Петр Вяземский
«Ревизор» комедия, соч. Н. Гоголя
Писать-то и готов, а на словах заика:
И так хотя б и рад, помеха лишь велика.
Другой себя к игре так страстно пристрастил,
Что душу бы свою на карту посадил.
В суде по чермному с ним фараон гуляет,
И у журналов он углы лишь загибает.
Прямиков
А прокурор? Ужли и он?
Добров
О! прокурор!
Чтоб в рифму мне сказать, существеннейший вор.
Вот прямо в точности всевидящее око:
Где плохо что лежит, там метит он далеко,
Не цапнет лишь того, чего не досягнет.
За праведный донос, за ложный он берет;
Щечит за пропуск дел, за голос, предложенья,
За нерешение решимого сомненья,
За поздний в суд приход, за пропущенный срок,
И даже он дерет с колодников оброк.
Прямиков
А о секретаре?..
Добров
Дурак, кто слово тратит,
Хоть им бы как ладонь, он что-нибудь да схватит.
Указы знает все, как пальцев пять своих.
Экстрактец сочинить без точек, запятых,
Подчистить протокол, иль лист прибавить смело,
Иль стибрить документ – его вве это дело;
И с Праволовым он запазушны друзья.
Он вам накаверзит, весьма уверен я.
И дельцо знать к себе он прибрал по секрету;
По крайности, его в моем повытье нету.
Прямиков
Изрядно эту мне ты шайку описал!
Какая сволочь!
Добров
Я вам истину сказал.
Далее деньги тут даются не взаймы, a в явный подкуп. Председатель гражданской палаты, члены, прокурор поют хором:
Бери, большой тут нет науки;
Бери, что только можно взять.
На что ж привешены нам руки,
Как не на то, чтоб брать, брать, брать?
Все возможные сатурналии и вакханалии Фемиды, во всей наготе, во всем бесчинстве своем раскрываются тут на сцене гласно и торжественно. Гражданская палата заседает, слушает и судит дела в той же комнате, где за несколько часов пред тем бушевала оргия; вчерашние бутылки валяются под присутственным столом, прикрытым красным сукном, которое, по мнению повытчика, «множество привыкло покрывать. И не таких грехов!»
Вероятно, и в то время находились люди, которые говорили, что в самом деле не могут существовать в России и нигде такие нравы, что это клевета, и проч. Между тем Капнист, посвящая свою комедию императору Павлу I, отвечал на сии обвинения, обращаясь к его высокому имени:
Ты знаешь разные людей строптивых нравы,
Иным не страшна казнь, а злой боятся сланы.
Я кистью Талии порок изобразил;
Мздоимства, ябеды, всю гнусность обнажил
И отдаю теперь на посмеянье света.
Не мстительна от них страшуся я навета,
Под Павловым щитом почию невредим;
Но быв по мере сил споспешником твоим,
Сей слабый труд тебе я посвятить дерзаю
Да именем твоим успех его венчаю.
Благородные чувства и благородный язык поэта были доступны к просвещенному великодушию государя. Он изъявил согласие свое на просьбу его, и статс-секретарь Нелединский написал к нему следующее письмо:
