Павел Владимирович Засодимский
Разрыв-трава
– А Разрыв-трава у вас есть? – строго спросила баушка.
– Такой травы, кажется, у нас нет! Не слыхал что-то… – сказал Ваня, подумав и качнув головой.
– Как же вы хотите без Разрыв-травы обойтись? – нахмурив брови, промолвила старуха. – Будете вы без нее пытаться, да все неладно… Ну, слушай же теперь, запомни все толком и передай своим… – сказала старуха и начала свое повествование:
«Давно-давно жили на свете злые разбойники. Перед смертью злые разбойники зарыли в землю свой великий клад. Одна великая волшебница видела, как разбойники зарывали в землю свой клад, и положила на этот клад свое заклятье. «Клад скоплен не добром, скоплен от крох, от слез и крови людской, к обобранным людям он и перейти должен! Пусть он пока остается на земле! Когда люди завладеют Разрыв-травой, тогда клад достанется им!..»
– Вот, мальчуга, так и скажи своим! – закончила баушка свое повествование. – Скажи: клад у них под ногами лежит в земле, они ходят по нем. Видеть его можно, а вытащить трудно. Скажи, если отыщут скоро Разрыв-траву – ладно, не отыщут – пусть пеняют сами на себя, придется подождать! Скажи: когда станут вырывать клад, чтобы каждый из них носил на груди, ближе к сердцу, эту Разрыв-траву. Но скажи им еще: клад с каждым днем уходит в землю все глубже и глубже… Ну, теперь прощай! Спать хочу.
Сказала и полезла на печь. А белый кот по-прежнему сидел на лавке и мурлыкал какую-то загадочную песенку. Сова по-прежнему таращила свои круглые оловянные глаза.
Попрощался Ваня со старухой и отправился в обратный путь. Но из леса он выходил не так бодро, как входил в него. В ногах его чувствовалась слабость, руки дрожали, спина побаливала, словно была палками отколочена, и его спутник – цветочек, сорванный им в поле перед отходом в лес, завял и облетел, – остался от него один стебелек. Идет Ваня потихоньку – шатается, пойдет поскорее – за кочки, за корни дерев запинается, чуть не падает. Он стал худо видеть: в глазах точно туман стоит. Подошел Ваня к тихому ручью напиться, поосвежить свою голову. Голубая речка в зеленых, цветущих берегах казалась зеркалом в изумрудной оправе. Наклонился Ваня, заглянул в спокойную воду и сам не поверил своим глазам, взглянул еще раз попристальнее, пониже склонился над водой… Вода чиста, невозмутима; полуденное солнце ярко светит с безоблачных небес, – и Ваня сознает, что он не спит, не грезит, а живет наяву. И все-таки ему как-то не верится… В воде, как в ясном зеркале, увидел он свое лицо сухое, желтое, все в глубоких морщинах, увидел тусклые, угасшие глаза, увидел на голове, вместо своих кудрей, седые пряди, увидел седую бороду… Где же его молодые, блестящие глаза, где его румяные щеки, его беззаботная улыбка, где Ваня-Юныш? Ваня успел состариться… Долго же, значит, он пробыл в заповедном лесу.
* * *
Радостно встретила Ваню нищая братия. «Первый-то из трех посланцев выбрался, наконец, из проклятого леса!..» Ванины сверстники за это время также стариками стали, а из тех стариков, что провожали его, остался в живых один, да и тот, кажется, уж не вполне сознавал: живет ли он.
Насилу отыскал Ваня могилу матери, припал к ней головушкой, словно хотел услышать: что происходит в могиле.
– Родина моя! – шептал он с любовью. – Не привелось нам увидеться! Всю жизнь проблуждал я в темном лесу, боролся с лесными страшилищами, всю молодость свою убил в скитаниях тяжких… Твою заповедь сын твой исполнил: он узнал великую тайну о кладе и откроет ее своим бедным братьям.
Так говорил он. А могила молчала, только густая, зеленая трава на ней по ветру наклонялась. Почти рядом с могилой матери нашел Ваня и могилу той, которую прочили ему в невесты. Провожая, она просила Ваню принести ей из леса цветов. Он принес их и бросил на могилу.
– Жених твой сделал свое дело! – молвил он, склонившись над зеленеющим бугром. – Спи, моя прекрасная невеста! Твой жених счастье с тобою променял на тяжелое дело… но он верен остался тебе, не променял он тебя на те блестящие, лживые видения, что мерещились ему в лесу…
Явился Ваня на сходку – отдавать миру отчет. Оказалось, что Разрыв-травы ни у кого не было. Братия приуныла, но все-таки пожелала достойно отпраздновать возвращение Вани и устроила пир… Не на мягких ложах утопали пирующие, – лежали они на голой земле; не ясное небо синело у них над головой, – низко ходили над ними темные, грозовые тучи; не музыка гремела на том пиру, – сердитый, порывистый ветер свистал и шумел кругом, по опустевшим, молчаливым рощам и лугам, утопавшим в тумане; не цветущие и веселые девы забавляли пирующих, а ходили между ними какие-то бледные привидения. Не мед пили на том пиру, но воду ключевую, не белым калачом закусывали, но черствою коркой; не веселые песни пели, сидели и пели песни заунывные. И на председателе пира красовался венок не из пахучих, роскошных цветов, а из колючего терния…
Стали искать Разрыв-траву, искал и старый и малый, насилу нашли несколько пучков. Сто человек добыли эту траву и носили ее на груди, у сердца; остальная же братия осталась без Разрыв-травы. «Ведь баушка сказала: без Разрыв-травы нельзя взять клад, но найти его можно и без нее, ведь он тут же, у всех под ногами, лежит; ведь по нем почти ходят… А разве попытаться? Благо, сто человек заручились Разрыв-травой»… Так рассудила нищая братия.
Принялись рыть. А клад-то оказался уж очень глубоко. Рыли-рыли, не одну сотню лет рыли, наконец, дорылись кое-как. Немного открыли клад, – и видят: злато и серебро, и каменья самоцветные. Все недро земли словно жар горит. Но все эти драгоценности сплавились в одну сплошную громадную массу, и эта масса пластом залегла по всей земле – от края до края. Ясное дело, что нужна была великая сила для того, чтобы поднять этот глубоко зарывшийся громадный и тяжелый клад. Тяжел был клад, трудно было поднять его. Ведь Разрыв-трава оказалась только у сотни человек, а остальной народ пришел с пустыми руками. Как же быть? «Надо попытаться! – сказали люди. Все помнили, что клад, по словам баушки, с каждым днем уходит глубже в землю. – Если не поднимем сегодня, завтра будет еще труднее!..» Решили и взялись за один конец клада, стали поднимать. Тогда вдруг солнце померкло, и от земли до самых далеких звезд встали на небе страшные тени злых разбойников. Едва лишь тронули клад, тени разрослись в черные тучи и омрачили все небо. Разразилась гроза, загрохотал гром. Поднялось страшное землетрясение… Толстые, вековые стены, поросшие мохом, разваливались, старинные здания разрушались; горы дали трещины, море разбушевалось… Так люди и не могли достать клад.
