Павел Корнев
Безликий
Большой Джузеппе развалился в глубоком кресле, его подручный стоял у выходившего на улицу окна. Дорогие костюмы обоих были пошиты на заказ, заколки для галстуков и запонки сверкали благородным золотом. Так и не скажешь, что перед тобой головорезы, но взгляни в глаза – и не ошибешься, они самые.
На меня сицилийцы посмотрели мрачно и даже недобро. Предупреждая вопросы, Софи с улыбкой произнесла:
– Позвольте представить, мой кузен Жан-Пьер.
Большой Джузеппе задумчиво потер черневший бритой щетиной подбородок и нахмурился.
– Мы о делах говорим – нет? Не о твоей семье, правильно?
Софи беспечно рассмеялась.
– Продолжай, Джузеппе, прошу тебя. У меня нет секретов от кузена.
Я прикрыл за собой дверь и прислонился плечом к стене, не став проходить вглубь комнаты. Сицилиец взглянул на меня еще пристальней прежнего и усмехнулся.
– Вижу, ты поняла наконец, что клуб нуждается в твердой мужской руке?
Снисходительность головореза покоробила меня, но я не стал возмущаться или выказывать недовольство и лишь широко улыбнулся.
– Нет, вовсе нет, – поправил я Джузеппе. – Просто присматриваю, чтобы здесь никто больше не умер. – И после едва заметной паузы добавил: – Случайно.
Эннио напрягся и отступил от окна, его лицо перекосила нехорошая ухмылка. А вот Большой Джузеппе лишь кивнул, принимая мои слова к сведению. Он закурил, кинул прогоревшую спичку на пол и перешел к делу.
– Ты вся в долгах, дорогуша, – прямо заявил сицилиец. – Клуб прогорает. Я предлагаю выход.
Софи поморщилась.
– Торговать наркотиками? Нет, это не для меня.
– Наркотиками? – возмутился Джузеппе. – Это просто кокаин! Он белый как снег и такой же безобидный! Половина твоих завсегдатаев будет просто счастлива разнообразить им свою скучную никчемную жизнь!
– Нет, – твердо ответила Софи и скрестила руки, давая понять, что разговор окончен.
Сицилиец подался вперед, и кресло жалобно скрипнуло под его весом.
– Готова лишиться клуба из-за своей принципиальности? – спросил бандит. – Вылетишь из бизнеса – и ты никто! О тебе не вспомнят уже на следующий день после закрытия «Сирены»!
– Не все так плохо, как это видится со стороны.
Джузеппе развел руками и поднялся на ноги.
– Советую прислушаться к голосу разума. Время еще есть. Немного, но есть, – заявил он напоследок и направился к выходу, явно намереваясь оттереть меня в сторону плечом, но я вовремя посторонился и распахнул дверь. Большой Джузеппе кинул на меня недобрый взгляд исподлобья и вышел в коридор. Подручный молча последовал за ним.
Насколько знаю эту публику, сильнее давить на Софи сицилийцы не стали только из-за моего присутствия. Пока что я был для них темной лошадкой, но они еще вернутся со своим предложением, и вернутся скорее рано, чем поздно.
Выглянув в коридор, я кивком отправил вышибал проводить незваных гостей, а сам вернулся в кабинет и прикрыл за собой дверь.
– И что это было? – поинтересовался после этого у кузины.
– Ты же слышал! – всплеснула та руками. – Хотят втравить нас в свои грязные делишки.
Я хмыкнул.
– Это они подослали к тебе легавых?
– Что? – удивилась Софи. – Нет! Конечно же нет! Будь у Джузеппе выход на Ньютон-Маркт, он бы вел себя совсем иначе! Просто решил воспользоваться ситуацией. Эта сволочь не упустит возможности половить рыбку в мутной воде!
Я кивнул и прошелся по кабинету, разглядывая обстановку. Письменный стол, напротив – пара удобных кресел, камин с бронзовыми часами на полке, диванчик у стены, занавешенные плотным тюлем окна, из которых просматривался весь перекресток.
Сбоку от камина висел портрет графа Гетти – мужа Софи. Он был той еще сволочью, и я – а точнее конечно же Пьетро! – не раз и не два предлагал повесить на это место одну из собственных работ, но Софи всякий раз отвечала отказом. А просто снять портрет не было никакой возможности, поскольку за ним скрывалась дверца вмурованного в стену сейфа.
– Что-то не так? – присмотрелась ко мне хозяйка кабинета.
Я уселся в кресло и забарабанил пальцами по полированным подлокотникам.
– Если не Джузеппе прислал легавых, тогда кто? Что им было нужно?
– Да какое это сейчас имеет значение?
– В следующий раз меня может не быть рядом. Ты точно хочешь вновь оказаться с задранной юбкой?
Софи слегка покраснела, скорее не от смущения, а от злости, и положила руку на грудь, словно пыталась отгородиться от неприятного воспоминания. Сегодня она надела скромное серое платье без декольте, но его покрой лишь подчеркивал стройную фигуру.
– Софи! – повторил я.
– Такого больше не повторится! – ответила кузина после явственной заминки.
– Почему нет?
– Им просто были нужны деньги.
– В самом деле? Что за вздор?! Всем известно, что ты на мели!
Софи отошла к буфету и налила себе шерри.
– Будешь? – предложила она и мне.
– Нет, – отказался я. – Так чего они хотели от тебя? Что точно сказали?
Софи отпила шерри и отрешенно посмотрела в окно.
– Они потребовали открыть сейф, – сообщила кузина после долгой паузы.
Я обернулся, и Марко Гетти посмотрел на меня с портрета с нескрываемой укоризной. У него были на то причины.
– Сейф?
– Да, сейф.
Я поднялся на ноги, взял Софи за руку и развернул к себе.
– Так почему ты его просто не открыла? Никаких денег там и в помине нет, мне ли не знать!
Кузина высвободилась и попросила:
– Не дави на меня, Жан-Пьер!
Но я поступил ровно наоборот.
– Почему ты не отперла сейф, прежде чем тебя разложили на столе?
– Все случилось слишком быстро!
– Вздор!
– Это не твое дело!
Я указал на пол.
– Два трупа, Софи! На моих руках – два дохлых флика! Я должен знать, что происходит!
Кузина выпила остатки шерри и вновь отвернулась к окну.
– Нельзя было открывать сейф. Просто нельзя.
Я подступил к ней со спины и обнял за плечи.
– Почему? Что там хранилось такого страшного?
– Фотографии.
– Какие фотографии, Софи?
– Из кабинетов третьего этажа.
Хозяйка клуба резким движением высвободилась, отошла к бару и вновь налила в стакан шерри, на этот раз – куда больше прежнего.
– Не будем об этом! – потребовала она.
Я опустился в кресло и стиснул пальцами подбородок.
На первом этаже особняка были обустроены концертный зал и буфет, на втором проводились приемы для привилегированной публики, а на третий могли попасть лишь немногие избранные, их гостьи да еще время от времени – девицы из кордебалета. Никаких денег, никакого принуждения. Господам хотелось развлечений, танцовщицы нуждались в знакомствах и богатых покровителях. Так было заведено еще графом Гетти, и у Софи не имелось возможности поменять устоявшийся порядок вещей. Не все зависело только от нее.
– Ты кого-нибудь шантажировала? – пришел я к самому логичному в этой ситуации выводу. Общественная мораль подобного времяпрепровождения категорически не одобряла, а завсегдатаи третьего этажа были один известней другого. Кому-то огласка сломала бы карьеру, кому-то – разрушила брак. Богатые готовы дорого заплатить за спокойствие, но стоит перегнуть палку – и жди беды.
– Шантаж?! – Софи обожгла меня возмущенным взглядом. – За кого ты меня принимаешь?
– А кто еще мог прислать полицейских?
– Я ни у кого не вымогала денег! Это же чистой воды безумие! Все равно что собственноручно подписать себе смертный приговор!
– Тогда зачем тебе снимки?
– Для страховки! Ты знаешь, что это за люди! Ты знаешь, на что они способны!
Я знал. Но еще я знал о плачевном состоянии финансов клуба и потому недоверчиво покачал головой.
– Не тебе ставить под сомнение мои слова, Жан-Пьер! – заявила тогда Софи, и в ее голосе зазвенел металл. – Реши я заняться вымогательством, ты бы узнал об этом первым! Кто бы еще помогал мне с этим, если не ты?
Я принял этот аргумент и вздохнул.
– Прости.
– Выпей вина и успокойся.
Но нет, успокаиваться я не собирался.
– Кто делал снимки? Быть может, это фотограф навел полицейских?
– Фотографии остались от Марко, снимал он сам. Никто о них не знает. Это просто совпадение!
Я лишь поморщился, потом склонил голову набок и задумчиво произнес:
– Снимки… Да, кстати! А мои снимки? Ты сохранила их?
– Ох, Жан-Пьер, к чему ворошить прошлое?
– Так сохранила или нет?
– Они абсолютно бесполезны! Лица разобрать невозможно! Никто не сможет тебя опознать!
– Я хочу их видеть! – решительно объявил я, поднимаясь из кресла.
– Сегодня мне будет не до этого.
– А завтра?
– Хорошо, ты их получишь, – сдалась кузина, уселась за стол и вытащила из ящика толстенный гроссбух. – Товар привезут ночью, – предупредила она меня после этого. – Договорись со всеми заранее.
– Договорюсь, – пообещал я.
Софи кинула на стол две пачки десятифранковых банкнот, добавила еще пару сотен сверху и попросила:
– Распишись!
Макнув стальное перо в чернильницу, я поставил в нужной графе неразборчивую закорючку. Две тысячи франков выделялись на покупку строительных материалов для ремонта здания. Эта сумма выбивала в бюджете клуба немалых размеров брешь, но, если все пойдет по плану, очень скоро деньги вернутся сторицей и Софи покажет их в балансе, приплюсовав к выручке от продажи билетов. Придется заплатить налоги, зато ни у кого не возникнет вопросов, откуда взялись средства на погашение очередного платежа по закладной.
– Держи, – протянула мне кузина связку ключей и попросила: – Осторожней там, хорошо?
– Думаешь, сицилийцы что-то пронюхали?
– От них всего стоит ожидать, – сказала Софи, открыла верхний ящик стола и переложила из него в дамскую сумочку двуствольный дерринджер двадцать пятого калибра.
– Это точно, – со вздохом признал я, убирая ключи в карман.
– Все, мне пора бежать! – объявила кузина. – Надо еще сделать прическу и маникюр. Ты понадобишься мне на приеме, никуда не пропадай.
– Хорошо.
Софи шагнула из-за стола, но вдруг замерла на месте.
– Да! – как-то очень неуверенно произнесла она. – В четыре часа придет один человек, будет расспрашивать о вчерашнем происшествии. С тобой он тоже поговорит.
– Зачем это? – насторожился я.
– Маркиз Арлин весьма обеспокоен полицейским произволом, он поручил заняться этим одному своему хорошему знакомому из Третьего департамента Ньютон-Маркта.
Маркиз Арлин был одним из самых известных посетителей «Сирены». В качестве председателя императорской комиссии по промышленности маркиз пользовался влиянием ничуть не меньшим, чем иные члены кабинета министров, и стремление проверить, не копают ли под него политические оппоненты, представлялось мне в сложившейся ситуации вполне логичным. Кроме того, насколько я понял из обмолвок Софи, некоторое время назад маркиз неофициально вложил в клуб немалую сумму, чем помог ему удержаться на плаву. Не считаться с этим обстоятельством было нельзя.
– Кого Арлин попросил об одолжении? – уточнил я.
– Некоего инспектора Морана.
– Так делу дали официальный ход?
Софи покачала головой.
– Нет, все неофициально. Главное, не сболтни лишнего.
– Как я могу? Меня здесь вчера еще не было.
– Отнесись к этому серьезней! Моран из Третьего департамента, он не мальчик на побегушках у маркиза, а действительно его хороший знакомый!
– Как раз их профиль, – хмыкнул я.
Третий департамент занимался не только контрразведкой, отловом малефиков и противодействием пропаганде религиозных фанатиков, но и выведением на чистую воду своих запятнавших честь мундира коллег.
Софи встала у зеркала, поправила черные локоны, огладила воротник платья.
– Два года назад Бастиан Моран на несколько дней возглавил Ньютон-Маркт. Стефан Фальер, тогдашний министр юстиции, назначил его по прямому указанию герцога Логрина. Знаешь, чем все закончилось?
– Знаю, – подтвердил я.
Затеявший дворцовый переворот регент был испепелен императрицей, а министр юстиции не стал дожидаться суда и пустил себе пулю в лоб.
– Моран вышел сухим из воды, – сообщила Софи. – Его просто не утвердили в должности и понизили до инспектора, но не уволили и не сослали в провинцию. Весьма изворотливый деятель, надо полагать. Осторожней с ним.
– Да уж постараюсь, – пообещал я, вслед за кузиной вышел в коридор и указал охранникам: – Глаз с нее не спускайте.
Лука и Гаспар синхронно кивнули и потопали вслед за хозяйкой.
Я же запер кабинет, сунул полученное от Софи кольцо с ключами в карман и отправился на обход клуба, благо до вечернего представления времени оставалось с избытком.
4
В фойе клуба дежурил Антонио. Высокий светловолосый красавчик с голубыми глазами и ямочкой на подбородке пользовался неизменным успехом у танцовщиц из кордебалета и слыл записным сердцеедом, но с гостьями себе никогда лишнего не позволял, был безупречно предупредительным, и не более того. Как-то раз Софи упомянула, что охранника вышибли из армии за интрижку с женой командира, и он дал себе зарок не повторять прежних ошибок.
Когда я подошел, Антонио посмотрел на меня с нескрываемым сомнением и язвительно поинтересовался:
– Говорят, теперь ты здесь главный?
– Если речь идет о главном мальчике на побегушках, то да, так оно и есть, – рассмеялся я в ответ.
– Хозяйка никогда о тебе не говорила.
– У нас не те отношения с кузиной, чтобы отправлять друг другу открытки на именины, – пожал я плечами. – Ты здесь один?
– Жиль курит на улице.
Жилем звали неприметного коротышку с крупным носом и вечно сонными глазами. Он мало говорил и казался не слишком сообразительным, но, когда охранники собирались за карточным столом, легко обчищал всех остальных. Чем коротышка занимался до того, как устроился в «Сирену» вышибалой, никто толком не знал; на работу его принимал еще граф Гетти.
Антонио отвернулся к зеркалу, достал расческу и спросил:
– Сицилийцы настроены серьезно?
– Не думаю, – покачал я головой. – Но с ними никогда наперед ничего нельзя сказать, поэтому держи ухо востро. Премьера должна пройти без сучка без задоринки.
Охранник кивнул, давая понять, что принял мое предупреждение всерьез.
– И да – сегодня ночью забираем товар, – сообщил я. – Собираемся после закрытия.
– Ого! Так ты в деле? – удивился красавчик.
– В деле. И что с того?
– Ничего, просто… странно это, – пожал Антонио плечами. – Появился из ниоткуда и вот уже знаешь все и обо всех. – Он покачал головой и повторил: – Странно.
– Может, кузина никогда и не говорила обо мне, – ответил я с обезоруживающей улыбкой, – но она мне доверяет. Это главное. Ясно?
– Ясно. А что с Моретти? Говорят, он укокошил двух полицейских и подался в бега?
– Пьетро – большой мальчик и способен сам о себе позаботиться.
Я хлопнул вышибалу по плечу и прошелся по фойе. Дальнюю стену занимало изображение лесной поляны с кружащими в танце обнаженными нимфами. Неподготовленному зрителю подобная картина могла показаться излишне фривольной, но от нападок моралистов ее спасал античный сюжет. Грань между приличным и неприличным в нашем обществе удивительно… тонка.
Не задерживаясь у картины, я свернул в боковой коридор и отправился на кухню. Пьетро предпочитал питаться в окрестных закусочных, но мне, как родственнику хозяйки, скромничать было не с руки. Не обращая внимания на неодобрительный взгляд шеф-повара, я снял пробу с готовящегося для вечернего приема угощения и выставил вверх большой палец. Шеф похвалы не оценил и велел убираться с кухни немедленно.
– Спокойствие, папаша! – улыбнулся я в ответ. – Только спокойствие!
Дядечка в белом халате и высоком поварском колпаке задохнулся от возмущения, чем я и поспешил воспользоваться. Откромсал пару кусков от копченого окорока, взял булку свежего хлеба и юркнул за дверь, не забыв ухватить по дороге уже откупоренную бутылку красного вина, которое явно намеревались использовать для приготовления соуса.
В клубе я оставаться не стал, отпер полученными от Софи ключами дверь на чердак и выбрался через слуховое окошко на крышу. Там устроился рядом с печной трубой, разложил еду на газете и принялся без спешки обедать, попутно разглядывая раскинувшийся во все стороны город.
Дул несильный ветер, в затянутом серой дымкой и облаками небе медленно дрейфовали дирижабли. Над Старым городом летательных аппаратов было непривычно много: там, постепенно прирастая этажами, тянулся ввысь императорский дворец.
Острословы уже успели окрестить это строение Новой Вавилонской башней, но лично я не видел в желании ее величества стать немного ближе к небу ровным счетом ничего предосудительного. И сам не без греха, что уж там говорить…
Запрокинув голову, я приложился к бутылке и сделал долгий глоток вина, потом достал карандаш и блокнот. Но зарисовал не окрестные виды, а навестивших клуб сицилийцев. Лица, очертания фигур, движения.
Просто так, на всякий случай. Вдруг на что сгодится…
Спустился я с крыши, когда уже начало вечереть. Прошелся по клубу, наблюдая за приготовлениями к представлению, проверил, как обстоят дела у охраны, потом заглянул в общую гримерную. Танцовщицы накладывали макияж и только-только начинали переодеваться в сценические наряды, большинство девушек пока еще расхаживали в коротеньких халатах, а некоторые и вовсе ограничились лишь кружевными панталонами.
Одна такая полуголая красотка стояла у самого входа; я не удержался и шлепнул ладонью ей чуть ниже спины. Девица взвизгнула, застигнутые врасплох танцовщицы закрылись руками и полотенцами, загомонили, требуя убираться прочь.
– Привет-привет! – беспечно улыбнулся я, но на всякий случай все же отступил к двери. – Я Жан-Пьер, кузен госпожи Робер!
Крики смолкли, в глазах девушек появился интерес. Кто-то как бы невзначай принял соблазнительную позу, кто-то позволил слегка соскользнуть полотенцу и распахнуться халатику. Одна рыжая чертовка после моих слов и вовсе стала не столько закрывать ладонями груди, сколько приподнимать их, выставляя напоказ.
Я сделал вид, будто ничего не заметил, и объявил:
– Кузина попросила присмотреть в клубе за порядком, поэтому если у кого-то вдруг возникнут проблемы, например, начнет приставать излишне ретивый ухажер, не скромничайте и сразу зовите меня. Помогу, чем смогу.
– Будешь провожать домой? – поинтересовалась рыжая кокетка.
– И даже в кроватку уложу, если понадобится, – с усмешкой подтвердил я. – Главное, не тяните! Всем все ясно?
Я дождался утвердительных кивков, вышел в коридор и наткнулся там на Гаспара.
– Жан-Пьер! – окликнул меня испанец. – Пришел какой-то странный тип, госпожа Робер просит тебя им заняться.
– Кто такой?
– Какой-то Моран. Никогда его раньше не видел.
– А! – сообразил я, о ком идет речь. – Где ты его оставил?
– В холле.
– Идем!
К этому времени уже начали подходить первые зрители. Антонио и Жиль сверялись со списками и запускали их внутрь. Сегодня была закрытая премьера, и случайных людей в клубе не ожидалось, но полицейский на фоне избранной публики нисколько не выделялся.
– Вон, у зеркала, – подсказал Гаспар.
Инспектор Моран оказался худощавым господином средних лет в отлично пошитом вечернем костюме; в петлице пиджака алела гвоздика, из нагрудного кармана выглядывал аккуратный треугольник белого платка. Аристократическое лицо сыщика было худым и бледным, с высокими, круто заломленными бровями, прямым носом и тонкими бледными губами. Напомаженные волосы он зачесал назад.
Я подошел и радушно улыбнулся:
– Мсье Моран?
Инспектор нисколько не походил на полицейского, а скорее напоминал театрального критика или даже бездельника из театральной богемы, но стоило ему только повернуться ко мне, и от пристального взгляда колючих серых глаз враз сделалось не по себе.
– С кем имею честь? – поинтересовался Моран, и поинтересовался, надо сказать, весьма холодно, но я и не подумал разыгрывать смущение.
– Я Жан-Пьер, кузен мадам Робер. Она попросила вам здесь все показать.
Инспектор взял со столика кожаную папку и попросил:
– Проводите меня в кабинет госпожи Робер.
– Ее сейчас нет…
– Не важно! – отрезал Моран и уже несколько мягче добавил: – С ней я побеседую позже, а сейчас просто хочу осмотреть… место происшествия.
– Как скажете. Нам сюда…
Взмахом руки я отпустил наблюдавшего за нами со стороны Гаспара и провел сыщика к кабинету Софи. Отпирать его не понадобилось, Моран просто огляделся в коридоре и спросил:
– Это ближайший путь из зала?
– Так и есть.
– А где работал Пьетро Моретти? Не вчера, а вообще. Была у него постоянная студия?
– Это в другом крыле здания. Идемте.
Я повел инспектора по коридору, а тот вдруг хмыкнул.
– Вы разве здесь не первый день? Хорошо ориентируетесь в этом лабиринте.
– Успел пробежаться, – беспечно ответил я, отпирая нужную дверь. – Не собираюсь терять место из-за какой-нибудь дурацкой оплошности. Если разочарую кузину, она запросто выгонит меня взашей, несмотря на родство.
– И все же она доверяет вам…
– Вы о ключах, мсье? – Я тряхнул кольцом. – Ну да, доверяет. Кровь не вода, знаете ли.
Инспектор прошел в мастерскую, а я остался стоять на пороге. Сыщик на миг замер посреди студии, потом откинул занавес с одного из полотен и задумчиво заломил крутую бровь.
– Что скажете?
Я подошел, взглянул на картину с тремя танцовщицами и пожал плечами.
– Ничего в этом не понимаю, но как по мне – ему повезло с натурщицами!
Моран снисходительно улыбнулся и начал осматривать незаконченные работы. Многие из них оказались выполнены в стиле абстракционизма, их черно-красно-оранжевыми тонами Пьетро пытался раскрыть тему огня. Другим его постоянным сюжетом выступали ночная река и черный, едва различимый дом на заднем плане, но хватало и обнаженной натуры. По правде, таких картин было больше всего.
– Госпожа Робер состояла в отношениях с Пьетро Моретти? – спросил сыщик некоторое время спустя.
– С чего вы взяли? – опешил я от неожиданности.
– На некоторых полотнах она изображена обнаженной, – пояснил свой интерес инспектор. – А кроме того, как еще безвестный художник мог оплачивать аренду мастерской?
– Об этом вам лучше спросить у кузины.
– Спрошу, – кивнул Моран. – Так где, говорите, я могу опросить персонал?
– Здесь?
– Не самое подходящее помещение.
Я на миг задумался, потом вспомнил о кабинете графа Гетти на втором этаже и попросил:
– Следуйте за мной.
Кабинет супруга Софи встретил нас полумраком. Сюда редко кто заглядывал, и окна закрывали плотные шторы. Их я первым делом и отдернул, запустив в просторную комнату лучи заходящего солнца. Пыль здесь протирали каждую неделю, поэтому никакой дополнительной уборки не понадобилось.
– Проходите! – пригласил я внутрь инспектора. – С кем хотите поговорить?
Моран переступил через порог и внимательно оглядел обстановку. Рабочий стол с висевшим на стене за ним пейзажем сыщик по какой-то причине забраковал и остановил свой выбор на одном из кресел у камина. Уселся в то, что было развернуто высокой спинкой к окну, и почти растворился в густой тени. На свету остались лишь убранные на подлокотник руки; в перстне заискрился крупный желтый бриллиант.
– Морис Тома, знаете такого? – спросил Моран.
– Нет, мсье, – ответил я, но сразу прищелкнул пальцами, будто поймал нужное воспоминание. – Буфетчик?
– Он самый. Приведите его. И передайте пепельницу.
Получив хрустальную пепельницу, сыщик достал пачку «Честерфилда» и закурил, а я отправился за буфетчиком. Тот командовал официантами и следил за правильной сервировкой столов, но, памятуя о распоряжении хозяйки, отказаться от общения с нашим гостем не посмел. Только пробурчал под нос какое-то ругательство и на миг задержался у зеркала. Разгладил выглядывавший из-под фрака черный жилет и слегка сдвинул в сторону черную же бабочку. Думаю, поправил бы и прикрывавший лысину парик, но при мне делать это постеснялся.
Я привел буфетчика в кабинет графа, и Морис замялся на пороге, не решаясь ступить внутрь.
– Присаживайтесь, любезный! – указал тогда инспектор на кресло напротив. – Жан-Пьер, не уходите. Хочу, чтобы вы присутствовали при беседе. Я ведь здесь неофициально…
При этих словах буфетчик встрепенулся и напомнил:
– Я все рассказал в Ньютон-Маркте! Под протокол!
– Знаю, я читал, – спокойно подтвердил Моран и требовательно взглянул на меня. – Жан-Пьер?
С обреченным вздохом я прикрыл дверь и уселся за рабочий стол графа. Упоминание сыщиком неофициального статуса беседы убедительным мне нисколько не показалось. Третий департамент обычно не обременял себя формальностями, если вдруг решал сунуть нос в чужие дела.
Бастиан Моран затушил сигарету о дно пепельницы и спросил:
– Морис, когда вы вчера уходили, кто оставался в клубе?
– Госпожа Робер, ночной сторож и художник, Пьетро Моретти, – ответил буфетчик без малейшей заминки. – Вчера был выходной, клуб не работал. Я готовился к сегодняшнему приему.
– А танцовщицы, музыканты, хореограф? Никто из них не мог задержаться?
– Репетиция закончилась раньше. Перед уходом я обошел все помещения и погасил светильники, на глаза никто не попался.
– Вы затушили все светильники?
– Несколько осталось гореть в зале, где работал Пьетро. Он обещал погасить их сам.
– Но не погасил?
– Нет.
Я не понимал, к чему клонит инспектор, а тот, казалось, и сам этого не знал и задавал вопросы исключительно наобум. Какое-то время Моран молча постукивал кончиками пальцев по подлокотнику, а Морис как завороженный следил за искоркой вставленного в перстень бриллианта. Но потом буфетчик скинул оцепенение и забеспокоился.
– Сегодня очень важный день, мне нужно работать!
– Не беспокойтесь, надолго вас не задержу, – уверил его сыщик и произнес: – Согласно показаниям прибывших на место преступления констеблей светильники в зале продолжали гореть.
– Так я же говорю, – всплеснул руками Морис Тома, – я не погасил их, потому что Пьетро еще оставался работать!
– Но их не погасил и художник. А он бы непременно сделал это, если бы собрался уходить. Так?
– Не понимаю, почему это так важно, – признался сбитый с толку буфетчик.
– Просто интересно, – мягко улыбнулся Бастиан Моран. – Скажите, когда вы покидали клуб, не заметили на улице никого подозрительного?
– Нет.
– Никто не стоял у входа?
– Я никого не видел.
– Хорошо, можете идти.
Я выпустил буфетчика из кабинета, прикрыл за ним дверь и спросил:
– Кого звать теперь?
– Пожалуй, никого, – решил вдруг Моран. – Но у меня есть несколько вопросов к вам.
– Задавайте, – разрешил я со спокойным сердцем, поскольку скрывать Жану-Пьеру от полицейских было нечего.
И все же сыщик сумел удивить: он начал с того, что потребовал мой паспорт. Изучил его, уделяя особое внимание отметкам о пересечении границы, и как бы невзначай поинтересовался жизнью в колониальной Африке, а попутно что-то записал в блокнот. Затем Моран пожелал выяснить, чем я занимался два месяца, прошедшие с моего прибытия в Новый Вавилон.
– Пил, гулял, искал работу, – пожал я плечами, разваливаясь в кресле.
– Почему же не обратились к кузине?
Я рассмеялся.
– Мсье! У кузины своих забот полон рот. Она в долгах как в шелках, выручки едва хватает, чтобы платить по закладным. Так что еще неизвестно, кто кому оказывает услугу: Софи мне, принимая на работу, или я ей, соглашаясь помочь.
Инспектор выгнул бровь.
– Но клуб, кажется, процветает?
– Дело в старых долгах.
– В старых долгах?
– В очень старых долгах.
– Это как-то связано с ее пропавшим супругом? – предположил инспектор.
Я почувствовал, что ступил на очень тонкий лед, и осторожно кивнул.
– Да, граф был заядлым игроком. Слишком азартным и не очень удачливым.
Моран покачал головой и вдруг спросил:
– Вы встречались с ним?
Студеный октябрьский ветер, плеск темной речной воды…
Я беспечно улыбнулся и спокойно ответил:
– Перекинулся как-то парой слов. Уже даже не помню когда.
– Что вам известно о его исчезновении?
– Только то, что писали в газетах. В то время я был на континенте.
Граф Гетти бесследно исчез два года назад, в самом конце октября. После одной из шумных вечеринок он вдруг перестал появляться на людях, а несколько дней спустя вышел на яхте в море, и… больше его никто никогда не видел.
– Есть предположения, что с ним могло стрястись? – полюбопытствовал инспектор.
– Ни малейших, – ответил я и принялся выдвигать ящики письменного стола. В одном из них обнаружился выкидной стилет с накладками из леопардового дерева. Посередине рукояти была сделана серебряная вставка с гербом рода Гетти – мечи и щуки, разделенные восходящей диагональю, а на больстере сплелись в затейливый вензель буквы «М» и «Г».
Судя по клейму мастера, нож изготовили в одной из многочисленных мастерских итальянского Маниаго. Я сдвинул кнопку, полюбовался разложившимся клинком, хищным и узким, потом сложил его обратно.
Моран взглянул на меня с непонятной улыбкой и вновь спросил:
– Могла госпожа Робер иметь отношение к исчезновению супруга?
Студеный октябрьский ветер, плеск темной речной воды, щелчок предохранителя…
– Разве есть основания подозревать в исчезновении графа убийство? – прищурился я.
– Просто скажите, что вы об этом думаете.
– Но какое…
– Ответьте, прошу вас!
Вот только сыщик не просил, а требовал. Я вздохнул и покачал головой.
– Нет, мсье. Софи ни в чем таком не замешана, это ясно как белый день. В противном случае тело графа нашли бы очень и очень быстро.
– Из-за страховки?
Ни для кого не было секретом, что супруги Гетти застраховали свои жизни в пользу друг друга, но к тому времени, как появилась возможность признать пропавшего Марко умершим, срок действия страховки давно прошел.
– Вижу, вы подняли материалы дела, – отметил я. – С чего бы это?
Инспектор потер пальцами бледное лицо и ничего мне не ответил. Вместо этого задал очередной вопрос:
– Так вы полагаете, граф наделал долгов и сбежал от кредиторов?
Студеный октябрьский ветер, плеск темной речной воды, щелчок предохранителя… Вспышка!
Я непроизвольно потер грудь, но сразу взял себя в руки и фыркнул.
– Во-первых, мсье, я ничего об этом не думаю. Во-вторых, раз уж вы спрашиваете: нет, эта версия не кажется мне убедительной. Никто не отправляется на дно в одиночестве, все стараются утянуть за собой близких. Реши граф скрыться – он не оставил бы здесь Софи. Увез бы ее с собой. Скорее уж Марко сорвал куш и решил не отдавать долги, а начать новую жизнь.
Инспектор закурил и кивнул.
– Яхта, штормовой океан, крушение. И никакого криминала.
– Послушайте, мсье! К чему эти расспросы? – не выдержал я. – Вы можете объяснить?
На этот раз Моран уходить от прямого ответа не стал.
– Детектив-сержант Льюис, которого вчера застрелили в клубе, расследовал обстоятельств исчезновения графа Гетти. Он опрашивал работников пристани, видевших графа на борту отплывавшей яхты. Именно эти показания послужили основанием для отказа в возбуждении уголовного дела. Но вдруг имел место подлог? Возможно, Льюис явился сюда с целью шантажа?
– А что говорит его инспектор?
Моран досадливо поморщился.
– Инспектор Остридж предоставляет подчиненным излишнюю, на мой взгляд, самостоятельность. По его словам, сержант собирался проверить какую-то зацепку по одному из текущих расследований. Это все, что ему известно.
