– Хорошо, что он не в отца пошёл, нормальный парень вырос, заботливый. А вчера, наверное, дух его непутёвого папаши шалил, всё никак не успокоится: так и не простил меня, даже после смерти…
– Бабуль, ― облизывая ложку в сметане, сказал внук, ― я сейчас уеду, а вернусь только в выходной, так что, если надо что-то по дому сделать ― скажи. Я мигом.
– Спасибо, внучок, ничего не надо. Вот только найди мои очки, ночью куда-то упали, наверное, под буфет закатились.
Игорь кивнул и стянул через голову рубашку:
– Не хочу чистой сорочкой по полу елозить, ― он лёг на доски, подсвечивая себе фонариком, ― о, бабуля, нашлись твои очки и даже не разбились, протри их только, ― встал и радостно протянул находку побелевшей Агафье.
Она взяла очки и спросила дрожащим голосом, пряча глаза:
– А что это у тебя за повязка на руке, поранился, что ли?
Внук недоумённо посмотрел на забинтованное предплечье.
– А чёрт его знает… Видно, выпил вчера много, совсем память отшибло. Скорее всего, обжёгся, когда мясо на гриле переворачивал, а повязку мне Славка, наверное, наложил, он же на скорой работает. Ладно, заживёт, не волнуйся. Я поехал, не скучай, буду звонить, часто, ― он чмокнул печальную старушку в морщинистую щёку и, закинув вещи в багажник старенькой Нивы, умчался, обдав недавно крашеный забор брызгами из огромной лужи.
Агафья смотрела вслед внуку, бормоча: