Павел Смолин
Главная роль
Глава 4
Оторвав голову от подушки, я зевнул, потер лицо – надо бы побриться и подравнять так идущие моему красивому лицу щегольские усики – и сел в кровати. Рефлексы подталкивали встать и идти в уборную, но это – рудименты, мне теперь нифига самому делать не придется до конца моих дней, который наступит, я надеюсь, очень нескоро:
– Андреич!
– Сию секунду, Георгий Александрович! – моментально отозвался слуга из-за двери.
Караулил и запомнил вчерашнее позволение называть меня по имени-отчеству. Я бы и на просто имя согласился – чего нам, пятнадцать лет знакомым, стесняться? – но это из разряда фантастики.
Дверь открылась, и в комнату вошли слуги. Карл и Стёпка протирали меня теплыми влажными полотенцами, Петька, как старший по рангу, чистил зубы – эта технология в эти времена уже освоена. Далее рейткнехт Юрка и гардеробщик Федор одели меня в исподнее, усадили на стул, повязали на шею салфетку, и Андреич, поправив опасную бритву ремнем и дождавшись, пока Стёпка намылит мне лицо, взялся за дело.
Опасной бритвой в прошлой жизни мне пользоваться не довелось, но страха, что меня порежут, как ни странно, нет – камердинер выглядит настолько уверенным в себе, что даже мысли о его ошибке не возникает. Мысли о том, что он сейчас перехватит мне глотку – вот они да, имеются, но были отогнаны прочь: он же пятнадцать лет верою и правдою!
После бритья мне тщательно вытерли лицо теплым полотенцем и нанесли немного лосьона. Приятно пощипывает и дорого пахнет! Теперь можно одеваться дальше, в военного покроя сюртук. Интересно, если монарх будет носить нормальный гражданский костюм, такая мода приживется? Украсившиеся галифе ноги воткнулись в сапоги, и на этом пробуждение можно считать законченным.
Когда лакей унес инвентарь и удалился сам, я присел на диван:
– Андреич, достань-ка календарь. Читай не так, как пономарь, а с чувством, с толком, с расстановкой.
Добродушно улыбнувшись, камердинер отреагировал на цитату:
– Я очень рад, что ваше чувство юмора вернулось, Георгий Александрович.
Вооружившись журналом, он принялся знакомить меня с расписанием на день:
– Через тридцать минут Его Императорское Высочество и Его Высочество принц Георг приглашают вас разделить с ними завтрак.
Никки считает забавным время от времени записываться ко мне на прием или слать официальные приглашения, например, сходить до палубы покурить.
– Его Императорское Высочество и Его Высочество принц Георг приняли-с ваше приглашение пострелять после завтрака.
Чтобы не разочаровывать брата, я отвечаю ему тем же, благо писарь теперь есть.
– Его высокопревосходительство генерал-адмирал Басарагин ответили-с, что если один раз ему удалось научить вас морскому делу, второй раз получится подавно, и согласились провести для вас урок с полудня и до обеда.
– Это очень хорошо, – вполне честно кивнул я.
Вице-адмиралу пришлось рассказать про «амнезию» – а что делать? Как Никки, вымаливать озарение? Владимира Григорьевича я вообще не знаю – для роли он был не нужен, Илюха про него не рассказывал, а адмиралов всех мастей в Империи как грязи. Что ж, познакомимся – мне нужно тренироваться в общении с очень важными людьми, потому что Никки и греческий тезка такими вообще не воспринимаются.
– В четыре часа пополудни мы прибываем в Бомбей, – закруглился Андреич.
Волнуюсь – мне же в официальной делегации участвовать, вокруг будет куча народа, в провожатых и собеседниках – коварные англичане, и посреди всего этого – я в красивом сюртуке. Эх, какие кадры пропадают! Жаль, что нормальной кинокамеры ещё нет. Обязательно займусь этим вопросом по возвращению в Питер. Пусть в дворцовом серпентарии я ничего не понимаю, но фамилии изобретателей Тимченко и Фрайденберга помню замечательно. Пока народ безграмотен, хотя бы в крупных городах должны организовываться кинотеатры, в которых будут крутить обращения Николая к нации. Если он не расскажет народу, как сильно ему повезло с царем, народ же и не догадается. А какой эффект это произведет на людей? Сколько из них хотя бы качественные портреты царя видели? А тут – вон он, двигается, разговаривает, и глазами в самую душу смотрит. Сначала группу личных «Эдисонов» соберу, а потом можно и отечественный Голливуд строить.
За завтраком давали уху – сегодня можно, и мы с принцами дружно держали марку, стараясь не хлюпать. Черный сухарь просто так и черный сухарь, напитанный ухой – это небо и земля. Хрустнув зеленым лучком – где-то на корабле выращивают – Николай намекнул, что знает о моем усиленном питании:
– Жоржи, ты немного прибавил в весе.
– Толстый брат царя полезен, – глубокомысленно заявил я и отпил компота.
Если в Петербурге такого не будет, придется классово угнетать поваров, пока не научатся.
– Чем же? – приготовился принц Георг.
– Народ будет считать, что его обираю я, а не Никки, – развел я руками.
Из уважения к дарованной Господом пище мы посмеялись очень тихо.
– Право же, Жоржи, зачем тебе этот матрос? – поднял неудобную тему Николай. – В Индии преизрядно наших торговых представительств, и, если тебя интересует торговля – хотя я этого твоего каприза совершенно не понимаю – ты мог бы обратиться туда.
– Меня тронула его судьба, – пожал я плечами. – Четыре поколения его семья приумножала капиталы, и потеряли все за четыре года.
– Купечество – это риск, – остался равнодушен Николай.
Не посыпать же ему голову пеплом из-за каждого разорившегося купца? Так ни пепла, ни головы не напасешься. Мне тоже в общем-то плевать, просто нашел удобную отмазку.
– Сегодняшним утром мне посчастливилось встретить лейтенанта Илюшина, – поддержал разговор Георг.
– Васька́? – уточнил Николай.
Всех людей «подлого» происхождения уместно называть по имени с уменьшительно-ласкательным суффиксом, типа как ребенка.
– Васька, – подтвердил грек. – И я позволил себе расспросить его об этом матросе. В службе проявлял похвальное усердие. И умен.
– Хорошо, что ты нашел себе забаву, – оставшись в меньшинстве, кисло поддержал меня Николай.
– Мне нужен совет, братья, – натянул я на лицо смущение. – Я не знаю, что мне делать, когда мы причалим. Я боюсь опозорить нашу семью и Россию.
– Жоржи, ты не должен говорить так! – осудил Никки. – Ты никогда не опозоришь нас! Просто держись возле меня и Георга и старайся поддерживать разговор так, чтобы не выдать себя. Никто не посмеет задавать тебе лишних вопросов.
Грек покивал.
– Спасибо, – благодарно улыбнулся я и поделился проблемой. – Я уже трижды отклонял приглашения нашего летописца.
Князь Ухтомский ведет хронику путешествия, обильно снабжая ее имперским пафосом и почтением к Николаю.
– Я попрошу его тебя не беспокоить, – снисходительно пообещал цесаревич.
Порой прорезается разница в возрасте и положении. Полагаю, неосознанно – как рефлекс на просьбы. Раздражает, но это же будущий царь, можно и потерпеть.
После завтрака нужно обязательно посетить кают-кампанию и выкурить по папироске с нашедшимися там господами офицерами. Завершив перекур, Его Императорское Высочество потащил нас в любимое место на корабле – в часовню.
Крестясь в такт с Николаем и архиереем Илларионом, я, кажется, начал понимать: любое появление Николая на палубах или в других местах общего пользования вызывает суету. Да, все понимают, что цесаревича впервые в жизни выпустили на большую и веселую прогулку, чтобы по возвращении запереть в Зимнем дворце уже навсегда, и поэтому стараются не лезть. Но совсем не лезть нельзя – такой вот человек наследник, всем нужен, всем должен.
Часовня – исключение: здесь тихо, царит уютный полумрак, вкусно пахнет ладаном. А уж когда Илларион монотонно затянет: «Благословен Бог наш всегда, ныне и присно, и во веки веко-о-ов…», можно и глаза прикрыть, погружаясь в православную медитацию. Однажды чуть не уснул под мерное покачивание корабля – настолько душеспасительно было.
Здесь Николаю волноваться не о чем. «Из вне» побеспокоят только в крайнем случае – за все путешествие таковым стала только моя болезнь. Еще Иван Грозный этот «лайфхак» нашел: царь молится, а это дело, как ни крути, уважаемое. Династия другая, но политическая традиция-то та же!
Выбравшись на воздух, мы отправились на корму. Здесь, помимо стационарной удочки, которой специально обученные люди ловят добавку к обеду, расположен высокотехнологичный аппарат по запуску «тарелок». Клеймо блестит на солнце солидным «1887».
– Давненько я не баловался дробовыми! – проявил Николай трогательную заботу.
В прошлый раз мы стреляли пулевыми, и я набрал почетный ноль очков.
– Дробь живописно развеивает мишени по ветру, – поддержал его Георг.
Ну и где теперь ваша «Игра престолов»? Такие хорошие люди! Дворцовый переворот против Никки выглядит настолько подлым и ненужным поступком, что я даже пытаться не буду – потом всю жизнь добрые глаза Николая во сне будут являться.
Коллекция оружия на корабле внушительная, но ни одного ружья-«вертикалки» я не видел. Даже если не существует, заморачиваться не буду – страна нищая, впереди – очень плохая война, и разменивать ресурсы на охотничьи забавы смысла нет.
Зарядив двустволку с надписью на стволе «Fait pour J.M. Larderet a S-t Petersbourg», я спросил:
– Никки, кто такой Лардере?
– Жан Лардере, придворный мастер-оружейник, – ответил Николай и подошел «к снаряду» первым. – Давай, – дал отмашку лакею, и тот дернул рычаг.
Мишень и вправду живописно развеивается по ветру.
– Имеет ли месье Лардере отношение к нашей армии? – спросил я.
Поразив вторую мишень, Николай взял паузу на перезарядку и ответил:
– Не имеет, но поставляет отличные охотничьи ружья. По большей части – из Бельгии.
Ясно, к этому месье мы не лезем – он просто богатый комерс, которому повезло получить монополию на подгон ружей монаршей семье. Уверен, все, у кого хватает денег, за ружьем бегут в первую очередь к Лардере, и им вообще плевать на качество и происхождение его ружей – главное, это приписка об императорском расположении.
Подмывает спросить, с кем можно «за армию» конструктивно поговорить, но Никки такие разговоры расстраивают. Надо было Илюху внимательнее слушать – кроме генерала Драгомирова в голове ничего не всплывает, но по возвращении в Питер разберемся. Я не военный, но наслушался многого. Например, о необходимости насыщения армии пулеметами и кратного увеличения производства снарядов – «снарядный голод» был актуален для всех армий Первой Мировой, и нужно сделать Империю исключением. А еще кавалерия – ее у нас много, и ее все важные персоны очень любят. Какая, блин, кавалерийская атака в XX веке на европейском театре? На колючую проволоку, по превратившейся в «лунный пейзаж» линии соприкосновения да под пулеметным огнем? Минуты две такая атака продлится, полагаю. Ладно, это все тоже потом, а пока хвалим принца Георга за меткость и идем на позицию.
Первая мишень осталась цела, но половинку второй «развеять» удалось, что было всеми нами воспринято как большой успех. Проверим на черный юмор.
– Бывалый охотник граф N стрелял вслепую. Слепая бегала зигзагами и кричала.
Гоготнув, Никки испытал моментальное раскаяние, попросил меня:
– Больше так грубо и дурно не шути!
И потащил в часовню – замаливать «грех». Урок усвоен, черному юмору – бой!
Сымитировав короткую молитву, я виновато развел перед цесаревичем руками и сослался на урок у вице-адмирала. Понят был правильно и даже с одобрением – Жоржи любви ко флоту не растерял, а значит и в остальном остался тем же.
Каюты высших чинов хороши: не трехкомнатные апартаменты Никки, не двухкомнатные принца Георга, но с моей «однушкой» потягаться могут на равных. Юродствовал оригинальный Георгий, он же типа «простой мичман», вот и выдали каюту компромиссную, компенсировав недостаток объема дорогущей мебелью.
«Наш», монарший сегмент корабля, кстати, частично изолирован: с нами плывут деньги, подарки важным колониальным шишкам и чудовищных размеров гардеробы – все это хранится в отдельном складе, доступ к которому имеем только мы, наши слуги и уполномоченные высшие чины.
Еще у Никки в гостиной стоит фортепиано – Георгий на нем играть умел, а я честно учусь, когда появляется возможность. Учителя музыки на «Памяти Азова» не нашлось, но Николай и Георг обладают всеми нужными навыками и получают огромное удовольствие от каждого моего музыкального успеха.
Репертуара «попаданческого» я с собой из будущего не прихватил. Что-то наскребу, что-то помогут адаптировать придворные «креативщики», но немного. Да и смысла нет – музыка в эти времена монетизируется только на нижнем уровне: когда кабацкому лабуху пьяный расчувствовавшийся купец мятый рупь в ладошку сует. Второй способ монетизации – сочинить настоящую оперу, тогда можно рассчитывать на гроши с театральных билетов. Оперу я сочинить не смогу – некоторые арии просили исполнить на кастингах, я запомнил, но их авторы Мусоргский и Чайковский уже успели оставить наследие и умереть. Короче – прорывным поэтом-песенником и композитором мне не быть. Стихов, однако, я знаю много, и часть из них пригодится блистать на балах, вызывая у аристократических дам восторженное: «ах!».
Дамы… О дамах мы разговариваем регулярно – вернее Никки с Георгом разговаривают, я-то «не помню», но дальше разговоров дело не идет: на корабле дам нет совсем. В колониях, куда, я уверен, регулярно наведываются богатые «секс-туристы», дам хватает, но нам к ним нельзя – максимально невместно. К тому же Николай уже сохнет по своей «Аликс» – в прошлом году ее привозили в Петербург на шесть недель. Знает ли Николай о гемофилии? Ну конечно же нет. Знают ли остальные? Тоже, полагаю, нет – разве что англичане это заранее спланировали, аккуратно направив бурлящего гормонами цесаревича в нужном направлении. Александр III, кстати, против – в Европе есть гораздо более разумные «партии» для наследника, но Никки «разумность» по боку – он влюблен по уши и строчит своей «Аликс» длиннющие письма, которые отправляет с оказией: «Память Азова» же не одна плывет, нас сопровождают фрегат, канонерская лодка и пара суденышек поменьше – они почтой и занимаются.
Получаю письма и я – от многочисленных Романовых, от друзей Георгия, лично от Александра 3 и «мамы». Отвечаю при помощи Николая – это для родителей и других Романовых. Друзьям, которые мне нафиг не уперлись, строчит отписки Кирил под диктовку Андреича – камердинер пояснил, что это стандартная практика, и никто не обидится.
Царствующий папа сильно переживает о моем здоровье и неустанно напоминает, что я в любой момент могу вернуться домой. Просит присматривать за Никки – это формальность, за Николаем сотни людей «присматривают». Ругается – я же запасной наследник, а так сильно себя не берегу!
Про память Александр не знает – ни письма, ни телеграммы секретности нифига не обеспечивают. Вот сюрприз «любезному папе» будет!
Очень рад, что Александр живой и просидит на троне еще года три: он мужик крепкий, страной править честно пытается – и небезуспешно! – нарастить масштабы совершенно ужасных и негуманных репрессий против социалистов после некоторых бесед, скорее всего, согласится, а больше мне от него ничего особо не надо, буду спокойно развивать себя и страну и следить, чтобы Никки окружали не самые тупые помощники – он же на них всю царскую работу свалит, а значит в этом направлении мне подсуетиться тоже придется.
Трудно будет. Основных чиновников и Илюхины – значит, правдивые – характеристики на них я помню, но как отличать идиота от нормального человека, если идиот очень высокородный и хорошо образованный? О-о-очень сложная задача – я же не «сверху» на них смотреть буду, как на исторического деятеля, а «изнутри», почти на общих основаниях. Все, хватит – проблемы нужно решать по мере их поступления.
Стоящий у входа в каюту вице-адмирала денщик мне поклонился:
– Здравия желаю, Ваше Императорское Высочество! Его Высокоблагородие готовы-с вас принять.
– Спасибо, братец, – снизошел я до ответа и вошел в каюту.
Что-то Илюха позитивное про массовое строительство парусно-винтовых торговых кораблей рассказывал, сейчас посоветуюсь с Владимиром Григорьевичем.
Глава 5
В широкую бомбейскую гавань мы входили колонной, замыкаемой фрегатом «Корнилов». Принимающая сторона дала понять, что мы замечены тремя холостыми залпами. Просто причалить и сойти нельзя – ритуал, мать его, поэтому дождались, пока на «Память Азова» взойдет английский лоцман, который укажет нам нашу «парковку». Никки, бедолага, вынужден держать марку и сидит в апартаментах, а шикарно одетому мне так страдать необязательно: прислонившись к леерам, я глазел на приближающийся берег.
Когда мы припарковались, к нам с визитом прибыл капитан Бракенбури, на правах типа-дежурного: его боевой корабль «Turquoise» стоит на рейде. Не один, а представить англичан, которые проведут с нами все время сухопутного путешествия Бомбей-Цейлон. Первый – сэр Дональд Мэкензи Уоллас, секретарь прошлого индийского вице-короля и автор книги «Russia», которую я, ясное дело, не читал. Разбирается в нас, получается, на русском шпарит как на родном. Третий член делегации – полковник Бенгальской армии Джерард в сопровождении двух офицеров-индусов, которые никому не интересны – туземцы и туземцы.
Никки все еще в апартаментах – там гостей и принял. Меня от таких долгих расшаркиваний и дипломатических плясок начало подергивать: задрали, давайте уже сойдем, сколько можно?!
«Ближний круг» нас, путешественников, такой: Николай, я, принц Георг, князь Барятинский – на правах начальника всея путешествия, лейб-медик Алышевский – «любезный папа» решил прикомандировать его к нам до самого конца поездки – тройка бравых гвардейских офицеров-ординарцев, акварелист Гриценко и «летописец» Ухтомский. Кроме делегации, есть спутники и попроще: слуги, писари, секретари и прочая братия, включая, конечно, моего «торгового представителя» и его переодетых в штатское конвоиров. Лакей Карл в нормальном костюме выглядит потешно, до того он ему не идет. Казаков вооруженных с нами отправляется мало – подразумевается, что колониальные власти смогут сами обеспечить нашу безопасность. И они обеспечат – это не полудикая Япония, где я заработаю много очков признательности Никки, предотвратив «покушение» на него, а старая и освоенная Британская колония. Да, восстания случаются, но не на нашем маршруте. Да, психов-одиночек хватает везде, но, опять же, не на нашем маршруте. Благодать на самом деле – террористы высших государственных деятелей время от времени убивают, но засевших за полкилометра от нас снайперов можно не бояться. И яда в еде можно не бояться – в эти времена так делать не принято. Да вообще бояться нечего: эсеры и прочая нечисть дожидаются нас в Петербурге, а здесь у нас врагов нет. Дружная пересадка монаршей семьи в очень бронированные кареты отсечет 90 % угроз, но придется убедить всех, что это не демонстрация трусости, а забота о государстве.
Не стоит забывать и о вредных воздействиях окружающей среды. Блоги про радиацию в интернете смотрятся хорошо, поэтому в прошлой жизни мы с командой сделали выпуск про Кюри – как раз актуальные времена. Вред радиации еще никому не известен – можно добавлять в список способов тихого устранения вредных для меня людей страшно фонящие подарки, а по возвращении домой просить папеньку запретить любые торговые операции с радие- и полонийсодержащими изделиями, кроме научных, и отряжать группу ученых для исследований, например, на коммунистах. Шутка – каторжан-смертников в избытке, а коммунисты, как люди грамотные, подлежат рекрутингу – многие из них кидаются во все тяжкие от неустроенности жизни или юношеской пылкости.
Много часов спустя, когда солнышко уже начало прятаться за горизонт, окрашивая легкомысленные для такого великого для Никки дня тучки в оранжевый цвет, сходя по трапу за Николаем и Георгом, слушая радостный гомон толпы и почетные залпы боевых кораблей, больше всего я жалел об отсутствии камеры. Красота – неописуемая! За спиной – стоящие на рейде, украшенные английскими и нашими знаменами корабли на темной океанской глади. В порту – а он огромен – не осталось ни одного свободного местечка: там, где не стоят почетные войска, столпились зеваки. Допуск сюда, полагаю, стоил им многих денег или хотя бы связей. Особенно это актуально для аборигенов – «белому человеку» в этих краях оказывается двойной почет, он-то хотя бы не дикарь.
Аборигены – в меньшинстве, но среди одетых в красную армейскую форму – о маскировке в эти времена не думают, тут принято рубиться толпа на толпу на предельно короткой дистанции, и главное: способность в горячке отличать своих – людей попадались смуглые лица. Уверен, борцы за свободу Индии – а таковых просто не может не быть – считают завербовавшихся в армию земляков предателями. Я так категорично судить не стану: не от хорошей жизни нищий ребенок-индус за оккупантов кровь проливать идет, просто деваться больше некуда. Ну и нельзя забывать, что многие индусы на полном серьезе считают установившийся порядок благом для Индии. Для белых людей блага очевидны: колонисты строят города и дороги, выстраивают государственный аппарат, давят радикалов и бандитов. «Кешбек» за выкачанные отсюда ресурсы и миллионы погибших от голода индусов прямо скромный, но голодающих индусов из Европы не видно, а города и торговля – вот они, на открытках, в альбомах, в приключенческих романах и на полках магазинов.
Я не лицемер и не гуманист – я понимаю, в какие времена попал, и на голодающих и угнетенных индусов мне в целом плевать. Великоимперский шовинизм тоже в наличии: может не надо было веками упрочнять кастовую систему и дробиться на неспособные себя защитить феодальные образования? Вы же, извините, историческая еда для более развитых стран, а значит сами виноваты. Мы вот себе государство заимели, да какое – на карту смотришь и сразу понимаешь, почему приветственные встречи выглядят настолько масштабно.
Пока мы плыли, я позволил себе немного потормошить дипломатов, узнав о существовании Индийского национального конгресса. Поколения колонизированных индусов получали образование, наводили связи, встраивались в государственный аппарат, и теперь, когда и сами колонисты начали подконтрольному народу сочувствовать, могущество Британской короны можно начинать считать доживающим последние десятилетия. Без всяких восстаний – их британцы давят жестко и демонстративно – а совершенно легальным лоббированием индийских интересов строго законными методами. Прецедент имеется – Канада в эти времена уже доминион со своей конституцией и государственными институтами. Индусы добиваются того же, но количество завязанного на Индию бабла будет долго им мешать. Вторая важная для Индии и Англии и смешная для меня вещь – экспансия колониальных войск на Север. Англичане считают, что Российская Империя отожмет у них Индию – нам удобнее, достаточно приграничные районы замирить, и будет у нас сухопутный коридор.
Смешно мне потому, что нашей Империи колонии нахрен не упали. Да, нашей строящейся и крепнущей промышленности нужны рынки сбыта – поэтому с Китаем заключен неравный торговый договор – но лезть в Индию или Корею, когда с другой стороны скоро начнется мясорубка, я как-то не хочу. Осваивать свои территории – это хорошо и правильно, особенно учитывая вбитые в мою голову в универе месторождения всего подряд. По возвращении сразу же снаряжу экспедиции на рудники.
Провоцировать конфликты на Востоке – авантюра. Нет, при моем активном участии русско-японская война вполне может завершиться нашей победой, но сколько ресурсов сгорит в процессе? Сколько выводов нашими противниками будет сделано? Наблюдатели-европейцы по обе стороны конфликта будут, и им очень интересно, насколько качественно держит условная «крупповская» броня попадание условного, отлитого англичанами главного калибра. Из русско-японской войны в моей реальности сделали выводы все, кому это было нужно. Я лучше сосредоточусь на окончательном закрытии Турецкого вопроса – когда Европа погрузится в хаос, проливы под шумок отжать будет возможно – и разборках с соседями на Западе. Свято место пусто не бывает, и какая-нибудь война все равно случится и без нашего прямого участия – вот на нее смотреть и будем, выводы делать.
Следующие часы слились в одну пеструю, пахнущую благовониями и нечистотами – ну воняет в Индии даже при англичанах, что поделать – очень громкую картину, лейтмотивом которой стал мой когнитивный диссонанс от наблюдений за Никки.
Едва корабль причалил, цесаревича как подменили: из душевного улыбчивого парня он превратился в ФИГУРУ. Стать, выражение лица, голос – все это начало вызывать какой-то странный, щенячий восторг и желание идти за Николаем в огонь и воду. Вот теперь он реально воспринимается как будущий монарх даже мной. Тысячи часов дворцового воспитания наконец-то проявили себя, и я изо всех сил боролся с этим наваждением. Неважно, как человек выглядит и ведет себя на людях. Важно то, какой он в состоянии комфорта.
Генри Чарльз Кит Петти-Фицморис, 5-й маркиз Лансдаун, вице-король Индии, нас встречать лично не приехал – по регламенту так и должно быть. Верхушка колониальной администрации в порту была представлена сэром Дональдом Мартином Стюартом, 1-м баронетом и фельдмаршалом, главнокомандующим Индийской армии с соответствующей свитой англичан. Его красный мундир, солидная лысина и воинственно топорщащиеся седые банкенбарды выгодно подчеркивали тяжелый взгляд.
Я не индеец, и на уважительное обращение не ведусь, но даже очень придирчивый и последовательный англофоб – а я к таким не отношусь, я на вещи стараюсь смотреть рационально: мы, актеры, вообще существа как правило циничные – не нашел бы к чему придраться. Разве что на руках не носят, но это наоборот – из уважения, вдруг Высочайшим гостям неприятно будет?
После длинных приветственных речей мы провели длинную процедуру совместного фотографирования на высокотехнологичные, весело вспыхивающие магнием аппараты – я профессионально подставлял выгодные ракурсы своей физиономии и снимал шляпу, чтобы тень не мешала благодарным потомкам рассматривать лицо. К этому моменту уже стемнело, порт осветили газовые фонари. В небо полетели салюты – так себе, в мои времена покруче делают.
Посмотрев салют, мы погрузились в нормальные, запряженные лошадьми кареты – я надеялся на паланкин на спине слона, но это, надо полагать, будет потом – и отправились в город, где нас заселят в самый шикарный местный отель и покормят в ресторане.
В трущобы – а таких в колониальном крупном портовом городе не быть не может – нас не повезли, а наблюдаемые за краем уха выслушиваемой беседой Никки и сэра Стюарта – англичанин рассказывал о свежих актах геноцида под его командованием, а Николай восхищался отвагой колониальной армии – улицы выглядели очень прилично. Вдоль дороги стояли газовые фонари, уютно светились окна домов с темными силуэтами на их фоне – повезло с квартиркой, вон какое шоу показывают. Или наоборот – завтра на работу, а мы спать не даем?
Архитектуру англичане привезли свою, в будущем такую назовут «колониальной». Высокие, строгие, с упором в готику каменные здания высились вдоль вымощенной брусчаткой дороги, создавая ощущение цивилизации, и выстроившиеся вдоль дороги, крайне пестрые на таком фоне аборигены, впечатление только усиливали. Настоящий Оплот Белого Человека!
Николай решил, что тоже не лыком шит, и перешел на родной для сэра язык. Послушав их разговор пару минут, я очень расстроился: язык вроде тот же, и смысл я улавливаю, но много слов мне незнакомы. Помимо слов есть еще идиомы, многие из которых к моим временам изменились и «потерялись». Лучше ими не кидаться, пока не освоюсь – вдруг ненароком нанесу кому-то смертельное оскорбление?
Будучи опытным военным, сэр Стюарт своих врагов не принижал – это же обесценивает победу, для карьеры и репутации такое вредно:
– Дикари бились остервенело – они знают эти горы как свои пять пальцев. Мы потеряли много хороших парней, но заставили врага умыться кровью как следует! Только недостаток припасов вынудил нас отступить – в противном случае мы бы дошли до самых ваших границ, – одумавшись, он на всякий случай добавил. – Разумеется, лишь «до», Ваше Высочество.
– Разумеется, сэр Стюарт, – благожелательно покивал Николай.
Война в эти времена фон жизни. Где-то кто-то все время воюет, конкретно в Европе – почти каждое десятилетие. Николай знает, кто именно был врагом России в Крымской войне, и иллюзий на счет союзников не питает, несмотря на очевидную англофилию.
– Мы сталкивались с тяжестью горной войны на Кавказе, – поддержал беседу князь Барятинский.
– Дядя Владимира Анатольевича командовал Кавказской армией во время войны с Шамилем, – отрекомендовал князя Николай.
– Я имел честь быть лично знакомым с господином фельдмаршалом, – похвастался сэр Стюарт. – И всегда высоко оценивал его воинский талант.
Князь Барятинский кивнул:
– Благодарю вас, сэр Стюарт.
– Я бы хотел инкогнито посетить туземные районы, – высказал каприз цесаревич.
– Разумеется, Ваше Высочество, – подмахнул сэр Стюарт.
Все-таки посмотрим трущобы – акварелисту и штатному фотографу будет чем заняться, я из этих фотографий потом выставку сооружу и отправлю по городам и весям, пусть народ русский посмотрит, как выглядит реальная нищета – у нас-то хоть крестьяне в своих домах живут, да с огородом.
Ладно, не все, и нищета действительно страшная. Сытый и довольный народ ни на какую пропаганду не ведется, и за большевиками шли от безысходности. Что ж, лет за двадцать починим. Но фотовыставку отправить все-таки стоит.
Пол фойе отеля отражал свет усыпанных электрическими лампочками тяжелых позолоченных – или реально золотых – люстр. Здесь тоже присутствовал народ – в основном хорошо одетые европейцы. В отличие от простолюдинов за панорамными окнами – полиция отгоняет тех, кто лезет слишком близко – эти не шумят, отвешивая уважительные поклоны издалека.
Мы прошли к лифтам – вот это технологии! – и вошли в просторную, блестящую позолотой и украшенную светильниками на деревянных панелях стен кабину. Специальный индус в забавной униформе дернул рычаг, и мы вознеслись наверх, на третий этаж. Слуги и багаж отправились гораздо менее комфортным грузовым лифтом.
Длинный, устланный ковровой дорожкой коридор блестел лакированным деревом. Сэр Стюарт лично проводил нас до наших номеров, попросил быть как дома и напомнил об ужине через полчаса – как раз переодеться и умыться.
По принципу «доверяй, но проверяй» в номера сначала входили офицеры-гвардейцы и казаки. Номер мне достался четырехкомнатный. Гостиная с фортепиано, мягкой мебелью, пышным ковром и камином, над которым висела дощечка со слоновьими бивнями. Окна выходят на крышу соседнего дома – уверен, там живут только белые богачи.
