Павел Сергеевич Марков
Царь девяти драконов
Туман будто стал плотнее. Непроницаемей. И Фу ощутил неприятное чувство. Ему вдруг показалось – за этой пеленой что-то есть. Что кто-то наблюдает за ними, при этом оставаясь незримым. Военачальник сощурился, вглядываясь в завесу. Вдали словно промелькнула чья-то тень. Раздался отдаленный гул осыпающихся камней. Едва уловимый свист… Затем все стихло.
Неприятное чувство резко ослабло. Дрожь ушла, а вместе с ней и пар, валивший изо рта. Фу удивленно тряхнул головой.
«Наверное… просто усталость с битвы».
Он развернулся к своим:
– Уходим! Пора возвращаться в Хучен!
[1] Шэ – змея.
[2] Гэ – один из видов колюще-рубящего древкового оружия, которое использовалось в Китае с эпохи династии Шан (1600 – 1046 гг. до н.э.) и по крайней мере до династии Хань (206 г. до н.э. – 220 г. н.э.). Гэ состоит из кинжалообразного лезвия из нефрита (культовый), бронзы а позднее из железа, прикрепленного под углом в 100 градусов к деревянной рукоятке. Такой способ крепления делает это оружие похожим на косу или ледоруб.
Глава 5
Дом старейшины представлял собой прямоугольное здание из глины, имел всего один этаж и лишь немногим превосходил в размерах хижины, что путники видели ранее. На дорогу выходило четыре окна – по два с каждой стороны от полукруглой деревянной двери. Крышу покрывал сухой настил из травы и мха. Такой же беспорядочный, как и поверх других хибар. Однако не внешний вид жилища цзы в первую очередь привлек внимание путников. А те, кто его охранял.
Два воина с каменными и суровыми лицами. Длинные волосы темного цвета убраны в пучки на головах. Высокие лбы испещрены морщинами. Тонкие брови сошлись над прямыми носами, придавая людям еще более суровый вид. Черные глаза пристально и с недоверием следили, как троица усталых беженцев осторожно приближается к дому старейшины. Тела бойцов прикрывали простые рубахи с подолом до колен. Вокруг талии были закреплены кожаные пояса. Воины опирались на длинные копья. Опытным взглядом охотник подметил, что оружие остро заточено, но не имеет медных наконечников. А еще он увидел двух сторожевых псов. Небольшие, но коренастые звери с темной шерстью и приплюснутыми мордами лежали подле на земле и подозрительно следили за путниками. И пусть собаки не выказывали вражды, тело Шанкара непроизвольно напряглось. Каран вновь вцепился в его набедренную повязку.
Когда до дома оставалось около двадцати шагов, один из воинов вскинул руку и громко произнес:
– Чан!
Охотник догадался, что им приказывают остановиться. Его спутники также повиновались. Шанкар не сводил взгляда с суровых лиц. Под их пристальным взором он ощущал себя неуютно. Кудахтанье кур, визг свиней и пение птиц создавали вокруг идиллию гармонии и покоя. Но только не для них. Не для чужаков.
– Нин щи щай?
– Я… – осторожно начал Шанкар, – я не понимаю.
– Нин щи щай?! – требовательнее повторил воин, еще сильнее нахмурившись.
Охотник увидел, как рука бойца крепче сжала копье. Сердце в груди забилось учащенней, на лбу выступила легкая испарина. Осязаемое напряжение повисло в воздухе.
Облизав пересохшие губы, Шанкар медленно произнес:
– Мы из Мохенджо-Даро.
В глазах стражников загорелся огонек любопытства. То ли узнали уже знакомый говор, то ли название города они где-то слышали. Спустя пару мгновений лицо одного из них озарилось догадкой.
– Хеньжё-Харо?
Охотник быстро кивнул. Каран продолжал цепляться за него и с опаской поглядывал на собак. Звери отвечали подозрительными взглядами, однако внешне были спокойны. Абхе скрестила руки, дабы прикрыть обнаженную грудь, помня слова Кали о том, что оголяться здесь не принято. Девушка чувствовала себя крайне неуютно.
– Цзы Хэн! – прокричал один из стражей.
За округлой дверью дома началось какое-то движение. Однако хозяин жилища не спешил появляться. В окне слева кто-то мелькнул. Несмотря на то, что глава деревни не торопился, Шанкар почему-то догадывался – этот цзы Хэн уже давно наблюдал за ними.
Наконец, спустя пару минут томительного ожидания, дверь со скрипом распахнулась. На пороге показался высокий и худощавый мужчина. Черные волосы были заплетены в забавные косички, свисающие по бокам. Таких причесок охотнику раньше видеть не приходилось. Из-под густых бровей на мир смотрели карие глаза. Их колючий взгляд оценивающе пробежался по путникам. И Шанкару почудилось, что он увидел недовольство во взгляде старейшины. Тонкие губы цзы под орлиным носом вытянулись в волевую линию. Маленькие усы чуть дернулись. Старейшина переступил порог и вышел на солнечный свет. Красное одеяние свободного покроя с подолом чуть ниже колен ярко выделялось на фоне простых рубах стражников. Пытливый взгляд охотника заметил под этой тканью странную одежду, прикрывающую ноги. Она походила на мешок или тюк для зерна. Шанкар раньше ничего подобного не видел, однако не стал заострять внимания, ибо невежливо так в открытую рассматривать незнакомца. Особенно, если ты чужак и просишь помощи. Хэн опирался на деревянный посох, украшенный непонятными письменами черного цвета.
Пройдя несколько шагов, старейшина остановился в нескольких локтях[1] от них. Его глаза продолжали буравить путников взглядом из-под нахмуренных бровей.
Помня заветы Кали, Шанкар поклонился. Не слишком небрежно, но и не слишком низко.
«Не ниже пояса… и не смотреть выше подбородка без дозволения. О, Богиня-мать, надеюсь Абхе сделает то же самое».
Он не решился оборачиваться, чтобы проверить, но пока вроде все обошлось. Только Каран продолжал цепляться за него обеими руками. Но старейшину паренек, похоже, мало интересовал. Он продолжал пристально рассматривать охотника и девушку.
Наконец спустя минуту он рявкнул. Да так, что Шанкар чуть не подпрыгнул.
– Нин щи щай?!
«Орет, как курносая обезьяна».
– Досточтимый цзы Хэн, – медленно начал охотник, – мы из Мохенджо-Даро. Спасемся от голода и… – он на миг замялся, – пустыни. Прошу не сердиться за наше… вторжение.
Слова Шанкару давались нелегко. Он тщательно пытался их подбирать, дабы те звучали максимально учтиво. При этом охотник не поднимал головы, что было очень непривычно и сильно сковывало. Даже Верховный жрец Мохенджо-Даро не требовал подобного преклонения. А тут какой-то староста деревни. Шанкар представил, как он склоняется перед Нараяном и едва сдержал ироничную усмешку.
«Другая земля, другие обычаи. Какими бы они ни были, надо чтить их. Если хотим задержаться здесь подольше».
Несколько секунд вокруг царило молчание, прерываемое лишь кудахтаньем кур, хрюканьем свиней да пением птиц.
А затем он услышал голос старейшины, который на удивление произнес вполне отчетливо:
– Мохенджо-Даро?
– Да, – стараясь не показывать удивления, подтвердил Шанкар, – оттуда.
Он помнил слова Кали, что старейшина умен и уже выучил некоторые слова их языка, но все равно оказался поражен.
– Что надо?!
«Абхе, только не горячись» – взмолился охотник.
Вслух же сказал:
– Мы бы хотели пополнить запасы еды и немного отдохнуть, если будет позволено.
– Пхым! – пыхнул Хэн. В его голосе читалась насмешка. – Вы приют хотите!
Шанкар на секунду прикрыл глаза. Старейшина оказался прямым, как его собственный посох. А слова такими же увесистыми и тяжелыми.
«Да, легко здесь точно не будет».
– Почтем за честь, если нам не откажут в нем, – осторожно молвил охотник.
– Пхым! Дармоеды нам не нужны! – и прежде, чем у Шанкара успели зардеться щеки от негодования, добавил. – Каждый житель Сычжуан должен быть полезен!
– Мудрые слова, цзы, – проговорил Шанкар, с трудом сдерживая досадный порыв и чувствуя напряжение каждой клеточкой тела, – мы отплатим вам за…
– Что умеешь?! – резко перебил старейшина.
– Я охотник, цзы.
– Пхым… – на сей раз это прозвучало не так презрительно и категорично.
Хэн задумался. Шанкар буквально ощущал, как работает его мозг. При этом старейшина не сводил с них пристального взгляда. Стража вместе с псами молчаливо виднелась позади. Легкий ветерок играл подолом красной ткани, иногда являя миру причудливую мешковатую одежду.
Наконец глава вымолвил:
– Охотник…
– Да, цзы. Я опытен в этом деле.
– Подними голову.
Шанкар послушался и взглянул в лицо Хэну. Тот продолжал хмуриться и сурово осматривать прибывших. На лбу пролегли глубокие морщины. Старейшина будто вознамерился оценить каждую клеточку тела охотника. Последнему даже стало неловко под этим взглядом. Словно он раб, выставленный на торги посреди рыночной площади.
Несколько секунд цзы пристально разглядывал охотника. Затем в его карих глазах вспыхнул огонек удовлетворения… Который тут же потух, когда он перевел взор на Абхе. Уголки губ презрительно скривились. Усы снова дернулись.
– А это кто?! – рявкнул он.
– Моя супруга, цзы.
– Что умеет?!
– Она… – Шанкар на мгновение растерялся, однако не успел найти ответ.
Девушка не сдержалась:
– А чего, обязана?
– Абхе! – предостерегающе шепнул охотник, но было уже поздно.
– Где же ваше хваленое почтение? – продолжала язвить та.
Шанкар похолодел. Он ожидал, что цзы сейчас прикажет немедленно выпроводить их. И тогда на отдых да еду можно не рассчитывать. Легко отделаются, если не побьют еще. К искреннему изумлению, Хэн остался абсолютно непроницаем к жесткому выпаду Абхе. Ни один мускул не дрогнул на хмуром лице.
– Почтение заслуживают, а не требуют, – сухо отчеканил он.
– А разве голодные и усталые люди его…
– Она помогает свежевать шкуры, цзы, – быстро перебил ее Шанкар, дабы девушка не наговорила лишнего.
Абхе оборвалась на полуслове и во все глаза уставилась на охотника. Ее брови резко взмыли вверх. Однако ей хватило ума не спорить.
– Пхым! Пусть сама ответит!
Девушка перевела изумленный взгляд на старейшину и, чисто ради Шанкара, произнесла:
– Да, я умею свежевать шкуры.
– Цзы! – гаркнул тот.
– Да почему я… – вновь начала она.
– Абхе! – едва не взмолился охотник.
Та громко выдохнула и покорно произнесла, будто делая одолжение:
– Я умею свежевать шкуры, цзы.
– Научись почтению! – нравоучительно рявкнул Хэн. – Потом требуй от других!
«Я лучше промолчу, – пронеслось у нее в голове, – а то эта курносая обезьяна и вправду может приказать избить палками… или нос отрезать».
Цзы ткнул пальцем, указывая на ее обнаженную грудь:
– Нельзя! Оскорбление других!
– О! – закатила она глаза. – Простите великодушно, как-то не было времени обзавестись красивым платьем!
Хэн промолчал. Лишь сильнее нахмурился.
И тут на Абхе что-то нашло. Она демонстративно отвела руки от груди и уперлась ладонями в поясницу. На пухлых губах заиграла дразнящая улыбка.
– Да и чего мне стесняться? – проворковала она. – У меня здесь все прекрасно.
Кажется, вся кровь, что есть, ударила в голову старейшины. Он побагровел, словно спелое яблоко.
– Распутница! – взревел Хэн и стукнул посохом о землю.
– Пф, – фыркнула Абхе, – знал бы моего отца, тебя б удар хватил, мужичок.
Стража пришла в движение. Черные псы поднялись. Их холки оказались на высоте бедер людей. Пока что звери не выказывали вражды, однако их поза намекала на скрытую угрозу.
Шанкар почувствовал, как сильно накалилась обстановка. Вкупе с горячим солнцем он ощущал себя так, будто вступил босыми ногами в тлеющие угли.
«Сам я дурак. Надо было предвидеть. У Абхе язык острый, как зубы синха. Стоило догадаться, что этим все закончится».
Однако времени, чтобы посыпать голову пеплом, не осталось. Если ничего не предпринять, то их немедленно вышвырнут вон. И еще повезет, если целыми останутся.
Охотник шагнул в сторону, закрывая своим телом Абхе от яростного взора старейшины, и вновь поклонился:
– Прости ее, цзы. Мы устали. Переход из долины Синдху подточил наши силы. И мы не знакомы с вашими обычаями. Уверен, такой мудрый старейшина, как ты поймет нас и проявит милость.
Шанкар вложил в речь все красноречие и искренность, на которые только был способен. Учитывая его немногословность, далось это нелегко. Теперь охотник молча ждал, как поведет себя цзы. Ждал и молился, как бы Абхе не бросила очередную колкость, окончательно все испортив.
Несколько секунд глаза Хэна метали молнии. Щеки пылали огнем и напоминали спелый чом-чом. Однако затем краснота начала спадать. Взгляд пусть и оставался хмурым, но прояснился и перестал напоминать взор разъяренного быка.
– Пхым, – привычно пыхнул он, – а ты неглуп… для охотника.
– Благодарю, цзы, – учтиво ответил Шанкар.
– Нам нужны охотники, – добавил Хэн, – только потому я позволю вам остаться.
Старейшина махнул рукой, приказывая воинам отойти. Те повиновались. Псы вновь улеглись подле ног и, как будто, утратили интерес к беженцам.
– Спасибо, цзы, – кивнул Шанкар.
– Пхым, – в голосе Хэна засквозило презрение, – рано! Если увижу, что негодный из тебя охотник – выдворю вон!
Шанкар услышал, как участилось дыхание Абхе и, дабы прервать возможную гневную тираду, тут же сказал:
– Это справедливо, цзы. Мы с честью принимаем твое предложение.
– Пхым, – тот полностью успокоился, однако продолжал буравить их взглядом, – вразуми свою женщину, охотник. Пусть держит тело прикрытым, – и, не дожидаясь ответа, скосил взгляд вниз.
Каран продолжал цепляться за набедренную повязку. Мальчик закрыл глаза. Ему не нравился ни этот суровый старейшина. Ни воины, стоявшие позади него. Ни здоровые псы, развалившиеся на теплой земле. Пусть они были не так страшны, как демон, что преследовал их, но все равно заставляли сердце биться учащенней.
Хэн ткнул длинным пальцем в мальчишку:
– Чей?
– Это наш сын, – тут же ответил Шанкар.
– Не похож!
«Этот старейшина и вправду проницателен, как говорил Кали».
– Приемный, – добавил охотник, – его мать умерла в Мохенджо-Даро.
– Пхымм, – протянул Хенг и крикнул, – чин уэй!
Один из воинов тут же шагнул вперед и почтительно поклонился.
– Дай тамен хуиджа!
Страж отвесил еще один поклон, подошел к Шанкару и посмотрел на него. На этот раз охотник не увидел в этих глазах подозрительности и недоверия. Их сменили любопытство и… что-то еще, чего пока разобрать не удалось.
– Он проводит до дома, – холодно пояснил Хэн.
– Благодарю, цзы, – ответил Шанкар.
– Пхым, – тот выждал паузу, – позже.
Окинув их на прощание колючим взором, старейшина развернулся и, постукивая посохом, скрылся в собственном доме.
– Зоу ба, – хрипло бросил страж и направился в сторону улицы.
Шанкар переглянулся с Абхе. Та пронзила его испепеляющим взглядом. Было видно, что она с трудом сдерживает гнев.
Как только страж цзы отошел на несколько локтей, она зашипела:
– Я ни на день лишний тут не задержусь!
– Хорошо-хорошо, – быстро ответил охотник, – давай только отдохнем немного.
– Зоу ба!
Они обернулись.
Воин стоял у обочины и смотрел на них. Затем махнул рукой, требуя следовать за ним.
– Несколько дней, – напомнил Шанкар, – а там видно будет.
Девушка промолчала. Только скривила губы и закатила глаза. Приняв это за вынужденное согласие, охотник ободряюще улыбнулся и пошел вслед за воином. Каран продолжал цепляться за набедренную повязку, словно растение-липучка.
***
Дорога в западной части шла вниз под уклон. Хижин становилось все меньше. Их сменяли простые землянки. По улице расхаживали целые стаи домашних кур, возглавляемые гордыми и самоуверенными петухами. Выпятив грудь, они презрительно осматривали людей, всем видом демонстрируя свое превосходство над ними. При этом пернатые готовы были в любой миг ринуться наутек в первых же рядах, показывая наседкам пример прыти.
Откуда-то справа доносились довольное похрюкивание и визг свиней. Видимо в той стороне находился загон, скрытый от взора хижинами и землянками. Впереди же, к подножию холма, подступали зеленые джунгли. Пение птиц и крики обезьян сливались в единую песнь природы.
Они почти спустились, когда воин остановился напротив одной из хижин и указал на нее пальцем:
– Фанзэ.
– Кажется, это для нас, – пробормотал Шанкар, осматривая хибару с соломенной крышей.
– Ну, хоть не землянка, – пробубнила Абхе, критически поглядывая на треснутые стены из глины.
– Спасибо, – бросил охотник стражнику.
Тот посмотрел на него, улыбнулся и отвесил поклон. Теперь его лицо стало куда дружелюбнее, нежели раньше. В глазах появился приветливый огонек, что дало Шанкару надежду – быть может, не все так плохо?
Охотник поспешил поблагодарить ответным жестом и, положив руку на грудь, произнес:
– Я Шанкар, – потом указал поочередно на своих спутников, – это Абхе и Каран.
Воин с интересом слушал его. Пусть не понимал незнакомой речи, но по лицу стало понятно, что он догадался, о чем тот говорит.
– Вэйдун, – молвил страж.
Охотник широко улыбнулся:
– Рад нашей встрече, Вэйдун.
Тот улыбнулся в ответ и, отвесив еще один поклон, стал взбираться по склону холма. Его сандалии громко шаркали по грунтовой земле.
Все трое смотрели ему вслед.
– Все не так уж плохо, – наконец изрек Шанкар.
– Ну-ну, – буркнула Абхе, вновь оглядывая хижину, – развалина.
Охотник вздохнул:
– Мой дом в Мохенджо-Даро был не многим лучше.
– Не смеши меня! – резко ответила она, а затем внезапно успокоилась и громко выдохнула. – Ладно. Я с ног валюсь. Может, и вправду стоит сначала отдохнуть.
– Верно, – охотник опустил взор и потрепал мальчишку по голове, – ты как?
– Ничего… вроде, – пробормотал тот.
Карана переполняли эмоции от новых впечатлений. Вкупе с усталостью они подкосили его.
Охотник почувствовал это и поспешно произнес:
– Идемте. Поспим. Отдохнем, а там видно будет.
Через минуту все трое уже скрылись под крышей нового жилища. Пусть и столь непривычного, но выбирать не приходилось.
[1] Локоть – единица измерения длины, около 45 см.
Глава 6
Дэй поднес руки ко рту и попробовал согреть их дыханием. Полупрозрачные клубки пара вырвались из недр. Потерев ладони друг о друга, путник огляделся. Солнце уже скрылось за высокой грядой. Темные скалы возвышались впереди непроходимой стеной и отбрасывали холодную тень.
– Скоро-скоро ночь, – прошептал Дэй, – надо спешить, если не хочу тут вусмерть околеть.
Он посмотрел направо. Подъем по пологому склону был почти завершен. Еще немного, и он наконец увидит плато. Ветер завывал в верхушках хвойных деревьев, осыпая иголки на непокрытую голову. Мелкие, словно тростинки, они застревали в распущенных волосах. Но Дэй не обращал на это внимания. Он был сосредоточен на своем поручении. Поэтому прежде, чем встать, просто тряхнул головой. Темные космы, свисавшие до плеч, описали дугу. Часть иголок упала на каменистую землю. Проведя руками по плотной одежде из козьих шкур, Дэй возобновил подъем. Движение помогло быстрее согреться. Путник почувствовал, как под стегаными штанами запульсировала кровь. Прямой нос раскраснелся. Дэй шмыгнул и провел ладонью по лицу.
– Парочка часиков у меня есть, – говоря сам с собой, пробормотал он, – но на ночь тут оставаться нельзя. Быстренько-быстренько все проверю и назад.
Подъем оказался труднее и занял больше времени, чем думалось. Была бы его воля, Дэй непременно отложил выход на плато до завтра. Но он не мог ослушаться приказа самого светлейшего Лаоху. Конечно, веление ему передал не Владыка, а нань[1]. Кто он такой, чтобы сам великий ван[2] обращался к нему напрямую? Жалкий и ничтожный чжун[3], по воле случая разбирающийся в местных тропах. И Дэй знал – ночью в горах лучше не ходить. Замерзнешь насмерть, а потом твой хладный труп поутру найдут. Или впотьмах ногой в расселину угодишь. Да и на зверей опасных нарваться – что плюнуть. Стаю голодных волков или, чего хуже, свирепого медведя…
Несколько камешков осыпалось с гор. Дэй вздрогнул и испуганно оглянулся на звук. Каменистая гряда отвесно возвышалась над ним и источала мороз. Путник поежился и вновь попытался согреть руки дыханием.
– Диао[4], наверное, – пробормотал он и невольно ускорил шаг.
Подъем был почти завершен. Пар валил изо рта. Сердце учащенно билось в груди. Дэй чувствовал, как раскраснелись щеки. И не только от быстрой ходьбы. Он сгорал от нетерпения. Хотел поскорее закончить дела и спуститься вниз. Сгущающиеся сумерки подстегивали лучше, чем плеть погонщика скота. А ветер завывал в верхушках редких деревьев. Опавшая хвоя хрустела под ногами. Дэй приготовился. Когда он выйдет на плато, его обдаст сильным и холодным порывом. Посреди горных равнин ничто не мешает разгуливать ветру.
– Будет зябко, – поежился он.
И вот нога в утепленной сандалии ступила, наконец, на плоскую землю. Воздух ударил в лицо, едва не развернув обратно. На глазах выступили слезы. Ресницы намокли и впились в кожу. Пришлось утереть их. Путник почувствовал, что задыхается. Холодный ветер не давал как следует вдохнуть. Сердце заколотилось в груди. Дэй повернулся спиной, чувствуя, как его пронзает насквозь. Подождал пару мгновений, пока все не утихнет. Опустил веки, сосредоточился на дыхании.
И вот ветер ослаб. Вокруг повисла тишина. Но отнюдь не давящая или звенящая. Она словно умиротворяла. Убаюкивала. Путник будто услышал, как она нашептывает на ухо.
«Ты устал. Приляг и отдохни. Ноги гудят. Тело лишилось сил. А эти камни поросли мхом и мягкой травой, они так прекрасны…».
Дэй тряхнул головой и сбросил наваждение. Открыл глаза.
– Нельзя. Нельзя-нельзя отдыхать. Вусмерть околею ведь. Надо спешить.
Он быстро развернулся, стараясь успеть до очередного порыва.
Дэй был опытным ходоком по местным нагорьям. И подобные картины видел не раз. Но даже у него невольно перехватило дух от представшей взору красоты.
Каменистая равнина, поросшая редкой травой, была окружена с трех сторон высокой грядой. Отвесные скалы направляли свои остроконечные шпили ввысь, будто стремясь пронзить холодное небо, по которому вяло плыли облака. Их тяжелые кучевые пряди, отдающие морозной серостью, сливались с ледяными шапками на горизонте. Справа начинался крутой склон с редкими деревьями, а между ними стремился горный ручей, превращавшийся у подножия в небольшую, но глубокую речушку. Однако Дэй не смотрел в ту сторону. Его взгляд оказался прикован к широкому озеру посреди плато. Завороженный взгляд следил, как на прозрачной поверхности образуется мелкая рябь, а холодное небо отражается в чистой воде.
– О, Шанди, – невольно сорвалось с губ вместе с паром, – обитель духов, не иначе.
Уста путника разошлись в счастливой улыбке. На мгновение он забыл обо всем. О приказе самого вана. О том, что нельзя оставаться на ночь в горах. О том, как порывы ветра пронзают насквозь и заставляют неметь пальцы. Красоты этого места полностью захватили его. И только сгустившиеся сумерки да солнце, севшее за горный кряж, заставили сбросить оцепенение.
Дэй с опаской глянул на стремительно темнеющий небосвод:
– Надо-надо двигаться. А то околею вусмерть.
И быстро зашагал вдоль озера. Пусть то было не очень большим, но чтобы обогнуть и все проверить понадобится время. А его становилось все меньше. Подсознательно путник ускорил ход. Теперь ветер бил ему в правый бок, сдувая пары дыхания в сторону. Дэй кожей чувствовал, что становится холоднее.
– Как морозит-то здесь, – пробормотал в изумлении он.
Дэй был привыкшим к суровостям гор, но даже ему казалось, что здесь слишком уж пробирает. Он бросил косой взгляд на озеро. Поверхность шла рябью от ветра и отражала небо, покрытое облаками. Такое же холодное, как и водная гладь. Вокруг тихо и умиротворенно. Только воздух гуляет по просторам. Вновь будто что-то толкнуло путника на мысль – остаться здесь. Присесть на камни и отдохнуть… полюбоваться красотами природы…
– Нет-нет, – прошептал он самому себе, – нельзя-нельзя, околею. Солнышко садится. Сейчас быстренько-быстренько все проверю и назад. Назад-назад быстрее.
Дэй продолжал вышагивать вдоль берега. Мелкие камушки хрустели под подошвами утепленных сандалий. Он все чаще и чаще подносил руки ко рту и тер ладони друг о друга. Путник уже не чувствовал правого бока – настолько холодным был ветер.
– Просквозило все-таки. Завтра болеть и ныть начнет. Ох, сейчас бы горяченькой медовухи, что настаивает моя милашка Шу, да зажевать листочком чая…
Ему стало немного теплее. То ли от мыслей о напитке, то ли от воспоминаний о своей любимой жене. Такая тихая и скромная, но всегда чересчур заботливая. А вот их дочь, Аи, явно в отца пошла – непоседа и любительница поскакать по камням. Но с собой брать рано ее еще, мала слишком.
Губы путника невольно разошлись в улыбке. Ноги сами понесли его вперед.
Дэй уже почти достиг противоположной оконечности озера, когда в сгустившихся сумерках, кажется, увидел то, зачем сюда явился.
Оно стояло у самого берега на небольшом возвышении из земли и камней. Немое изваяние с пустыми и невыразительными глазницами смотрело на мир взором таким же холодным, как и это плато.
Путник зябко поежился и подошел ближе, на ходу доставая из-за пояса бамбуковую дощечку. Держа ее в левой руке, правой Дэй полез под одежду и выудил небольшой, но острый нож. Пальцы стали неметь и плохо слушались, что лишь подстегивало его идти быстрее. Пар валил изо рта.
– Ох, – выдохнул он, приближаясь к идолу, – прав оказался светлейший Лаоху, прав великий ван. Осталось еще на земле нашей наследие богомерзких язычников.
Подойдя к изваянию почти вплотную, Дэй заметил, что оно не такое уж и большое. Возвышалось над ним всего на полголовы. Путник с интересом осматривал идола. Тот отвечал ему все таким же холодным и отрешенным взором. Заглянув в эти пустые глазницы, Дэй внезапно почувствовал себя неуютно. Онемевшие пальцы готовы были разжаться и выронить предметы на камень. И лишь в последний момент удалось их удержать.
Шмыгнув носом, путник заставил себя оторваться от созерцания идола и приладил дощечку к левой руке. Занес нож.
– Сейчас-сейчас, – зашептал он, – помечу и бегом, бегом-бегом назад. Пока не околел вусмерть. А потом домой. К горяченькой медовухе и теплым объятиям Шу…
Громкий всплеск позади заставил вздрогнуть. Путник вновь чуть не выронил нож и табличку. Дэя обдало сильным порывом ветра. В очередной раз громко шмыгнув, он обернулся через плечо.
В сумраке озеро выглядело по-прежнему красивым. Но теперь было в его образе нечто еще… какая-то загадочность и… зловещность? Сейчас темные воды напоминали бездну. Бездну, в которой не отражался холодный небосвод. По гладкой поверхности расходились круги.
Клубы пара, срывающиеся с уст, стали больше.
Дэй нервно сглотнул:
– Рыба что ли?
Круги продолжали расходиться по воде. Рябь, подгоняемая ветром, искажала чистую гладь. Холодный воздух свистел в ушах и заставлял щипать кожу на лице. Пальцы настолько онемели, что уже ничего не чувствовали. Дэй с трудом удерживал в руках нож и дощечку. Сгустившийся мрак заставил вновь вернуться к поручению.
– Ну и духи с ней, – дрожащими губами прошептал он, – надо-надо записать и бегом-бегом вниз. Замерзаю я.
Ладонь плохо слушалась. Лезвие плясало из стороны в сторону, пока он пытался вырезать символы на поверхности. Дэй больше не шмыгал носом. Слизь полностью замерзла. Над верхней губой образовался иней. Сердце билось учащенно, стараясь разогнать кровь по членам. Но ноги все равно оставались холодными, будто их окунули в сугроб. Путник нервничал и спешил. И от этого руки становились еще непослушнее.
– Ну, давай же, – промямлил он, – выводись-выводись, давай.
Спустя пару минут усиленной борьбы с самим собой слегка перекошенные письмена появились-таки на заветной дощечке. Дэй с облегчением выдохнул. Пар повалил изо рта.
– Хвала Шанди, – дрожа всем телом, пролепетал путник, – теперь бегом назад. Околею вусмерть щас.
Позади вновь раздался всплеск. Громче, чем прежде. Дэя окатило ледяной водой. Он вздрогнул и выронил нож вместе с дощечкой. Вода под сильным ветром быстро высыхала на одежде, превращаясь в тонкую корку льда. Путник почувствовал, как сковало мышцы спины. И не только от жгучего омовения. Он услышал, как на берег что-то вступило. Прямо позади него. Скрипучий звук, словно по сырым доскам протащили скользкую рыбу. Громкий и неприятный. Он так резанул по ушам, что Дэй невольно сжал ходящие ходуном челюсти. В какой-то миг он осознал, что ветер больше не дует в спину, хотя гул его продолжал разноситься по плато. Словно некто загородил путника своим телом от холодных порывов. Но теплее от этого не стало. Дэй ощутил, как липкая волна страха начинает сдавливать нутро.
– К-к-кто з-з-здесь? – промычал он.
Ответом была тишина. Уже не такая умиротворяющая и убаюкивающая. Теперь в ней витало напряжение, способное раздавить. Напряжение и… угроза. Такая же холодная, как пронизывающие порывы.
Дэй громко сглотнул. Нельзя просто стоять. Иначе он быстро вмерзнет в каменистую почву. И в этом таинственном месте будет на одного истукана больше.
– Ш-ш-ша-анди, п-пом-м-моги, – прошептал он дрожащими губами и начал разворачиваться.
На миг ему почудилось, что ноги все-таки вмерзли в землю, ибо первые мгновения отказывались служить. Пальцы онемели, несмотря на утепленные сандалии. Но вот ступни подчинились. Дрожа, словно в лихорадке, Дэй стал оборачиваться. И чем больше он оборачивался, тем шире раскрывался его рот. Тем сильнее валил пар из недр, застывая на губах. Теперь вокруг них образовалось столько инея, что тот походил на белые усы. Глаза путника широко раскрылись, когда он увидел, что предстало перед ним…
Дэй медленно запрокинул голову вверх, будто намеревался посмотреть на звезды. Оттуда на него смотрели глаза. Большие и хладнокровные. Они источали лед. И то не было красивой фигурой речи. Взгляд замораживал буквально…
– О, Шанди, – беззвучно произнесли губы путника.
Вконец одеревеневшее тело уловило какое-то движение. Через секунду морозная волна окатила его целиком.
***
Черные глазки-бусинки осторожно выглянули из норы. Диао втянул холодный воздух и осмотрелся.
Впереди между деревьями лился солнечный свет. Тонкими пучками он расходился средь редких стволов, красиво переливаясь по утру. Лес стоял неподвижно. В воздухе витал легкий морозец. Но зверек знал – пройдет еще немного времени, и небесное светило растопит иней. На землю придет тепло. Однако пока воздух заставлял зябко подрагивать. Даже несмотря на то, что диао носил теплую рыжеватую шубку. Лапки ощущали под собой холодный камень.
«Пора на охоту».
Помявшись секунду у входа, он выскочил наружу и устремился вверх по склону. Мелкие коготки тихо шуршали по опавшей хвое и временами задевали камешки. Иногда зверек останавливался и озирался по сторонам. Пусть он знает тут каждую веточку и каждую расселину, осторожность никогда не повредит. К тому же вчера здесь проходил странный двуногий. Диао его раньше не видел. Чужак направился вверх по склону в сторону озера. Как раз туда, где зверек привык искать добычу. На берегу всегда можно полакомиться вкусными улитками. А если очень повезет, то и яйцами птиц. Поэтому диао и облюбовал нору неподалеку, брошенную предыдущим хозяином.
