку мне на плечо. – Постарайся быть собой. Кто-то родился с талантом, кто-то нет. Кто-то получает всё легко, кому-то не достается ничего. Но на льду все равны. Воля побеждает удачу. Запомни это. Одного таланта мало. Как и фарта.
– Нет слова «постарайся» или «постараюсь». Есть слово «сделаю». – Выдал я тренеру, чем, видимо, изрядно его удивил.
Но меня прям таращило от важности момента. Уже заметил, во многих поступках или событиях, имеющих значение, будто включается не мое восприятие, а Славкино. Более эмоционально ощущаю все происходящее. Сильнее, чем мог бы ощущать именно я. А это свойственно молодой, пылкой натуре. Моя-то перегорела давно.
Мы вышли из раздевалки и отправились на лед. Как и подумал изначально, команда уже была на раскатке.
Что любопытно, со стороны этих парней я не заметил негатива. Только лёгкий интерес. Наверное, не каждый день к ним является на тренировку посторонний пацан. Тем более, в такое время года.
Было ли отличие с тем, как тренировались мы в своей родной команде? Конечно. Скорость игры, более сложные схемы, почти непробиваемый, в моем понимании, вратарь. Но в этот момент, находясь на льду среди игроков молодёжки ЦСКА, которые и опытнее меня, и старше, я понял, какую неоценимую услугу оказал нам Сергей Николаевич тем, что гонял в хвост и в гриву. А мы, дебилы, психовали и злились. На самом деле, я должен сказать ему спасибо. И не только я. Да, он был жёстким, но опять же, если вспомнить, кто тренировал его самого, это становится вполне понятно.
Советских хоккеистов всегда отличали такие качества, как скорость и выносливость. Это факт. Наверное, поэтому наша сборная на льду претворяла в жизнь именно атакующий стиль игры. Логично, что тренировки советских спортсменов в большинстве случаев имели высокую степенью интенсивности и изобиловали физическими нагрузками. Хороший, добрый тренер никогда не приведёт своих подопечных к олимпийскому золоту.
Тарасова, пример с которого, я так понимаю, брал Сергей Николаевич, не зря называли «отцом советского хоккея». Он, первым задал тот темп тренировок, который сохранялся достаточно долго. И ведь никто не жаловался из игроков. Ну, не считая их известное противостояние с Бобровым. Там больше нашла коса на камень.
Между собой, наверное, роптали. Как и мы на Сергея Николаевича. Скорее всего, даже часто ругали его. Думаю, нецензурно. Но это в принципе, обычный человеческий фактор. Когда на тебя, например, надевают 10-килограммовый пояс, свинцовый, и ты всю тренировку в нём пашешь, то это мало располагает к радости и позитиву. Или привязывают к борту на резиновом жгуте. Корячишься с ним, как дурак. Ты вперёд, а он тебя назад тянет. Надо то на одно колено упасть, то на два. Такие упражнения ясное дело не добавляют любви к тренеру. Но зато потом, все это нечеловеческое напряжение окупается с лихвой.
С нами, конечно, Сергей Николаевич настолько жёстко не обходился. Такие садистские, с первого взгляда, задачи практиковал его тренер. Я, а вернее Славик, помнил, как Сергей Николаевич говорил об этом на одной из тренировок. Кто-то из парней имел неосторожность высказаться. Мол, к чему нас готовят? К олимпийский рекордам, которые надо взять прямо сейчас? Мы, конечно, мечтаем о победах и так далее, но не ценой же убитого здоровья. Кстати, насколько помнится, это был как раз Мордвинцев.
И вот тренер совершенно спокойным голосом, без злости и эмоций, привел пример того, как на самом деле готовят к олимпийским рекордам. А потом поинтересовался, точно ли мы хотим прочувствовать по-настоящему жесткую руку. Все ведь познаётся в сравнении. Естественно, все недовольные сразу заткнулись. Проверять это на своей шкуре желающих не нашлось.
Или небезизвестное упражнение под названием «Бей канадца!».
Команда выезжала за город. Тарасов выбирал широкое дерево и игроки, по очереди, с разбегу должны были врезаться в него. Непосредственно сам наставник внимательно наблюдал, чтобы никто из спортсменов не снижал скорость перед столкновением. Нормально? Просто со всей дури лупиться о дерево. Но оно того стоило. Это несомненно. Уверен, многие звезды хоккея в определенный момент, как и я сейчас, подумали о своём тренере с благодарностью.
Тихонов, пришедший на смену Тарасову, темпа не сбавил. Его подход был немного другим, но все равно дал советскому хоккею очень много.
Достаточно вспомнить финал Кубка Канады 1981 года. Одна из самых феноменальных игр. Два периода этого великого противостояния прошли фактически в равной борьбе. А в третьей двадцатиминутке хвалёные заокеанские профи в буквальном смысле стали выдыхаться, не выдержав темпа, который навязала им сборная Союза. И вплоть до финальной сирены наши хоккеисты не сбавляли оборотов. Запас прочности у них был тогда просто запредельный. А ведь канадцы это не просто какой-то соперник с нормальным уровнем подготовки. Это – родоначальники и лидеры. В итоге «Красная машина» в финале престижнейшего турнира разгромила звёздных канадцев со счётом 8:1. Одну единственную шайбу пропустил Третьяк. А состав, на минуточку, у хозяев был такой, что болельщики прозвали эту сборную «Команда-чума». Лефлёр, Босси, Дион, Троттье, Гретцки – это действительно великий коллектив. И все-таки мы их «сделали».
В общем, оказавшись среди парней, которые уже играли на профессиональном уровне, я понял, что Сергей Николаевич – охренительный тренер. А так-то, если честно, можно было гонять нас даже посильнее. Лишним не будет.
А потом, вообще перестал о чем-то думать. Опыт в Липецке точно научил меня одному. Играть должен Славка. И мешать ему не надо. Он знает, как нужно мутить настоящую игру, даже при том, что по факту, вместо него теперь я. Поэтому, сделал то, что, как оказалось, здорово помогает отключить ненужные мысли. Снова вспомнил тот детский стишок, который читал, когда лез на стеллу в парке.
В итоге, увлекся настолько, что не заметил конца тренировки. Тем более, она шла по стандартной схеме. Раскатка, броски, вратарь, игра.
На следующий день нам пришлось приехать еще раз. Ситуация повторилась. Я вышел на лед вместе с парнями из молодёжки. За мной наблюдали. А то, что наблюдали именно за мной, я чувствовал. Ощущал заинтересованные взгляды. И один – обеспокоенный.
Сергей Николаевич переживал, это точно. Он стоял за пределами площадки рядом с двумя серьезными мужиками в спортивных костюмах. Я их рассмотреть подробно не мог. Это было бы верхом хамства пялиться из любопытства на тренера молодёжки в то время, как он, по сути, пошел навстречу и пригласил нас на просмотр. Это ему надо посмотреть на меня, а не мне на него. Логично. То, что один из двоих мужиков – главный тренер, было вполне понятно и очевидно.
Вообще, конечно, я впервые видел, чтоб Сергей Николаевич волновался. А он волновался. Сильно. Хотя старался не показывать виду.
Особенно сильно начал нервничать, когда после двух тренировок мы ждали какого-то итога. Я так понял, ему не сказали ничего окончательного сразу. Мы задержались на третий день, благо, обратные билеты изначально были взяты на определённые даты, с запасом. Но при этом, с самого утра, Сергей Николаевич вот так метался по квартире из угла в угол, не находя себе места. Причём, все его метания имели официальную причину. Тут ему жарко. Там ему холодно. А еще полезно подышать свежим воздухом. На самом деле, он ждал звонка. У Леонида имелся домашний телефон.
Кстати, Леонид действительно оказался в Липецке по совершенно неожиданному стечению обстоятельств. Он этой поездки не планировал.
Его туда занесло случайно. Приехал проведать родителей, в итоге попал на матч. Пошел, по сути, чисто от нечего делать. А тут Сергей Николаевич со своей просьбой.
Хочу сказать, тренер открылся мне с другой, неожиданной стороны.
Во-первых, еще в поезде рассказал ему все. Вообще все. Про семью, про отца, про то, что случилось перед отъездом. Естественно, о том, кто я есть на самом деле, умолчал. Причина все та же. В такую историю не поверит ни один нормальный, адекватный человек. Я бы точно не поверил, если бы сам не оказался в главной роли.
А вот о реальных событиях, о том, насколько важно добиться хорошего результата и положительного ответа, поведал ему в деталях.
Честно говоря, сам не рассчитывал на откровенные разговоры между нами. Так вышло.
Просто, когда поезд тронулся, я вдруг начал сильно нервничать. Места себе не находил.
Почему-то мысли постоянно возвращались к отцу. Не ожидал от него такого поступка. Вообще. Он никогда, ни разу в жизни не сделал ничего, что могло бы стать подтверждением его отцовской любви. И тут вдруг сразу столь внезапный поворот.
Тренер мое состояние заметил, но сначала подумал, что переживаю из-за самой поездки. Поэтому вдруг сказал какие-то вроде бы незначительные слова поддержки. Ну, а потом уже высказался я.
Мне, наверное, надо было поделиться хоть с кем-то. Я вдруг понял, что беспокоюсь, чем бате выйдет его героический поступок. Действительно беспокоюсь. Искренне.
Еще думал об Алеше и о его эгоистичном дебилизме. Это ж надо было умудриться, сотворить такую подставу. И главное, как я не старался избежать дерьма, оно все равно произошло, но в другой немного форме. Настырный малый.
Сергей Николаевич выслушал меня молча. Вообще ни разу не перебил. А потом сказал только одно.
– Тебе надо уезжать, Белов. Это верное решение. Уезжать и делать то, что должен. Останешься дома, загнешься. Ключевой момент в том, что это не будет иметь смысла. Ни отец, ни брат не станут жить иначе. Первому уже поздно, а второму … Ну, тут, только собственный опыт. Подрастет, научится, поймёт.
В принципе, со словами тренера я был согласен. Самое неблагодарное дело – спасать кого-то. Потому что, как правило, это заканчивается бестолково. А вот то, что поступок отца не должен остаться бессмысленным, это факт. В конце концов, как бы это громко не звучало, но он в некотором роде пожертвовал собой ради моего будущего. Поэтому, я точно понимал, когда вернусь, надо будет разобраться с этой ситуацией. Найти того, кто подкинул наркоту и вытащить отца. Как? Пока не знаю. Но помочь ему – дело принципа. За все, что он реально делал, батя уже ответил. А за каких-то левых мудаков расплачиваться, это идите к черту.
Звонок телефона раздался внезапно. Мы оба вздрогнули, и я, и тренер. Секунду смотрели друг на друга. А потом в два шага Сергей Николаевич оказался рядом со старым дисковым аппаратом отвратительно зелёного цвета и схватит трубку. Несколько раз сказал «да», бросил неизвестному собеседнику короткое «скоро буду» и, отбиваясь от моих вопросов, выскочил из квартиры.
Теперь я сидел, как на иголках. Вот что это? Логично предположить, для отказа его не стали бы приглашать на встречу. Чтоб сообщить о неудаче, достаточно было бы одного звонка. Если тренер поехал, значит, есть о чем поговорить. Вот так я себя успокаивал. Правда, все равно психовал.
Вернулся Сергей Николаевич через пару часов.
– Все хорошо, Белов. Ты переезжаешь в Москву. – Сказал он мне, как только я открыл ему дверь.
Родной город встретил меня мерзкой погодой и поганым предчувствием. Погода наблюдалась за окном поезда. Поганое предчувствие – внутри меня. Время – ноябрь, а на улице какая-то бесконечная срань. Дождь, слякоть. Под ногами все хлюпает отвратительной жижей.
– Переживаешь? – Сергей Николаевич вытащил сумку из ящика для багажа, который имелся под плацкартной полкой, и вручил ее мне.
– Угу… Есть немного.
– Ну, ты давай, сейчас дуй домой. От переживаний все равно ничего не изменится. Я приеду ближе к вечеру. Надо еще свое руководство посетить. Отчитаться. Освобожусь и поговорю с твоими родителями. Требуется обсудить все вопросы. Да и вообще. Готовиться к переезду.
Мы вышли из поезда. Сергей Николаевич сразу направился к таксистам, которые стояли прямо у здания вокзала, в ожидании «карася» пожирнее. С одним из них тренер договорился, чтоб тот отвёз меня домой.
– Имей в виду, мы местные. Кружить его по всему городу не вздумай. Он точно знает дорогу. – Сергей Николаевич многозначительно посмотрел на таксиста.
Мужик загрустил. Видимо, надеялся поступить именно так. Это их любимая тема, которая с годами, кстати, насколько я знаю, не изменилась. Прошли десятилетия, а водилы продолжают разводить тех, кто приезжает из других мест. Особенно это выходило у них весьма успешно, когда платили по счетчику. Сначала делалось несколько кругов по центру. Потом можно метнуться через один мост на левый берег и вернуться снова на правый, но уже через другой мост. Благо, их к 1986 стало вообще три.
Причём, человек, услышав сумму, в какую обошлась ему поездка, искренне верил, так оно и есть. Считай, час на дорогу потратили. А то, что привёз его водила чуть ли не на соседнюю улицу, бедолага не соображал.
Сергей Николаевич подтолкнул меня к машине. Я в ответ начал отбрыкиваться. Не ожидал от него такой прыти. Думал, спокойно доеду на автобусе. Что за барство? Прикинул, во сколько встанет эта дорога в денежном эквиваленте даже по меркам этого времени. До хрена.
То, что данные хитрожопые товарищи ориентируются в первую очередь на приезжих и дерут втридорога, факт известный. Но тренер категорически не хотел ничего слышать. Запихнул меня в старенькую «Волгу», сунул какие-то купюры водиле и велел доставить пассажира на место в целости и сохранности.
– Сергей Николаевич! – Окликнул его из открытой двери машины, уже сидя на пассажирском сидении.
Он оглянулся через плечо, но, заметив мое серьезное лицо, сделал несколько шагов обратно.
– Вы говорили, если что, если там… Ну… Накосячу, то выкините меня из команды. Просто имейте в виду. Надо сегодня встретиться кое с кем. Думаю, наркотики – их рук дело.
Честно говоря, ожидал в ответ лекции о вреде физического насилия. Или привычных слов, что я, в первую очередь, спортсмен, а не уличный гопник.
– Ты давай, без резких движений и непоправимых последствий. Понял?
Я кивнул, пребывая в шоке от такой реакции тренера. По сути, он дал мне добро, только велел не натворить глупостей.
Водила настойчиво посоветовал захлопнуть дверь, потому что дождь попадал внутрь салона. Я послушался. Но, пока Сергей Николаевич был в зоне видимости, до последнего смотрел на него сквозь мокрое, в потёках грязи, окно.
Учитывая, что из Москвы, как и в Москву, поезд приходил утром, я вернулся в пустой дом. Алёша был, наверное, в школе, мать на работе. Ну, а отца, я так понимаю, забрали. Потому что дверь оказалась закрыта на замок. Я вынул из маленького зазора в стене, между кирпичами, ключ, который мы всегда оставляли там на всякий случай, и вошел в дом.
Почему-то присутствовало ощущение, сейчас открою дверь, а там, как в кино. Все перевернуто вверх дном. Следы от обыска или что-то такое. Лезла, в общем, в голову несусветная глупость.
Бред, конечно. Повсюду была исключительная чистота. Мне даже померещился запах хлорки. Такое чувство, будто мать драила каждую комнату с моющим средством. Хотя, может так и есть. Но самое главное, я точно понимал, отец отсутствует несколько дней. Наверное, как раз с вечера моего отъезда. Это сложно объяснить разумно. Но в доме не ощущалось его запаха. Только чертова хлорка. Прям лезла мне в нос.
Я прошёл в спальню, бросил сумку на пол. Стянул одежду и сходил в душ. Потом сел на табурет в кухне. Почти полчаса тупо пялился в стену. Соображал, как быть и что делать.
Задача номер «раз» – решена. Я получил пропуск в Москву. Как объяснил Сергей Николаевич, переезд состоится после нового года. Меня зачислят в спортивную школу-интернат при ЦСКА. Я буду учиться и играть за детскую команду из расчёта последующего перехода в ряды юниоров. Об этом тренер и планировал поговорить сегодня с родителями. Рассказать им, обсудить детали. Получается, пока что, я сделал первый серьёзный шаг к нашему со Славиком будущему.
Теперь самое время заняться вторым важным вопросом. Выяснить, что за сука подкинула наркоту. Вернее, чисто по факту, понятно, это была своя, родная, малолетняя сука, выращенная в этом доме. Сучоныш, если говорить более точно. Но он сделал это не сам. Точно не сам. Хотя бы потому, что взять нигде бы не смог.
А значит, надо поговорит с тем, кто скорее всего, был отправной точкой этих событий.
Я встал на ноги, метнулся в комнату, натянул спортивный костюм. Подошел к письменному столу и уставился на него, размышляя.
Славка всегда жил насыщенной жизнью. Да, хоккей занимал большую часть его времени, но при этом, крутился он с местной шпаной до последнего. Может, по привычке, а, может, и правда, гены. Соответственно, у него, по-любому, должны быть в наличие незаменимые для его прошлого образа жизни штуки. Например, кастет. Просто разговор предстоит серьёзный. Лучше бы иметь при себе какой-нибудь весомый «аргумент». С клюшкой не отправлюсь же я беседовать. Это сразу выдаст серьезность предстоящего диалога или монолога. Как зайдёт. Клюшка в моих руках может спугнуть собеседников до того, как я задам интересующие меня вопросы.
Снова посмотрел на стол, соображая, где брат мог устроить заначку. Воспоминаний на эту тему нет. Придётся методом тыкай действовать.
Стол был старый. Тяжёлый. С тремя ящикам и полками, которые имелись впереди, сбоку, но главное – сзади. Маленькое отделение, в которое, чтоб забраться, надо отодвинуть от стены этого деревянного монстра отечественной мебельной промышленности.
Я потянул стол на себя, а потом просунул руку за него, проверяя пространство в заднем отсеке.
Ну, естественно. Пальцы сразу нащупали какой-то предмет.
Зцепил его и вытащил наружу. Кастет. Ну, да, ну, да…Ожидаемо. Я улыбнулся своим мыслям. Славик…Как там говорят? От осинки не родятся апельсинки. Вот уж точно.
Кастет выглядел кустарно. Судя по всему, сделан в домашних условиях. Я помнил приблизительно схему его изготовления. Достать свинец из аккумулятора, сделать форму, расплавить свинец, а для этого достаточно простого открытого огня, залить материал в форму. Все. Оружие готово. Кстати, кастет – это действительно оружие. Очень опасное в руках, которые знают, как его применить.
Не люблю драться. Старался в своей, обычной жизни этого не делать. Решал любые ситуации, по возможности, словами. Мне казалось, это гораздо круче, поставить человека на место одной фразой. Но сейчас… Бывают моменты, когда слова – воздух.
Люди, с которыми хочу поговорить, простых слов могут не понять. Более того, их никакие этические принципы или жизненная позиция сдерживать не будут. Там и принципы, и позиция одна, вся правда за ними, потому что живут они «по понятиям».
Накинул куртку, сунул ноги в кеды. Тоже немаловажен факт их удобства. Ситуация может повернуться по-всякому, в ботинках особо не разбежишься. Затем вышел из дома. Время близилось к обеду. Сейчас, по идее, должны закончиться уроки. Скорее всего, Ржавого я найду за школой. Кастет положил в карман штанов. Попробовал быстро сунуть пальцы в нужные отверстия и резко вытащить руку уже с ним. Вроде, получилось. Просто Петька может быть один. Может быть с одноклассниками. А может быть с теми самым «старшими товарищами» в лице Дрона. Они часто ошиваются возле здания школы, хотя делать им там, вообще-то, нечего. Давным-давно вылезли из-за парты.
Собственно говоря, повадки и привычки теперь уже бывшего друга мы со Славиком знали отлично.
Петька на самом деле отирался на школьном дворе, где находился спортивный «городок». Вокруг Ржавого толпились и другие пацаны, постарше. Но не совсем отъявленная шпана. Просто местные. Для них, кстати, Петька достаточно крутой тип.
Издалека ветер донес запах табака. Курят. Ну, правильно. Что еще делать. Через лет пять будут не только курить под окнами родной школы. Там полный набор предстоит.
Я, не останавливаясь, не сбавляя шага, прямой наводкой двигался прямо на Петьку. Он заметил меня буквально в нескольких метрах от места пацанских посиделок. Но подвоха пока ещё не ожидал. Усмехнулся кривоватой ухмылкой и с вызовом посмотрел мне в глаза. Петька слишком сильно поверил в то, что он уже взрослый и крутой. Как же. За спиной поддержка таких, как Дрон. А меня, по сути, папочка в прошлый раз вытащил за шкирку из замеса. Словно котенка.
Что есть, то есть. Вот только Ржавый почему-то забыл, какой по натуре Славик Белов. А я наоборот, только сейчас почувствовал это в полной мере. Что из себя представляет натура Беловых.
Пока шел к Петьке, смотрел не отрываясь в его лицо. Но видел только эту усмешку и этот взгляд. Мол, ну, че? Прибежал? Сцыкло.
То есть, он действительно думал, будто я, посидев дома, покумекав, пришёл к выводу, надо возвращаться к привычному образу жизни. И сейчас буду если не просить, то намекать точно.
Возможно, Ржавого сбило с толку выражение моего лица. А оно было максимально нейтральным. Ни злости, ни агрессии, ни раздражения, ни раскаяния, ни чувства вины. Моя физиономия не отображала вообще ни одной эмоции. Хотя внутри, я вдруг почувствовал то самое ощущение бешенства. Наше, семейное. А теперь понимаю, оно точно семейное.
Просто Алеша, то есть я сам, настоящий, всегда отказывался признавать себя частью этой жизни. Держал жёстко под контролем любые проявления характера отца, который, что уж теперь греха таить, достался обоим его сыновьям. В частности – бешенство, которое туманит мозг и отключает адекватность. Потому что, глядя на Ржавого, я думал об отце. Если бы не эта гнида… А никто другой не мог. Дрон на прямую не полез бы. Остальные старшие пацаны тоже. А вот Петька – самое оно. Алеша знает его. Доверяет. Думает, будто мы – друзья. Там даже напрягаться сильно не надо было. Просто выцепил этого малолетнего придурка, сказал, что так лучше, поддакнул, мол, да, ничего серьёзного не случится, и дело в шляпе.
Кстати, Сергей Николаевич подтвердил, что реально ничего серьезного. Я уголовный кодекс в состоянии 1986 года, естественно, не знаю. В моем времени наркота – охренительные сроки. Хранение, имею в виду. Там прям пятерками считают. Не по году. Тренер просветил меня, что сейчас наказание выйдет отцу от года до двух. Но два даже вряд ли. Скорее всего, год. Точнее сказать не смог. Он ведь тоже не юрист.
Однако, для меня данный момент стал реально принципиальным. Батя не виноват, а значит сидеть он не будет. Ни год, ни месяц, ни неделю.
Пацаны, стоявшие рядом с Петькой вылупились сначала на меня. Потом посмотрели на Ржавого. Потом – снова на меня. Видимо, слухи о нашей ссоре слухами больше не являлись. Народ точно знал, мы разосрались в хлам и дружбы больше нет.
Но они, как и Петька, угрозы не заметили. А зря.
Я, как шел, так и продолжил двигаться вперед. Даже когда до Ржавого осталось несколько сантиметров. Он стоял, вальяжно закинув обе руки на брусья, покачиваясь на полусогнутых ногах.
С ходу, не останавливаясь, ухватил его за грудки и со всей силы откинул в сторону. Наверное, не будь Петька настолько самоуверен, он бы успел среагировать. Но с ним сыграло злую шутку его завышенное самомнение.
Мой бывший друг отлетел назад, не удержался на ногах и упал на асфальт. Прямо на спину. Попытался вскочить на ноги, но я уже был рядом. Наклонился, снова сгреб ткань его куртки, дернул вверх, а потом, не сомневаясь, на каком-то интуитивном уровне, зарядил Ржавому головой в лицо. Блин…Все-таки гены… Эх…
– Млять! Ты охерел что ли! – Взвыл он, снова отлетев назад. Только теперь ему пришлось ухватиться за свой родной, сломанный нос, из которого моментально хлынула кровь.
Петька попытался вскочить на ноги, но снова не успел. Я опять оказался быстрее. Подтянул его вверх, одним рывком. Со стороны это выглядело, конечно, смешно. Ну, для меня по крайней мере. Пацанам, стоявшим в момент моего появления рядом, вообще не было весело. Они, открыв рты, замерли, не понимая, что им делать. Бежать за кем-то из учителей, стремно. Стукачем быть никто не хочет. Но и желающих вмешаться, разнять драку, тоже не нашлось.
При том, что росту я не сильно высокого, Ржавый все равно чуть ниже. Поэтому, выглядело все так, будто я за шиворот оторвал его от земли, а Петька сучил ногами, словно хотел бежать по воздуху.
– Ты на хрена, мразота, мандюка моего впутал в это говно? Наркоту откуда притащил? Кто дал? Цель какая?
Я с такой силой стянул ворот его куртки, что рожа Ржавого стала сильно походить своим цветом на его волосы. Он подвывал, брыкался, размазывал одной рукой кровь и сопли по лицу, а второй пытался разжать мои пальцы.
– Ну! Говори! Кто, млять, дал тебе наркоту?! Кто вообще это придумал? Сам? Ты?
Петька хрипел, вместо слов у него выходили мало похожие на человеческую речь звуки.
– Славка, брось! Брось, задушишь его!
Кто-то из парней все-таки решил вмешаться, пока не случилось какой серьёзной ерунды. Я чувствовал сквозь красную пелену, накрывшую мое сознание, меня тянут за плечи.
– Славик, епте мать! Отпусти его!
Наверное, все-таки отцовская дурь во мне проявилась в меньшей степени. Я все равно не потерял до конца связь с реальностью. К счастью.
Одному из пацанов удалось вырвать Ржавого из моих рук. Петька отскочил в сторону, глядя на меня исподлобья и хватая воздух ртом. Рожа у него была, конечно…Вся извазюкана кровищей и каким-то дерьмом.
– Какая, на хрен, наркота! – Выкрикнул он. – Псих! Звезданулся совсем! Я вообще ни при чем. Батю твоего забрали, да. Но все говорят, он сам где-то раздобыл. И он так говорит. Я тут никаким боком.
Ржавый говорил через всхлипывания. Это не было желанием поплакать. Все-таки он не трус и не сцыкло. Ясное дело. Просто, наверное от нервов, с перепугу. Не знаю, чем бы закончилось, если бы меня не оттянули. И Петька это понял прекрасно. Поэтому испугался. Но не самой ситуации, что в морду получил. Бывало и хуже. Он испугался меня. Что я мог не остановиться. И пацаны испугались. Они как-то бестолково топтались на месте, явно мечтая оказаться как можно дальше от этого школьного двора.
– Брешешь! – Я сделал шаг к Ржавому, но он моментально отскочил в сторону.