Полина Верховцева
Одна зима на двоих 2
Глава 1
Хасс пришел только к ночи. Собранный, мрачный, все в той же грязной разодранной одежде со следами крови, своей и чужой.
При его появлении Ким вскочила на ноги. Она столько всего успела передумать за это время, столько дурных мыслей в голове перебрала, что теперь, глядя на его хмурое лицо, не могла нормально вздохнуть.
Кхассер прошел мимо, не удостоив даже взглядом, и скрылся за вторым пологом. Какой-то шорох, движение, всплеск воды. Почему-то эти мелочи сливались в одну сплошную тревожную какофонию, слушая которую Ким все больше трепетала от волнения.
Все было не так. Неправильно. Что-то изменилось, после случившегося в ущелье. Хасс изменился. Между ними и раньше не было теплых чувств, но сейчас Ким чувствовала не просто охлаждение, а колючую стену, с каждом мигом все больше обрастающую ледяными шипами. И осознание этого причиняло боль. Пока еще непонятную, тягучую, отзывающуюся дрожью под поджилками и странной маятой под сердцем.
Как бы она ни пыталась себя убедить, что это и к лучшему, что ее вообще не касается дурное настроение кхассера, ей было не все равно. Настолько, что она едва не пошла следом за ним в купальню.
Хасс не торопился возвращаться. Лежал в чуть теплой воде, стеклянным взглядом уставившись в потолок, позволяя своим мыслям дрейфовать от одного к другому. Думал о закрытых проломах под лагерем, о том достаточно ли защиты выставлено по периметру, о Брейре, с которым сегодня состоялся не очень приятный разговор. Они, наконец, прояснили вопрос главенства, и молодой кхассер признал, что был неправ.
Потом Хасс вспомнил убитого в ущелье норкинта. В этот раз не злился, не отрицал, наоборот флегматично размышлял о том, а мог ли поступить иначе.
Не мог.
Не было ни единого шанса.
Прикрыв глаза, он полностью опустился под воду и лежал так, пока легкие не начали гореть от недостатка кислорода. Минута, две… Легче не становилось. Наоборот, тот ком, что встал поперек горла с каждой секундой становился все больше. Душил.
Он слышал, как она меряет шатер быстрыми шагами. Ходит из стороны в сторону, надрывно дышит, то и дело замирая. Казалось, он даже слышит, как бешено грохочет сердце золотой пленницы. Или это его собственное сходит с ума, из-за того, что он собрался сделать?
Хасс вылез их воды. Обтерся куском холстины и, морщась от боли, натянул простые серые брюки. Раны, оставленные разъяренным норкинтом, неприятно саднило, но ему нравилась эта боль. Она напоминала ему об ошибках, не позволяла забыть, пустить все на самотек.
Когда он вышел в шатер, Ким остановила свое безумное движение из стороны в сторону и замерла, беспомощно глядя на своего похитителя.
Он был мрачным, как грозовая туча, и осунувшимся. Вдоль его груди краснел след от когтей дикого зверя, под глазами залегли тени, а вокруг рта – горькие складки. Его взгляд ничего не выражал, кроме тяжелой решимости.
– Подойди.
Колени как ватные, на языке горечь, но ослушаться она не посмела.
Сделала несколько неуверенных шагов, останавливаясь прямо перед кхассером и не в силах смотреть ему в глаза. Сегодня в них не было янтарного тепла, только тьма, которая пугала.
– Я нашел Лару.
Ким поджала губы и сдавленно кивнула. Она чувствовала, как его задумчивый взгляд скользит по лицу, и не могла дышать. Боль в груди все нарастала.
– Ты сказала правду. Это ее вина, в том, что ты оказалась в том ущелье. Ее и еще одного смертника. Больше они не доставят хлопот.
Мертвые не доставляют проблем…
Он сам не знал, зачем рассказывает это, зачем вообще разговаривает с пленницей, от которой надо держаться как можно дальше. Она что-то сломала в нем. Изменила привычный ход вещей, лишая покоя.
Пора это прекращать.
– Иди сюда, – пальцы сомкнулись на тонкой шее, сжали на мгновение, перекрывая кислород, потом ослабли, провели по гладкой коже, поднялись к виску, скользнули по пухлым, ярким, словно дикая малина губам. Их вкус намертво въелся в память. Сладкие. С горьким привкусом ненависти.
Он будет скучать по этому вкусу, так быстро распаляющему огонь в крови. Он будет скучать по ней.
Сожалений не было. Хасс никогда не сомневался, и если уж принимал решение, то следовал ему до конца.
…Сегодня он решил, что Ким не место в его жизни.
Пусть отправляется к императору, выполняет свое предназначение, а потом…что будет потом его уже не касается.
Провел пальцами по холодному обручу, на золотых гранях которого играли отблески зачарованного огня, пульсирующего в неспешно кружащих под потолком сферах. Совсем скоро он снимет его, отпустит… А сейчас ему хотелось почувствовать ее тепло еще раз. Впитать, запомнить, сохранить под кожей.
Он обхватил руками узкую талию и оторвал девушку от пола, прижал к себе, вынуждая ногами обвить талию. Ким только охнула, вцепившись в него, но тут же испуганно убрала руки. Его плечи тоже были изодраны, на едва затянувшихся рубцах, проступали капли крови.
– Прости…
Ему не за что было ее прощать. Все сложилось так, как сложилось.
– Поцелуй меня.
Сама. По своей воле. Без принуждения. Просто поцелуй…
Мягкие губы едва уловимо прикоснулись к его губам. Малина…
Аккуратно, стараясь не причинить боли, Ким обвила могучую шею руками и, зажмурившись, подалась ближе, чувствуя под ладонями бешенный пульс. Кхассер напротив не закрывал глаз. Смотрел на ее бледное лицо, на то, как на трепещущих ресницах собирается влага. Так близко. Но бесконечно далеко. И завтра станет еще дальше.
Этой ночью мир за пределами шатра перестал существовать. Воины, другие кхассеры, рабы. Их словно не было. Как и угрозы со стороны валленов, предстоящего обряда и расставания. Ничего не было. Остались только они. Их дыхание – хриплое, на разрыв. Пульс – зашкаливающий и сводивший с ума. Прикосновения – такие жадные и отчаянные, как никогда до этого.
Не было ни слов прощания, ни обещаний. Только тишина, которая оглушала сильнее самого громкого крика.
Еще можно было остановиться, отмотать время назад, переиграть…
Но Хасс никогда не менял своих решений. И чем дольше был наедине с ней, тем четче понимал, что все правильно. Для простой рабыни она слишком глубоко забралась под кожу. А никакого другого места в своей жизни он предложить ей не мог. И не хотел. У кхассера был свой путь, никак не связанный с бродяжкой из долины Изгнанников.
***
– Подъем! – он разбудил ее, когда солнце еще не поднялось и лишь украдкой подсвечивало горизонт, – нам пора выдвигать.
Ким не стала задаваться вопросом, куда выдвигаться, зачем. Просто поднялась и, не глядя на Хасса, потянулась за своей рабской одеждой.
– Оставь, – Хасс жестом остановил ее, – поедешь в другом.
Она покорно разжала пальцы, и ненавистная серая одежда упала на пол. Такая заношенная, потрепанная, ненужная, как она сама. В груди неприятно жгло и давило. Особенно, когда чувствовала, как он смотрит. Без единой эмоции следит за ее движениями. Равнодушно. Без слов.
Было страшно. И этот страх с каждым мигом все усиливался, давил, вынуждая делать судорожные вдохи.
– Мы едем в столицу? – наконец, не выдержала она.
Хасс долго молчал, прежде чем ответить, потом абсолютно ровно произнес:
– Не мы. Ты.
Вдохи стали не просто судорожными, а надрывными.
Она просто не представляла, как это быть в Андракисе без него! Каждый день, с того момента, как похитил ее из долины, Хасс был рядом. Незримой мрачной тенью преследовал ее, где бы она не находилась. А что теперь? Как без него?
Ким даже предположить не могла, что когда-нибудь будет бояться остаться без своего молчаливого хозяина. Это было так нелепо и в то же время отчаянно больно.
– Вещи там, – он указал на стопку, скромно лежащую на лавке рядом со столом.
По его приказу для нее еще вчера приготовили комплект одежды, в которой было удобно путешествовать верхом – легкие замшевые брюки, рубашку, плащ и высокие ботиночки. Путь до столицы займет не меньше недели, и в рабском рубище, кожа на ее бедрах превратится в кровавое месиво, еще на исходе первого дня. Он не хотел этого.
Ким не задавала вопросов, не смотрела на него, не жаловалась. Просто молча кивнула и начала одеваться в то, что он приказал.
Эта отстраненная покорность разозлила Хасса. Хотелось хоть чего-то. Криков, обвинений…просьб не отпускать ее, не отдавать ее. Все что угодно, лишь бы не это натянутое молчание. Он всегда был холоден с остальными, но впервые чужое равнодушие задевало его самого.
Дурак! С ней он точно становился дураком.
Не в силах бороться с самим собой, Кхассер проворно вскочил с кровати и начал одеваться. По-походному быстро, желая скорее выйти на улицу. Ким украдкой наблюдала за его напряженной спиной, за тугими мышцами, играющими под смуглой кожей. Странно, но сегодня раны выглядели так, будто он получил их не накануне, а как минимум пару недель назад. Его способность к восстановлению впечатляла. Ким бы тоже не отказалась от такой, что избавиться от боли. Только ее раны не снаружи, а глубоко внутри. Пульсировали, давили, истекая кровью.
– Через пять минут я жду тебя в центре, – процедил сквозь зубы и ушел, оставив ее наедине со своими невеселыми мыслями.
Ким думала о том, что ждет ее дальше. Жизнь в лагере была непростой, но хотя бы понятной. Она уже привыкла, знала, чего ждать каждый день, даже в какой-то мере смирилась, а теперь снова подступала неизвестность.
Пользуясь тем, что Хасс ушел, она вытащила из-под шкуры на сундуке свернутую карту. Зачем она теперь нужна, Ким не знала. Просто взяла с собой, засунув в глубокий карман походного плаща. Пусть будет. Так сохранялась иллюзий будто она хоть что-то сама решает в своей жизни.
Как и обещал, он ждал ее возле главного шатра. Рядом с ним стояли Аксель и Килай, чуть поодаль – Брейр. Заметив ее, он отвернулся, будто увидел что-то неприятное.
Ким подошла ближе к кхассерам.
– Я готова.
Хасс смерил ее тяжелым взглядом с ног до головы и нахмурился. Пора было ехать, но все внутри протестовало, просило задержаться еще хоть ненадолго. На пару дней. Его зверь угрюмо скалился, недовольный принятым решением, но Хасс придавил его, загнал в самые темные глубины своего сознания.
Едва перебарывая раздражение, он свистнул, подзывая свою вирту. Та подбежала, резво потряхивая темной гривой, и недовольно заржала, когда он неоправданно грубо проверил подпругу.
– Могу я взять Лиссу? – она обратилась к хассеру с тихой просьбой, – пожалуйста.
Он смотрел на нее сверху вниз, без единой эмоции – все они уже были под контролем. Окольцованы, посажены на цепь, сокрыты от посторонних глаз.
Хочет вирту? Пусть берет. Так он будет избавлен от необходимости везти ее с собой, обнимать и чувствовать этот проклятый запах, который намертво въелся в легкие и отпечатался на подкорке.
– Мы не даем виртам имена, – холодно обронил кхассер, наблюдая за тем, как она встревоженно закусывает свои полные красивые губы.
К черту. Губы как губы. Они у всех одинаковы, только различаются формой и размером.
– Я …я так не умею, прости, – Ким опустила глаза, – мне жалко ее оставлять.
Прости… Сколько покорности, когда ей это надо. Столько тревоги за какую-то вирту, и столько равнодушия для него.
Почему это так царапает?
– Бери, – согласился, небрежно пожимая плечами, – мне все равно.
Ким вскинула на него растерянный взгляд. Непонятный, наполненный потаенной тоской и обреченностью. Хасс еще ни разу не говорил, что ему все равно….
– Я сейчас, – прохрипела и, развернувшись, бросилась прочь с песчаной площади.
Больше не будет ни танцем, ни костров, ни шумных вечеров, наполняющих лагерь музыкой. Больше не будет ничего.
Вирта все так же сидела на привязи чуть в стороне от их шатра.
Их шатер…как глупо звучит.
Ким подскочила к ней и начала развязывать веревку, чувствуя, как подкатывают внезапные и совершенно бессмысленные слезы.
– Мы уходим, девочка. Насовсем. Нам больше здесь не место.
Лисса подозрительно склонила голову, будто пыталась понять, что это значит.
– Идем, – Ким потянула ее за гриву, – идем.
Когда они пришли в центр, Хасс кивком приказал седлать Лиссу. Проворный молодой парень, тут же накинул седло, затянул подпругу, набросил недоуздок.
Ким с удивлением рассматривала затягивающиеся раны на боках своей вирты. Они тоже выглядели не так страшно, как ей казалось ночью, когда напали валлены.
Здесь все умели быстро восстанавливаться. Кроме нее.
Лагерь они покинули спустя полчаса. Проехали по узким проходам между пыльных шатров, свернули на запад и присоединились к группе воинов, возвращающихся в столицу после долгой службы.
Весь день они продвигались по долине, на ночь становившись возле гигантского камня, похожего на голову валлена, а с первыми лучами солнца снова тронулись в путь.
Никто не разговаривал с ней, никто не смотрел в ее сторону. Она чувствовала себя невидимкой, наскучившей игрушкой, которую решили передарить кому-то другому. Хасс ехал во главе отряда и ей, зажатой посередине, оставалось только смотреть ему в спину.
Он чувствовал этот взгляд. Обжигающий и горький, но так ни разу и не обернулся, не подошел. Лишь на вторую ночь, когда они остановились возле реки, принес ей еще один плащ:
– Ночью будет холодно.
Она приняла его, поблагодарив молчаливым кивком, и замотавшись в него с головой устроилась на мягкой траве.
К полудню следующего дня они выбрались к подножью низких сизых скал. И там их ждала развилка: одна дорога терялась между каменистых отрогов, вторая уводила на север, пыльной лентой стелясь по равнине.
– Левис, – Хасс подозвал командира, – Ее к императору. Передать лично. Понял? Головой отвечаешь за нее.
– Будет сделано, – воин сурово брякнул оружием, принимая приказ.
Ким сидела в седле ни жива, ни мертва и молилась, чтобы Хасс на нее посмотрел. Просто посмотрел! О том, чтобы он сказал хоть что-то Ким и не мечтала.
Янтарные взгляд остановился на ней. В нем было пусто. Ни ярости, ни сожалений, ничего. Одним движением кхассер расцепил золотой ошейник и небрежно бросил его на траву.
Теперь точно все!
– Пошла! – он пришпорил свою вирту, сворачивая на пологую дорогу. Через мгновение она перешла на галоп, поднимая за собой клубы пыли.
Темный силуэт стремительно уносился прочь, и вопреки всему вместо облегчения Ким чувствовала только одного – горечь разочарования.
– Продолжаем путь, – скомандовал главный воин.
Очень скоро роковая развилка осталась позади, а фигура кхассера скрылась за холмами.
Он отказался от нее. Отдал другим. Ему действительно все равно. Теперь она в этом убедилась.
Глава 2
Мол-Хейм, как всегда, встречал густыми туманами. Над могучим городом, раскинувшимся среди хищных черных скал, круглый год властвовал свежий ветер с побережья. Он приносил с собой мелкие брызги, крик чаек и запах морской соли.
Рано утром Хасс въехал в город через северные ворота. Стражи на входе вытянулись по струнке, когда увидели, кто перед ними.
– Добро пожаловать, хозяин!
Он молча кивнул, привычным взглядом подмечая как они вооружены, как несут дозор, все ли в порядке со стенами и с массивными дверьми из выбеленного морской солью дуба. Придраться было не к чему. Он слишком хорошо выдрессировал своих людей, чтобы в них сомневаться.
Низко опустив на лицо край капюшона, он ехал по тихим улицам. Кожевенная лавка ставка старого Джо, кузница Билли, оружейный магазин одноглазого Магнуса – все как обычно. Ближе к центру появилось несколько новых кондитерских, и лавка с дорогими тканями, на витрине которой стоял манекен девушки в нежно-розовом длинном платье с полупрозрачными рукавами и лифом, расшитым кружевами и целой россыпью кошачьих изумрудов…
За ребрами нарастало болезненное давление. Хасс привычно отмахнулся – эти ощущения не покидали его уже несколько дней…с тех самых пор, как на развилке он свернул на север, а остальной отряд, вместе с Ким двинулся дальше, через Сизые Горы.
На самом верхнем ярусе города располагался его родовой замок. Низкий, массивный, с узкими бойницами окон, позволяющими сохранить тепло зимой, толстыми стенами, защищающими от любых невзгод и темными крышами, увенчанными острыми гребнями и скульптурами норкинтов. Песочный лев, как символ клана, по центру. Справа от него императорский тигр, и серый пятнистый барс. Слева – изящная пума и черная, как ночь пантера. Раньше были еще две статуи: лесная рысь и ягуар, но с тех пор, как эти кланы прекратили свое существование – их сняли. Теперь два постамента пустовали, напоминая о том, что ждало их всех. Забвение.
Новость о том, что хозяин вернулся, долетела до замка быстрее самого хозяина. На крыльце его уже встречал смотритель. Старый, седой как лунь Альберт. Он был похож на почтенного моржа: в темном фраке, едва сходившемся на объемном животе и с серебристыми длинными усами.
– Кхассер, – он приветствовал хозяина низким почтительным поклоном, – мы рады вашему возвращению.
Четыре месяца Хасс не видел стен родного города, но радость возвращения отравляла горечь расставания. Когда уже его отпустит? Почти неделя прошла с тех пор, как он избавился от Ким. Пора забывать, переключаться на то, что по-настоящему важно. Например, на обряд…
– Как дела в храме?
– Камень почти созрел. Все будет готово к полнолунию.
До ближайшего полнолуния меньше недели. Ждать осталось совсем недолго. Кхассер удовлетворенно кивнул, хотя никакого удовлетворения не было и в помине.
– Через час собери мне всех старейшин. Я хочу получить полный отчет о том, что происходило в городе за время моего отсутствия. Все отчеты, происшествия, важные события. Все!
– Будет сделано, – смотритель еще раз низко поклонился и с необычайной, для такого массивного, неповоротливого тела проворностью, поспешил исполнять поручения.
Тем временем Хасс, не торопясь, поднялся на второй этаж и по длинному коридору, усланному кашемировыми коврами из Андера, отправился в свои покой.
Там было тепло. В камине весело плясали языки пламени, кровать заправлена чистым бельем, на столе – ваза с фруктами и графин с гранатовым вином. Комната выглядела так, будто и не пустовала целых четыре месяца. Прислуга всегда поддерживала ее в состоянии, готовом к возвращению хозяина.
Не желая тратить время впустую, он прошел в купальню. Там сбросил походную одежду, насквозь пропитавшуюся пылью и запахом костра, быстро сполоснулся в горячей купели и вышел в комнаты, чтобы переодеться.
Сборы не заняли много времени. Черные брюки и белоснежная рубашка, с тремя расстегнутыми сверху пуговицами – привычный наряд кхассера. Простая перевязь на пояс, в которой ждал своего часа изогнутый смертоносный клинок, еще один кинжал в высоком голенище кожаных ботинок – Хасс не привык ходить безоружным. Даже дома.
Он прошел в свой кабинет, занял место во главе тяжелого дубового стола, и пользуясь свободными минутами, проверил содержимое выдвижных ящиков. Все так, как он оставлял. Ни следов, ни запахов посторонних. Обитатели замка прекрасно знали, чем грозит самовольное вмешательства в дела хозяина.
Раздался деликатный стук в дверь, и первым на пороге появился высокий, сухой, как жердь мужчина в очках с костяной оправой. Лорд Райс – хранитель запасов. Следом за ним сэр Беннет – ответственный за торговлю в городе, затем командующий Лимис. Постепенно кабинет наполнился людьми. Самым последним пришел невысокий, полноватый мужчина в черной рясе – брат Ильям, один из жрецов храма Богини Плодородия.
Все они заняли свои места перед кхассером. Выложили кто свитки, кто внушительные пухлые амбарные книги и журналы учета, и по очереди начали отчитываться. Обстоятельно, подробно, не упуская ни одной детали. Они слишком хорошо знали, что Хасс не прощал халатности, поэтому заметно волновались. Смотритель неустанно дергал себя за усы, у тощего лорда Райса потели стекла очков, а жрец то и дело протирал блестящую лысину скомканной тряпицей.
Хасс слушал их, задавал вопросы, интересуясь состоянием своих владений, но мыслями был совсем в другом месте. Там, на проклятой развилке. Когда глаза, цвета кошачьих изумрудов, испуганно смотрели на него…
Отчеты продлились до самого вечера. За окном уже стелилась тьма, когда Хасс отпустил своих усталых, вымотанных до предела людей, а сам остался в кабинете. Сел в кресло, возле неспешно полыхающего камина, протянул к нему ноги, и задумчиво уставился на огонь.
В душе по-прежнему было пусто.
Спустя полчаса раздалось тихо шуршание за дверью. Будто кошка скреблась, прося впустить ее домой. Хасс знал кто это, но не поднялся с кресла чтобы встретить, даже не обернулся. Дверь приоткрылась и в просвет проскользнула гибкая фигура в атласном наряде, цвета осеннего неба.
Сабина.
Его нареченная. Та, с которой совсем скоро предстояло пройти обряд единения на ритуальном камне в храме.
– Мой кхассер, – грудным голосом проворковала она, подступая ближе, – я скучала.
Атласная накидка струящимся водопадом упала к ее ногам, открывая взору короткий пеньюар. Под темной, полупрозрачной тканью угадывались очертания молодого гибкого тела. Доступного только для него, отзывчивого, гибкого, страстного.
Сабина была прекрасна. Иссиня-черные, словно вороново крыло, волосы, струились по плечам шелковистым ковром. Темные, пленительно мерцающие глаза, ловли отблески всполохов огня в камине, длинные ресницы трепетали, отбрасывая тени на идеальную, фарфоровую кожу. Влажные, идеально очерченные губы были приоткрыты и манили своей доступностью.
Она подступила еще ближе и медленно, не разрывая зрительного контакта, села к нему на колени. Обвила шею руками, прижимаясь всем телом, так что мужчина мог почувствовать трепетные нежные изгибы. Пленительно сладкие, обещающие покорность и удовольствие.
Хасс задумчиво пропустил между пальцев шелковистую прядь волос. Красиво.
Но не то.
– Уходи. Я не в настроении сегодня, – равнодушно указал на дверь, – в другой раз.
Сабина обиженно надула сочные губы, но не посмела возразить. Вместо этого тихо соскользнула с его колен, подхватила с пола струящуюся шелковую накидку и выбежала из кабинета, оставляя Хасса одни на один со своими невеселыми мыслями.
Он не мог. Не хотел.
Возможно, если хорошенько напиться, а потом проспаться в родной постели, то станет лучше. Неведомый дурман в голове рассеется, а тоска, пульсирующая за грудиной, станет не такой болезненной.
***
Неделя после возвращения пролетела одним сплошным пестрым потоком. Быть хозяином города не так-то просто и, если уж начистоту, совсем не интересно. Обязанности, которые никому не перепоручишь, непрестанная вереница посетителей, каждому из которых что-то требуется, хлопоты по осмотру владений. Жрецы, торговцы, воины… Это занимало весь день от рассвета, когда первые лучи только пробивались сквозь утренний туман, и до самой ночи. Могло бы и дольше, но люди не выдерживали того темпа, что задавал кхассер. Уставали, а смотритель Альберт к вечеру походил на унылого сома. Его седые усы понуро свисали вниз, толстый живот урчал от голода, глаза слипались.
Хасс не хотел отдыхать. Едва покончив с делами, он распускал людей и шел в ночной обход. Проверял укрепления и подходы к городу, иногда поднимался на высокий утес, с которого открывался обзор на много миль вокруг, а порой тренировался на площадках, где днем воины отрабатывали боевые навыки.
Лишь под утро он уходил к себе, чтобы замертво упасть на кровать, а через несколько часов встать и начать все по новой.
Время неумолимо бежало вперед, подводя все ближе к знаменательному событию в жизни каждого кхассера. К обряду. После которого его нойри, выбранная много лет назад жрецами и оракулом, станет полноправной женой. Если обряд пройдет нормально и ритуальный камень станет цвета молодой луны, то у них родятся дети. И кто-то из них, возможно, унаследует силу кхассера. Шанс есть. Гарантий нет.
В Андракисе все реже рожались дети с янтарными глазами, и некогда полноводные реки кланов, превращались в пересохшие ручьи. Так исчезли Рыси, так растворились во времени Ягуары. И так могло случиться со всеми остальными.
Магия связи ослабевала. То, что когда-то давно, много веков назад, удалось самым смелым и отчаянным, теперь ускользало. Они получили силу зверя, смогли укротить ее, впитать в себя, но время шло и сил сохранять слияние становилось все меньше. И все из-за ошибки древних магов, которые просчитались, замыкая силу кхассеров на аракит. Камень, который не был редкостью в Милрадии, но полностью отсутствовал в Андракисе.
В ночь перед обрядом Хасс не спал. Он стоял у раскрытого окна, подставив лицо колючим порывам морского ветра, слушал недовольный рокот седых волн и неотрывно смотрел туда, где за горизонтом скрывались заснеженные вершины Драконьей гряды. Их было не видно, но они манили, наполняя сердце тревогой и лишая покоя.
Утром он облачился в ритуальную одежду: простые льняные брюки и рубаху с широким воротом. По манжетам темной вязью стелились символы, восхваляющие богиню плодородия Иль Шид, на спине – крылатый лев, как символ клана.
На подходе к храму его встретили жрецы. Один маленький, прыткий, как воробей, второй – высокий и сутулый, словно скрюченная палка. Они провели его в келью для подготовки. Там было тихо и сумрачно. Хасса усадили на низкую, жесткую лавку и старый оракул, шепча нескончаемые заклинания и подвывая на самых ответственных местах, пальцами зачерпывал из медной чаши золу, смешанную с благовониями, и наносил ритуальные знаки на его лицо. Размашистые мазки по щекам, овал на подбородке, стрела по шее вниз к впадине между ключицами.
Хасс не мешал ему. Он просто сидел, как каменное изваяние, позволяя изрисовывать себя, и отсутствующим взглядом смотрел на стену прямо перед собой. Волнения он не испытывал, радости – и подавно. Все было, как в тумане. И единственное желание, которое он испытывал – поскорее с этим покончить.
– Ты готов, мой кхассер, – оракул почтительно склонил голову, потом отошел в сторону, и юный послушник тут же подал ему белое полотенце, – время пришло.
Огромный зал был полон людьми. Здесь присутствовали и старейшины Мол Хейма, и приглашенные гости из соседних городов, и даже несколько кхассеров из других кланов.
Кхассер не обращал внимания на гостей. Его янтарный взгляд был прикован к каменной плите алтаря, расположенного у ног статуи богини Иль Шид, и к самой статуе. В ее руках накрытый черным бархатным полотнищем покоился его лунный камень. И хотя он пока еще был скрыт от посторонних глаз, Хасс знал, что время действительно пришло. Черный символ, до этого мирно спавший на его груди, ожил и пульсировал в такт биению сердца.
Сабина шла рядом, гордо вскинув подбородок и глядя прямо перед собой. В ее темные волосы были вплетены белоснежные цветы, а платье настолько нежное, насколько и откровенное мягким шлейфом стелилось по полу.
Она была прелестна. Идеальная невеста. Красивая. Достойная. Присутствующие в храме мужчины смотрели на нее с тщательно скрываемым интересом. Он видел отблески восхищения в чужих глазах…и не испытывал ничего кроме жгучего раздражения.
Ни ревности, ни ярости оттого, что кто-то смотрит на принадлежавшее ему. Ему было все равно. Дань традициям, повинность. Вынужденная мера.
Сердце в груди споткнулось, когда мысли вернулись к другой девушке. Той самой, которая теперь далеко, в замке императора.
Хасс скрипнул зубами, чувствуя, как закипает. Все в прошлом. Он сделал так, как был должен. Отдал ее. Все правильно. Ее судьба больше его не касается. Ким – там, он – здесь, в этом храме, с Сабиной. Верховный жрец Дорхан уже ждет возле алтаря. Сейчас он произнесет заветные слова, отметит их лица красной дланью и снимет черную накидку с камня плодородия. И если богиня согласна с их союзом, то камень будет наполнен мягким лунным светом.
– Мы собрались перед ликом богини Иль Шид, чтобы совершить обряд единения. Хасс и Сабина, пришло ваше время.
Они покорно опустились на колени, готовые принять свою судьбу, и Дорхан приступил к обряду. Его зычный голос разносился по залу, достигая каждого уголка, отражаясь от стен и теряясь где-то под высокими сводами. Двое служителей поднесли плоскую чашу, доверху наполненную кровью. Не переставая говорить, верховный жрец взял шелковый помазок, окунул его в багряную жидкость и вывел на лбу кхассера семиконечную звезду. Затем развернулся к Сабине и сделал тоже самое.
– Пора. Да прибудет с вами милость богини Иль Шид, – с этими словами он снял черный полог, скрывающий камень от посторонних глаз.
И в тот же миг в храме повисла настороженная тишина.
Вместо призрачного лунного света, пробивающегося сквозь неровные грани, все увидели абсолютно белый, словно нетронутый снег, камень плодородия.
Дорхан аккуратного взял его в руки и, не отводя изумленного взгляда, произнёс то, что и так было всем очевидно:
– Белый.
***
Хасс стоял на коленях, словно высеченная из гранита статуя, и не мог шевельнутся. Сердце, еще недавно равнодушно сокращающееся в груди, теперь нещадно лупило по ребрам, пытаясь пробиться наружу. Сабина, наоборот, судорожно выдохнула и прижала ладони к побледневшим щекам:
– Неужели…
О том, чтобы стать истинной для кхассера она и не мечтала.
– Положите на него свои руки, – сипло произнёс Дорхан. Впервые за много лет службы в храме голос его подводил.
Хасс приложил свою ладонь первым, тут же почувствовал, как сдержанное тепло струиться под кожу. Следом за ним к камню потянулась и Сабина. Вот только где ее ладонь прикасалась к камню, его поверхность становилась темной, словно обгоревшая древесина.
– Ты не имеешь отношения к этому камню, – удивленно обронил Дорхан, отдергивая камень в сторону, – единение Хасса уже состоялось.
Изумленные взгляды всех присутствующих обратились к кхассеру.
Он поднялся с колен и, не обращая внимания на притихшую толпу, направился к выходу, на ходу стирая с лица ритуальные символы.
Ему не было дела ни до гостей, приглашенных на торжество, ни на бывшую невесту, бежавшую следом за ним и кричащую, что он не может ее вот так оставить. Он мог. Уже оставил. Сейчас имело значение только одно – вернуть Ким, пока не стало слишком поздно.
А может уже?
Прошло двенадцать дней с того момента, как на развилке у Сизых скал он отправился в одну сторону, а его пленница в другую. Он считал эти дни, хоть сам себе в этом и не признавался, помечал кроваво-красным в памяти.
Двенадцать дней он запрещал себе узнавать, что произошло с ценным трофеем, пойманным в Долине Изгнанников. Как добралась? Куда ее поместили? В темницу на окраине или в камеры под главным замком? Видел ли ее император? Сломал ли он ее…
Не успел.
Хасс был в этом уверен. Он знал, что Ким жива и здорова. И уверенность эта крепла в нем с каждой секундой.
В гордом одиночестве он спустился по каменной лестнице и вышел на широкую площадку, обнесенную массивным парапетом. Жадно вдохнул, будто надеялся, что сможет уловить ее запах. Взгляд снова устремился туда, где далеко на горизонте едва уловимо поблёскивали снежными шапками Драконьи горы.
