Павел Барчук
Курсант. На Берлин – 2
– Хорошо. Договорились. – Кивнул я.
Последняя фраза Чеховой… Она звучала как-то… как-то не так. У меня возникло ощущение, будто Ольга говорит об одном, но имеет в виду что-то другое.
– И еще… – Актриса вдруг подняла руку, прикоснулась ладонью к моей щеке и легонько провела пальцами по коже. Естественно, по моей коже своими пальцами.
Со стороны ее жест выглядел достаточно личным и даже в некотором роде интимным. Вот от такого поворота я вообще обалдел. Зачем она прилюдно даёт повод считать, будто нас связывает нечто бо́льшее?
А потом, в следующую же секунду, меня пронзила догадка. Ольга сделала это специально. Вот именно, ей известно, что за нами сейчас наблюдают. Она своим поведением как бы демонстрирует этим наблюдателям: “Да, у меня роман с молодым мальчиком. Могу позволить.”
А зачем Чеховой пришла вдруг в голову блажь играть подобную роль? Чтоб скрыть нечто более важное. Другого объяснения не вижу.
Со стороны нас можно было принять за влюблённую пару, а вот ее взгляд, который видел только я, наоборот, стал внимательным, серьёзным, даже, наверное, пытливым.
– Будь осторожен. Думаю, нам будет о чем поговорить. – Добавила Ольга, а потом так же внезапно убрала руку, развернулась и стремительно пошла к встречающей ее кучке людей.
– Я смотрю, вы с актрисой стали очень близки…
Эско, тактично притормозивший в стороне, чтоб не мешать, теперь вразвалочку приблизился ко мне. В довесок к своей двусмысленной фразе он усмехнулся и многозначительно поиграл бровями.
– Мне казалось, она с твоей помощью всего лишь ностальгирует по Родине. Вы, русские, любите пострадать по утраченному.
В отличие от Ольги, Риекки говорил теперь на немецком. В принципе, логично. С финским у меня не задалось, тут уж извините, поэтому в Хельсинки полковник свободно общался на великом и могучем. Но здесь, в Германии, решил, что это будет уже неуместно.
– Господин полковник, если вам кто-то когда-то сказал, будто ирония и сарказм – ваш конёк, найдите подлеца и плюньте ему в рожу. Он вас здорово обманул. – Ответил я начальнику сыскной полиции.
Затем покрутил головой, соображая, куда именно нужно двигаться, и легкой походкой направился к зданию аэровокзала.
Глава 2: В которой появляется женщина, но совсем не та
– Какая, черт подери, фрау Марта? – Спросил я Эско Риекки ласково-преласково.
Так ласково, что еще чуть-чуть и с нижней губы закапает елей. Или яд. Тут как посмотреть.
– Обычная фрау Марта. Вдова. Ты снимешь у нее комнату. – Ответил господин полковник совершенно спокойным тоном, будто любые фрау – это вполне повседневное явление. Мало ли фрау в Германии? А еще его тон был категоричным. То есть любые пререкания даже не рассматривались.
Хотя, конечно, он прекрасно видел, моя эта ласковость на самом деле является искажённым отражением настоящих эмоций. То есть, в реальности я вообще ни разу не счастлив слышать какой-то бред про фрау Марту. Тем более, без предупреждения, как снег на голову.
Я прищурился, с подозрением рассматривая безэмоциональное лицо фина. Тот, в ответ, пялился на меня. Пауза затягивалась и ни один из нас не торопился ее прерывать.
Я упрямо молчал, ожидая, что вот-вот Эско не выдержит и ухмыльнется. Или вообще скажет, будто предыдущие его слова про фрау Марту были шуткой.
Ничего не имею против немецких вдов, особенно с именем Марта, но жить под боком с какой-то тёткой я точно не планировал. У меня имеется легкое неприятие посторонних людей. А вернее, их присутствия, когда в мои планы входит слишком много опасных для жизни вещей. Всякие тёти, тем более вдовы, очень любят совать свой нос, куда не следует. Да и вообще… ну какая, к чёрту, фрау Марта?
Однако Эско пялился на меня серьезным взглядом и смеяться не торопился. Мои надежды на его плохое чувство юмора начали медленно рассеиваться.
– Подождите… – Я, недоумевая, покачал головой. – Вы что, на самом деле… А как же моя важность для гестапо? А как же моя особенная служба? Честно говоря, рассчитывал на скромную квартирку в центре Берлина, со всеми удобствами и с полным уединением.
– Meine Herren, gehen Sie aus? – Спросил водитель такси, беспардонно влезая в наш разговор.
Ему, видимо, надоело бестолковое времяпрепровождение, причиной которого были мы с Эско, и он культурно поинтересовался, собираются ли господа выходить.
Его можно было понять. Уже минут пять такси, которое господин полковник нанял возле аэропорта, стояло напротив серого трёхэтажного дома в одном из старинных районов Берлина. До места назначения мы добрались, но покидать автомобиль не торопились. Потому что только по прибытию на адрес я узнал интересные детали. Оказывается, в моей жизни теперь должна появиться фрау Марта. И никто не встречает меня с фанфарами. Красную дорожку тоже никто не торопится выкатывать.
– Herren zahlen Geld. Bitte sitzen Sie ruhig. – Ответил я резко немцу, а затем снова переключился на Эско.
Честно говоря, немного сорвал раздражение на бедолаге-таксисте. Смысл моей фразы выглядел приблизительно так: господа платят деньги, а значит когда захотят, тогда и выйдут.
Водитель обернулся, зыркнул на меня недовольно, но промолчал. В любом случае счетчик тикал, денежки капали, с этим не поспоришь.
– Почему мне приходится рассчитывать только на съёмную комнату? – Спросил я начальника сыскной полиции, а затем ткнул пальцем в окно автомобиля.
Эско повернул голову и внимательно посмотрел на тот самый дом, возле которого стояло такси. Судя по лицу фина, он данный вариант считал более, чем прекрасным.
В принципе, да. Домик явно приличный. Он был построен из серого грубого камня, имел пять дверей, каждую из которых огородили резным забором. Плюс напротив каждого входа виднелась своя калитка, свой маленький дворик. То есть, это что-то типа таунхауса образца 1939 года.
Соответственно, все три этажа секции принадлежат одному хозяину. В любой другой ситуации, черт бы с ним. После барака секретной школы, водных процедур при минусовой температуре и остальных прелестей суровой жизни будущих разведчиков, я бы даже вполне оценил такой вариант.
Но в Берлине я собираюсь заниматься достаточно опасной деятельностью и попутно искать спрятанный архив, в котором серьёзный компромат. Кроме того, я собираюсь встретиться все-таки с Клячиным и выяснить, что происходит. Готов отдать руку на отсечение, даже с учетом паранойи, дядя Коля где-то рядом. Он сто процентов переместился вслед за мной из Финляндии в Берлин. Не для того Клячин засветился в Хельсинки, чтоб потом отступить.
И еще один момент… Всё это покушение… Чем дальше я о нем думал, тем чаще приходил к выводу, Николай Николаевич очень хотел, чтоб я его увидел. А такое желание должно иметь объяснение. Да и вообще. До хрена чего должно иметь объяснение. Получить ответы я могу только у самого Клячина. Так что встреча наша не избежна.
Во все эти планы вообще не укладывается какая-то фрау Марта. Она тупо будет мне мешать.
Сначала, когда Эско Риекки по дороге из аэропорта сказал, что мы будем для конспирации жить отдельно, я обрадовался. Столь неожиданный поворот весьма облегчает мне жизнь, с учетом предстоящих действий и поступков. Я то уже ломал голову, прикидывая, насколько сильно придется напрячься, чтоб в нужный момент скинуть Эско с хвоста. Мне так и виделась картина, в которой за мной след в след ходит настырный фин. Естественно, тот факт, что жить он будет совсем в другом месте – это отличная новость. Значит, его зоркий финский глаз не сможет бдить за мной с утра до ночи и с ночи до утра.
Тем более, поиском бриллиантов начальник финской полиции озадачился всерьез. Он пытался еще в Хельсинки выуживать из меня информацию, касающуюся подсказок Сергея Витцке. Однако я упорно строил из себя дурака, ссылаясь на абсолютное непонимание ситуации. Якобы все, что у меня есть, это воспоминание о жизни в Берлине, приблизительный день получения камушков и искренняя уверенность товарища Бекетова, будто в этих микроскопических знаниях кроется ключик к карте сокровищ.
Но… Судя по скептическому взгляду Эско, он мне не поверил. Господин полковник занял выжидательную позицию, решив, что в Берлине я уж никуда не денусь. Там мне придется делиться информацией. А если попробую кинуть Риекки, то хренушки у меня это получится, потому как он будет пристально наблюдать. Вот таким приблизительно был ход мыслей начальника сыскной полиции. И для того, чтоб это понять, вообще не надо быть экстрасенсом.
Хотя сам фин явно был не рад, что Мюллер нас разделил. Решение поселиться в гостинице точно Эско Риекки не принадлежало. А теперь, оказывается, вон оно что. Фрау Марта…
– Алексей, ты верно заметил, служба будет особой. А значит, наглядно показывать связь с гестапо – глупо. Поверь, в этой организации глупцов нет. Не могу утверждать наверняка, но мне кажется, смысл твоей службы будет сводиться к секретной борьбе с врагами фюрера. – Абсолютно бесячьим, спокойным голосом продолжил Эско. Он говорил со мной так, будто я – несмышленый ребенок.
Присутствия таксиста господин полковник не стеснялся, потому что беседовали мы, естественно, по-русски, дабы немец не мог понять, о чем идет речь. Впрочем, судя по внешнему виду водилы, который рассеянно пялился в окно, он особо и не вникал, о чем трындят на заднем сиденье странные пассажиры. Уверен, в его глазах мы точно выглядели странными.
– Значит, смотри… Инструкция такая…
– Инструкция? – Перебил я Эско. – Но мы никуда не заезжали, ни с кем не встречались. Выходит, вы получили указания еще в Хельсинки? Но мне не сказали ни слова?
– Конечно в Хельсинки. – Кивнул Эско. – Господин оберштурмбаннфюрер перед своим возвращением в Германию оставил мне четкие инструкции. И, да, тебе не говорил. Опять же, так велено – ввести в курс дела уже на месте, то есть возле дома фрау Марты.
Фин выглядел равнодушным, но я видел, в его глазах где-то очень глубоко, плескалась ехидная радость. Видимо, начальник сыскной полиции испытывал огромное чувство удовлетворения, что новость о легенде, которую придумал оберштурмбаннфюрер, меня разозлила. Этакая маленькая месть со стороны Эско за нервотрепки, которые устраивал ему я. Есть ощущение, вовсе Мюллер не показывал ничего хранить в тайне. Это просто мстительная натура господина полковника разыгралась. Типа, мелочь, а приятно.
– Слушай внимательно и не перебивай. Значит, ты – начинающий актер, который приехал в Берлин попытать счастья. Корни у тебя русские, родители были эмигрантами. К сожалению, они трагично скончались. Оба. Жил в Финляндии, там же встретился и познакомился с Чеховой. С ее помощью хочешь попробовать получить роль, что и явилось причиной переезда. Вот эту историю расскажешь фрау Марте. Расскажешь искренне, с восторгом. О том, что она сдаёт комнату, ты узнал от продавца зелени на рынке – Бруно Бейзлера. Запомни имя. Это важно. Подобные личностные моменты вызывают больше доверия. Проверять она вряд ли пойдет, потому как комнату действительно собиралась сдать. Но даже если ей стукнет в голову подобная мысль, Бруно все подтвердит.
Я молча слушал Риекки, даже не скрывая своего недовольства. Только, естественно, придал этому недовольству немного иной вид. Пусть фин думает, что меня просто не устраивает легенда, в рамках которой велено поселиться у незнакомой тетки. Я же парень с амбициями по мнению Эско, значит могу капризничать. Ждал красивой жизни, больших чинов в друзьях, а получил – сомнительную легенду и туманные перспективы.
С другой стороны я, конечно, Мюллера и тех, кто за ним стоит, понимаю. Бывший чекист, готовый диверсант – отличный вариант, который можно использовать как крючок и наживку. Молодой парень, претендующий на актёрскую карьеру – еще лучше. Это как раз тот человек, который много где бывает, много с кем знакомится и не выглядит при этом подозрительным. По факту Алексею Витцке всего восемнадцать. Куда еще его пристроить, чтоб это не привлекало внимания?
Конечно же, если гестапо намеревается задействовать меня в какой-то подпольной работе, типа агента под прикрытием, то кричать налево-направо об этом глупо. Имею в виду, о моем сотрудничестве с тайной полицией. Так понимаю, Мюллер со своим начальством хочет, чтоб я втирался в доверие подозрительным личностям, а потом находил ключики к ним и дергал за ниточки. Только ниточки эти будут вести как раз к Гиммлеру.
Немцы все-таки не дураки в этом плане. Они прекрасно понимают, шпионы или агенты Советского союза в Германии тоже имеются. Тем более я, к примеру, как минимум о двоих гражданах, работающих на Союз, знаю точно. Если знаю я, то вполне возможно, фрицы тоже подозревают, что в Германии обжились “кроты”.
– Замечательно. А сколько было пафоса… Ожидал совсем другое… – недовольно фыркнул я, когда Эско Риекки замолчал, вывалив мне на голову первый этап необходимых действий. – Ладно. Хорошо. Сейчас пойду к этой фрау Марте и договорюсь с ней обо всем. Дальше что?
– А дальше, Алексей, тебе сообщат. Этого уже мне не говорили. У меня имеются инструкции только относительно сегодняшнего дня.
– Хорошо. Денег давайте… – Кивнул я, затем протянул руку в сторону начальника сыскной полиции, раскрытой ладонью вверх.
Фин тяжело вздохнул, но бумажник вынул. С тоскливым лицом он расстегнул его, грустно посмотрел внутрь, а потом дернул оттуда стопку купюр.
– Не стройте из себя страдальца. Вам все вернут. – Успокоил я начальника сыскной полиции, забирая деньги из его рук. – Вы сейчас в гостиницу?
– Да. Запоминай. “Кайзерхоф”. Располагается в старом квартале, напротив рейхсканцелярии, по адресу Вильгельмплац 3/5. Сегодня вечером, когда обоснуешься на новом месте, отправишься туда ужинать. Да, учти, это тебе не просто какая-то затрапезная ночлежка. Это один из лучших отелей Берлина. Между прочим, четыре года назад сам Герман Геринг сыграл там свадьбу со своей второй супругой. Поэтому постарайся выглядеть прилично. Там сегодня вечером ужинает Чехова и как раз ты самая Эмми Геринг. Ольга знает, что ты очень рвёшься в кино. Поэтому сходу заведешь беседу о вашем знакомстве в Хельсинки, где ты якобы встретил ее случайно. Потом напросишься на пробы. Учти, Эмми Геринг должна проникнуться искренность твоей истории. Ясно?
Я с умным видом кивал высказываниям Эско, параллельно выуживая из его словесного потока нужную мне информацию.
Значит, “Кайзерхоф”… Если Геринг решил столь значимое событие провести в этой гостинице, то она пользуется любовью у больших, и не очень, чинов Рейха. Иначе, выбор Геринг сделал бы другой. Соответственно, скорее всего, там бывают те, кто меня интересует. В первую очередь, Шульце и Леман. Шипко очень настойчиво, несколько раз повторил, что я должен наладить с ними контакт.
Второй момент, промелькнувший в речи господина полковника, и он выглядит не менее интересным – Эмми Геринг. Странно, что в моем первом же дне пребывания в Берлине появилась вдруг жена Геринга. Нет, сам-то факт – черт с ним. Но вот заинтересованность гестапо в этом… Или не гестапо? Может, лично Гиммлера?
– А мне интересно… Каким образом юный сын русских эмигрантов, который примчался из Хельсинки, пылая надеждой завоевать немецкий кинематограф, додумается идти ужинать в столь важное место?
Я дождался, пока фин выскажется, а потом задал вопрос, который в моем понимании, выглядел очень даже логично. Не простая забегаловка так-то. Уверен, в ресторан отеля запросто не попадёшь, если ты не постоялец и не значимая фигура.
– Вот! – Риекки радостно ухмыльнулся. – Есть в тебе это, Алексей. Есть в тебе сообразительность. Иногда смотрю и думаю, как ты вообще мог оказаться…
Эско замолчал и покосился в сторону водилы, который со скучающим видом пялился на улицу. Нас он вроде бы не слушал, да и языка не понимал, но сочетание букв НКВД можно понять без знаний великого и могучего.
– Как ты мог оказаться там, где оказался. – Закончил Риекки очень расплывчато. – Честное слово, иной раз просто недоумеваю. Поведение твоё… Но потом – раз! И в тебе просыпается ум. И я понимаю, что он правда есть. А еще есть способность сразу вычленять главное. С одного взгляда. Ты прав. Действительно, было бы странно. Но… Фрау Марта очень дружна с управляющим отеля. Очень. Они, можно сказать, приятели детства. Так вот… У тебя есть несколько часов, чтоб не только снять жилье, но и очень понравится хозяйке. Настолько, чтоб она предложила тебе сегодня сходить на ужин. А во время ужина ты случайно увидишь Чехову. Все. Замочек закрылся.
– Вы издеваетесь? – Спросил я Эско, заподозрив самое плохое.
Что он имеет в виду под формулировкой “понравится”?
– Не переживай, Алексей. – Риекки хлопнул меня по плечу. – Ты все поймёшь, когда познакомишься с фрау Мартой. Все, иди. А то мы и правда затянули с нашими разговорами.
Я послушно выбрался из такси, забрал чемодан и, не оглядываясь, направился к одной из калиток.
Рядом с дверцей, ведущей во двор, поямо на решетке имелась небольшая табличка. Сделана она была из металла, украшала ее красивая, с завитушками гравировка: Martha Knipper, Heinrich Knipper.
– Марта и Генрих… Любопытно, сколько она вдовствует, что до сих пор не убрала имя мужа… – Буркнул я себе под нос.
Затем поставил чемодан на землю и нажал маленький звоночек, который находился сразу над именами.
Звук был громкий, тревожный. От такого звонка можно кони невзначай двинуть. Особенно, если гости явятся без предупреждения и позвонят неожиданно.
Пару минут в доме было тихо. Я уже собрался повторно нажать на звонок, когда дверь распахнулась и на крыльце появилась женщина. Она замерла на верхней ступеньке, хмуро рассматривая мою персону.
– Здравствуйте… – Начал было я, но в то же мгновение осёкся, с удивлением глядя на хозяйку дома.
Во-первых, она ужасно напоминала Шапокляк из старого советского мультфильма. Такие же острые нос и подбородок, темный костюм, туфли с пряжками на низком каблуке и шляпка. Шляпка! Она дома ходит в шляпке!
Во-вторых, женщина была мне знакома. Не лично мне, конечно. С ума пока не сошёл. Она была знакома деду. Я видел ее в одном из сновидений.
Глава 3: В которой я действую решительно
Этот сон я видел лишь единожды. Хотя… Неверно выразился. Еще не хватало, чтоб сны повторялись. Вообще чокнешься. Эту женщину во сне я видел лишь единожды. Вот так будет точнее.
Самое интересное, после ситуации с Клячиным, после его “смерти”, которая оказалась полной фикцией, у меня, похоже, случился какой-то клин. Я же не знал, что дядя Коля способен восстать из мёртвых. Просто “белый ходок” какой-то. Ну или тут по классике, дерьмо не тонет.
В любом случае, думаю, именно случившееся в подмосковном лесу оказало влияние. Психологический заскок, щелчок, прибабах – называть можно, как угодно, смысл все равно один и тот же. Будто рубильник, запускающий эти чёртовы сны, опустили вниз. Либо мое подсознание решило, хорошего понемножку. Суть не меняется от формулировки.
Я практически совсем перестал “нырять” по ночам в воспоминания маленького Алеши. В конкретные воспоминания, имею в виду. В те, которые связаны с архивом, с прадедом, со всей ситуацией в целом.
Однако при этом, бытовые моменты, жизненные, они наоборот, просто из ниоткуда всплыли в башке и обосновались там, уже как у себя дома. То есть, к примеру, я мог умываться и резко вспомнить, как чистил зубы, стоя в большой просторной ванной комнате берлинской квартиры.
Или, сидя в столовой секретной школы, вдруг увидеть перед глазами картинку – убогие столы, металлические миски и дети, которые с бешеной скоростью уминают что-то очень отдалено похожее на кашу.
Если выражаться образно, память деда будто окончательно срослась с моей. То есть, я помнил теперь и свое настоящее, имею в виду реальное, и дедово прошлое тоже. Причем мое сознание эти две жизни каким-то удивительным образом обьеденило в одну историю.
Однако при этом, сны, которые с самых первых дней помогали, отвечая на важные вопросы, исчезли. А в бодром состоянии, целенаправленно, я не мог вспомнить ни черта. Это действительно было похоже на психологический заскок. Будто моя голова решила, что все, связанное с архивом, убийством родителей и тайником Сергея Витцке – это травмирующие события, а потом благополучно вычеркнуло их к чертовой матери.
И вот перед отъездом в Петрозаводск, вдруг снова случился сон.
Он был короткий, смутный, какой-то размазанный. Я даже не смог толком понять, где нахожусь. Крутил головой по сторонам, но ничего не получалось рассмотреть.
Несомненно, я снова был ребенком. Это – факт. Потому что окружающие меня люди казались выше, чем должны быть. Их лица никак не удавалось разглядеть. Единственное, что могу сказать, скорее всего, мне приснился момент, когда Алеша с родителями находился на каком-то мероприятии. Потому как женщины и мужчины, которые кружились рядом со мной, были одеты в вечерние наряды. И это точно не в Советском Союзе. В гуле голосов, доносившихся со всех сторон, я отчетливо разобрал немецкую речь.
– Ой, а что это за малыш у нас?
Две фигуры отделились от общей массы и приблизились к родителям. Судя по всему, это были женщина и мужина. Очень вряд ли мужик напялил бы дамское платье. Я проморгался, пытаясь рассмотреть лица, но они совершенно гадским образом расплывались и шли рябью.
Вопрос задала дамочка. Она, подобрав подол длинного платья, опустилась на корточки передо мной и мы оказались с ней на одном уровне.
Честно говоря, все происходящее напоминало какой-то кошмар. Не знаю, почему. Атмосфера явно была праздничная и позитивная. Но вот эти чертовы размытые лица… Будто вот-вот контуры обретут четкость и я увижу монстров.
– Сергей, у меня к вам серьезный разговор.
Это уже высказался мужчина. Он на меня, в отличие от своей спутницы, вообще не обратил внимания. Беседовал только с прадедом. Говорил незнакомец, как и все вокруг, на немецком.
– Что такое, Генрих? – Голос Сергея Витцке звучал напряжённо. Он будто ожидал какого-то подвоха от мужика.
Я уже научился распознавать интонации прадеда. Или отца… Черт его знает, как теперь его называть, если настоящий Алеша стал полноценной частью меня.
– Это совсем приватный разговор, он касается того, что происходит в Германии. Скажем так, я имею возможность сделать вам достаточно интересное предложение. Уверен, вашей семье оно будет, как нельзя кстати. Особенно, если учитывать, что сейчас происходит в Советском союзе. Вы же знаете, после убийства господина Войкова…
– Товарища. – Перебил вдруг отец говорившего.
Хотя на него это было совсем непохоже. Он никогда не выходил за рамки приличия и вежливости.
– Простите, не понял? – Мужик явно удивился, как и я. Не ожидал резкости.
– Товарища Войкова. – Акцент был сделан на “товарище”. – Он был полномочным представителем СССР. Вы же знаете, в Советском союзе больше нет господ.
Я поднял голову и попытался рассмотреть отца. Его голос… В нем отчетливо звучал металл. Я никогда не слышал, чтоб он с кем-то так разговаривал. Вернее, Алеша, конечно же, никогда не слышал.
– Хорошо, извините. Товарищ Войков. – Интонации неизвестного мужика стали насмешливыми. – В любом случае, я говорю сейчас не столько о гибели невиновных, хотя факт этого очень прискорбный. Очередная бессмысленная гибель… А ее выставили ответной мерой. Волнения происходят внутри вашей партии. Левые оказались под прицелом. По нашим сведениям судьба Троцкого предрешена. А вы… Вы ведь весьма даже близки к левым. В общем… Я бы хотел встретиться с вами завтра. Сейчас, конечно, и место, и время для таких разговоров неподходящее…
Я превратился в одно большое ухо. Очевидно, разговор между невидимым мужиком и отцом имел важность. Мало того, об этом говорил тон беседы, так еще мать крепко сжала мою ладонь. Это было чисто машинально движение. Значит, она нервничает.
Однако, именно в самый интересный момент мое внимание отвлекли.
– Как тебя зовут? – Дамочка, сидевшая передо мной на корточках, протянула руку и потрепала меня за щеку.
Я про нее практически забыл. Слишком интересной показалась беседа, происходившая между отцом и этим Генрихом. Такое имя, вроде бы, прозвучало.
– Алексей. – Произнёс я, хотя не собирался отвечать.
Видимо, в прошлых воспоминаниях деда мое желание не значит ничего.
– Оооо… Какое прекрасное имя. А меня зовут Марта.
– Приятно познакомиться. Я очень рад.
– У тебя замечательный немецкий, малыш. Ты знаешь об этом?
Судя по голосу, женщина улыбалась, но образ при этом по-прежнему оставался размытым. А потом она подалась вперед и я вдруг смог увидеть ее лицо. На одну секунду оно буквально выплыло передо мной из тумана. Резкие, чуть грубоватые черты, тонкие губы и очень выразительные глаза.
Ровно в тот самый момент сон оборвался. Я проснулся тогда, в бараке секретной школы, совершенно не понимая, к чему все это было. Сон, мягко говоря, ни о чем. Какие-то люди, тусовка и тетка. Зачем? Почему? Ни черта не ясно.
А вот теперь на пороге дома я увидел ее. Ту самую женщину. Да, конечно, дамочка достаточно сильно изменилась. Прошло больше десяти лет, она как минимум стала старше. Но это точно была Марта из воспоминания деда. Глаза. Вот, что подтверждало мои мысли.
Естественно, не наличие глаз, как таковых, а их цвет. Глубокая синева очень редко чистоты. А еще ее глаза были вызывающе молодыми для женщины, которой на вид дашь не меньше пятидесяти.
Лицо фрау Марты выглядело уставшим, измождённым. Этакая очень грустная, опечаленная Шапокляк. Даже кончик острого носа как-то уныло поник. Но только не взгляд синих глаз. Вот он, этот взгляд, был заточен, как самый острый нож. Внимательный, цепкий, проникающий вглубь. Точь-в-точь, как во сне.
Ну и, конечно, имя. Я понимаю, что фрау Март в Берлине действительно может быть очень большое количество, однако если сложить все детали в одну картину, во сне мне привиделась именно эта особа. Какое странное, однако, стечение обстоятельств. И еще… мужское имя на табличке. Там указан Генрих. Во сне с Мартой тоже был Генрих.
– Здравствуйте. – Громко крикнул я.
Стоять столбом можно сколько угодно, толку от этого не будет. У меня времени не сильно много. Надо очаровать дамочку, снять жилье и еще каким-то образом оказаться в ресторане.
– Здравствуйте. – Сухо ответила фрау Марта.
Похоже, гостям она не сильно рада. Я бы даже сказал, наоборот. Такое чувство, будто ее напрягает сам факт, что ей пришлось выйти на улицу.
Любопытно, но фрау не выглядела настороженной или удивлённой моим появлением. Оно ее слегка раздражало. Это – да. Она была уставшей, измученной, грустной. Тоже – да. В остальном же, дамочка казалась вполне спокойной.
Ну… Со спокойствием ей, конечно, скоро придётся распрощаться. Просто она еще не знает, какое счастье ей привалило.
– Я бы хотел узнать насчет комнаты. Говорят, вы сдаете? Мне очень нужно снять жилье. – Перешел я сразу к главное теме разговора.
Фрау Марта молчала, вперевшись в меня своим взглядом. Между прочим, это был первый раз, когда я понял значение слова “впериться”. Такое чувство, будто ее глаза буравили мою физиономию, упорно стараясь проникнуть куда-то вглубь моей же черепной коробки. Даже стало неуютно под этим взглядом.
– Проходите. – Коротко бросила немецкая Шапокляк, а потом развернулась и вошла в дом. Не оглядываясь.
– Отлично. А калитку открыть? – Поинтересовался я у самого себя. Очень странная, конечно, особа.
Во сне она выглядела более счастливой и жизнерадостной. Марта из воспоминаний деда словно искрилась позитивом. Чего уж там не понравилось Алешиным родителям в той встрече, не знаю.
Сейчас же у женщины явно имеются проблемы в плане отношения с социумом. Она прям вот откровенно демонстрирует здоровый пофигизм. Ей все равно, что подумают люди. И никаких уточняющих вопросов. Сразу в дом зовет. Может, явился плохой человек. Хотя, с другой стороны, злодеи вряд ли звонят культурно в звоночек.
– Так… Ну ладно. – Снова сказал я сам себе.
Затем подумал буквально секунду и решил, что на сумасшедшую эта фрау вроде не похожа. Раз велела идти за ней, значит тут должно быть открыто.
Я резко толкнул калитку, створка с тихим скрипом распахнулась. Буквально пара минут потребовались мне, чтоб быстро пересечь дворик, подняться по ступеням и войти в дом.
Первая мысль, которая пришла в голову, когда оказался внутри: вообще, конечно, жилище у меня будет весьма уютное. Это стало понятно сразу и не могло не радовать.
На первом этаже располагались две комнаты. Первая комната – столовая, соедененная с небольшой кухней. Вторая – гостиная. Обстановка выглядела очень симпатично. В столовой я заметил круглый стол, несколько стульев вокруг него, буфет и высокий шкаф, за стеклянными дверьми которого виднелись различные сервизы.
В гостиной самым большим достоинством оказался камин. Он занимал дальний угол комнаты. Напротив камина стояли диван, несколько кресел. Слева – какая-то здоровенная бандура, которую я идентифицировал как радио. По крайней мере, похоже на то. Справа на тумбочке виднелся патефон. Меломанка, значит…
Все эти детали я смог разглядеть, потому что комнаты располагались по принципу “распашонки”. Слева и справа. А мы с хозяйкой стояли в небольшом холле, где имелась лестница, ведущая на второй этаж. Видимо, там находятся спальни. Еще же и третий предполагается, если верить собственному зрению. Еще с улицы прикинул количество этажей. Их должно быть три.
– Простите… – Начал было я, как культурный, вежливый человек.
Собрался сходу дать себе отличную рекомендацию. От улыбки, озарившей мое лицо, на щеках кожа натянулась так, что того и гляди физиономия треснет от счастья, которое я демонстрировал.
– Все. Больше не сдаётся. – Перебила меня фрау Марта. На нее ни малейшего впечатления не произвели ни улыбка, ни шарм.
Это заявление оказалось настолько неожиданным, что я буквально проглотил следующую часть заготовленной фразы, подавился ею.
Поведение немки ставило в тупик. Если не сдается, на кой черт она меня впустила в дом? И почему не сдаётся? Она уже взяла постояльца? Передумала?
– Но… спрашивал на рынке… – Я упорно не сдавался.
Причина моей настойчивости проста. Других вариантов, как бы, нет. Меня привезли к этому дому, велели идти сюда. Я пришёл. Если чудачка Шапокляк по непонятной причине сейчас пошлет такого замечательного парня куда подальше, то это – очень большая проблема. Во-первых, парню элементарно некуда идти. Во-вторых, как попасть в ресторан нужного отеля без фрау Марты, я не знаю. Количество денег, оставленное Эско Риекки вряд ли позволит мне снять номер в той самой распрекрасной гостинице. В-третьих…
Да, пожалуй, вот это “в-третьих” выглядело интереснее всего. Что за дурацкое совпадение? Знал ли Мюллер, к кому отправил Алексея Витцке? Ну очень, очень не верю я в подобное стечение обстоятельств. Случайности не случайны. А уж такие…
