Les gens que vous tuez se portent assez bien.
При недостатке добросовестности, которая могла бы давать некоторый нравственный вес суждениям «Телеграфа», еще чувствительнее недостаток вкуса, который по крайней мере, в минуты беспристрастия, верною оценкой разбираемых произведений, подкрепил бы голос «Телеграфа» в решении литературных тяжб. Впрочем, не будем требовать невозможного. Бойкость ума, сметливость, довольно острая понятливость суть способности врожденные, но вкус – способность, благоприобретаемая основательным и постоянным изучением. Знающим г-на Полевого известно по устным и письменным свидетельствам, что фундаментальное неведение его в первых познаниях литераторских доходит до границ баснословного невероятия, образование его совершенно практическое и оно ровесник Московскому Телеграфу, которому не более шести лет. По этому воззрению, г-н Полевой относительно к нему самому приносит честь Русскому имени и мы охотно, без малейшего эпиграмматического подразумения, подтвердим слова умного человека, который назвал его представителем Русской промышленности. Но из того, что он неимоверно многому научился для себя, не следует, чтобы он знал многое в отношении к литературе вашей. Жаль, что, не постигнув выгоды положения своего, не умел и не хотел он благоразумнейшей умеренностью, расчетливым ограничением действий своих в мерном кругу сосредоточить силы и дарования свои. Теперь, если г-н Полевой и принадлежит какой-нибудь школе, то разве Суворовской, которая не терпела немогузнайки. И в самом деле, нет в умственном и ученом мире ни одного запроса, от коего запнулся бы он. Читателям нашим вероятно не покажется неуместным, что мы несколько распространились в характеристике г-на Полевого. По способностям и погрешностям своим, по многим действиям благонамеренным и не злоупотреблениям своим, по роли, которую он играет в современной эпохе словесности нашей, он любопытный предмет исследования, изучения и указаний. Смеем надеяться, что мы в обрисовке своей не отступили от беспристрастия и добросовестности: желали бы мы надеяться, что бескорыстные откровенные указания наши послужат в пользу. – Поэзию Московского Телеграфа, как в сей 1-й книжке, так вообще на редкими исключениями и всегда, можно назвать слабою струною его. Летопись современной истории, или взгляд на 1829-й год есть не что иное, как взгляд на Московские Ведомости. Статьи о Русском Московском театре, печатанные прежде и кои, кажется, будут иметь продолжение и в нынешнем годе, замечательны своею обширностью. Нельзя не подивиться охоте и возможности говорить так часто и так много о г-же Лавровой, о г-же Репиной, о г-не Бантышеве и прочих и прочих, сколько при всем том дарования их не доставили бы удовольствия посетителям Московского театра. Новый живописец общества и литературы на 1830 год, явившийся в прибавлении к Московскому Телеграфу, по начальному опыту не обещает богатой галереи. Вообще часть нравов – слабая часть журналов наших. Наблюдатели наши, может быть, очень нравоучительны, но вовсе не остроумны; к тому же они близоруки, а между тем часто хотят описывать общество, которое видят только с улицы сквозь окна.