Полина Томилина
Без дна
Каждая измученная душа тесниться в рамках своего истерзанного детства. И если жизнь тебе сразу дает пинка, так и остановка у тебя будет раньше, чем у остальных. Никто не может пройти сквозь пожар своей души и выйти из него не обгоревшим дотла. Хотя…
Кто может осудить человека, если не он сам. А если он сам не осудит, то вероятность к спасению равняется нулю. А если он осудит другого, то вероятность та же. А между тем наша жизнь складывается по кирпичикам, и если родители не заложили фундамент, то с кого спрашивать. Возможно, ли винить человека за его изломанную структуру сознания. А самое главное, что поколение за поколением жизнь рождает этот излом. И есть ли где-то здесь конец, не знает никто.
Что может быть интересней человеческой души? Только душа человека страдавшего и измученного от своих падений.
Так начинается самая обыкновенная история, обычной девочки из глухого городка. Здесь не будет красивых сцен любви, дорогих машин, вил и красивых мужиков в деловых костюмах, да и прочей мелочи возбуждающей сознание простого читателя. Только история нежной души забитой камнями и шагающей по осколкам бытия. История человека такого же маленького как крупинка песка и такого же большого как целый мир. Мир, который открывает свои глаза в момент рождения и жаждет чудес. А чудом остаётся только то, что он жив, а дальше это только история, похожая на миллионы историй прожитых жизней на земле, полная страха и обид. А самое главное, что в этих страданиях и скрывается прекрасный мир человека.
1 Глава
Начать стоило бы с самого основного персонажа данного повествования. Человека, который и закладывал фундамент будущей жизни нашей героини. Хотелось бы назвать ее по имени, но когда говоришь о таких людях, на ум приходит только безжалостное слово – «мамаша», вытекающие из её образа само собой. Однако и «мамаша» когда-то была дитём. Да, родители ее нарекли Маргаритой, но свое красивое имя она могла оправдать едва. Было в ней что-то угрожающее. Угрожающее не только близким, но и целой вселенной. Ведь каждый день эта женщина просыпалась с новым настроением. Угадать каким оно будет, и какая нога этой бедолаги сползла с постели первой, было практически не возможно. От этого страдали все: коллеги по работе, ребенок, муж, могло достаться продавцу или прохожему. С возрастом Маргарита Васильевна научилась контролировать свои перепады, но это спасало только посторонних ей людей. Отнюдь, близким было от этого не легче.
Родилась Маргарита Васильевна в семье вполне благополучной для времен советского строя. Её родители были ярые коммунисты из тех, что выкрикивают лозунги и лезут на баррикады. Мама серединка на половинку, папа ортодокс коммунистической веры. Но всё, что мог сделать для социалистического строя отец – это воспитать настоящего коммуниста. В партии он, конечно, состоял, но серьёзного поприща ему так и не досталось, он был простой рабочий на заводе, всем сердцем влюбленный в идеи социализма. Мама Маргариты, Валентина Анатольевна, привыкла не перечить отцу, она считала, что воспитание ребенка должно лежать на его плечах, да и в его категоричности не видела ничего дурного. Ей и самой казалось, что мир устарел и надо двигаться дальше. В те далёкие времена идеи создания нового мира на обломках старого многим казались оправданы. Мать Валентины Анатольевны, бабушка Маргариты, в свою очередь была верующей женщиной и настоящей христианкой. Отца у них убили ещё в двадцатые годы, за пропаганду, действующую против советской власти. Он был честный человек из простых, но зажиточных крестьян. Тех, что называют «работяга». С приходом новой власти семья была признана кулаками и раскулачена до последней крошки хлеба. Дедушка Маргариты был расстрелян сразу после ареста, без шанса на новую жизнь на обломках старой. Бабушка, осталась с детьми одна, без средств к существованию. До своего совершеннолетия дожила лишь Валентина. Как Валентина Анатольевна смогла выйти замуж за коммуниста и приняла эту власть, искренне ли она любила своего мужа, доподлинно неизвестно. Но в разговорах она соглашалась с мужем во всём и старалась больше молчать. Возможно, это были издержки хорошего воспитания.
Соответственно можно представить, как бабушка Маргариты относилась к выбору дочери. Отец любил горячие разговоры и глубокие тирады. Разгорячённый он краснел и грудью выдвигался вперед к собеседнику. Если собеседник не принимал вызов, он медленно угасал и терял интерес к разговору. Бабушка чаще оставалась безучастной к провокациям отца, но удавалось это не всегда. Когда же жертва попадала на крючок, отец горделиво толкал речи, убеждая себя в собственном многознании и красноречии.
– Народное единство, вот залог светлого будущего. Человеку разумному достаточно соблюдать порядок и жить по закону социума, и будет с нас. Мы строим новый мир. Хрущ обещал показать последнего попа, и я ему верю, вот тогда-то мы и заживем по-людски – говорил отец, тихо расправляя газету в руках.
Маленькая Маргарита сидела напротив и думала, что же именно им мешает жить по-людски сейчас. Что вообще такое жить «по-людски»?
– А как кто, мы живем, пап? – спрашивала маленькая девочка.
– Как обезьяны дочка – вмешивалась бабушка – истинно как обезьяны. Ведь там где кончается совесть и человек перестает задумываться о том, что он делает что-то не так, он медленно, но верно превращается в обезьяну.
– Что вы пудрите ребенку мозги мама, не позволю – вскрикивал судорожно отец.
– Ну как же ведь и вы давеча говорили, что человек, верно, произошел от обезьяны, разве нет? – бабушка говорила совершенно спокойно, с тихой улыбкой на лице, казалось, её уже ничто не могло взбудоражить: так много боли она видела в своей жизни.
– Говорил, и буду говорить – это не я говорю, а наука.
– Ну, так ежели наука вам говорит, что от обезьяны произошли так и по науке значить и в первобытное состояние приходите. Глядя на вашего брата ведь и я в эту теорию верю. Ведь где это видано, чтоб порядочного человека за просто так убивали.
– Это вы всё про своего папашу приводите, с чего ж это просто так, если человек не соблюдает букву закона – говорил отец, покрываясь лёгким пунцом.
– Это, какого ж такого закона, написанного самопроизвольной властью?… и что это за власть такая состоящая сплошь из тунеядцев и неприкаянных бандюг – бабушка не любила эту тему, но тут заводилась с пол оборота.
– Каких таких бандюг и тунеядцев, на кого вы намекаете мамаша? – распылялся отец.
–На вашего брата, на кого еще. Я мильён таких примеров приведу вам, из своего только села. Возьмем хоть Ваську того же, он ведь цельную семью в голоде держал. Бывало, пойдем мимо дома ихнего в поля, а он сидит на завалинке ногами машет: «Васьк ты чего, пошли в поле, чего есть то будете зимой?», а он нам, дескать, жарко сегодня, пекло, «хороший хозяин собаку не выгуливает» и сидит не шелохнётся. На следующий день идём, опять зовем, а он нам отвечает: «так смотрите тучи какие, дождь будет» и опять свою присказку про собаку енту. И так всё лето. А жена его всю зиму бегает по дворам соседским в долг занимает. Крутилась, как могла Варька-то, горемычная баба. Так вот с приходом вашей братии, смекитил Васька, что сможет он человеком стать от этой неразберихи-то, ведь такие как наш отец продолжали работать, до того ли им было тогда с флагами-то ходить. А вот Васьки и строили ваш мир, ээх, недолго ему стоять, помяните моё слово. Моя бабка Клавдия говорила: «Придет время народятся девицы – бястыжи лица, детей не будет, будет скнип». Права была бабушка. – Что же такое «скнип» она не объясняла, но было понятно, что ничего хорошего это значить не могло.
Васька, сосед Василий Семёнович Бестыжев, совсем не отличался трудолюбием. У него была большая семья, что его совершенно не тревожило и не сподвигало к тяжелому труду. И так как основная часть деревни жила тем, что вырастила за год, семье Бестыжева обычно нечем было питаться, так как запасы делать было не из чего. Жена его практически всю зиму жила на подаяния соседей, которые не могли видеть голодных детей. Одним из таких соседей был и Анатолий Антонович, который на правах благодетеля не редко отчитывал Василия пытаясь вразумить. Когда пришла новая власть, и было сказано о раскулачивании зажиточных крестьян, Василий одним из первых решил вступить в её ряды и сразу же вспомнил про Анатолия Антоновича, припоминая ему все нравоучения. Анатолий был арестован по доносу.
– Опять это вы нас своими старушечьими сказками травите Ольга Егоровна. Известное дело, неразбериху какую-то говорите. Считайте, что мы вас из рабства освободили, теперь не стоит пугаться этих ваших сказок.
– Экое дело поглядите-ка, из рабства в рабство нас освободили. Спасибо господа товарищи. Теперь и боятся то некого кроме власти этой вашей бесовской. Из духовного плена страну вытащили, что бы вогнать её в рабство греха.
– Ну, скажете тоже, человек высоконравственная единица, мы живем в век прогресса и за нами будущее. Какой такой грех, если человек сам себе хозяин и волен жить, как захочет. Я же сам знаю что хорошо, а что плохо не ребенок малый. По этим законам и живу. Законам нравственного ориентира, так сказать моральному кодексу.
– Живите, как знаете, в самом деле, время пожнёт плоды и покажет где истина, а где горе посеянное руками человека – сдавалась Ольга Егоровна и уходила в свою комнату на прощание, оставляя всех с Богом.
Маргарита любила бабушку. Пожалуй, она была единственным человеком в семье от кого она могла почувствовать любовь и заинтересованность, но авторитет отца не позволял ей принимать близко к сердцу бабушкины сказки. Хотя эти бабушкины сказки были такими таинственными и интересными. Они словно погружали её в прекрасный сказочный мир, в котором было светло и радостно, пугающе и завораживающе. Она слушала их с упоением.
– Сидим, бывало в бане с бабулей моей, а двери как давай хлобыстать и скрип ужасный, страшно станет дочка – говорила бабушка и задумчиво замолкала.
