Павел Козлов
Бабка
– Ну, джентльмены, предлагаю вам присоединиться к нам. Здесь, в Заре, не так много развлечений, и, дабы немного отдохнуть и пообщаться, мы собираемся по вечерам и играем в карты. Естественно, не на деньги, а просто сопровождаем беседу игрой.
– Конечно, не на деньги, – подал голос старик, недовольно хмыкнув. – Только дурак будет с шулерами по типу тебя на бабло играть.
– Ну что вы, Михал Палыч, опять за свое. Всё бормочите и бормочите, я же знаю, что вы на самом деле светлый и гостеприимный человек. Молодёжь может не так вас понять и подумать всякое. Постарайтесь, пожалуйста, сегодня без этого.
Пока Виктор разговаривал со стариком, мы обменялись с Артёмом молчаливыми взглядами. Вечер в компании выглядел интригующе и манил больше, чем старый телевизор в номере.
– Ладно, почему бы и нет, – кивнул Артём, усаживаясь напротив старика. Я последовал его примеру.
– Не солидно сидим. Предлагаю выпить, за знакомство, – сказал Тёма и потянулся в свой рюкзак, достал оттуда водку и палку колбасы, купленную сегодня в магазине.
Дед будто ждал этого момента всю жизнь, он тотчас помолодел, пулей стремясь к своей каморке, и через мгновение снова оказался за столом, принеся на всех хрустальные стопки.
Старик с жадностью взглянул на бутылку, затем – на Артёма.
– Колбасу убери, лишнее, – буркнул Михаил.
Виктор налил по первой, подмигнув нам с весёлой хитринкой.
– За приезд, господа! – произнес он, чокнувшись с нами.
Мы залпом осушили стопки, и Виктор, не теряя времени, раздал карты. Спустя пару ходов разговор закрутился вокруг местных особенностей.
– Эх, – начал мужчина, с горечью глядя на бутылку, – Жалко Слава плохо чувствует, сейчас бы посидел с нами, взбодрился немного, с вами познакомился.
– Слава? – спросил Артём. – Я так понимаю, это тот тип – сумасшедший толстяк, который бродит в одном халате и ломает иконы. Ему не здесь надо быть, а в больнице лечиться.
Виктор нахмурил брови, недовольно поджав губы. Очевидно, резкость Артёма его задела
– Ну… – протянул Виктор. – Во-первых, не каждая лечебница избавит от душевной муки и кошмаров, которые терзают Славу. У него тяжелая судьба, не каждый способен вынести такую боль и не сломаться. Но я верю – он справится и победит свою болезнь. И именно здесь его место борьбы, хочет Вячеслав того или нет. А во-вторых – никаких икон он не ломал. То изображение в рамке было ересью, накалякали чёрта с нимбом – истинное богохульство. Сам видел, верно? Так что… не перевирай.
Артём отмахнулся, но что-то зловещее мелькнуло в его глазах.
– Если бродить голым и реагировать на всякую провокацию называется «борьбой», тогда я чего-то не понимаю, – сказал он довольно грубо.
Виктор тяжело вздохнул, не став это комментировать. Впрочем, уже я не мог оставаться в стороне.
– Артём, постой, – сказал я, переводя взгляд на друга. – Что с тобой происходит? Зачем ты так агрессивен? Возможно, Виктор прав, и Слава – просто несчастный больной человек, ищущий покоя на родине.
Артём посмотрел на меня, и его лицо стало мягче:
– Прости, Паш. Ты прав.
Зная его, я понимал, что он извинялся скорее передо мной. Тёма всегда был резок, но сейчас в его грубости было что-то… острое. Казалось, что это место тоже давило на него, как и на меня.
– Ладно, – сказал Артём, раскладывая карты. – Может, теперь вы расскажете о себе? Вы здесь – по делам или к родственникам
Виктор откинулся на спинку стула и хмыкнул:
– Я отвечу тебе на вопрос, но прежде спрошу у всех одну вещь. Знаю, разговоры о религии и политике не приветствуются, особенно с малознакомыми людьми, но простите за невежество. Мне очень любопытно, верите ли вы в бога?
Вопрос повис в воздухе, оставив нас в молчании. В голове что-то вдруг зашевелилось, неприятное и холодное. Внутри всё сжалось от страха: я не знаю, что ответить… И вроде ничего страшного, многие люди не способны чётко выразить свои мысли относительно религии. Однако, я не просто не знал ответа на вопрос, я о нём никогда не думал. Шквал неразрешимых задач, требующих решения. Моё прошлое, мои принципы, мои цели – всё потеряло смысл, превратившись в прах. Впервые в жизни я задумался о том, что действительно важно – есть ли Бог, есть ли жизнь после смерти, есть ли хоть какой-то высший смысл во всем этом кошмаре?
– Я верю в Ленина… и в торжество коммунизма! За Родину! – провозгласил старик, поднимая рюмку
Виктор улыбнулся, кивнул и повернулся к нам.
Я снова вернулся к своим мыслям, и странное ощущение нарастало с каждой секундой. Этот простой вопрос привел меня к внутренней тревоге, в голове открылась невидимая дверь к чему-то глубокому и потерянному. Казалось бы, какая разница, верю я в Бога или нет? Но, глядя на свои карты, я осознал, в мозге пульсирует нечто большее: дилеммы, словно забытые, но вдруг вырвавшиеся наружу. Мы просто не слышим их? Куда уходит душа после смерти, и вообще – есть ли у нас душа? Эти вопросы, которые, наверное, каждый человек задавал себе хоть раз в жизни, вдруг обрушились на меня лавиной, и я не могу найти ответа ни на один из них. Моя жизнь, мои убеждения, мой путь. Почему я никогда не задумывался о том, есть ли Рай и Ад? Умеют ли животные разговаривать, но сюда – всё, что должно было казаться привычным и знакомым, теперь представлялось каким-то зыбким и неуловимым. Холодный и пустой взгляд с «веера» в руках перескочил на Артёма, который собирался дать свой вариант видения религии.
– Что до веры… Да, верю в Бога, – сказал он с лёгкой усмешкой, – но это не значит, что я стану слепо следовать за ним. Куда важнее, что я верю и даже знаю о существовании зла. И я не про зло, которое мы видим каждый день вживую или по телевизору. Не про жадных, грубых людей и даже не про маньяков, насильников, убийц. Я про то истинное, притаившееся, мифическое зло, черное, как обсидиан, вонючая, как сдохшая скотина, алчном до власти – как самые жестокие тираны. Я уничтожу его, как только встречу у себя на пути.
Виктор внимательно посмотрел на него, словно взвешивая каждый сказанный слог.
– Вот как… – пробормотал мужчина. – И ты думаешь – тебе хватит сил?
– А тебе? – в ответ моментально спросил Артём.
Я чётко слышал каждое их слово, однако мозг наотрез отказывался анализировать и связывать всё воедино. Меня по-прежнему не отпускали дурные соображения. Мир вокруг вдруг начал расплываться, словно густой туман заволок сознание. Резкий страх сдавил грудь, и руки невольно задрожали, ком собрался в горле, в моменте хотелось просто вырваться на стол, в надежде, что это как-то поможет мне.
– Эй, Пашка, ты чего? От водки поплохело? – Виктор заметил, как я побледнел, и наклонился ближе, подавая стакан воды.
Артём отреагировал сразу: положил руку мне на плечо, придавая уверенности.
– Всё нормально, – произнёс он, отводя Виктора взглядом. —Паша долго болел и только недавно оклемался, видимо, есть еще остаточное явление.
Виктор кивнул, задумчиво рассматривая меня. Легкая тень сожаления промелькнула на его лице, и он спокойно ответил:
– Прошу прощения, Павел. Не хотел выводить тебя из равновесия.
Я сделал глоток воды, вдыхая глубже. Мир понемногу перестал дрожать.
– Да, всё нормально, спасибо. Просто устал, видимо, да и перепил немного… Я обязательно дам ответ на ваш вопрос Виктор, только чуть позже – усмехнулся я, стараясь вернуть разговор в русло.
Виктор улыбнулся и сказал:
– Хорошо, Паш, я буду ждать.
К этому времени водка почти кончилась, а время близилось к полуночи. Меня хотели отправить в номер, но я вновь почувствовал себя нормально. Как будто бы и не пил вовсе. Тогда было решено закончить бутылку и разыграть последнюю на сегодня партию.
– Ну что? – зевая, спросил Артём. – Теперь вы расскажете о себе?
Виктор опустил глаза вниз, изображая стеснение, и наконец-то решил ответить.
– Я диакон, проще говоря, помощник священника. В советское время работал в Заре, тут же и пришёл к Богу, потом уволился и переехал обратно в родной город. Сейчас вернулся по делам, изначально планировал приехать на пару дней. Но, встретив старого знакомого – Славу, узнал о его тяжелой болезни и решил задержаться, пока душа товарища не излечится. Вот и вся история.
– Мне кажется, далеко не вся, но сделаю вид, что ответ получен. – подытожил Артём.
Наша игра в карты подходила к концу. Мы разошлись по номерам, каждому было что обдумать. Перед уходом дед, Михаил Палыч, ворчливо пожаловался на плохое обслуживание местной электростанции, предупреждая, что свет здесь часто отключается. Артём усмехнулся – явно не придал значения его словам. Но Виктор напрягся, словно этот мелкий бытовой сбой означал для него нечто большее.
Когда все начали расходиться, Тёма потянулся за телефоном.
– Паш, ты иди в номер, отдыхай, – сказал он. – У тебя сегодня и так был трудный день. А я еще немного посижу здесь – интернет тут лучше, чем в номере. Созвонюсь с девушкой по видео. Надолго не задержусь.
Я предложил подождать, но Артём отмахнулся.
– Серьезно, Паш, не сиди со мной. Ты ведь только что в себя пришел, а я сейчас застряну в телефоне до утра.
Я кивнул, неохотно соглашаясь.
Вернувшись в номер, я рухнул на кровать и включил телевизор. Мигнул экран, словно согласившись с усталостью, и загудел, зашуршал, начав вещание исторического канала. Расслабившись на мягком покрывале, я коротко подвёл итоги дня, продумал пару планов на завтра: обследовать окрестности, встретить побольше местных, сделать съёмку с дрона. Интересно было узнать побольше о таинственной церкви, про которую говорил сегодняшний мужик, а также узнать, почему город имел закрытый статус. Эти вещи явно дополнят фильм и сделают его интереснее. Перебрав все мысли, я окончательно настроился на сладкий сон под телевизор, напоследок лишь быстро взглянув на наклеенную иконку около дверного косяка.
Экран телевизора мягко мерцал, и голос за кадром безучастно начал рассказ:
«… Секты Скопцов и Хлыстов – одни из самых зловещих и малоизученных религиозных движений Российской империи. Они зародились в XVIII веке и вызвали ужас и интерес к своим тайным ритуалам и радикальным представлениям о спасении души. Эти движения возникли среди крестьян и низших слоёв общества, что добавило их верованиям особую суровость и отчуждённость от официальной церкви…».
Экран показывал старую фотографию – бледные, измождённые лица с яростными глазами, угрюмые женщины в тёмных одеяниях. Ведущий продолжал:
«… Скопцы, именуемые также «белыми голубями», следовали крайней форме аскетизма, направленного на «очищение от греховной плоти». Их лидеры проповедовали, что спасения можно достичь только через полное подавление телесных желаний. Однако это подавление доходило до жестоких обрядов – самоувечий и ритуальных кастраций, которые они называли «вторым крещением». Веря, что сексуальная энергия является корнем всех грехов, они пытались «изгнать» её из своего тела. Скопцы считали, что после обрядов очищения человек обретает истинное душевное спокойствие и становится «ближе к Богу». Многие из них жили уединённой, почти монашеской жизнью, в отдалённых поселениях, сторонясь внешнего мира и не подпуская к себе чужаков.
Секта Хлыстов, в свою очередь, создавала образ более экстатического пути к спасению. Их собрания, именуемые «радениями», проходили в таинственной атмосфере, где приверженцы молились и танцевали до изнеможения, входя в состояние, похожее на транс. Хлысты верили, что через страдания и физическое истощение можно достичь очищения. Они считали себя «христами» и «богородицами», переосмысляя образы святых и отказываясь от официального христианства. Хлысты отрицали необходимость церкви и священников, полагая, что связь с Богом может быть достигнута только напрямую, через страдания и личные откровения. Некоторые их собрания сопровождались жестокими самоистязаниями, после которых участники падали без сил, веря, что таким образом они приближаются к высшей праведности. В Российской империи присутствовали и другие секты. Бегуны, штундисты и молокане также относились к религиозным движениям, выделявшимся на фоне традиционного православия, однако их взгляды и практики были куда более умеренными и не носили такого шокирующего характера, как у скопцов или хлыстов. Они скорее стремились к духовной простоте и личному обращению к вере. Это, разумеется, делало их «еретиками» и неудобными в глазах властей, но они не практиковали ритуалов, вызывающих страх или шок.».
На экране снова промелькнули картины – люди в белых одеяниях, их лица с отчаянным выражением, переполненные страхом и верой.
Голос ведущего снизился до таинственного шёпота:
«Согласно преданиям, после многочисленных преследований со стороны властей часть скопцов и хлыстов была сослана в Сибирь и на Дальний Восток, где им удалось избежать гибели, некоторые смогли сбежать из лагерей и основать свои небольшие поселения, что раскинулись от Якутска до Анадыря. Считается, что до наших дней отдельные группы смогли сохранить свои традиции и до сих пор проживают в глубине России, создав при этом свои, уже новые культы и отдельные сектантские движения».
Прямо в этот момент лампа и телевизор в номере мигнули и потухли, оставив меня в полумраке.
– Сигнал, что пора спать, – подумал я, повернувшись на другой бок, засыпая.
Темнота. Я сижу на чём-то холодном и твёрдом. Вдруг заиграла мелодия, неестественный звук словно ножом резал мне уши. Это ужасно, смесь плохой игры на скрипке и ультразвука. Да… Правда, я чувствую с моих ушей точно идет кровь! Она не спеша, теплой струей льётся по плечам и скоро дойдет до ступней. Хочется заткнуть уши, но не пошевелить руками. Слава Богу, мотив меняется, теперь он даже приятный. Резко запел хор. Меня окружили сотни людей, голосившие изо всех сил. Я пытаюсь вслушаться и разобрать слова, но не могу.
Я оказался в пустой деревянной комнате, лишенной окон. Стены, словно в музее пыток, были сплошь увешаны маленькими, кривыми зеркальцами и тяжелыми, черными от копоти канделябрами. Комната была пуста, но вокруг, совсем близко, шептались голоса, неразборчивые и пугающие. Внезапно сквозь крышу, нарушая законы физики, проплыл вниз тяжелый, дубовый гроб. Стены растворились в воздухе, и я оказался на огромной, уходящей за горизонт равнине, покрытой желтой, высохшей травой и колючими сорняками. Над равниной нависло низкое, отравленное небо цвета болотной тины. Густой туман полз по земле, скрывая все вокруг. Из земли, словно черные зубы, начали подниматься могильные кресты. Через мгновение вся равнина была ими усеяна. Хор не утихал и продолжал, надрываясь, издавать загадочные слова. Пасмурная погода сменилась ярким кроваво-оранжевым солнцем, туман под ногами испарился. Я решил осмотреть себя, дабы хоть чуть-чуть понять, в какой ситуации нахожусь. Оказывается, на мне нет одежды, всё, кроме трусов и крестика, испарилось. Видно, по телу стекала кровь с ушей, успевшая засохнуть и почернеть. Сижу я на старой табуретке, а руки, как было ранее предположено, завязаны сзади.
Как только я перевел взгляд с ног, перед глазами появилась фигура, одетая в чёрные, свисающие до пола, облачение. Нечто приблизилось ко мне вплотную и подняло голову на уровень моих глаз. Невозможно понять, кто передо мной, мужчина или женщина. Лицо было скрыто наравне со всем телом, прорезь присутствовала только для рта. В ней были заметны болотно-синие, потрескавшиеся губы. Хор начал затихать, а сущность плавно наклонялась ближе к моему лицу. Губы зашевелились, обнажая гнилые зубы и выпуская изо рта трупный запах.
– Скора мы вкусим, и снова будем вместе! – вырвалось милым девичьим голосом из пасти.
Клянусь, это самое красивое, что доводилось мне слышать в жизни, будто ангельские мотивы смогли дойти до меня. Существо, судя по всему, женского пола, развернулось и отправилось в сторону черного креста. Он был выше остальных и выделялся на фоне. Дойдя до середины, её движения перестали напоминать человеческие, теперь тварь двигалась резкими, рваными, быстрыми движениями, словно перемещалась в рывках. Оставшиеся полпути до цели оно преодолело за секунды. Я моргнул, и этого хватило для внезапного, таинственного появления безликого тела, распятого на кресте. В руках загадочной фигуры засверкал нож и моментально пошёл в действие. Хорошо, что я не мог разглядеть происходящее, боюсь, иначе я бы сошел с ума. Нож даже не двигался, нет, он скорее телепортировался из одной точки в другую, настолько сумасшедшая скорость. Кровь с ошметками заполнила местность, терзания прекратились, разделочный инструмент упал на землю, а существо замерло. И вновь я слышу божественный голос.
– Скоро мы вместе вкусим плод… И тогда ты вернёшься, – произнесло нечто.
Затем существо развернулось и резкими, механическими движениями, словно сломанная кукла, направилось ко мне. Не успел моргнуть, как уже держал во рту кусок сырого мяса. Вкус металлической крови, стекающей по моим губам, вызвал дикую истерику. Задыхаясь, пытаясь избавиться от плоти, у меня получилось выплюнуть кровавый ошмёток на пол. Сердце колотилось от испытанного безумия, холодной пот проступил на лбу. Существо издало дьявольское хихиканье, эта ситуация лишь раззадорила его.
Неожиданно, нечто одним прыжком оказалось на моих коленях. Тёмная мантия скрывала фигуру, а капюшон затмевал лицо. Даже вблизи мне не удалось разглядеть лицо – лишь чёрное пятно.
Неизвестное медленно подняло руку, держа в когтистых пальцах кусок мяса. Оно начало жевать его, демонстративно, словно показывая, как я должен это сделать. Кровь стекала с мяса тонкими струйками, капая мне на ноги. Звуки жевания были отвратительными, видно было, как оно наслаждалось каждым моментом.
– Вот так… – прошептало существо с издевкой. – Вот так это делается. Учи-и-ись. Ты ещё слишком слаб.
Мой мозг перестал воспринимать безумие, творившееся на глазах. Я даже не успел осознать, как табуретка вместе с нами оторвалась от земли, и, словно пуля, мы полетели в сторону гроба. Крестик на мне раскалился и стал плавиться на кусочки, прожигая дырку в груди. Возможно, это спасло меня: не долетев до гроба, стул отшвырнуло в сторону невидимым импульсом.
– Сначала надо снять грязь, а только потом есть, – последняя фраза, услышанная мною.
Очнулся на полу возле двери, головные боли сковали меня, и то ли от пережитого, то ли от водки я блеванул прямо под себя. Свет в комнате хаотично начал гаснуть и включаться. Подняв голову вверх, я заметил истинное чудо. Окантовка креста на иконке засветилась пульсирующим белым светом. Это не пугало, а скорее успокаивало: будто таинственный свет защищает комнату. Я собрал в себе все силы, поднялся и лег обратно на кровать.
Электричество вроде стабилизировалось, однако появился новый источник раздражения. Сквозь тонкие стены отеля я услышал душераздирающий крик.
– Я больше так не могу, нет!!! Я не могу! Сколько, блять, можно. Я хочу сдохнуть. Сдохнуть! Опять эти кошмары, – прокричал мужской голос, в котором мне удалось узнать того самого Славу.
Озлобленный вопль перешёл на более тихую речь, перемешанную с истеричным плачем.
– Петля! Я бы залез давно в петлю сам, мог закончить всё это, но не даёте сволочи умереть… Ладно я справлюсь, я сделаю всё чтобы отомстить… – подытожил он.
Его стоны затихли, и лишь вслушавшись, можно было уловить болезненные всхлипы. Я окончательно вымотался. Крест с наклейки погас, Артёма не было. Проверить время не было сил, и я, наконец, заснул.
Глава 3. Ворона.
– Просыпайся, Паш! Время уже десять. Сам потом будешь ругаться, что я не разбудил, и мы ничего не успели. Дома поспишь, – бодрый голос Артёма вывел меня из дремоты.
Я открыл глаза и увидел, что Тёмка уже полностью одет, с рюкзаком на спине, готов к работе. Потянувшись и проверив время, я почувствовал лёгкую тяжесть в голове и неприятный привкус во рту.
– Ладно, ладно, встаю, – пробормотал я, поднявшись с кровати. Вспомнив вчерашний кошмар, я спросил:
– А.… блевотину мою не видел?
Артём рассмеялся, махнув рукой. – Да всё нормально, не парься, ничего тут нет. Пол чистый, кристально. Это ты, видимо, в бреду спал, – сказал он с широкой ухмылкой.
Мне немного полегчало, но воспоминания о ночном кошмаре всё равно не отпускали. В голове мелькали обрывки: странная фигура в чёрных одеждах, кровавое солнце и безумные, надрывные крики. Но я решил отложить это на потом. День только начинался, и нам предстояло снять кучу материала.
– Что снимаем сначала? – спросил он, натягивая кроссовки.
– Продолжаем брать интервью у местных. – ответил я. – Нужно побольше разузнать о жизни в этом месте, вчерашних двух опрошенных будет маловато. Так же снимешь меня на фоне площади, я расскажу краткую историю Зари. А потом снимем город с дрона и захватим его атмосферу.
Мы быстро спустились по скрипучей лестнице, поздоровались с Михаил Палычем и вскоре оказались на улице. Холодный, влажный воздух, словно хороший кофе, моментально привёл меня в чувство. Город за ночь не изменился: обшарпанные дома, разбитые дороги, улицы, почти пустые и безмолвные. На каждом шагу чувствовалось, что время здесь остановилось.
– Ладно, начнём, – сказал я, и мы с Артёмом двинулись вперёд по главной улице.
Первыми нам встретились двое мужчин средних лет, куривших на автобусной остановке, которая давно не выполняла свою истинную роль, а служила перевалом, где можно отдохнуть. Они согласились дать интервью, хоть и выглядели равнодушными к нашим вопросам. Один из них лениво сказал:
– Жизнь тут… Как везде пацаны. Мы, работяги, выживаем только если вкалываем. Народ здесь, считай, застрял. Старики доживают, а молодёжь-то вон – в городах все, в Анадырь, кто побагаче Москвах да Питерах. Природа тут красивая, но я лично насмотрелся. Собак местных видели, а? Ладно, чего вас запугивать… – он замолчал, затянувшись и глядя куда-то вдаль.
Дальше мы разговорились с молодой женщиной, с ребёнком на руках. Она немного оживлённее отозвалась, рассказывая о быте в Заре-10:
– Тут спокойно, слишком даже. Места красивые, конечно. Вот только работы почти нет, школа закрылась, а в больницу через два села ехать надо. Живём сами по себе, привыкли, – женщина грустно улыбнулась и передала ребёнка своей матери, сидящей рядом на лавочке.
Пока Артём снимал их, я смотрел на городские пейзажи. Лаконичные ответы местных только усиливали ощущение безвременья.
Мы остановились ещё у нескольких человек, их рассказы тоже не радовали. Пожилой мужчина с кожаным рюкзаком обмолвился о том, что «секретным статусом» никто не интересуется.
– Всё, что осталось от Зари-10, – это воспоминания. А вообще тут говорят, что город раньше для чего-то важного строили… – он замолчал, насторожённо посмотрев на камеру.
– Спасибо за интервью не могли бы вы подсказать, что в городе можно снять примечательного? – спросил Артём, выключив запись.
– Примечательного? Ничего, – неохотно ответил мужчина, его глаза забегали. – Ребят, примечательная тут только природа. Езжайте в Анадырь, подкиньте мужикам пару рублей – они вам охрененную экскурсию проведут. Поснимайте лучше там, а потом можно и домой греться, – он мотнул головой в сторону окраины, намекая – тут делать нечего.
После того, как мы опросили с десяток человек, я почувствовал лёгкую усталость. Люди говорили об одном и том же: пустой город, отсутствие работы, старые тайны, о которых никто не хочет вспоминать. Казалось бы, материала уже было достаточно для обычного документального фильма, но мне чего-то не хватало.
Мы остановились у центральной площади, и пока Артём курил, я подвёл итог в мыслях. Да, мы получили основную информацию: жизнь в забвении, суровая природа, следы прошлого, которые никто не стирает. Но всё это выглядело обыденно. Для фильма, который захватит зрителя, нужны более яркие моменты – что-то по-настоящему уникальное, что сделает Зарю-10 живым персонажем.
Вскоре мы дошли до площади и установили камеру, чтобы снять меня на её фоне. Я рассказал краткую историю Зари-10, полученную из открытых источников.
– Город Заря-10 основали в 1954 году, – начал я, стоя перед пустынной площадью. – Тогда здесь нашли крупное месторождение угля и построили единственную шахту, которая долгие годы обеспечивала углём и теплом всю округу. Шахта служила главным источником дохода и работы для местных жителей, и к началу 60-х Заря-10 начала постепенно разрастаться, превращаясь в процветающее поселение на фоне суровой тайги.
Я выдержал паузу, и камера слегка качнулась, показывая вид на выцветшие фасады пятиэтажек и молчаливые улицы вокруг.
– Но в 1963 году городу внезапно присвоили статус закрытого. Это решение не объяснили ни тогда, ни позже – даже сегодня подробности остаются засекреченными. Согласно слухам, здесь могли располагаться военные радары или системы ПВО, прикрывающие северные границы страны. Город перестал появляться на картах, его жизнь окутала завеса секретности, а жители оказались словно отрезанными от мира.
Я заметил, как за спиной одинокий прохожий замер, насторожённо поглядывая в нашу сторону, но не стал обращать внимания, продолжая рассказ.
– После развала СССР закрытый статус с города сняли, но к этому времени его величие давно кануло в прошлое. Люди уезжали, шахта закрылась, и с каждым годом население редело. В 80-е здесь жило около 7,5 тысяч человек, но по последней переписи 2010 года – всего 700. Большинство домов опустели, шахта так и осталась заброшенной, а почти все оставшиеся жители – пенсионеры, скромно доживающие свой век.
Мы перешли к панорамному виду города. Ржавые водонапорные башни, обшарпанные многоэтажки с выбитыми окнами, мрачные аллеи с заросшими кустами. Я продолжил с оттенком таинственности:
– С каждым годом Заря всё больше напоминает призрак: улицы и дворы зарастают, дома разрушаются под натиском зимы и ветров. Город погружается в забвение. И всё же те, кто остались, говорят, что здесь есть что-то большее, чем просто покинутые дома и туманная история. Заря-10 – это место, где само время остановилось. И кто знает, возможно, оно таким и останется на десятилетия, не изменившись, как последний осколок другой эпохи, застывший среди Чукотки.
Закончив краткий исторический экскурс. Я подошёл к Тёме.
– Ну что? – спросил я. – Как получилось?
Артём, прищурившись, пересматривал только что отснятые кадры и со всей гордостью кинооператора ответил мне:
– Круто, прям по-взрослому. Я бы в начале ещё рекламу танков и казино вставил.
– Ха, была бы у меня возможность, я бы пять реклам вставил, – улыбаясь, сказал я Артёму. – Ладно, давай попробуем поснимать город с высоты.
Мы перешли к съёмкам Зари с дрона, запуская его с разных точек и поднимая над мёртвыми улицами. Сверху город казался ещё более бесформенным: крыши домов, поросшие мхом, плотно закрытые ставни, как глаза, закрывшиеся навеки. Площадь, скверы, развалины – всё это словно выпало из времени и тлело, накрытое серым покрывалом. Артём мастерски управлял дроном, плавно снимая панорамы и выискивая детали.
– Чёрт, смотри! – Я резко указал на пульт. – Вон там, видишь? Церковь.
Артём, вздохнув, нехотя направил дрон поближе к зданию. Полусгнивший купол церкви маячил на окраине города, окружённый мрачными деревьями и парой домов. Остов здания был почти полностью скрыт под чёрными пятнами плесени, и от него тянулся ободранный забор. Камера дрожала, когда Артём приблизился к разрушенной колокольне, вглядываясь в темноту окна.
– Да подлети ты поближе, кадры будут супер! – возбужденно просил я.
– Ладно, раз уж ты так настаиваешь, – пробормотал Артём.
Но как только дрон опустился, сигнал начал пропадать, что странно, радиус полёта был в запасе. Артём на последних секундах успел отвести беспилотник обратно, направив его в нашу сторону. Вдруг сверху внезапно сорвалась стая ворон. Они кружили вокруг, словно настороженные, пока одна, крупная, с мощным клювом, сорвалась вниз и захватила наш аппарат. Я побледнел, глядя на экран: ворона с остервенением уносила дрон прочь, благо связь восстановилась и можно было отследить, куда она летит. Пока мы растерянные смотрели на экран, отчаянная тварь перегрызла лопасти и упала вместе с добычей.
– Нет, твою ж мать! – заорал я, окончательно осознав происходящие, и бросился к месту крушения.
– Ты что, с ума сошёл? Подожди! – захлопнув пульт в ладонях, крикнул мне в след Артём, пытаясь догнать.
Добежав до места, я увидел, как ворона, словно стервятник, выклёвывала провода, проглатывая их с голодной жадностью. Порывшись в сумке, я нащупал перцовый баллон, правда осознав, что его эффективность под сомнением, подобрал обычную палку с земли.
Птица продолжала терзать дрон, как хищник, стараясь рассечь клювом корпус. Кровожадный блеск её глаз словно предупреждал: «Ещё шаг – и я разорву его полностью». Не мешкая, я подкрался к ней со спины и начал кричать, размахивая палкой, пока ворона не отлетела в сторону с громким карканьем, но не улетела, а села поблизости, наблюдая за каждым моим движением. Убедившись, что животное успокоилось, я схватил дрон, осматривая, насколько он повреждён.
– Боже, как он вообще выжил после такого? – сказал я вслух, не глядя на Артёма, который наконец догнал меня.
– Ты в порядке? – спросил он, всё ещё наблюдая за вороной, которая по-прежнему сидела рядом, пристально глядя на нас, словно выжидая момента.
Я кивнул, хотя мои руки слегка дрожали.
– Слушай, это всего лишь техника, ты так с ума сведёшь нас обоих! – Артём выдохнул и положил руку на моё плечо. – Если ещё раз такое выкинешь, я обижусь и будешь один ходить расспрашивать стариков.
Я фыркнул, пытаясь унять дрожь. Эта работа значила для меня намного больше, чем просто съёмки. Годы рутинных, скучных заданий уже давно опустошили меня, оставив разве что злое упрямство. Здесь, в этом забытом богом месте, я чувствовал себя компьютерной программой, в которую заложили единственную задачу – снять кино.
– Не нервничай, – ответил я, осторожно складывая остатки дрона в сумку. – Это мой шанс, понимаешь? Если сейчас остановиться, всё пойдёт прахом.
Артём закатил глаза, но уже не спорил. Пока я пытался понять, какие из частей беспилотника ещё пригодны, а что придётся выбросить, к нам подошёл Виктор. Он всё это время стоял неподалёку, спокойно наблюдая за всей этой сценой, поджидая удобного момента, чтобы вмешаться.
– У вас тут, я смотрю, проблемы с техникой, – сказал он, не отрывая глаз от сумки с остатками дрона.
Погруженный в свои мысли, я только кивнул. Артём, удивленный встречей, по-своему внимательно смотрел на Виктора, оценивая его и явно подумывая, насколько полезным он может оказаться в этот момент.
– Тут в городе есть один человек, который может помочь, – Виктор прищурился и закурил. – Иван Афанасьевич, знают его все, как местного гения. Два технических образования, Ленинскую премию получил в молодости, а теперь тихо в своей мастерской сидит и чинит всё подряд. Тостеры, машины, вездеходы – всё может сделать.