– Серхио, что не так с моей девочкой? ― испугался Джо.
Я молчал и хотел сказать ― с моей девочкой, но вместо этого выдохнул с последним клубом дыма:
– Джо, это рак.
И видел, как темнеют его голубые белки, как закатываются под веки черные глаза, а руки хватают себя за седые кудри:
–Нет, только не это! Сделай что-нибудь, Серхио, ты можешь, я знаю…
–Тогда я умру, Джо…
–Так умри, чёртов колдун, но спаси мою дочь! Никто не звал тебя в Гавану, не просил соблазнять Мэри! Ты, чертова сволочь, спаси свою дочь. Думал, я не знаю? Мне все про тебя известно. Это я заплатил папе Тену, и он наложил заклинание вечной молодости, чтобы ты как можно дольше страдал…
Я смотрел в его глаза, покрасневшие от лопнувших сосудов, и сказал, сдерживая гнев:
– У тебя давление, Джо, не суетись. Я пришел сюда спасти её и умереть. Дай ещё сигару и возьми в руки саксофон, хочу в последний раз услышать его песню.
Джо замер, а потом кивнул. Он взял так любимые мной когда-то золотые изгибы саксофона и прижал к своим губам. Протяжно и сладко зазвенела мелодия нашей дружбы. Она родилась давно, когда мы втроем были совсем молоды и бегали по берегу моря, по колено стоя в белой пене прибоя и по очереди целуя разгорячённую кожу и губы Мэри. Почему она выбрала его, хотя любила меня? Никогда не пойму, да это и не имеет теперь никакого значения.
Я вдохнул дым последней сигары и выдохнул его на дочь, забирая её болезнь, отдавая взамен ― здоровье и жизнь. И теперь в этом сладком и терпком дыму моя девочка светилась только счастьем и цветущей юностью.