Павел Шушканов
Контрольная группа
1.Крайчек
Меня попросили найти одиннадцать мертвецов. Если не брать во внимание эту странную просьбу, за которую причитались не то, чтобы большие деньги, день начался вполне неплохо. За тонкой стеной сосед наконец решил сделать паузу в своем бесконечном строительстве, ни разу не сорвалась и не упала на пыльный коврик шляпа, пока я задумчиво завязывал шнурки. И даже ключи оказались на положенном месте, на полочке у зеркала, а не в одном из бесчисленных измерений. Воодушевленный таким везением, я даже рискнул купить кофе в дешевом магазинчике у подъезда в засиженном мухами автомате и почувствовал легкий укол совести – прелестная девочка-бариста в белой кофте, завязанной вокруг бедер, не дождется меня сегодня. Кофе оказался таким же поганым, как и при первой случайной дегустации, но по крайней мере не хуже.
Дорога до офиса плутала через переулки, пару книжных и антикварных магазинов и площадь, на которой все еще искрился, радуя голубей и не взирая на начало октября, фонтан. Из рыбьих голов лилась кристальная вода и пенилась на мраморных, облепленных желтыми листьями ступеньках. Одна из трех лавочек, обступивших фонтан оказалась свободна, что тоже везение, начинавшее казаться уже подозрительным.
Вытянув ноги к журчащей прохладе, я осмотрелся, извлек из кармана полупустую пачку сигарет. Вот сейчас должно было произойти то, что все испортит и вернет день в привычную нервную колею. Я сосчитал до пяти, трогая ладонью карман куртки. Телефон внутри мягко завибрировал как раз тогда, когда я намеревался облегченно выдохнуть.
– Слушаю, – сказал я в широкий кнопочный телефон, перехватывая его поудобнее. Скользкий аппарат намеревался прикоснуться к шершавому, облепленному листьями асфальту под ногами. На ослепшем от солнца экране маячил незнакомый номер.
– Олег Степанович?
– Стефанович, – поправил я привычно. Я делал так даже тогда, когда говорили правильно.
– Я в вашем офисе. Жду вас с нетерпением.
Интрига нагнеталась. Собеседник не спешил представиться и не интересовался, приду ли я вообще. Я мельком глянул на экран снова – незнакомый номер оказался моим собственным рабочим.
– Как вы попали туда? – спросил я.
– Тут было открыто. Я ожидал увидеть вашу секретаршу, но у вас нет секретарши, как выяснилось. Я зашел и позвонил вам.
Мы недолго и неловко помолчали.
– Хорошо, я скоро буду. Сделайте пока себе чаю.
Понял ли собеседник-взломщик сарказм или намек, что я задержусь, оставалось неясным. Я с сожалением убрал пачку в карман, вздохнул, жалуясь, фонтану и побрел вниз по переулку. Был и более прямой путь в набитом до потолка автобусе, но я решил не портить начавшийся неплохо день еще больше.
Мой офис располагался в престижном доме в очень престижном районе, вот только клиенты, к сожалению, так не считали. Попахивающий сырой штукатуркой дом столетней давности постройки проигрывал стеклобетонным нарядным зданиям на другом конце проспекта. И вместо корпоративных адвокатов, литературных агентов и аудиторских фирм моими соседями были государственный нотариус, ремонт обуви и прачечная с пестрой в меру пошловатой вывеской.
Остановившись под ней, я некоторое время размышлял не стоит ли прихватить половинку кирпича с обочины, на случай если понадобится самозащита. Пыльное окно моей конторы темнело этажом выше и в ней маячила голова. Да, хорошо бы взять за правило проверять дверь перед уходом. Я пытался припомнить, почему не сделал этого вчера, но в памяти всплыли только янтарный графин и опрокинутое на неоплаченные счета содержимое стакана.
Борис Лансу представился каким-то крупным чиновником в департаменте образования и даже показал удостоверение. Я не запомнил, какую должность он назвал. В любом случае – это была неправда. На его хорошо выбритом до синевы лице мелькала хорошо отрепетированная, но слишком тонкая маска. Он держал за уголок кожаную папку, словно делая вид, что совершенно не дорожит ей и ничего ценного внутри нет. Я предложил ему выпить.
– А курить у вас можно? – Лансу покосился на приоткрытое окно, из которого тянуло запахом вчерашнего дождя и прелых листьев. Спохватившись, он добавил мое имя как аргумент. – Олег Стефанович?
– Только мне, – я убрал стеклянную пепельницу со стола, вполне чистую, если не считать двух скорлупок от орехов – единственный мой обед вчера. – Не поймите неправильно – аллергия. Не хотелось бы пугать вас своим синим задыхающимся лицом.
Лансу пожал плечами и бросил в рот пастилку. Запахло лимоном. Он осматривал стены моего просторного до тошноты офиса. Тут могло поместиться человек пять вместе со столами, личными вещами и фотографиями родных и близких, секретарша, которой так не хватает и даже охранник, которого, между прочим, тоже не хватает. Но вместо них всех тут сидел я среди почти голых стен под вывеской «Крайчек О.С. Частный детектив». Диплом в рамочке был настоящим, две благодарности рядом подделка, конечно.
– У меня есть работа для вас, очень сложная и неприятная, – сказал Лансу, глядя куда-то в сторону. – И давайте закроем глаза на то, что Паутина отозвала вашу лицензию два месяца назад.
Вот так сразу с козырей. Я обычно уважал таких людей и предлагал им выпить повторно, но сейчас боролся с желанием аккуратно отправить клиента в окно. Наверняка успел рассмотреть счета на столе и даже просуммировать долг. Я повесил шляпу на гвоздик, посмотрел на сложенные перед собой руки. В сложных узорах линий на ладонях и пальцах нужного ответа не читалось.
– Говорите, вы из отдела образования?
– Департамента, да.
Я предпринял последнюю отчаянную попытку.
– В квартале отсюда работает еще один сыщик. И дела у него идут куда лучше. Может быть?..
– Категорически нет. Ни у него, ни у кого-либо еще из частных детективов не изымали лицензию последние два года, а значит, переговоры с ними могут затянуться. К тому же есть еще один важный фактор.
– Она выбрала меня?
– Она выбрала вас.
Я покорно вздохнул и пододвинул гостю пачку сигарет. В звенящей тишине офиса щелкнули одна за другой две зажигалки.
– Что вы знаете о Пустом городе, Крайчек? Слышали вообще о таком?
Уже без дипломатичного обращения по имени и отчеству. Стопка счетов на столе словно отрастила невидимые руки, которые взяли меня за косматый загривок и заставили кивнуть.
– То, что его посещение крайне нежелательно. Остальное можно найти на любом сайте с чертовщиной и околонаучными догадками.
– Вы только что сказали о Пустом городе вдвое больше информации, чем известно, например, о вас, – Лансу неприятно усмехнулся сквозь дым. – Но я спрашивал не о том. Что произошло примерно десять лет назад в этом месте до того, как город был окончательно закрыт?
Он явно издевался.
– Послушайте, если там кто-то пропал или…
– Одиннадцать человек, – перебил меня Лансу и подался вперед. Мою сигарету он все еще крутил в пальцах, так и не закурив. Из нее мелкими крупинками сыпался табак. – Школьная группа. Туристы. Тогда это считалось хорошей идеей – организовать экскурсию в странное место, где дети на пару дней могли бы почувствовать себя куда более взрослыми и ответственными, чем на самом деле. Иллюзия взрослой жизни и иллюзия опасности, которая в какой-то момент перестала быть таковой. Если быть более точным – двадцатого октября…
– Десять лет! – тоже перебил я. – Вы полагаете, что я полезу в какие-то архивы, чтобы найти там ничего? Зачем вообще это понадобилось именно сейчас. В Пустом города пропадало много людей и, насколько знаю я, никого так и не нашли.
– Мне не нужно, чтобы вы их нашли. Мне нужно установить, что там произошло и кто в этом виноват. Скажем так, – от снова откинулся на скрипучую спинку кресла и бросил обломки сигареты в пепельницу, – родственник кое-кого из пропавших детей теперь занимает большой пост в департаменте и хотел бы узнать замятую правду. А, значит, и мы все тоже этого хотим, – он саркастически дернул уголком губ. – Почему вы, а не полиция, например? Думаю, это и так понятно. Нам нужна правда, а не шумиха. Ну или хотя бы видимость правды. Разумеется, за все хлопоты вам будет оплачено, вот только лицензию не вернем – это решаем не мы.
Ясно, что не вы. Я нервно пощелкал языком – противная, непонятно откуда взявшаяся привычка.
– Что же до архивов, они вам не понадобятся. Тем более, что в них почти ничего нет. Я дам вам дневники одного парнишки, который был в том походе и пропал вместе с остальными, – он раскрыл папку и выложил на стол две толстые тетради с желтоватыми краями. Потянуло запахом старой бумаги. Десять лет!
– Откуда они у вас? – спросил я.
– Это совершенно неважно, – он поднялся, хрустнул шеей и постучал пальцем по пыльной обложке тетради. – Берегите их. Это оригиналы. И каждые два дня присылайте отчет о том, как продвигаются ваши дела. Желательно до обеда. Адрес почты я оставил на вашем столе. В Паутине вас по какой-то причине нет.
– Да, конечно, – рассеянно сказал я.
– А это я прихвачу, – он сгреб со стола стопку счетов и сунул их в свою папку. – Будем считать небольшим авансом. Всего доброго, Олег Стефанович и удачи.
– Стефанович, – сказал я и остался один.
Итак, меня попросили найти одиннадцать мертвецов. Вернее, это была не совсем просьба. Правильнее будет сказать, что меня наняли чтобы вернуть тех, кто уже больше десяти лет считался погибшим. Я никогда раньше не брался за подобные дела и дал себе слово никогда впредь не соглашаться на подобное. Но обстоятельства сложились таким образом, что выбор у меня был небольшой и ни один из вариантов не предполагал отказа.
Чертова жизнь и чертова работа!
Остаток дня я продумывал возможные варианты. Первый и самый заманчивый – упаковать вещи, которых наберется чуть больше чем на папку Лансу, и сделать ноги из города, начав все заново где-нибудь далеко на севере, ближе к Барьеру, где людей меньше и таких как Лансу пропорционально тоже. Но вспомнив Ерша и квартиру, за которую уплачено на полгода вперед, пришлось подумать о втором варианте. Он включал в себя полное игнорирование дела, которое уже казалось безнадежным, и составление совершенно пустых отчетов. Так можно было продолжать, пока наконец Лансу или кто там над ним не закатит глаза и не скажет многозначительное «Ну ясно…». Вариант казался шикарным, пока профессионал внутри меня не проснулся и не кольнул больно, угодив прямо в совесть. Значит, последний и совершенно безвыходный план – отправиться в бар с остатками от последнего гонорара. Если уж счета оплачены, почему нет? В конце концов, им не удастся лишить меня лицензии еще раз, если ее и так давно нет.
Вечер пришел с густыми сумерками и неоновым светом, мягко вливающимся в большие окна без жалюзи. Там кипел и ворочался город. Я нацепил шляпу и спустился вниз. Сонный охранник проводил меня безразличным взглядом и что-то пометил в толстом журнале. Наверняка следит за мной. Невовремя вспомнил, что снова забыл проверить запер ли дверь, но вечерний город уже не опустил меня, вцепившись светом огней и шумом широких улиц. Синий, зеленый и красный люминесцент играл, отражаясь, в лужах. Проехало такси, еще одно. Искрилась вывеска над баром по ту сторону дороги. В маленьких окнах висел тяжелый оранжевый свет. Я подозревал, что неисправность вывески – лишь часть антуража, создающая уют и желание погрузиться в янтарь за окнами бара и оставаться в этой смоле как можно дольше. Я собирался зайти, но вместо этого почему-то сел в метро.
Поток ветра из раскрытого окна шевелил листовки в вагоне. Яркие объявления о работе и новых премьерах чередовались с объявлениями о сдаче квартир и чем-то ярко-кислотным – совсем нелегальным. Постукивание колес погружало в сон, но динамик пробубнил, что моя станция следующая. А значит еще пара минут и тепло суетливого подземелья сменится промозглой улицей октября.
Я приподнял полу шляпы, укрывающей от ярких фонарей в вагоне, чтобы снова не провалиться в сон. Заметил девушку напротив. Она делала вид, что читает книгу, положив потрепанный корешок на скрещенные, обтянутые светлыми джинсами коленки. Если бы не скользящий по мне с подозрительной периодичностью взгляд поверх обложки, я решил бы, что у меня паранойя. Хотя, одно другого не исключает. Девушка поправляла косую челку, заколотую на бок тонкими пальцами без колец, косилась на меня и возвращалась к чтению. Под ее распахнутой легкой курткой маячила надпись «Don't look» на бело-розовой кофте. Я посмотрел на ее ноги в сапожках. Обувь может многое сказать о человеке. Например, эта девушка проторчала в метро уже достаточно времени, чтобы капельки грязи – следы недавних ливней – успели просохнуть и местами отвалиться от краев подошвы. А еще она не слишком экономная – очевидно, учитывая лаконичную роскошь ее явно не утилитарных сапожек. Несколько раз она доставала телефон, хмурилась, делая вид, что читает сообщение. Ее палец незаметно скользил по крайнему правому ряду кнопок, где притаился спуск камеры. Я следил за ней открыто, даже нагло, давая понять, что меня не проведешь. Затем грузный пассажир в пальто плюхнулся рядом с ней, потеснив в сторону, и засопел, озадаченно озираясь по сторонам. Воспользовавшись суетой, я скользнул к выходу. Снял шляпу, чтобы поток ветра не сбил ее с головы. В отражении в темном стекле мелькали проносящиеся мимо кабели и лицо девушки, смотрящей мне в спину.
Либо ты слишком хорош и сексуален, Олег Стефанович, либо тебя сейчас подкараулят возле дома и убьют. Я припомнил промозглую, пахнущую кошками арку у дома, через которую обычно торопливо проходил в свою квартиру. Однажды тень от тюка с оставленным мусором в ней подозрительно напоминала скрюченное тело. Сегодня такой тенью вполне мог стать я. Поежился и снова взглянул на девушку. Слегка пухлые щеки и тонкогубый рот с яркой помадой. Не похожа она на моего скрытого недруга. Не отрицаю, что таковые есть, но они явно не девушка в осенней куртке и с книжкой, ниже меня на голову – она поднялась с места.
Не дожидаясь, пока двери раскроются полностью, я нырнул в толпу. Короткий эскалатор понес меня навстречу вечерней сырости. Дважды я оборачивался, но ни девушка, ни ее книжка не мелькали среди колонн.
У выхода из метро кипела жизнь. Палатки с горячими хот-догами только начали работу. В воздухе стоял запах горчицы и бензина. Нарушая правила, разворачивались на площади такси. Громкая музыка заливала улицу, заглушая шум машин. Ветер шевелил полотна афиш между колоннами театра, зазывающих на премьеру. Я снова обернулся – обычная суета – и заспешил к дому, торчащему углом за перекрестком. Его желтые стены отражали свет фонарей.
Тревожность испарилась, едва я прикрыл за собой дверь и дважды провернул ключ в замке, оставив его там. В глазке обычный темный подъезд, заваленный коробками – ничего нового. Задернул шторы, оградив себя от яркого города. Квартира погрузилась в желтый ровный свет, сочащийся из единственной лампочки под потолком. Одна комната и прихожая – даже кухни нет. Она была, но ее заставили каким-то барахлом и заперли хозяева – потому и дешево. В маленькой ванной капающий кран и напоминание на зеркале, что нужно вызвать слесаря. В зеркале худые скулы и настороженные глаза. Вмятина от шляпы пересекала лоб. Пошуршав щетиной, я открыл кран, погрузил в горячую воду ладони, затем лицо. За дверью в недрах квартиры разрывался телефон.
– Добрый вечер, монстр. Кто звонил?
Я бросил мокрое полотенце на спинку стула. Из-за шкафа на меня смотрели два прищуренных злобных глаза. Ерш он и есть Ерш. Никакой коммуникации, кроме бесконечной злобы.
Я выложил из кармана купленный в ларьке хот-дог, с сожалением посмотрел на перепачканный горчицей рукав, достал из холодильника кусочек кроличьего мяса и бутылку бурбона.
– Держи, Ерш. Все равно ты не ешь фастфуд.
Глаза хищно уставились на кролика, усы за шевелились, но тень не шелохнулась.
– Ладно, потом так потом.
Телевизора у меня не было, да и к лучшему. С потоком развлекательных передач жизнь стала бы обманчиво легкомысленной. Только старый и едва не разваливающийся лэптоп, не тянувший ничего кроме Паутины. Но любой доступ к ней я уже давно заблокировал, оставив лишь несколько развлекательных страничек. Словно почуяв мой приход, лэптоп включил экран. Не сегодня. И так слишком много хаоса в голове, чтобы его умножать. Телефон зазвонил снова, застав меня с поднятым стаканом. Я с сожалением вернул стакан и хот-дог на место, снова измазавшись горчицей.
– Слушаю, – сказал я в трубку, несколько громче, чем обычно.
– Олег Стефанович?
– Стефанович, – поправил я, хотя не требовалось. Голос в трубке был женским, далеким и слегка напряженным.
– Пожалуйста, послушайте меня, – торопливо заговорила девушка, а я вдруг представил ее той пассажиркой из метро, прижимающей трубку к уху и недочитанную книжку к груди. – Вы сейчас расследуете одно дело. О пустом городе и я…
– Вы ошиблись, – мягко сказал я, готовясь завершить разговор.
– Вы не понимаете! Я была там. В той пропавшей группе…
– Всего доброго!
Трубка вернулась на место с характерным треском. Что ж, день все любопытнее, хотя начался так безупречно. Азарт шевельнулся где-то глубоко внутри, разбуженный глотком виски и неожиданным звонком. Видимо дело непростое, не обычное ковыряние в бумагах десятилетней давности. И хоть соблазн скрыться из города все еще силен – я покосился на Ерша, – любопытство куда большая сила. Его часто недооценивают, хотя напрасно.
Город за окном потихоньку смолкал. Лэптоп уснул снова, мигнув на прощание лампочкой возле зарядного шнура, к которому он давно и окончательно прирос, как к капельнице. Я допил свой стакан, убедился, что кусочек крольчатины исчез – значит мне не грозит проснуться с перегрызенным горлом. В мутном стекле стакана отражался мой нос с искаженными пропорциями.
«Кто ты, Олег Стефанович?», – спрашивал он уже много лет и получал только молчание.
– Сегодня не до риторических вопросов, – сказал я сам себе, у нас есть дела.
Я потянулся к первой из двух тетрадок, лежащих на краю стола, надеясь, что хронология верная и не придется тянуться еще раз, напрягая поясницу. Старой бумагой пахло уже не так остро – выветрилось за полдня и полгорода пути. Открыв гнутый корешок, я уставился на ровный размашистый почерк и рисунки, раскиданные тут и там среди текста. И погрузился в чтение.
2.Из дневника
От школы до Пустого города ровно двести четырнадцать километров. Около часа в полупустой электричке с деревянными сиденьями и рассветным небом в больших окнах, затем еще на машине по промерзшим ухабам. А в городе только пешком, ощущая поминутно тяжесть рюкзака за спиной и взгляды темных окон, устремленных на тебя из давно заброшенных квартир, магазинов, безлюдных кофеен. Говорят, что только там можно почувствовать себя безысходно одиноким и услышать оглушающую тишину.
Тут в классе все совершенно иначе. Тишины нет даже когда Катерина Сергеевна отрывает взгляд от учительского стола и выразительно смотрит в глубину класса сквозь толстые очки, слегка прищурившись. Неиссякаемый гул слегка стихает, уступая место шуршанию тетрадей и акварельных листов учебников, а перешептывания становятся тише, но не исчезают совсем. Иногда на мгновение они затихают, а потом следуют сдавленные смешки. Наверное, это нормально для выпускного класса – больше не делать вид, что тебя волнуют и пугают такие вещи как свирепый взгляд из-под очков или недовольное шиканье с напоминанием что в классе нужно соблюдать тишину. В дни хорошего настроения Катерина Сергеевна списывала наше стойкое нежелание соблюдать тишину и хотя бы делать вид, что нам интересна математика на разыгравшиеся магнитные бури. В остальные дни обходилось строгими замечаниями словно по часам и многозначительным молчанием, пока мы наконец не снизим громкость фонового шума до приемлемого уровня.
Во всем остальном это был обычный урок. Я широкими штрихами угольного мелка царапал желтоватые листы блокнота, и этот шорох сливался с общей какофонией. Марго недовольно смотрела на меня, поправляла косую рыжую челку, скрывающую половину широкого лица и со странной смесью любопытства и презрения косилась на мой блокнот. Угораздило же сесть рядом. Впрочем, это она подсела ко мне, неприлично опоздав на урок. Я бы предпочел одиночество. Марго не была хрупкой девушкой, но и занимающей много места ее тоже не назовешь. И все же она старалась занимать как можно больше этого самого места.
– Мы тебе не мешаем? – вполголоса спросила она. Я на секунду оторвался от рисунка и пожал плечами. Это означало одновременно и нет и отстань по-хорошему. И, кажется, Марго меня поняла. Зато позади противно зашикали, чей-то тонкий кулачок ткнул меня под лопатку. Я не обернулся, я смотрел на приоткрывшуюся дверь. Плечо и локоть с синей спортивной форме уже проникли в класс, а их владелец еще скрывался в коридоре и продолжал вести там непринужденную беседу, изредка прерывающуюся негромким смехом.
– Дмитрий, – Катерина Сергеевна специально выдержала паузу, – Александрович, в чем дело?
Думаю, все представили одну и ту же картину в тот момент, как Катерина Сергеевна вытягивает длинные пальцы в подобие пинцета, хватает хрупкое ухо незваного гостя и назидательно покачивая головой выпроваживает его за дверь. По кабинету заскользили полуулыбки и перемигивания, мгновенно связав в общем то не слишком дружный класс в некое подобие коллектива, в котором было место для общих шуток. Я в таком не участвовал. Отложив блокнот, я сложил перед собой руки и разглядывал как прыгают тонкие морщины вокруг глаз вошедшего.
– Простите, я на минутку.
Дмитрий Александрович – наш тренер. По волейболу у парней и по плаванию у девочек. С девочками он занимался, почему-то, с большей охотой, а нам доставались опоздания на урок и длительные нудные лекции на предмет того, что залог половины победы в правильном выборе мяча. Кто-то даже пытался это записывать. Мне же не приходило в голову тратить бумагу на подобную ерунду.
Он наконец распрощался с кем-то за дверью и теперь смотрел на нас, сжимая в руках сложенный пополам листок.
– Вы позволите? – спросил он и не дожидаясь ответа зашуршал листом. – Напоминаю, одиннадцатый «б», если кто-то еще желает записаться на экскурсию – сегодня последний день и осталось всего два места.
– А куда экскурсия? – спросил томный голос с заднего ряда. Ответ и так всем известен, просто удобный случай потянуть время.
– Все туда же, уважаемый. Двое очень не вовремя отказались от поездки, Дмитрий Александрович выразительно посмотрел на меня, но я только кивнул в ответ и вернулся к блокноту. – Понимаю, многие недовольны тем, что экскурсия совпадает с осенними каникулами, и у вас, наверное, куда больше интересных на это время, чем провести несколько дней в палатках, посидеть у костра, посмотреть на руины Южного Моста.
– Пустого города, – хрипло откуда-то позади меня.
– Пусть так, хотя это не совсем верно, – Дмитрий Александрович раздраженно вздохнул – к спорам он был не расположен, и развернул лист. – На сегодня у нас едут: Егоров, Кислов, Кислова, Стрельников, Картыш, Самойлов, Бешка…
Марго замахала рукой у себя над макушкой.
– … Калугина. Как видите – почти все с параллельного класса, и меня очень огорчает эта ваша пассивность.
Я оторвался от блокнота.
– Подождите, Калугина уже едет?
Марго закатила глаза. Где-то в недрах класса раздался сдавленный смешок.
– Да, Никита, если для тебя это так принципиально.
Принципиально. Это слово разлеталось по классу в канве из ехидных смешков. Я внимательно смотрел как губы девочек произносят это слово с полуулыбкой и на последнем слове, отворачиваясь от меня искристые взгляды впиваются в смуглое лицо Дмитрия Александровича, словно ища поддержки и одобрения. Тонкие пальцы откидывают пряди волос с лица. Наклонив голову, я смотрю на высокие подчеркнуты скулы прямые и курносые носы, комочки туши на длинных ресницах. Черный мелок замирает над бумагой, ища себе место, но там уже сжатые безглазыми домами улицы, по которым ветер несет сухие листья прибивая их к ржавым фонарям и покосившимся лавкам.
– Мы наконец можем продолжить? – Катерина Сергеевна теряла терпение.
Виновато улыбнувшись, тренер вышел, напоследок многозначительно взмахнув в воздухе списком.
– Извините, можно? – я захлопнул блокнот и выбежал следом за ним под молчание учителя и смешки класса.
В коридоре было пусто. Блестел недавно вымытый пол под лучами врывающегося в большие окна желтого солнца. Нечеткие следы медленно растворялись на глянце линолеума. Дмитрий Александрович успел исчезнуть, даже звук торопливых шагов забрать с собой. Коридор тянулся в обе стороны и был наполнен тишиной, только негромкое шуршание и бубнеж доносились из-за приоткрытой двери соседнего кабинета. Я обернулся, посмотрел на тяжелую от вековых слоев краски дверь, за которой сидел и пялился в учебники мой класс, накинул на голову капюшон толстовки и заспешил в конец коридора, туда, где за поворотом возле забитой швабрами подсобки была всегда открыта дверь на школьный двор.
Солнце припекало, старалось изо всех сил, но ступени старой лестницы все равно были холодными и сырыми. Я присел на край бордюрного камня, из которого торчали перила, посмотрел на свои черные от мелка пальцы. Блокнот не захватил зря. Сейчас в него бесцеремонно лезет Марго, брезгливо переворачивая страницы кончиком карандаша. На ее лице заранее застыло отвращение к каждому рисунку и снисходительная, но немного польщенная улыбка, когда дойдет до схематичного, но вполне узнаваемого эскиза своего лица. Пусть смотрит, главное, чтобы ничего не дописала под рисунком. Хотя от этого ей удержаться сложно. Потом будет долго смотреть на профиль Саши Калугиной с обычным вопросом в глазах – что в нем такого, чего нет во мне? Дернется, когда ее окликнет учитель и захлопнет блокнот. Рисунки Пустого города ее никак не заинтересуют. Она их просто пролистнет как не заслуживающие и капли ее внимания.
Я поежился. Солнце грело только одно мое плечо, а второе гладил прохладный ветер, пробираясь под толстую, но искусственную ткань. Под лестницей лежал цветастый портфель, прямо в куче собранных, но еще не вывезенных листьев. Девочка-первоклассница что-то шепча себе под нос, возилась в углу под перилами, собирала крупные кленовые листья и показывала их солнцу, словно сравнивая яркую желтизну. Она заметила меня, стала петь потише и воровато вытащила застрявший между прутьями перил огромный лист. Я помахал ей кончиками перепачканных пальцев. Наверное испугал. Девочка исчезла за лестницей, но скоро появилась снова с желтым кленовым букетом в руках. Она отряхивала выглядывающий из-под курточки подол сарафана и смотрела на меня огромными любопытными глазами.
– Привет, – сказал я.
– Вы тут курить будете? – картаво спросила она с явным осуждением в голосе.
– Не буду, – серьезно заверил я и в доказательство показал пустые ладони. – А ты чего не в классе?
Она пожала плечами и хлопнула себя по карманам, из которых торчали цветные перчатки.
– Нас отпустили.
– Тогда домой иди.
Та же мысль посетила и меня. Еще два урока, но за крышами ржавых гаражей за школьным стадионом колышутся ветви старых дубов. Между ними тропинка вниз к реке. Там в темной прозрачной воде неспешно дрейфуют унылые утки, уставшие от летней жары. Низко склонившиеся голые ветви почти касаются медлительной воды.
– Не пойду, – заявила девочка и показала букет.
– Нет иди. Дома ждут.
Она шагнула было к углу школьного крыла, за которым скрывалась дорожка к центральным воротам, но потом торопливо вернулась обратно.
– Там мальчишки. Они дерутся и обижают.
Я невесело усмехнулся. Пожалуй, есть из-за чего волноваться. Горстка не слишком умных шалопаев была для девочки бедой номер один и темным клубящимся пятном на фоне безмятежного желтого дня. Да и я, пожалуй, казался ей глубоко взрослым и потому беспечным дядей. Писклявые голоса мальчишек и правда доносились из-за угла. Похожи на самоуверенный лай щенков, еще неуверенно стоящих на ногах, но пытающихся одолеть ненавистный растрепанный веник.
Потянувшись, я приоткрыл дверь.
– Беги по коридору до конца и налево. Там запасной выход. Где лево знаешь?
Она уверенно кивнула.
– Молодец! Стой, портфель забыла.
Мелкие звонкие шаги затихли за дверью, а затем из сменил пронзительный звонок. Я сидел, жмурился от солнца, наблюдал как наполняется школьный двор. На меня не обращали никакого внимания, словно я был частью побитой непогодой и временем лестницы. Даже девятиклассники, бодро щелкающие зажигалками, пролетели мимо меня и скрылись по ту сторону перил. С параллельного класса натекла небольшая толпа. Они стояли у клумбы, негромко смеялись. Девушка в красном жакете пристально смотрела на меня, изредка отвечая усталой улыбкой на шутки одноклассников. Я, не отрываясь, смотрел на нее и мимо нее на желтые кроны дубов. Еще минута, другая и она торопливым шагом направится ко мне, на ходу сердито поправляя жакет. Ее стянутые в хвост светлые волосы будут хлестать ее по плечам и лопаткам.
– Держи!
Тощий рюкзак и блокнот шлепнулись о мои коленки. Марго потянулась, прикрыв глаза и демонстрируя солнцу голый пупок.
– Рисовать научись, бездарность, – бросила она равнодушным голосом с тонкой срывающейся ноткой плохо скрываемого удовольствия. Добралась до своего портрета.
– Марго, – окликнул и удивился собственному хриплому голосу и наглости, – ты Калугину сегодня не видела?
– Я не слежу за твоими подружками, Никита, – ответила она не оборачиваясь. – Но знаешь кто точно знает? Ее парень. Можешь позвонить ему и поинтересоваться. У меня где-то был номер. Поискать?
Отвечать я не стал. Марго злорадно улыбалась, но я этого не видел, только чувствовал. Кончики ее ушей слегка шевельнулись. Хотя, может быть снова просто щурилась, глядя на солнце. Она продолжала стоять на месте и пытаться действовать мне на нервы, но вместо этого только закрывала собой красный жакет и сердитый взгляд.
В Пустом городе тоже есть школы. Такие же пустые, как и сам город. По коридорам гуляет сквозняк из раскрытых окон, носит мусор, дворы погребены под толстым слоем опавших листьев. Там тихо и уныло, но все же не так одиноко, как здесь. И, наверное, там мне самое место. Я заметил, как шевельнулся жакет, плохо скрытый курткой Марго, размахивая руками, девушка направлялась ко мне. Еще через пару секунд она, наверное, уже забежала на крыльцо, но увидела только визгливо закрывающуюся ржавым доводчиком дверь.
***
Автобусную остановку по недоразумению разместили прямо возле нашего дома, хотя вполне резонно можно было бы заметить, что это мы построили дом возле прикрытой железным козырьком лавки. Теперь скучающие пассажиры автобуса подолгу рассматривали наш недостроенный коттедж, а летом еще и слушали через открытые форточки так ветер шелестит целлофаном в окнах второго этажа. Я старался не смотреть на наш дом, пробегал мощеную дорожку в несколько торопливых шагов под любопытными взглядами из автобуса. Какой несчастный тут живет и почему хотели знать многие.
