Павел (Песах) Амнуэль
Расследования Берковича 12 (сборник)
© Песах (Павел) Амнуэль, 2014.
© Издательство «Млечный Путь», 2014.
© ООО «Остеон-Пресс», оцифровка текста, вёрстка, 2014.
Свет в иллюминаторе
– Погода совсем не для того, чтобы плавать, – сказал жене инспектор Беркович, собираясь на службу. – Смотри какой ветер. В море наверняка волны метра три.
– Ну и что? – удивилась Наташа. – Мы вроде на пляж и не собирались.
– На пляж – да, – вздохнул Беркович. – Но в море мне все-таки придется выйти.
– Почему?
– Убийство, – сказал инспектор. – Только это и может заставить меня отправиться в плавание. Хотя… Какое это плавание – миля от берега?
– А что случилось? – с любопытством спросила Наташа.
– Вчера радировали с яхты «Мадиган», что на борту убитый человек. Вечером погода была еще хуже, чем сейчас, яхта не могла подойти к пирсу, а патрульный катер не мог пришвартоваться. Оставили до утра. Сейчас там уже работает эксперт.
– Твой знакомый Рон?
– Он самый. И ждут меня.
– Понятно, – кивнула Наташа. – А кого убили? И что это за яхта?
– «Мадиган» – прогулочное судно, три мачты, пять человек экипажа, приписана к порту Ашдода, арендована для прогулки по морю неким Амосом Гурфинкелем, это молодой миллионер, состояние нажил года два назад, когда начался бум в хай-теке. В море он вышел со своими гостями из Соединенных Штатов – такими же молодыми предпринимателями. Двое мужчин и женщина. Женщина прилетела в Израиль с одним из гостей, официально они не в браке, но…
– Понятно, – улыбнулась Наташа. – И что же произошло?
– Нужно разобраться, – сказал Беркович, уже стоя в дверях. – Похоже, что из-за женщины мужчины и повздорили. Я побежал, Наташа, надеюсь покончить с этим делом до вечера.
– Будь осторожен, – крикнула вдогонку Наташа.
Когда Беркович приехал к пирсу, где качался на волнах полицейский катер, волнение уже почти утихло. Во всяком случае, инспектор без труда перепрыгнул на борт утлой, как ему показалось, посудины, взревел двигатель, и катер резво побежал навстречу волнам, то задирая нос к небу, то зарываясь пучину.
Яхта «Мадиган» стояла на якоре, и в кабельтове от нее болтался на волнах еще один полицейский катер. Когда Беркович поднялся на борт, едва удерживаясь на ногах, его встретил эксперт Хан, прибывший на яхту еще два часа назад.
– Гурфинкель убит выстрелом в затылок, – сказал он. – Стреляли еще по меньшей мере дважды – в стене каюты два пулевых отверстия. Пули от «Магнума», крупный калибр. Оружия на борту нет, сержант Бак утверждает это однозначно, хотя я и не уверен, что обыск мог дать стопроцентную гарантию. Яхта, конечно, не линкор, но и здесь могут быть потайные уголки.
– Попробую разобраться, – сказал Беркович.
Тело уже убрали из большой каюты, где вечером проходила пьянка и где произошло убийство. Капитан яхты, моложавый, но все-таки не такой уж молодой Эрик Гудман, с которого Беркович и начал допросы, однозначно утверждал, что вбежал в каюту буквально через минуту после того, как оттуда раздались ужасные крики. За это время из каюты никто не выходил.
– Крики? – переспросил Беркович. – А выстрелы вы разве не слышали?
– Нет, – отрезал Гудман. – В каюте так гремел тяжелый рок, что услышать можно было лишь взрыв гранаты.
– Вы сказали, что раздался крик…
– Женский вопль, он оказался громче, чем «хэви метал».
– Значит, кричала Моника Стоун? – уточнил Беркович, поглядев в список пассажиров.
– Больше некому, – кивнул капитан. – Женщина в этой компании всего одна. Из-за нее, видимо, все и произошло.
– Когда вы вбежали в каюту, вся компания была там?
– Конечно, все четверо. Правда, один из них – Гурфинкель – был мертвым, – мрачно сказал Гудман.
– Спасибо, – кивнул Беркович и направился в каюту, где под присмотром сержанта находились участники вчерашней трагической вечеринки. До утра они содержались в капитанской каюте – Гудман оказался достаточно сообразительным и до прибытия полиции разместил подозреваемых у себя, поставив у двери одного из матросов, сам же провел ночь на мостике, – а теперь сержант Бак перевел гостей Гурфинкеля туда, где произошло преступление.
Беркович прекрасно понимал, что, скорее всего, толку от допроса подозреваемых не будет. В запасе у них была целая ночь, договориться они могли о чем угодно, согласовать показания до мелочей. Оружие выбросили в иллюминатор, это самое естественное, что мог сделать убийца.
Моника Стоун оказалась не такой красивой, как ожидал Беркович. Ей было около тридцати, отсутствие косметики старило женщину, вряд ли Беркович обратил бы на нее внимание на улице. Впрочем, и не из-за таких мужчины теряли голову…
– Мы танцевали, – хмуро сказала она. – То есть, мужчины по очереди танцевали со мной. Другие двое в это время разговаривали не знаю уж о чем.
– С кем вы танцевали, когда раздался выстрел?
– Какой выстрел? – спросила Моника. – Я не слышала никакого выстрела. А танцевала я с Алексом, – женщина взглядом показала на высокого худощавого мужчину, одного из сидевших на диванчике у дальней стены каюты. Алекс Вентцель кивком головы подтвердил это утверждение.
– Значит, в это время, – сказал Беркович, – Гурфинкель разговаривал с вами?
Инспектор ткнул пальцем в мужчину, сидевшего рядом с Вентцелем – это был Лиор Донат, парень плотного сложения с непропорционально короткими руками.
– Да, – сказал Донат с видимым отвращением.
– И вы тоже не слышали выстрела? – с иронией спросил Беркович.
– Нет! – покраснев от возмущения, заявил Донат. – Мы разговаривали, потом Амос взмахнул руками и повалился на пол. Я сначала подумал, что он просто не удержался на ногах – качало довольно сильно.
– И несмотря на качку, вы танцевали? – удивился Беркович.
– Так в этом была самая соль! – воскликнул Донат. – Впрочем, какая разница…
– Пуля попала Гурфинкелю в затылок. Если вы разговаривали, значит, он стоял к вам лицом. Следовательно, вы не могли не видеть стрелявшего.
– Не видел, – буркнул Донат. – Моника танцевала с Алексом, а Амос доказывал мне, что нужно срочно продавать акции «Селлулара». И вдруг упал. Больше мне нечего сказать.
– Стреляли по меньшей мере трижды, – напомнил Беркович. – И вы ничего не видели и не слышали?
– Ничего, – сказал Донат.
– И вы тоже? – повернулся Беркович к Вентцелю, не ожидая от него другого ответа. Тот только покачал головой.
– Я понимаю, – неожиданно сказал Донат, растягивая слова, – что подозревать вы можете только нас. Только мы были в каюте. Но уверяю вас, инспектор, никто из нас не стрелял в Амоса. У нас были хорошие отношения, понимаете? Вполне нормальные! Да, прежде бывало всякое – Моника красивая женщина, ну, вы понимаете. Но вчера мы пришли к согласию, так что ищите убийцу снаружи.
– В море? – уточнил Беркович.
Донат бросил взгляд в сторону иллюминатора и пожал плечами.
– Между прочим, – добавил Вентцель, – окошко вечером было открыто, это потом кто-то его закрыл. Не я, кстати.
Иллюминатор каюты, названный Вентцелем «окошком», был плотно задраен и даже прикрыт шторкой, потому что по левому борту поднималось яркое солнце. Проверить утверждение Вентцеля можно было только одним способом, и Беркович, оставив на некоторое время подозреваемых под присмотром сержанта, поднялся на палубу.
– Иллюминатор был открыт, когда вы вбежали в каюту? – спросил он капитана.
– Да, – не задумываясь, ответил Гудман. – Это, кстати, было нарушением инструкции, поскольку при сильном волнении…
– Вы сами его закрыли?
– Сам, – твердо сказал Гудман. – Если бы волнение усилилось, вода могла попасть внутрь помещения.
– Почему вы мне об этом не сказали? – с досадой спросил Беркович.
– Так вы не спрашивали, – удивился капитан. – И потом… Если вы полагаете, что оружие выбросили за борт, то как это могли сделать при закрытом иллюминаторе? Уже хотя бы из этого следует, что иллюминатор был в тот момент открыт.
– Действительно, – сказал Беркович, ругая себя за столь серьезный просчет. Почему он не подумал об этом раньше? Почему какой-то моряк должен указывать ему на ошибку в рассуждениях?
– Борис! – окликнул Берковича эксперт, собравшийся уже перебираться на борт уходившего к берегу одного из полицейских катеров. – Я тебе больше не нужен?
– Нужен, – сказал инспектор. – Что ты можешь сказать об этих выстрелах? Стреляли не в упор?
– Нет, конечно, – пожал плечами Хан. – Никаких следов пороховой гари. Не меньше двух метров от цели.
– Величина каюты – три с половиной метра, – отметил Беркович. – Гильз не нашли?
– Этот тип револьверов не отбрасывает гильзы, – сухо сказал эксперт.
– Отверстия в стене… Они ведь довольно высоко.
– Ты сам видел. Стреляли чуть вверх – ну, это естественно при качке, особенно когда нет времени целиться. Первые пули прошли выше цели, третья попала Гурфинкелю в затылок. Ты хочешь сказать, что эта троица твердо стоит на своем?
– Твердо, – кивнул Беркович. – И вряд ли они изменят показания. Одно из двух – или они хорошо сговорились за ночь, и тогда обвинить кого-то одного вряд ли удастся. Или…
– Я понял, – перебил Хан. – Или они говорят правду, ты это хочешь сказать? Но тогда в каюте должен был находиться невидимый убийца?
– Почему в каюте? – сказал инспектор. – Почему не снаружи?
– Снаружи, между прочим, море. Или ты утверждаешь…
– Ну да, другое судно, подошедшее довольно близко.
– Это ты уж загнул! – воскликнул Хан. – Никто из команды не видел никаких судов поблизости от «Мадигана».
– Оно могло идти без огней.
– С риском столкнуться с «Мадиганом» в темноте?
– Какая темнота? Это Гудман с мостика ничего в темноте не видел, но ведь яхта была ярко освещена, везде горел свет. И гремела музыка. Другое судно могло подойти, не зажигая огней…
– Я понял, – перебил Хан. – Интересная версия. Но стрелять в иллюминатор с расстояния нескольких десятков метров из револьвера…
– Почему из револьвера? Из снайперской винтовки с револьверной пулей, такой вариант возможен?
– Ну… – протянул эксперт. – Во всяком случае, его нельзя исключить.
– И тогда понятно, почему две другие пули ушли так высоко, – продолжал Беркович. – При качке это неизбежно.
– Но тогда, – сказал Хан, – могла быть и еще одна пуля, которая попала в борт яхты. Или даже несколько пуль.
– Именно, – согласился Беркович. – Давай проверим.
Несколько минут спустя подозреваемые в убийстве, мрачно сидевшие на диване и не смотревшие друг на друга, стали свидетелями странной сцены: полицейский инспектор, раскрыв настежь иллюминатор, высунул наружу голову и что-то разглядывал, комментируя увиденное.
– Покрасить яхту давно надо, – говорил Беркович, – все тут шелушится, попробуй разглядеть… Нет, ничего не вижу. Хотя погоди… Вот, есть вмятина. На полметра выше иллюминатора. Хочешь взглянуть?…
Домой Беркович вернулся к самому ужину в приподнятом настроении, из чего Наташа сделала вывод, что день удался.
– Так кто же убил этого Гурфинкеля? – спросила она. – Не женщина, надеюсь?
– И даже никто из других мужчин, – ответил Беркович, откусив от огромного бутерброда.
– Как это? – не поняла Наташа.
– Стреляли с борта прогулочного катера, – объяснил Беркович. – Мы его нашли. «Приват» называется, его несколько дней назад арендовал один из конкурентов Гурфинкеля. Считалось, что катер ушел в сторону Акко, но этот тип вернулся – он прекрасно знал о планах Гурфинкеля, тот сам ему рассказывал. Подошел с левого борта и застрелил Гурфинкеля через иллюминатор.
– Но это же, наверное, ужасно трудно! – воскликнула Наташа. – Были высокие волны!
– Трудно, – согласился Беркович, – но для бывшего армейского снайпера вовсе не так трудно, как тебе кажется.
– И он был уверен, что его не найдут?
– А как бы его нашли? Все казалось почти доказанным – ведь у Гурфинкеля действительно были сложные отношения с американскими гостями из-за этой Моники. Откуда убийца мог знать, что именно в тот вечер компания решила помириться?
Крутой бизнесмен
– Крутой парень, – сказал инспектор Хутиэли своему коллеге Берковичу, перечитав протокол, записанный со слов одного из свидетелей. – Крутой, да? Так это по-русски?
Беркович улыбнулся. Хутиэли правильно перевел русское слово, но на иврите оно приобрело совсем иной оттенок. Впрочем, объяснять разницу Беркович не стал.
– Да, – сказал он, – Бернштейн из тех, кого в России называют новыми русскими, даже если они евреи.
– Березовский, например, – подхватил Хутиэли, показывая свою осведомленность.
– Березовский гораздо круче, – покачал головой Беркович. – Бернштейн владеет акциями нескольких металлургических комбинатов, в том числе в Челябинске, это огромное предприятие. Покушение на него нельзя назвать чем-то экстраординарным. Многие бизнесмены в России рискуют жизнью. Но на Бернштейна покушались в Израиле.
Главное было именно в этом. Российский бизнесмен еврейского происхождения Исак Михайлович Бернштейн прилетел в Израиль для встреч с местными промышленниками и отдыха на эйлатских пляжах. Прилетел, как и положено крутому бизнесмену, с любовницей – эффектной крашеной блондинкой, секретарем-помощником и двумя телохранителями, благодаря которым, собственно, Бернштейн и остался жив во время неожиданного покушения.
Произошло это в Тель-Авиве перед входом к отель. Бернштейн вышел из здания, один из телохранителей открыл перед ним дверцу машины, второй стоял рядом, оглядывая окрестности. Из проезжавшей мимо на большой скорости «мазды» кто-то сделал четыре выстрела, Бернштейн получил пулю в плечо, стоявший рядом телохранитель – в грудь, а другой охранник, склонившийся над дверцей машины, остался невредим, но не успел среагировать. «Мазда» умчалась, никто не заметил номерных знаков, а искать машину по цвету в большом Тель-Авиве – все равно что иголку в стоге сена: тысячи автомобилей этой марки имеют темно-синий цвет, очень популярный у автовладельцев.
– Только русских разборок нам в Израиле не хватало, – сказал Хутиэли. Беркович покачал головой.
– Это не русские разборки, – сказал он. – Видите ли, у Бернштейна вполне специфические связи, и врагов его или конкурентов достаточно легко просчитать. Все, кто мог иметь зуб на Бернштейна, находятся сейчас в России.
– Ну, Борис, – удивленно произнес Хутиэли. – Ты меня удивляешь. Заказать убийство можно и из России. Был бы исполнитель.
– Конечно, – согласился Беркович. – И здесь два варианта. Либо исполнитель тоже из «русских», либо наняли коренного израильтянина.
– Второй вариант гораздо менее вероятен, – заметил Хутиэли.
– Именно потому, что мы должны думать именно так, им и могли воспользоваться конкуренты Бернштейна, – сказал Беркович. – Не в деньгах же проблема, согласитесь. В любом случае начать я хочу с разговора с Бернштейном. Врачи говорят, что в двенадцать смогут пустить меня в палату. Группа старшего сержанта Линде сейчас отрабатывает версию израильского киллера – у ребят есть осведомители в этой среде. А я…
Беркович поднялся из-за стола и протянул Хутиэли руку.
– Терпеть не могу таких дел, – сказал он. – Анализу они почти не поддаются, а бегать приходится…
– Да, – усмехнулся Хутиэли, – ты у нас скорее Ниро Вульф, чем Арчи Гудвин.
Беркович пропустил иронию мимо ушей. Бегать он действительно не любил, а для размышлений в деле о покушении на Бернштейна было слишком мало данных.
В полдень он вошел в просторную палату больницы «Ихилов», где лежал раненый предприниматель.
– Здравствуйте, – сказал Беркович по-русски, – я веду дело о покушении.
Бернштейн распылся в улыбке, но неловко повел плечом и поморщился от боли.
– Рад, что можно в израильской полиции служат крутые русские парни, – сказал он, и Беркович усмехнулся: вот теперь и его самого причислили к крутым, правда по совершенно иному поводу.
Разговаривать с Бернштейном было легко, но после получаса быстрых вопросов и ответов инспектору стало ясно, что он не продвинулся ни на шаг. Во-первых, Бернштейн был убежден в том, что никто из его российских конкурентов не стал бы нанимать в киллеры коренного израильтянина. Во-вторых, он утверждал, что в России вообще нет таких идиотов, чтобы убивать конкурента за границей.
– Послушай, Боря, – говорил Бернштейн, через пять минут после начала разговора перейдя на ты и называя нового приятеля по имени, – послушай, нанимать израильтянина – это куча денег, да еще огромный риск. В Москве убрать человека стоит гораздо дешевле, я не знаю конкретных цен, но говорю тебе, что это так, и можешь мне поверить. Понял, да? Если бы кому-то втемяшилось пустить меня в расход, это сделали бы на Рублевском шоссе, где я живу, а не в Тель-Авиве, где меня еще нужно было вычислить!
– Ваши рассуждения были бы верны, – вставил Беркович, – если бы покушения не было. Но кто-то же в вас стрелял средь бела дня.
– Загадка! Бред! Нет, послушай, это был арабский террорист – вот что я скажу. Просто я под руку подвернулся. Может, он думал, что я член Кнессета?
В палату вошел врач и сказал:
– Хватит на первый раз.
– Слушай, ты заходи почаще, – сказал раненый, – а то с моими о чем поговоришь? О делах разве что… А Ляльку я вообще сказал чтобы не пускали – незачем ей расстраиваться, пусть загорает на пляже.
Беркович собрал бумаги, дал Бернштейну подписать протокол и вышел в коридор, длинный, как туннель под Ла-Маншем. Раненый телохранитель бизнесмена лежал в соседней палате, но к нему еще не пускали – положение парня было куда серьзнее, чем у шефа, он спал и до завтра врачи не допускали к нему посторонних. В закутке напротив палаты Бернштейна сидели в креслах трое мужчин – одного из них инспектор уже видел, это был телохранитель, счастливо избежавший пули, второй, видимо, был секретарем бизнесмена, а третий…
Беркович остановился в полном недоумении. Третьим в компании был… Исак Бернштейн собственной персоной. Живой и невредимый.
Придав лицу невозмутимое выражение, инспектор подошел и представился.
– Вы… – сказал он, обращаясь к копии Бернштейна.
– Марк Давидов, – встав, протянул руку двойник.
– Вы… – повторил Беркович, думая о том, как бы поточнее сформулировать естественный вопрос. Давидов, впрочем, все прекрасно понял.
– Похож, правда? – сказал он. – Нас всегда путали. Мы ведь с Исаком еще в институте познакомились. Как-то даже экзамен я за него сдавал. Впрочем, он за меня тоже. Бывало всякое.
– Так-так, – сказал Беркович, усаживаясь в свободное кресло. – Вы прилетели вместе с Бернштейном?
Инспектор прекрасно знал, кто прибыл в Израиль вместе с бизнесменом, но ведь Давидов мог прилететь чуть раньше.
– Нет, – покачал головой двойник. – Я, можно сказать, ватик. Девять лет в стране. Изя мне позвонил после приезда, мы договорились встретиться, но не довелось пока.
– Где вы живете? – спросил Беркович. – Чем занимаетесь?
– Живу в Холоне, – ответил Давидов, – а занимаюсь… да разными вещами занимаюсь. Посредничеством, в основном.
Голос у Давидова звучал не очень уверенно – или это Берковичу только показалось?
– Исак Михайлович, – подал голос секретарь бизнесмена, – хотел сделать Марку Леонидовичу деловое предложение.
– Да? – поднял брови Беркович. – Что, совместный бизнес?
– В некотором смысле. Исак Михайлович хотел предложить Марку Леонидовичу поехать с ним в Россию и некоторое время поработать… м-м…
– Двойником, – подсказал Беркович, обо всем уже догадавшийся.
– Именно так, – кивнул секретарь. – Собственно, предложение и сейчас остается в силе.
– Вы знали об этом предложении? – повернулся Беркович к Давидову.
– Догадывался, – коротко сказал тот.
– Но у вас же здесь свое дело. И семья, наверное.
– Я ведь еще не дал своего согласия, – осторожно сказал Давидов. – Да мы с Изей еще и не разговаривали.
– Понятно, – протянул Беркович и добавил: – Да, удивительное сходство, особенно если учесть, что вы даже не родственники. Скажите, – обратился он к телохранителю, – вам есть что добавить к уже записанным показаниям? Может, вы вспомнили что-нибудь за это время?
– Нет, – мрачно сказал тот. – Что я могу вспомнить? Я видел только, как «мазда» за угол сворачивала. Понимаю, что действовал в той ситуации бездарно… Но ведь у меня и оружия не было!
– Ну, это вы с хозяином разбирайтесь, – равнодушно сказал Беркович и поднялся.
– Полагаю, – сказал он, – что мы с вами еще встретимся. Со всеми, – добавил инспектор, внимательно посмотрев в глаза Давидову. Тот отвел взгляд.
Вернувшись в управление, Беркович поднялся к старшему инспектору Рисману, прекрасному знатоку уголовного мира большого Тель-Авива.
– Рони, – сказал Беркович, протягивая фотографию Бернштейна, где бизнесмен был изображен рядом со своей белокурой Лялей на фоне отеля «Дан-Панорама», – погляди-ка, может, тебе знакома эта личность?
– Конечно, – уверенно заявил Рисман, бросив на фотографию один-единственный взгляд. – Марк Давидов, неприятный тип. Я уверен, что он торгует женщинами с Украины, но никак не могу получить на него достаточно материала, чтобы задержать. А с кем это он? Я этой женщины не знаю. И одет странно – обычно Марк такие рубашки не носит.
– А это не Марк вовсе, – сказал Беркович и после паузы, насладившись недоуменным видом коллеги, рассказал о покушении на российского бизнесмена.
– Вот так-так, – удивился Рисман. – Так ты полагаешь, что покушались на самом деле на Давидова?
– Почему ты решил, что я полагаю именно так?
– Судя по твоему рассказу. Российский след маловероятен, израильский – подавно. Давидов и Бернштейн должны были встретиться. Убийца шел за Давидовым, принял за него Бернштейна…
– Идеальная схема, – кивнул Беркович, – если бы не одно обстоятельство. Встретиться они должны были в другое время. Я еще буду, конечно, проверять, где находился Давидов в девять тридцать утра. Уверен, впрочем, что его видели в то время десятки человек. Ты мне лучше другое скажи: какая у Давидова машина? Если ты, конечно, в курсе.
– Естественно, в курсе, – улыбнулся Рисман. – Белая «хонда».
– Вот как, – разочарованно сказал Беркович. – А я надеялся, что темно-синяя «мазда».
– Это машина его племянника, – сообщил Рисман. – Тоже темная личность, но в дядиных аферах, похоже, не замешан.
– Ты уверен? – воскликнул Беркович и, увидев, как насупился коллега, быстро сказал: – Не думай, я не сомневаюсь, просто очень рад.
– Чему? – спросил Рисман. – Если ты считаешь, что Арон пытался убить дядю, то это глупости.
– Потом объясню! – сказал Беркович, направляясь к двери.
С инспектором Хутиэли Беркович столкнулся в холле, когда под вечер покидал управление.
– Ну как там этот крутой? – поинтересовался Хутиэли, взяв Берковича под локоть. – Выяснил, кому он мешал?
– Да, – кивнул инспектор. – То есть, нет, никому он в России не мешал, вот в чем хитрость.
– Так это действительно была ошибка? – оживился Хутиэли. – Мне сказал Рисман, но я не очень поверил.
– И правильно не поверили, – сказал Беркович. – Видите ли, у Бернштейна есть в Израиле знакомый, некто Давидов, они похожи, как две капли воды. Бернштейн намеревался нанять Давидова в двойники – жизнь бизнесмена в России, как вы знаете, довольно беспокойная. Бернштейн думал, что своим предложением заинтересует приятеля. И действительно заинтересовал. Давидов – человек риска, он ведь женщинами торгует. Популярный сейчас бизнес. Знаете, что он задумал? Убить Бернштейна – или замочить, если по-русски. И самому занять его место. Стрелял, кстати, племянник Давидова Арон, за дядю он готов в огонь и воду.
– И в тюрьму тоже? – поинтересовался Хутиэли.
– Не знаю, – сказал Беркович, – но спрошу на первом же допросе.
