Павел Владимирович Засодимский
Лютик
До сего времени барышня никогда еще не разговаривала с первым встречным. Теперь первый раз в жизни она почувствовала сильнейшее желание, почувствовала потребность побеседовать о чем бы то ни было с этим незнакомым человеком.
– Куда, дедушка, идешь? – спросила Лютик.
– Я, голубка, все лето хожу из деревни в деревню! – ответил старик, жуя сухую корку. – Хожу, да милостыню Христовым именем собираю, запасаю хлебушка на зиму…
– Так ты, значит, нищий? – перебила его Лютик, вспомнив, как при ней иногда с брезгливостью говорили о нищих.
– Нищий! – отозвался старик. – Что будешь делать! Работать не могу, сил нет… Стар, зажился на белом свете, так зажился, что и могила-то не принимает… А есть-то все-таки охота… Вот и бродишь лето-то красное! Спасибо добрым людям, дай Бог им дожить до хорошего… У иного – и у самого-то мало, а все же хоть крохой поделится. Народ-то уж больно обеднел…
– А разве денег у тебя нет? – спросила Лютик.
– Ой, дитятко! Какие у нас деньги… – качнув головой, промолвил старик. – Так иной раз грошик перепадет, вот и все наши деньги… И без денег живем. Без доброты нельзя жить на свете, а без денег – можно…
– И родных у тебя нет? – допрашивала Лютик.
– Брат есть. У него зиму-то и живу, на печке лежу, да кое-когда лапти ковыряю… – рассказывал старик. – Да братан-то беден, самому с женой прокормиться впору…
– А если мало насбираешь? Если не хватит хлеба да весны?.. Тут что? – заметила девочка.
– Ну, немножко и попостишься, поголодаешь – не беда… Что ж делать! – со вздохом проговорил бедняк.
– Ведь ты, дедушка, я думаю, устаешь ходить-то! – заметила Лютик.
– Ну, что ж! устанешь и отдохнешь… Слава Богу, хоть ноги-то пока еще носят…
– Приходится тебе и под дождем бывать, под грозой?
– Да ведь как же – всего случается… Дождиком вымочит, солнышком высушит, ничего! – спокойно проговорил старик.
– Может быть, ночь иногда застает тебя где-нибудь в поле, в лесу? – с участием расспрашивала Лютик.
– И это бывает… Случается ночевать и под березкой, и под сосенкой! – тем же спокойным покорным тоном отвечал нищий. – Да летом-то, голубка, везде хорошо!.. Как хлеба край, так и под елью рай. Вон хоть теперь скажем: теплынь, благодать… В лесу-то еще лучше, чем в избе. Воздух – вольный, простор, ни ты никому не мешаешь, ни тебя никто не задевает… А вокруг-то, глянь-ка: цветы цветут, ягоды краснеют… А птиц-то, птиц-то! и песен не переслушаешь…
И живо представилось Лютику, как этот хилый старик, подпоясанный веревкой, босой, опираясь на посох, бродит все лето по полям и лесам, по пустынным дорогам и, переходя из деревни в деревню, просит хлеба Христа ради. Совершенно новое чувство, еще ни разу не испытанное Лютиком, больно защемило ей сердце. Ей стало жаль старика… Первый раз в жизни она пожалела не себя, а другого, своего ближнего.
Старик, между тем, кончил свой кусок хлеба, собрал крошки, упавшие ему на колени, взял их на ладонь и высыпал в рот. Лютик еще никогда не видала, чтобы так бережно обращались с «простым, черным хлебом». Она иногда целые корки выбрасывала за окно… Впрочем, теперь она уж понимает, что бедняк должен дорожить каждой крошкой хлеба – для того, чтобы жить.
– А ты, дитятко, не хочешь ли хлебца? – спросил старик, заметив, что девочка пристально глядит на него.
– Пожалуй, я съела бы кусочек! – сказала проголодавшаяся барышня.
– Ну, что ж! Ешь на здоровье… У меня хлеб есть! – промолвил старик, доставая из корзины соль, завернутую в тряпочку, и кусок хлеба и подавая их Лютику. – На, голубка! Поешь…
– Спасибо, дедушка! – пролепетала маленькая барышня и с великим удовольствием стала грызть своими белыми, блестящими зубами черствый ржаной хлеб.
Старик, добродушно усмехаясь, посматривал на нее.
– Как мне пить хочется! – сказала Лютик, доевши свой хлеб.
– И вода у нас есть! – утешил ее старик, вытаскивая из корзины небольшой берестовый бурак и подавая его Лютику.
Та с наслаждением припала к бураку и жадно, не отрываясь, пила из него чистую, прохладную воду, слегка припахивавшую берестой. Ни квас, ни чай, ни шоколад, ни кофе никогда не казались ей так вкусны и приятны, как эта чистая, ключевая вода. За каждый ее глоток Лютик с радостью отдала бы целую чашку чая или кофе с сахаром и со сливками…
– Ах, как хорошо!.. – вскричала она, отрываясь от бурака. – Я точно ожила… Благодарствуй, дедушка!.. Благодарствуй, голубчик!
– Не за что, дитятко! Вода божья и все божье… – отозвался старик.
Теперь, когда Лютик закусила, напилась и успокоилась за свою участь, усталость окончательно сломила ее. Ее клонило ко сну, глаза сами слипались и голова отяжелела…
– Ты, дедушка, еще не скоро уйдешь отсюда? Ты посидишь? Я соснула бы немножко… – с трудом пробормотала она, ложась на траву.
– Пожалуй, посижу… Спи! – сказал старик. Лютик уже спала…
Когда она проснулась, солнце поднялось высоко, и зеленый лес весь с верху до низу был пронизан золотом горячих, полуденных лучей.
– Вставай, дитятко! Мне пора идти… – сказал старик, завязывая свой кошель и собираясь в путь. – Нам нужно идти в разные стороны… Ты ступай туда (он указал рукой на дорогу). Пройдешь немного, увидишь две дороги… Одна – прямо, это в лес, а другая – вправо… Вот по этой дорожке и ступай! Выйдешь в поле, а там близко и деревня. Из деревни кто-нибудь проводит тебя домой…
А Лютик раздумывала: чем ей отблагодарить старика. Он накормил, напоил ее, охранял ее сон, указал ей дорогу… В ее кармане ничего не было, кроме носового платка. На шее у нее был повязан голубой, шелковый шарф… Зачем старику этот шарф! Вдруг она случайно в ту минуту взглянула на золотое колечко, бывшее у нее на безымянном пальце правой руки. Это – подарок матери. Мать говорила ей, что это кольцо дорогое… Чего же лучше! Если старик проживет этим золотым кольцом месяц или два – и то ладно… Он будет вспоминать о Лютике. Девочка стала снимать кольцо и насилу стащила его с пальца.
– Вот, дедушка! Возьми… – сказала она, подавая ему кольцо.
И удивительное дело! Первый раз в жизни Лютик чувствовала желание отблагодарить человека, первый раз в жизни она дарила такую красивую, ценную вещь и не только не жалела ее, но была сердечно рада, что может подарить что-нибудь… До сего времени она, обыкновенно, принимала только подарки от других и не думала ни с кем делиться ими…
– Что ты, что ты, Христос с тобой! Нет, нет! Оставь себе… – отнекивался старик, почти с испугом поглядывая на кольцо. – Куда мне его, дитятко! Что ты! Этакая дорогая штука…
– Да! дорогая… это правда! – говорила Лютик, стараясь сунуть ему в руку кольцо. – Тебе за это кольцо дадут много денег… тебе не придется нынче долго ходить по деревням… ты отдохнешь!.. Возьми же, дедушка! возьми, пожалуйста… сделай милость, возьми!
Старик все отнекивался. Девочка упрашивала, и как же она обрадовалась, когда ей, наконец, удалось оставить свое золотое кольцо в загорелой, морщинистой руке нищего.
– Ну, дай тебе Бог здоровья… – вздыхая и кряхтя, проговорил старик, поднимаясь с земли.
Они распрощались и расстались. Старый нищий пошел в одну сторону, барышня – в другую. Лютик еще несколько раз оглядывалась назад и видела, как бедняк брел по окраине лесной дорожки, тяжело опираясь на посох. Наконец, на одном из поворотов дороги старик скрылся за деревьями – исчез из глаз девочки, но не из ее воспоминаний. До конца жизни не забудет она того куска хлеба, которым поделился с нею нищий…
