Полина Люро
Охотник
Как только печальный обряд был завершён, «общество» отправилось в дом, чтобы выпить горькой настойки в честь славного горожанина Свена Юханссона. И, осматривая эту быстро разрумянившуюся после мороза, охотно согревавшуюся дорогим горячительным толпу, единственный наследник огромного состояния прикидывал, кто из них был настолько близок к брату и отцу, что мог часто и беспрепятственно посещать наш дом. Нет, не верил я в мистическую чепуху ― если кто-то и стоял за смертями дорогих мне людей, без сомнения, это был человек из плоти и крови…
Как только «гости» разбрелись по домам, я ушёл в спальню, прихватив с собой дорогой отцовский штоф с замечательным вином, привезённый откуда-то из южных краёв. Он так любил это «ароматное чудо», что никогда не делился им с нами. Говорил:
– Не доросли ещё… ― и смеялся.
Теперь, сидя на кровати и рассматривая янтарную жидкость в хрустальном бокале, я мысленно обращался к отцу:
– Прости, па, что не уберёг ни тебя, ни Свена. Но потерпи немного ― клянусь, твой младший сын найдёт эту тварь…
Вино оказалось сладким на вкус и обманчиво лёгким, очень скоро я задремал, забыв даже раздеться, и увидел себя стоящим посреди собственной спальни в окружавшей полутьме. Все свечи, кроме одной в руке, были погашены. Из тёмных углов комнаты ко мне приближались смутные тени людей. Невольно попятившись, одёрнул себя:
– Спокойно, Олаф, ты же не трус ― вспомни, как один с рогатиной ходил на медведя. Успокойся, не забывай, что это всего лишь сон уставшего человека…
«Они» подошли совсем близко, и, не сдержав слёзы, я спросил пустоту:
– Лукас, отец, Свен… Зачем вы здесь? Почему…
Младший братишка, всё такой же юный и красивый словно белокурый ангел, улыбался, протягивая мне деревянную лошадку, которую я смастерил для него на шестой день рождения. Свен нежно обнимал его за худенькие плечи, а отец, похлопав старшего сына по спине, сказал, не разжимая губ:
– Ты в опасности, Олаф, мы пришли, чтобы предупредить ― возьми кинжал, Зверь идёт за тобой…
Послушно кивнул, продолжая твердить себе, что просто сплю и, пошарив на прикроватной тумбочке, обрадовался привычной тяжести металла в руке. По тому, как тени родных начали быстро растворяться в сгущавшемся мраке, а сердце в груди забилось словно пойманная в силок птичка, крича:
– Берегись, он рядом! ― понял, что Призрачный Зверь уже здесь.
Удивительно, но ужас, сковавший вначале душу и тело, отступил, даже после того как, вспыхнув напоследок, погасла последняя свеча. Сжав кинжал в руке, Охотник продолжал повторять себе:
– Кто бы он ни был, я услышу его движение, даже если это будет всего лишь дуновение сквозняка…
Внезапно совсем близко, всколыхнув волосы на виске, прошелестел нежный голосок Лукаса:
– Он заходит справа, на шаг позади тебя, брат!
Я мгновенно развернулся, ударив туда, куда указал малыш, и услышал стон.
– Олаф, ты попал ему в правое плечо… А теперь беги, он бросается в ноги! ― Лукас направлял меня, и я послушно падал, подпрыгивая и кувыркаясь, как акробат на ярмарке. Раз за разом продолжал бить кинжалом в эту чёртову темноту, чувствуя, как острое лезвие вспарывало чью-то плоть. Этот странный бой с невидимым противником показался бесконечным, хотя продолжался, наверное, не больше нескольких мгновений.
Я ещё истекал горячим потом, дыша как загнанная лошадь, когда весёлый шёпот «младшенького» привёл «бойца» в чувство:
– Всё кончилось, Олаф, ты победил! Его правая рука вся в порезах и почти не двигается, теперь ты легко найдёшь погубившего нас Зверя…
Мой срывающийся крик:
– Спасибо, Лукки! Я люблю тебя… ― разорвал гнетущую тишину. В ушах вдруг стало горячо, и ноги подкосились, роняя бесчувственное тело на шкуру огромного, когда-то убитого отцом медведя.
Глаза среагировали на внезапно заливший комнату свет. Хлопнули створки дверей, и хриплый голос старого слуги Эрика чуть не оглушил:
– Что с вами, господин Олаф? Я услышал крик и примчался на помощь.
Губы невольно скривились в ироничной усмешке:
– Да уж, помощи от тебя… Но всё равно, спасибо. Иди к себе, дядя Эрик, подумаешь, хозяин немного выпил ― брата же похоронил. Кому сказал, убирайся ― сам справлюсь.
Ворча, слуга удалился, а я, «любуясь» погромом в комнате, чесал в затылке:
– Вот так сон, кажется, кое-кого здорово развезло от «чудесного напитка» отца, раз такое учудил…
Перебравшись на кровать, какое-то время рассматривал кровь на любимом кинжале и аккуратные разрезы на так удачно неснятом кожаном жилете:
– «Призрак», говоришь? Ну-ну… Только видишь ты в темноте плоховато, совсем как человек, а иначе давно бы меня прикончил. Да и пахнешь так знакомо… ― морщась, я принюхался к себе, ― не только потом, но и кровью.
Остаток ночи провёл, лёжа без сна ― теперь я знал, что надо делать. Сначала промелькнула мысль посоветоваться с ушлым Управляющим, у которого наверняка было много «нужных» связей. Но осторожность победила ― отец всегда повторял, что в деле можно полагаться только на самого себя и семью. А раз семьи у вдруг разбогатевшего Олафа больше не было, оставалось только позаботиться об особенных «друзьях», способных развязать любые языки и открыть многие двери…
