ГлавнаяГородское фэнтезиПавел КорневБез гнева и пристрастия

Уменьшить шрифт (-) | Увеличить шрифт (+)

Павел Корнев
Без гнева и пристрастия

Полная версия

– Бывает…

– Выпьем вечером? – предложил дивизионный комиссар, но сразу махнул рукой: – А, ты ж дежуришь!

– Шеф приехал, – подсказал я и не остался в долгу: – Лучше в ночь дежурить, чем на ковре отдуваться…

– Да ну тебя, – скривился посмурневший Навин, поднялся с подножки и приказал водителю: – Отвези комиссара в управление и возвращайся.

Я последний раз хлебнул абсента, вернул фляжку хозяину и уселся на пассажирское место. Водитель повернул ключ в замке зажигания, по корпусу автомобиля пробежала короткая дрожь, но алхимические формулы удержали взбодренную впрыском реагента сущность, и машина резво покатила по дороге.

На парковке я выбрался из автомобиля, достал с заднего сиденья пиджак и прошел в управление через служебный ход. Не обращая внимания на удивленные взгляды коллег и посетителей, с невозмутимым видом дождался лифта, поднялся в кабинет и без сил повалился в кресло.

Болело все; такое впечатление, что двенадцать раундов против Эдди Кука продержался. Но ничего не попишешь, такая работа. Бывает.

Я выложил из кармана табельный револьвер, закурил и пододвинул к себе пепельницу. Только выдохнул табачный дым, как задребезжал телефонный аппарат.

– Специальный комиссар Грай на линии.

– Виктор! – послышался в трубке голос владельца ювелирного салона «Двадцать четыре карата» – лысого старикашки с совершенно непроизносимой фамилией. – Уж и не чаял тебя застать!

– Что-то случилось?

– Ты, помнится, интересовался двуствольным пистолетом…

И в самом деле – интересовался. У револьверов был один существенный недостаток: к ним подходили лишь маломощные патроны с ослабленными сущностями, которые не могли разогнать пулю по нарезам ствола. Попытки модернизировать эти боеприпасы предпринимались неоднократно, но либо из-за увеличения барабана оружие получалось слишком громоздким и тяжелым, либо в нем попросту детонировали заряды.

Двуствольные пистолеты оказались компромиссом между многозарядностью и возможностью использовать пулевые патроны, вот только к нам в город их если и завозили, то исключительно контрабандой. И потому в открытую говорить о подобных вещах по служебному телефону не стоило.

– Виктор, ты на линии? Виктор? – зачастил в трубку обеспокоенный моим долгим молчанием ювелир.

– Какое обстоятельство, – произнес я, тщательно подбирая слова, – побудило тебя позвонить мне на работу?

– Нужна твоя помощь, – прямо заявил настырный старикан. – Перезвони, как освободишься.

– Хорошо, – сказал я и повесил трубку.

Всем, решительно всем нужна моя помощь.

Кто бы помог мне самому?

Глава 2

Утро – это ритуал.

Первая сигарета, первая чашка кофе, порция гренок, свежая газета.

Молочная пелена тумана на улицах, редкие машины и рассвет – осторожный и неторопливый, словно пробирающийся в город вражеский лазутчик.

Утро – это ритуал, и я предпочитал завтракать в одиночестве. Сегодня не получилось.

– Знаешь, в чем твоя проблема, Виктор? – произнес Сол Коган, расправляясь с яичницей-глазуньей. – Ты принимаешь все слишком близко к сердцу. Мой тебе совет: не сыпь себе соль на раны, позволь им затянуться.

Я снисходительно посмотрел на коротышку, внешне невзрачного и ничем особо, кроме выпуклости под левой подмышкой, не примечательного, а на деле резкого, будто разряд электротока, и покачал головой:

– Ты меня с кем-то путаешь, Сол.

Гангстер вытер жирные пальцы салфеткой, поправил узел узкого черного галстука и откинулся на спинку стула.

– Чушь собачья! – прямо заявил он в ответ на мое утверждение. – Я тебя лучше родной матери знаю. Сколько лет мы знакомы? Восемь?

– Семь.

С Коганом мы встретились в боксерском зале, когда он был простым уличным костоломом, а я только-только приехал покорять большой город. После наши жизненные пути разошлись, но это не мешало нам находить общий язык.

– Вот видишь! – всплеснул Сол руками.

– Вижу – что? – вздохнул я.

Гангстер подался вперед и понизил голос:

– Давно пора забыть Анну. Все, Виктор, поезд ушел. Прошлого не вернуть.

– Думаешь, я этого не понимаю?

– Понять и принять – разные вещи, – уверил меня Сол и сунул под нос сахарницу, на полированном боку которой кривилось выпуклое отражение. – У тебя при одном ее упоминании лицо таким благостным становится, смотреть противно. Вот, сам полюбуйся.

– Перестань. – Я забрал сахарницу и поставил ее к солонке. – Обязательно лезть в душу?

Коган оттянул левый рукав и постучал пальцем по наручным часам.

– Сейчас четверть восьмого, – произнес он. – Я лег спать в четыре утра, обычно встаю не раньше десяти, но из уважения к тебе согласился встретиться в столь раннее время. И что я вижу? Ты сидишь и витаешь в облаках!

– Анна тут ни при чем.

– Да брось, у тебя на лице все написано!

Я пожал плечами и про утренний ритуал – первую сигарету, кофе, газету и туман – ничего говорить не стал.

– Прошлого не вернуть, – вновь напомнил Сол. – Она тебя бросила, и даже если попросится обратно, разве ты сможешь ей доверять?

– Не смогу, – признал я, – но доверять и любить – разные вещи.

– Да брось, – махнул рукой Коган и поправил двубортный пиджак, который теперь оттопыривался сбоку совсем уж неприлично. – Хочешь совет?

– Не уверен.

– Сними какую-нибудь красотку и покувыркайся с ней.

– Думаешь, это поможет?

– Нет, – признал Сол, – но ты на следующий день сними другую. А потом еще одну. И уверяю – после третьей горячей штучки все как рукой снимет.

Я закурил и предложил:

– Давай сменим тему.

– Поговорим о политике? – Коган перетянул к себе лежавший передо мной свежий номер «Осеннего вестника» и прочитал передовицу: – «Кандидат на место городского прокурора Саймон Мориц провозгласил войну преступности, коррупции и разврату. Что может противопоставить его программе Аманда Грант?» – Сол какое-то время разглядывал фотографии кандидатов, потом откинул газету и рассмеялся: – Не знаю, будет ли у нового прокурора что-нибудь в штанах, а вот груди у него не будет при любом раскладе.

– Некоторым нравятся худенькие.

– Некоторым и мальчики нравятся, – фыркнул Сол и закурил. – А я люблю, когда есть за что подержаться.

– Рад за тебя. – Я допил кофе, затушил недокуренную сигарету о дно стеклянной пепельницы и объявил: – Алекс Бриг хочется встретиться вечером.

– По поводу?

– Ему пришла гениальная мысль перестроить фабрику в клуб. Хочет организовать там казино.

Гангстер задумался, потом покачал головой.

– Это будет непросто, – вздохнул он. – Не думаю, что удастся протащить новое заведение через комиссию по азартным играм.

– Это не твоя забота.

– Тогда что?

– Нужен человек – присмотреть за подрядчиками.

– С перспективой?..

– Поговори об этом с Бригом. Хорошо?

– Хорошо, – кивнул гангстер, у которого в последнее время были не самые лучшие отношения с подельниками.

– Говоришь, уже четверть восьмого? – уточнил я и поднялся из-за стола. – Сейчас вернусь.

Я отошел к телефонной кабинке в углу, прикрыл за собой дверцу и, сунув в прорезь аппарата четвертак, по памяти набрал номер ювелирного салона «Двадцать четыре карата». Послушал длинные гудки, достал записную книжку и отыскал рабочий телефон Кая Дворкина.

Несмотря на ранний час, знакомый газетчик уже оказался на месте.

– «Осенний вестник», – сонно пробурчал он в трубку, – криминальная хроника…

– Это Виктор, – представился я.

– О, Виктор! – обрадовался Кай. – Давненько не звонил.

– Дела.

– Сейчас тоже?

– А сам как думаешь?

– Что тебе нужно?

– Можешь сделать подборку по Шарлотте Ли?

Дворкин даже хрюкнул от возмущения:

– Чтоб ты знал, Виктор, я веду криминальный раздел, а не светскую хронику! – но тотчас осекся, сбросил сонливость и вцепился в меня будто клещ: – Подожди, а почему обычное убийство расследует специальный дивизион?

– Я прошу тебя оказать услугу не специальному дивизиону, а лично мне.

– Это будет непросто…

– Вот уж не думаю.

Светской хроникой «Осеннего вестника» заведовала давняя любовница Дворкина, поэтому я нисколько не сомневался в том, что он без проблем получит доступ ко всем имевшимся в редакции материалам по убитой, пусть даже это и будет всего лишь мимолетное упоминание об участии в очередном благотворительном аукционе. Иногда сдвинуть расследование с мертвой точки могут и такие вот мелочи.

– Мне понадобится кое-что взамен! – ожидаемо заявил ушлый газетчик.

– Поговорим об этом после, – отрезал я и утопил рычажок телефонного аппарата. Вставил в прорезь новую монету, вновь позвонил в ювелирный салон, и на этот раз трубку там подняли после первого же гудка. – Это Виктор, – представился тогда.

– Виктор! – обрадовался владелец заведения. – Все в силе?

– Говорите.

– Курьер прибывает «Синим экспрессом». Поезд ожидается ровно в восемь.

– Как я его узнаю?

– Средних лет, клетчатый пиджак, коричневый чемодан на колесиках. Рыжий. Едет в последнем вагоне, – послышалось в ответ. – Это все, что мне сообщили.

– Хорошо, я его встречу, – пообещал я, повесил трубку и покинул кабинку. – Подкинешь до вокзала? – спросил уже расплатившегося за нас Когана.

– Не вопрос.

Сол отправился на улицу; я подхватил со спинки стула плащ, надел шляпу и вышел следом. Но мог и не спешить – Коган остановился у фонарного столба с листовкой Саймона Морица и задумчиво разглядывал физиономию кандидата в прокуроры.

– Весь город загадил, – с отвращением пробормотал он и затушил сигарету о зернистую фотографию.

– Едем! – поторопил я гангстера.

Коган выкинул окурок в урну, отпер стоявший на парковке родстер и уселся за руль. Я забрался на пассажирское место; движок несколько раз чихнул, но вскоре заработал в полную силу, машина вывернула на проезжую часть и помчалась по пустынным улицам. Много времени поездка не заняла, и уже буквально через пару минут впереди замаячили купола городского вокзала.

На привокзальной площади я распрощался с Коганом, накинул плащ и отправился на поиски информационного табло. Выяснил, что «Синий экспресс» из города Ангелов прибывает к первому пути без опоздания, и отошел к газетному киоску купить сигарет. Пока перекладывал их из пачки в портсигар, внимательно оглядел полупустой вестибюль, затем вышел на перрон. Не обнаружил никого подозрительного и там, закурил и расслабленно прислонился к фонарному столбу. А еще – как бы невзначай сунул руку под плащ. Расстегнул пиджак, выдернул хлястик наплечной кобуры и проверил, легко ли выходит из нее «Марли» – мой личный револьвер с длинным трехдюймовым стволом.

Застегиваться не стал. Так спокойней. Когда дело касается больших денег, расслабляться противопоказано.

А деньги на кону стояли немалые. Чемодан с ювелирными украшениями – вещь, за которую убивают без малейших колебаний. Опять же, никто не стал бы просить меня встретить курьера, не имейся реальных опасений, что тот оказался на прицеле у местных гангстеров.

Обычно я избегал браться за подобные подработки, пусть в них и не было ничего особо предосудительного; отклонил бы и это предложение, но владелец ювелирного салона пообещал в ответ раздобыть двуствольный пистолет под пулевой патрон. На том и сошлись.

Постепенно на платформе собрались встречающие и подкатили свои тележки вокзальные грузчики, поэтому я прошелся по перрону и остановился на самом дальнем краю, неподалеку от тоннеля, уходившего прямиком в Вечность.

При одном взгляде на провал пробрало до самых костей. Бесцветное тускло-серое марево безвременья, запертого внутри каменного свода стен алхимическими формулами, гипнотизировало и манило безмолвным обещанием раскрыть все тайны мироздания разом. Обещанием, без всякого сомнения, лживым.

Вечность. Это всего лишь Вечность.

Ошивавшийся неподалеку смотритель уставился на меня с неприкрытым сомнением; я спокойно глянул на него в ответ, покачал головой и закурил.

Тоннель в Вечность манил самоубийц, как манит мотыльков пламя свечи. Наивным глупцам было невдомек, что прыжок в безвременье оборвет их жизнь несказанно более болезненным образом, нежели классический выстрел в висок или даже петля.

Особам с тонкой душевной организацией, склонным к истерикам и меланхолии, так же не рекомендовалось находиться вблизи грани безвременья. Даже с перрона я ощущал, как Вечность пытается забраться мне в голову, как колючими мурашками разбегаются по затылку звучащие в голове шепотки.

Никто доподлинно не знал, что именно представляла собой окружавшая города материя, а ученые, которые заявляли, будто сумели разгадать главную загадку мироздания, в основе своей делились на тех, кто болезненно жаждал внимания общественности, и тех, кто исчезал, собрав с доверчивых простаков деньги на очередное открытие века.

Я запрокинул голову к сводчатому куполу вокзала, выдохнул струю дыма и ощутил легкую дрожь каменного пола. В следующий миг затянувшая провал тоннеля пелена подернулась рябью, забурлила и вдруг лопнула, пронзенная локомотивом. В один миг экспресс вырвался из небытия и начал замедлять ход. Катились темно-синие вагоны, шипел пар, скрипели тормоза.

Тлеющий огонек сигареты дополз до проведенной на бумаге черты; я завертел головой, выискивая урну, заодно и огляделся. Публика кругом обнаружилась сплошь приличная; никаких подозрительных личностей, оттопыренных пиджаков в белую полоску, аляповатых гетр и броских фетровых шляп.

Поезд окончательно остановился, двери вагонов с тихим лязгом распахнулись, и наружу начали выходить ошарашенные путешествием через Вечность пассажиры.

Курьера я увидел сразу.

Клетчатый пиджак, белая шляпа с невысокой тульей, не по погоде легкие штиблеты и самое главное – огромный коричневый чемодан с золочеными уголками. И да – он был рыжий, огненно-рыжий с морковным оттенком.

Рядом вышагивала высокая стройная дама, вслед которой оборачивались едва ли не все попадавшиеся навстречу мужчины. Да и женщины, честно говоря, лишь делали вид, будто не замечают приезжую красотку. Не заметить ее было просто-напросто невозможно. Не столько даже из-за широкополой соломенной шляпки, огромных дымчатых очков на пол-лица, яркой помады и кроваво-красного лака на ногтях, сколько по той простой причине, что в городе Осень дамские брючные костюмы почитались верхом неприличия даже среди самых отчаянных суфражисток. Особенно в сочетании с туфлями на высоких шпильках.

Впрочем, мужское внимание в первую очередь привлекал выдающихся размеров бюст.

«Надо взять номер телефона, – мелькнула мысль, – Сол будет счастлив…»

Стряхнув невольное оцепенение, я зашагал навстречу курьеру, загородил дорогу и сообщил:

– Меня просили встретить вас.

– Виктор Грай? – уточнил рыжий и протянул руку: – Меня зовут Патрик. – После крепкого рукопожатия он представил спутницу: – Зоя, мой секретарь.

– Очень приятно, – улыбнулся я, слегка прикоснувшись к пальчикам Зои, затянутым в черную кожу перчатки. – Как прошло путешествие?

– Отлично, просто отлично! – рассмеялся Патрик. – Не понимаю, откуда берутся все эти жуткие истории!

– А вас не смущает, что вы провели в поезде сутки, а в реальности не прошло и мгновенья?

– Какое мне дело до реальности, Виктор? – отмахнулся курьер и тряхнул запястьем, высвобождая из-под рукава наручные часы. – Но вот стрелки стоит подвести, это вы верно заметили!

Мы сверили время и ушли с перрона. Уже в вестибюле Патрик спросил:

– Вы на машине, Виктор?

– Нет, – качнул я головой, – не вожу.

– Не беда, – ничуть не расстроился такому ответу курьер. – Зоя, дорогуша, найди извозчика, а мы пока выпьем кофе. – Он поморщился и доверительно сообщил: – После той бурды, что давали в поезде, у меня изжога.

Секретарша отправилась выполнять распоряжение, и пусть намеренно она бедрами не виляла, взгляды всех мужчин вне зависимости от возраста и наличия спутницы немедленно прикипели к ней, будто притянутые невидимым магнитом.

– Быть может, не стоит здесь задерживаться? – засомневался я. – Если не ошибаюсь, были опасения, что возникнут известные сложности…

– Нет, что вы, Виктор, никаких сложностей, – уверил меня Патрик, поскреб за ухом и покатил чемодан к вокзальному кафе «Стрелка».

Мне ничего не оставалось, кроме как отправиться следом.

В кафе Патрик заказал тосты, яичницу с беконом, ростбиф, корзину хлеба и блинчики с малиновым джемом. Перехватил мой озадаченный взгляд и сообщил:

– Люблю покушать, есть грех.

Я заказал кофе и закурил, разглядывая с аппетитом завтракавшего курьера, который со своей худощавой физиономией на обжору нисколько не походил.

– Виктор, вы кажетесь удивленным, – на миг оторвался Патрик от еды и промокнул губы салфеткой.

– Обычно люди после поездки в поезде имеют бледный вид.

– В самом деле? – хмыкнул курьер и машинально пробежался пальцами по лежавшим перед ним столовым приборам. – Не замечал за собой ничего подобного.

– Вечность на всех воздействует по-разному.

– Что есть, то есть, – кивнул Патрик, почесав запястье, – но знаете, Виктор, я вовсе не уверен, что можно говорить о какой-то там Вечности. Видите ли, я в нее не верю.

– Серьезно? – опешил я.

– Ну скажите мне, как разумный человек может верить в то, что время – это осязаемая материя? Это же нонсенс! А если природа времени нематериальна, то глупо говорить о том, что здесь время идет, а здесь оно стоит. Время – величина постоянная.

– Что же тогда Вечность? – усмехнулся я и непроизвольно потер нос, в котором засвербело из-за густого аромата одеколона, коим благоухал собеседник.

Курьер расправился с ростбифом, сделал маленький глоток кофе и пододвинул к себе тарелку с блином.

– Время однородно и едино, – заявил он, – разнится лишь субъективное восприятие его человеком. Вот вы спокойно перемещаетесь в так называемой Вечности, а почему?

– Мое внутренне время…

– Ерунда! – отмахнулся Патрик. – Не обижайтесь, но все это – просто чушь собачья. Интеллектуалы, уверяющие, будто человек при рождении получает некий запас персонального времени, ничем не лучше мракобесов, толкующих о душе. Значение имеет лишь воля. Воля человека. Только от нас самих зависит, замрем ли мы в потоке времени или перемотаем, будто кинопленку. Вот так.

– Смелое утверждение, – усмехнулся я. – Не банальное.

– Не согласны?

– Не имею обыкновения спорить о вещах, в которых разбираюсь недостаточно хорошо.

– Вы ли не разбираетесь во времени, специальный комиссар Грай? – улыбнулся Патрик. – Замшелые теоретики могут сколько угодно протирать штаны в кабинетах, но если кто-то и понимает что-либо в вопросах времени, так это люди вроде вас. Разве нет?

– Стресс, – произнес я в ответ.

– Что, простите? – озадаченно уставился на меня курьер.

– Я не так хорошо, как вам кажется, разбираюсь в вопросах мироздания, но легко определяю, когда человек находится в состоянии стресса. Многословие, тремор, излишнее количество еды. У вас шок, Патрик.

Курьер какое-то время обдумывал услышанное, потом отодвинул от себя тарелку с недоеденным блинчиком и спросил:

– И что вы предлагаете?

– Думаю, капелька бренди и сигарета вам сейчас не повредят.

– Присоединитесь?

– Мне скоро на службу.

Патрик заказал рюмку бренди, одним махом влил в себя крепкий напиток и закурил, но только затянулся и сразу закашлялся.

– В самом деле, стало легче, – сообщил он, вытирая выступившие в уголках глаз слезы.

– Факт, – кивнул я.

Курьер закинул в рот пластинку жевательной резинки и вдруг попросил:

– Не стоит упоминать об этом при Зое, хорошо?

– Как скажете.

Я допил кофе и выложил на край стола пару четвертаков.

– Бросьте! – засуетился курьер. – Я могу позволить себе угостить вас кофе!

– Забудьте, – отмахнулся я.

– Как скажете, – фыркнул Патрик и поднялся навстречу вернувшейся в кафе секретарше: – Все в порядке?

Зоя смерила его взглядом, каким обычно жены награждают вернувшихся домой в легком подпитии супругов, затем посмотрела на пустую рюмку, но ничего по этому поводу говорить не стала и лишь кивнула.

– Тогда не будем задерживать Виктора! – засуетился курьер, но сразу взял себя в руки и попросил Зою: – Рассчитайся, дорогуша! – Сам ухватил ручку чемодана и покатил его на выход.

Я вышел следом и окинул взглядом привокзальную площадь.

– А знаете, Виктор, – обернулся вдруг Патрик, встав у арендованного автомобиля, – насчет многословия – это вы дали маху. Я всегда любил поговорить. Всегда.

– Пусть так, – пожал я плечами.

Водитель открыл багажник, намереваясь загрузить в него чемодан, и тут мое внимание привлек медленно кативший по площади родстер. Я направился ему навстречу, но только обогнул лимузин, как из насторожившего меня автомобиля выскочил парень с лицом, прикрытым носовым платком. Шляпа была глубоко надвинута на лоб, на виду оставались одни лишь глаза.

– Полиция! – заорал я, откидывая полу плаща, но грабитель и не подумал пуститься наутек. Вместо этого он выпростал из-под куртки обрез двуствольного штуцера и нацелил его на меня.

«Что за черт?» – промелькнула в голове шальная мысль, а вот тело не сплоховало. Я перекувыркнулся через высокий капот лимузина, и сразу громыхнул оглушительный выстрел. Тяжелая пуля пробила створку и засела в движке; автомобиль вздрогнул и окутался облаком едкого дыма.

Я закашлялся и прикрыл лицо воротником плаща, затем попытался выглянуть из укрытия, но только высунулся с револьвером в руке, как тотчас хлопнул карабин; вдребезги разлетелась простреленная фара, и пришлось юркнуть обратно под прикрытие капота. Лимузин начали прошивать винтовочные пули, машина перекосилась на пробитых колесах, и пусть густые клубы дыма мешали налетчикам прицелиться, но и так риск словить шальную пулю превышал все разумные пределы.

– Патрик! – крикнул я и приготовился перебежать к газетному киоску, но прежде чем успел сорваться с места, где-то неподалеку часто-часто захлопали револьверы. Зазвенело разбитое стекло, лязгнуло железо, а потом раздался надсадный вой автомобильного движка и мимо промчался автомобиль. И стрельба сразу смолкла.

Вот черт! Где же Патрик?

Я перебрался к багажнику, ухватил кого-то за ворот и потащил прочь. Выбрался из облака дыма и обнаружил, что пальцы стискивают форменную тужурку водителя.

– Где клиент? – рявкнул я на него.

– Не знаю, – заклацал зубами до смерти перепуганный мужичок. – Н-не видел…

Гулко громыхнул взрыв, отлетела в сторону сорванная створка, заплясали на капоте лимузина длинные языки пламени. А вот едкий дым понемногу начал рассеиваться, поэтому я беспрепятственно вернулся к автомобилю, но не обнаружил там ни Патрика, ни его чемодана.

Курьер умудрился сделать ноги, мне же о таком приходилось только мечтать. Через площадь уже бежала пара постовых; я обреченно вздохнул, снял с ремня служебный значок и шагнул им навстречу.

– Специальный комиссар Грай! – поднял я руку с жетоном. – Оцепите место преступления! – потом указал на водителя и объявил: – Это свидетель. От него – ни ногой! Исполняйте!

– Так точно, господин комиссар!

Я убрал значок, огляделся по сторонам и отправился звонить в управление.

День начинался просто замечательно…

На работу вернулся уже к обеду. Первым делом поднялся к капитану, намереваясь изложить свою версию случившегося, но тот даже слушать ничего не стал.

– Отчет на стол до конца дня! – потребовал шеф, грозно топорща усы. – Копию – в дивизион внутренних расследований.

– Будет исполнено, – отрапортовал я и отправился к себе.

Заправил в пишущую машинку пару проложенных копиркой листов, но прежде чем успел собраться с мыслями, распахнулась входная дверь и в кабинет ввалился нагруженный какими-то коробками Алан Портер.

– Меня к тебе направили, – сообщил он, занимая стол Навина. – Для улучшения координации!

– Новости есть? Что-нибудь удалось нарыть в морге?

– Ничего.

– Таксистов проверил?

– Тоже пустышка, – разочаровал меня детектив. – Собираюсь составить хронологию последнего дня жертвы. Не хочешь присоединиться?

– Хочу, но пока не могу, – вздохнул я, начав печатать отчет.

Алан внимательно посмотрел на меня и не удержался от недоуменного возгласа:

– Какого черта ты вообще забыл на вокзале?

– Встречался с информатором.

– И когда теперь освободишься?

– Понятия не имею.

– Знаешь, Виктор, – хмыкнул вдруг детектив, – у меня складывается впечатление, что ты не заинтересован в раскрытии этого преступления!

– У тебя складывается неверное впечатление.

– Но ты им не занимаешься! Я понимаю, дело тебе навязали, но ведь это убийство! Убита восемнадцатилетняя девушка, а мы даже не знаем, как и где это произошло! Тебя это совсем не задевает? Ты поэтому с ее родителями встречаться не стал?

Я обреченно вздохнул, оторвался от пишущей машинки и уставился на Портера.

– Алан, скажи мне, кто из нас занимается раскрытием убийств, я или ты?

– Но это совместное расследование!

– Вот и делай свою часть работы и оставь мне мою, – попросил я тогда. – А теперь, будь добр, заткнись и не мешай.

Детектив нервно расправил усы, но ввязываться в перебранку не стал и начал распаковывать притащенные с собой коробки. Потом развернул лист ватмана и принялся расчерчивать его непонятными загогулинами, но меня его манипуляции занимали сейчас меньше всего. Отчет, в первую очередь – отчет…

С отчетом провозился пару часов, потом внимательно все перечитал и в целом своей интерпретацией событий остался вполне доволен. По крайней мере, опровергнуть мои слова не сможет никто из возможных свидетелей перестрелки. Главное, чтобы Патрика и его грудастую секретаршу не отыскали…

Разделив листы на две стопки, я подписал каждую страницу и отправился в приемную капитана. Оставил там отчет, спустился в дивизион внутренних расследований и вручил тамошнему письмоводителю второй экземпляр. Потом заглянул к Филиппу Раевски, но инспектор криминальной полиции ничего полезного сообщить не смог.

– Работаем над этим, – только и буркнул он.

Я холодному приему ничуть не смутился, закурил и стряхнул пепел в переполненную пепельницу.

– Что ты от меня хочешь, Виктор? – вздохнул Раевски. – Пока еще никто не задержан, если тебя это интересует.

– Родстер нашли?

– На соседней улице, – подтвердил инспектор. – В нем следы крови на водительском месте, проверяем больницы.

– Все же зацепило одного? – заинтересовался я.

– Удивительно, что только одного, – хмыкнул Филипп. – Криминалисты насчитали в машине два десятка пробоин. – Он откинулся на спинку кресла и спросил: – Сколько длилась перестрелка?

– Недолго. – Я задумался и предположил: – Из револьверов секунды три-четыре палили, не дольше.

Раевски достал мятую пачку папирос, закурил и уставился в потолок.

– Одного понять не могу, – задумчиво пробормотал потом инспектор. – Стрелков было по меньшей мере четверо, и ты никого не заметил?

– Нет, – ответил я для разнообразия чистую правду. – Может, их было двое?

– По револьверу в каждой руке? – задумался Филипп и покачал головой: – За уши притянуто. Виктор, сам посуди, в таком темпе всадить с обоих рук в цель два десятка выстрелов из двадцати четырех – это надо быть настоящим профессионалом, а тебе ли не знать, что…

– …настоящий профессионал не стал бы устраивать подобное шоу, – продолжил я мысль инспектора, задумчиво глянул на выкуренную до середины сигарету, сделал три быстрых затяжки и вдавил ее в пепельницу. – Ладно, пойду.

От Раевски я отправился в дежурную часть, получил оставленный для меня пакет и вернулся в кабинет. А там уже вольготно расположилась парочка детективов дивизиона внутренних расследований.

– Так понимаю, объявление «Клоунам не входить» опять сорвала уборщица? – произнес я с порога, подошел к своему столу, за который уселся Шульц пониже, и вздохнул: – Только не говорите, будто вас тоже сюда перевели…

– Нет, у нас появились к вам вопросы! – заявил детектив.

Я с шумом кинул пакет на стол; Шульц от неожиданности вздрогнул, быстро поднялся из кресла и отошел к своему однофамильцу, сидевшему на подоконнике.

– Что это за писульки вы нам принесли? – подключился тот к разговору, потрясая моим отчетом.

– И что же вас не устраивает? – с издевательским спокойствием поинтересовался я, уселся за стол и закинул ногу на ногу.

– Это отписка! – заявил Шульц пониже.

– Вовсе нет.

– Ваше утверждение о встрече с информатором не выдерживает никакой критики! – поддержал коллегу Шульц повыше. – Свидетели подтверждают ваш разговор с подозреваемым!

– Свидетели видели, как человек, с которым я разговаривал, в кого-то стрелял?

– Нет, но…

– Быть может, свидетели утверждают, будто из четырех стволов палила его секретарша?

– Постойте…

– Тогда с какого перепугу они стали подозреваемыми?

– Не передергивайте! Мы просто хотим их опросить. – Высокий Шульц спрыгнул с подоконника и раскрыл блокнот. – Имена?

– Понятия не имею, – ухмыльнулся я, откидываясь на спинку кресла. – Я рассчитывал познакомиться с дамочкой, но она оказалась к этому не расположена…

– Вы полагаете, что мы поверим в эту сказочку?

– Разве я не указал в отчете размер ее бюста?

Шульц пониже скорчил презрительную гримасу и процедил:

– Удивительный непрофессионализм!

Я только руками развел.

– Вам не понять…

Высокий детектив явственно напрягся и угрожающе спросил:

– Что вы имеете в виду, комиссар Грай?

– Ну, про вас разные слухи ходят… – Я намеренно оставил фразу незаконченной, и когда детективы уже набычились, собираясь требовать объяснений, сбил их с толку очередным заявлением: – И да, специальный комиссар Грай, если позволите.

Шульц повыше недобро глянул на меня и спросил:

– О чем вы говорили с типом в клетчатом пиджаке?

– О погоде.

– Вы издеваетесь?

– Разве это запрещено? Он был не по погоде одет, не так ли?

Коротышка фыркнул, давая понять, что нисколько не верит моим словам, и задал очередной вопрос:

– Когда вы увидели человека в маске, что вы сделали?

– В соответствии с действующим законодательством представился и продемонстрировал значок.

– Вот как? – скривился Шульц повыше. – И сколько времени у вас это заняло?

Я поднялся из кресла, обогнул стол и гаркнул прямо детективу в лицо:

– Полиция! – Правая рука откинула полу пиджака, на ремне сверкнул служебный жетон, и сразу же ладонь легла на рукоять револьвера.

Шульц от неожиданности резко отпрянул и едва не сбил с ног своего низкорослого напарника. Я ухмыльнулся и вернулся за стол.