bannerbannerbanner
полная версияЛиберал

Пиит Опилкин
Либерал

Полная версия

ГЛАВНЫЕ ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:


ФРАНСУА ВОЛЬТЕР – философ и просветитель,

беспощадный враг клерикализма, масон. На основе

его учений в России зародилось движение под

названием Вольтерьянство.

НИКОЛАЙ ВТОРОЙ – казнён революционным народом.

ЕКАТЕРИНА ВТОРАЯ – присоединила к России Крым и

Польшу.

ФРИДРИХ ВТОРОЙ – король Пруссии, кумир немецкого

национал-социализма и неонацизма.

СТАНИСЛАВ АВГУСТ – отрёкся от польской короны в

пользу Екатерины Второй, загадочно умер в

Мраморном дворце Петербурга.

СЕЛИМ ТРЕТЬИЙ ГИРЕЙ – отважный крымский хан,

проиграл все свои важные сражения русским.

ГРИГОРИЙ ОРЛОВ – светлейший князь, фаворит

Екатерины Второй.

КНЯГИНЯ ДАШКОВА – подруга Екатерины Второй,

образованнейшая женщина своего времени.

ГОЛУБЧИК – Степан Иванович Шешковский,

заведовал тайной канцелярией, умел наводить страх,

сам любил пытать.

ПРИЗРАК БАШНИ – генуэзский консул Эмирио Мондини,

по словам очевидцев им руководил сам Христос.

РОБЕРТ ВИРЕН – русский адмирал, заколот штыками

революционных матросов.

ДОМЬОН – известен как Робер-Франсуа Дамьен, слуга и

плебей, совершивший неудачное покушение на Людовика

Пятнадцатого, короля Франции, четвертован.

МАЙОР – начальник арсенала Кафы, будущий участник

Великой Французской революции, закончил жизнь на

гильотине.

ИВАН КУПАЛОВ – унтер-офицер второй русской армии

под командованием генерал- аншефа В.М.Долгорукова,

публично обезглавлен иноверцами.

КУПЕЦ МОРОЗ – прототип всех крупных

промышленников инвестировавших в революцию.

––

Пролог "На Дно"
1917 год Андреевский флаг



Семнадцатый. Начало марта.

Фитиль кровавого азарта

Затлел, а порохом – Кронштадт.

С крестом Андреевским штандарт


С флагштока сорван под порыв!

Матросский путч похож на взрыв,

Кипит вонючею смолой,

Всех поглощая с головой.


Пред волей Божией смирен

Контр-адмирал Роберт Вирен:

«За Веру, Честь и за Царя!» -

Идёт, судьбу благодаря,


Над бесноватою толпой,

Презрев удел судьбы мирской.

Удары хлыщутся, как град.

И рухнул ниц седой солдат.


“Раздеть! И за ноги волочь!”

Костры буравят злую ночь.

На разводной замерзший плац.

И здесь штыками разом – клац!


Тут потянуло стыло, смуро

За казнь героя Порт-Артура.

Гиперборейский исполин

От неба встал, как Господин.


Поднял поруганный штандарт.

Ответил штормом ранний март!

Обрушился и наскочил,

А, разметавши, поспешил


За Лисий Нос. Вновь по губе.

Уже гудит в печной трубе.

И стяг трепещет на плечах.

Повсюду смерть. В России страх!


Васильевский, туда, а там..

Тенями, схожими скотам,

Крушат и жгут. Их разбросал!

И по Фонтанке вдоль погнал.


По крышам, вверх. Здесь пулемёты

Устали ждать своей работы.

Вниз, по Шпалерной до суда.

Здесь пепелище, здесь беда.


Ликует пьяный хоровод -

С Литовского исходит сброд.

Восстало скопище из Ада!

Через Литейный баррикада.


Загромыхал, посыпал бочки

И льдинок острые кусочки

Помял. Его не зацепить.

И, продолжая низко выть,


С разгона двинул наступать

Свою невидимую рать.

У баррикад глаза горят.

И гноем плюнул серый ряд.


Обвешан связками гранат:

“ – Я бомбер!” – кинулся фанат,

В безумьи Бурю пересечь!

Флаг полетел у Шторма с плеч.


Лишь Богу знать сие дано:

Через разбитое окно

Штандарт на стол потёртый лёг.

Так Ветер Знамя уберёг.

Колыбельная императору




Морзянкой строчит телеграф.

Плетётся литерный состав.

В четвертом свита, слуги в третьем.

“– Ну, почему так тихо едем?


Милейший, пусть прибавят пар!”

В восьмом почует Государь.

В седьмом царевич, вслед за дамским.

В десятом устрицы с шампанским.


Вагон девятый – кабинет.

В последнем церковь. Божий Свет.

Качает у икон свечу

Под стук колес. Чу-чу, чу-чу.


В Тьмутаракань с названьем Дно.

Так направленье задано.

Ночь. Ненадолго остановка.

Охрана выскочила ловко,


У тамбуров штыками встала.

Луна скользнула и пропала.

Постук, за ним ещё разок.

“ – Сюды вот бей резчей, дружок.


И слухай, как оно звенит.

То ось цела. Коль дребезжит,

Там треснула. Тады менять.

Гляди, балбес, куды тыкать.” -


И каждым шагом, разгоняет,

Закончить дело, наставляет

Обходчик. Рядом ученик.

И молоточек: тик да тик…


“ – Опять не так к буксе подлез.

То императорский экспресс!

За жизнь гляжу в четвёртый раз!”

“– А слышал, дядька, новый сказ


Про революции умы?”

“– Спаси, Господь, от сей чумы.”

“– А зря… От наших знаю тут:

Царя на казнь на Дно везут.


А можно колесо разбить,

Коль с мочи полной залудить?”

“– Не пробовал, хотя хотел.”

“– Поднялись массы. Трон просел.


И власти прежней нет на нас.

Давай испробуем сейчас!”

И с полной мочи засадили.

Царь вздрогнул, резко разбудили.


Открыл глаза. Один вопрос:

“– Ну, что так медлит паровоз? -

И тишина. – А кто гремит?”

Вдруг Он на Знаменской стоит.


Там гильотину мастерят.

“ – Поберегись!” – ему кричат.

“– И для кого здесь сей предмет?”

Царю тот час дают ответ:


“– Для непослушного народа,

Что жаждет Вашего исхода!”

“– Не надо. Свой народ люблю.

И Бога за него молю.


Готов престола отказаться

И жизни тихой предаваться,

Растить в Ливадии цветы

Мирской избегнув суеты.”


По шпалам снова мерный звук:

Чук-чук, чук-чук, чук-чук, чук-чук.

Опять стучат. Кругом народ.

И Царь идёт на эшафот.


Палач в просмоленной кожанке,

Звезда на заячьей ушанке.

“– Знать, исповедь при всех держать…” -

Царь на колено смог привстать.


Челом до плахи дотянулся.

На небо глянул и очнулся.

Атлас обил дубовый гроб.

Покрыли капли пота лоб.


А в пальцах вложенный листок:

«Не верь им, Никки! Это Рок!»

Не ожидал, оторопел.

Лист скомкал и скорее съел.


Тут заорали вразнобой:

“– Его Величество – Герой!

Сдержал, отрекся, Волю дал.

Освободил наш пьедестал!


Царь – Ангел Мира и Добра!”

Галдят. Толпой вопят: – “Ура!”

Батрак, пропойца и босяк.

Под мерный стук колес: чак-чак.


Чак-чак, чак-чак, …чак-чак.

“– Ну, что же поезд медлит так?”

––

Штыковая



Простёрта Божия десница.

По небу мчится колесница

И четверых несёт на Суд.

А по земле тела везут.


Телега скорбная скрипит.

Солдат в руках с вожжами спит.

Грязь утопила колею.

И кляча тянет по дождю.


Глазами в небо – генерал.

В сраженьях многих побывал.

Вся жизнь в строю. И не женился.

Но случай сам к нему явился.


Взял сироту, растил замену,

Готовя для державы смену.

Атака, что решит исход.

Кинжально садит пулемет.


Поднял бойцов для штыковой

Под злобный шёпот за спиной:

“– Навоевались за господ.

Хорош зазря косить народ.


Домой пора! Устроим мир!”

Пальнул в затылок дезертир…

За ним в строю солдат-студент,

Без четверти интеллигент.


На фронт прошенья подавал,

Хоть взгляды прочие питал.

Считал себя народовольцем,

Но записался добровольцем.


И виновата в том девица.

Ну, надо ж так в неё влюбиться!

Кружки. Свобода. Либерал…

А Кайзер у болот зажал.


В миг демагогия слетела,

Когда нутро похолодело.

И, чтобы умирать не зря,

Пошёл: “– За Бога! За Царя!


В штыки!” – Все ринулись за ним.

Поверив. Выжмем! Победим!

Колючка. Бруствер впереди.

Он с криком: “– Господи, прости!” -


Заткнул бойницу животом.

И закипело всё кругом.

Вой. Вопли. Стоны. Рукопашка.

В крови у офицера шашка…


Поодаль – бывший половой.

Вчера прибыл к передовой.

Чуть плутовал, всего пугался.

Да, было дело, раз нарвался:


Майора с дуру обсчитал.

Тот уши чуть не оборвал

За две копеечки всего.

Какая мелочь! Каково?


Стыдливо вспоминать позор.

А на него летит в упор

С винтовкою, наперевес,

Немчина лютый, точно бес!


Зажмурился и в брюхо – тык.

Ответкой в сердце принял штык.

Едва потом их разорвали,

Когда убитых собирали.


Он на телеге за студентом

Накрыт до пояса брезентом.


Последний. Рядовой. Приказчик.

Стелился к важным, плюс рассказчик.

Был по родителям еврей,

Чей дед и прадед брадобрей.


Ослушался отца, поддался.

За славой в войско записался.

Мечту заветную хранил,

На службе проявляя пыл.

 

Воображая о чинах!

Прибыть в местечко в орденах,

В сиянье унтерских погон.

Пускай завидуют, кто он!


Прорвал из первых вражий строй.

Бежит германец, кончен бой.

Шальною пулей наповал -

Прошит, когда трубят привал.


В лице смятение застыло…

Ещё сильней заморосило.

Остановилась колесница.

Плеснула в горизонт зарница.


Столбом. То Божие Знаменье!

А над телегою Виденье

Коснулось белым и… пропало!

Лошадка вздрогнула, устала.


Возница шапку уронил

И, онемев, стеклом застыл.

Творит рука по телу крест.

Лишь тишина одна окрест.

––

Добрый Дядя



Гулял махорочный король.

Остался справа “Метрополь”.

Ролс-ройс на Невский повернул.

Цыган про «ночку» затянул.


Кокотка нежно обнимает.

С таким, как Он, Она порхает.

Деньгами жжёт, спешит в разнос,

Сам за рулём – купец Мороз.


Маршрут до “красных фонарей”,

По Лиговке не счесть дверей.

Свернул, а перед ним – разбой.

Вопит в крови городовой.


Разрезал голову кистень.

К стене спасаясь жмется тень.

Расправы близится черёд.

Купец на полный газ даёт.


Успел, швырнул в авто, не глядя:

“ – Знакомы будем. Добрый Дядя” -

С ухмылкой выронил Мороз.

Ответа ждал хмельной обоз.


“ – Вольтер ” – субъект пролепетал.

“ – Немчину спас! Ну, так и знал!”

Примолк безудержный шабаш,

Потух веселья эпатаж.


Сюртук побитый. Доходяга.

Дрожит, как лист, у ног бедняга,

Целует с Дамой медальон.

Отсюда ясно, что влюблён.


Взор как у лиса. Тонкий нос

В густые брови словно врос.

Но подбородочек надменный.

А в остальном вполне смиренный.


Весь осенило экипаж.

Таков, как он, не наш типаж!

“ – Германец нон. Же сви француз.”

“ – Ну, и каков Свободы вкус?”


“ – Поднялись смутою народы.

Прозябло семя, лезут всходы!”

“ – А ты, похоже, либерал.

Счастливчик, коль не пострадал!


Мир рухнул! Катимся ко дну.

Нас черти тянут в глубину.”

Взмолилась братия: “ – Гулять!

Нам боле нечего терять!”


Мороз не знает счёт банкнот.

Цыган ушел, срубив на год.

Кокотка выскребла на век.

Такой вот Дядя человек.


Приюты, церкви, меценат.

Наш Добрый Дядя – Демократ.

В Европе учит сыновей.

И строит школы для детей.


Где пляшут девочки канкан,

Купцу известен ресторан.

По стенам бронза, зеркала.

Для Дяди мигом три стола


По центру в ряд соорудили.

А, накрывая, шестерили.

Нет доброте его предела,

Шурша купюра полетела.


Изыска полон бельведер.

Гуляет с Барином Вольтер.

Отдельный справа кабинет.

Там в глубине грустит кадет.


С кадетом сгорбился посол.

Мороз зовет к себе за стол.

Проворно ринулись на зов

И Бьюкенен, и Милюков,


Слюну глотая в вожделенье:

“Приехал спонсор! Наслажденье!”

“ – Присядь, вредитель и шпион.”

“ – Не оскорблять Британский трон!


Ведь мы изволим вас учить.”

“ – Так ты ещё дерзнул хамить?

Кто Карлу голову срубил?”

Посол от этого остыл.


“ – А ты, что скажешь, Милюков?

Наобещал и был таков.

Где Дарданеллы, где Босфор?

Али напомнить уговор?


Трон – королю, народу – власть.

И из казны в карман не класть.”

“ – Мы скоро выберем Царя!”

“ – Видать платил тебе за зря.


Поизбивали постовых,

Чинов сгубили и простых…

А как же нам без них прикажешь?

Ты, Милюков, под спудом ляжешь.


Бескровно, тихо обещал.

Поверил я, засим сплошал…”

“ – То самый важный из шажков.

Он из глубинных родников.


Сметает ветхого барьер.” -

Протараторил им Вольтер.

Посол Вольтера поддержал

И пылко долго руку жал.


Сигару закурил Мороз.

Пустил кольцо французу в нос:

“ – А ты ученая башка!

Но на меня тонка кишка.


Люэс – парижская зараза.

Все революции – проказа.

Грех заражения от вас.

Грядёт предсмертья тяжкий час!”


И залпом водки опрокинул,

И кулаком о скатерть двинул.

Со льда, бегом, ещё бутыль,

Всё под задорную кадриль.


Заставил приглашенных пить:

“ – За то, чтобы России быть!!!”

Чутьем сквозь время прорицая,

Застыл над рюмкою у края:


“ – Придется мне со всеми сгинуть.

Отчизну не могу покинуть!”

Рубли, как птенчики, кружатся.

Наш Дядя любит утешаться.


Наскучило. Видать пора.

“ – Вольтер! Заждались номера.

До девок в двадцать пять рублей!”

На посошок плеснул халдей.


Мчит. Фары. Пьяный в драбадан.

А над Невой клубит туман.

Костры чадят у мостовой.

Притормозил. Взмахнул рукой.


К себе чумазых подозвал.

“– Большевики?” И этим дал…

В подарок от щедрот авто.

А на душе опять не то.


Вольтер порядком надоел.

Он с Дядей явно не у дел.

А Барин палит сгоряча,

Снимает шубу со плеча:


“– Бери, француз! Тебе подарок.”

А дальше, лучше без ремарок…

Коты за окнами орали,

Когда на Крюковом канале


Очнулся барин. Без часов.

Всё раздарил за будь здоров!

В одном исподнем потащился

И на Английском очутился.


К Никольскому направил взгляд.

На том кресты огнём горят.

Тут нищий перед ним – калека,

Слепой с рождения до века:


“ – Дай денег, милый, помоги.”

“ – А где они… мои рубли?”

Не смог. Креститься тут же стал.

С калекой сел и зарыдал.

––

Рейтинг@Mail.ru