Порфирий Ипатов
Хвоя, изгоняющая болезни. Великий славянский лекарь
Искоренитель лжи
Рассказ о том, как я Макару Алексеичу с помощью хвои печень вылечил
Воскресный вечер тогда был, помню. Сижу я себе в старом, потрепанном кресле, книгу читаю. Интересная книга была, «Таинственный Остров». Жюль Верн написал. Я так зачитался, что не сразу заметил, как женщина молодая ко мне пришла. Узнал я в ней Нюрку Владимирову. Отец ее, Макар, в литейном цехе у нас работал. В дверях стоит, а войти стесняется, видимо.
– Здравствуйте, – говорю, – проходите, присаживайтесь, – указал я на стул за столом.
Поздоровалась женщина, да вошла скромно. Неловко ей было. Руки ее нервно теребили веревочку, а взгляд опустился. Я ее спрашиваю:
– Что стряслось-то у вас, чем помочь вам?
Женщина посмотрела на меня печально, вздохнула, да начала рассказывать:
– Беда у нас такая… Папанька уже пятый день как лежит на койке и не встает. Не ест, не пьет ничего толком… Помирает, говорит. А мамка-то ругается на него как, уй! Говорит, притворяется он, что больной. Работать не хочет, вот и лежит себе. Ругань, ссоры постоянно в доме нашем, устала я уж от этого… – понурилась совсем Нюра. – Помогите, Порфирий Афанасич!
– Ну, какой я Афанасич… – пролепетал я. – Просто Порфирий зовите. А что болит-то у батеньки вашего? На что жалуется он?
– Да черт его знает, что болит у него… Говорить не хочет ни с кем. Брови нахмурил, да в потолок смотрит. Врача позвать хотели, а он говорит, не надо врача никакого. Вы вот вместе на заводе работали, так, может, он вас послушает хотя бы… Вы стольким людям помогли, говорят, с помощью трав настоящие чудеса творите!
– Ну, прямо уж чудеса-то… – покраснел я как маков цвет. – Посмотрим, что с батенькой вашим. Погодите, обуюсь только.
Надел я валенки, тулуп, да шапку-ушанку и отправился вместе с Нюркой на помощь к деду. Травы я пока брать не стал, ибо черт его знает, что там с дедом стряслось. Может, он и не болеет ничем вовсе…
Дом Нюркин находился возле церкви в полверсте от моего дома. Еще не дойдя до дома, я услышал, как бранится кто-то громко. По голосу, женщина вроде… Тут Нюрка мне и говорит:
– Вот, слышите, как маманька моя ругается? Это она на папаньку… А мне их слушать приходится постоянно. Когда папанька на заводе работал, гораздо лучше было. Не так часто ругались. Только когда в запой уходил, такое было.
Дошли мы до дома ихнего. Дом небольшой был, три окна всего на передней стороне. Видно было, что дом был когда-то в зеленый цвет покрашен, но краска уже почти вся облупилась, выставляя на вид подгнивающие бревна. Соседский дом был напротив, большой и ухоженный. Двухэтажный…
Открыла Нюрка калитку, движением руки приглашая меня войти. Снял я валенки с шапкой да вошел в дом. На пороге меня встретила хозяйка, Марфа Васильевна. У нее был довольно внушительный вид. Толстые, как у мужика, руки, да широкие плечи. Темно-русые волосы были сплетены в толстую косу. Выглядела она сердито очень, но при виде меня она попыталась сделать добродушный вид.
– Здравствуй, Порфирий! – говорит. – Так и знала, что придешь, не откажешь нам. Хороший ты парень, как и папка твой, царство ему небесное…
– Вечер добрый, – говорю. Вести беседу с ней мне не хотелось. – Где больной-то у вас?
– А вон он лежит в комнате, лоботряс старый! – разгорячилась Марфа. Она махнула своей здоровенной рукой в сторону маленькой, тускло освещенной комнатки. Тут она встала и решила сама пройти в комнату.
– Что, все лежишь, бездельник ты этакий?! – завопила женщина своим мощным альтом. – К тебе тут уже знахаря пригласили, встал бы хоть!
– Уйди, проклятая, от меня! – проворчал дед. – Дайте мне умереть спокойно уж наконец!
Я осторожно вошел в комнату. Комната и вправду маленькая была совсем. Слева стоял черный потрепанный шкаф, на котором сверху лежал старый баян, в углу комод деревянный пылился, а справа кровать была. Поразило меня, что в комнате ни одного окна не было, а стены были бледного, как покойник, цвета. На кровати распростерся Макар Алексеич да угрюмым взглядом в потолок глядел. Еще пару годков назад он работал на нашем заводе, и неплохим рабочим слыл. Человек был он хороший, да только привирать он был любитель. Сочинял истории о себе он всякие, коих не было никогда. То ему сам Владимир Ильич руку пожимал, то он клад нашел, который потом у него жандармы отобрали… Но при этом он и дел добрых немало сделал. Однажды он и мне помог. Оставил я свой ключ гаечный где-то, а найти не смог потом. Ползавода обыскал – нет нигде. Перед начальством-то отчитываться надо было за инвентарь, то ж социалистическое имущество было. Тут и выручил меня Макар, одолжил мне свой ключ запасной.
– Здорово, Алексеич, – говорю.
Дед повернул голову ко мне и усмехнулся в густую седую бороду. Выглядел он, как поганка бледная, видно было, что болен. И чего это на него жена взъелась?
– Порфирька? Ты, что ль?
– Угу, он самый, – ответил я.
– Так это ты знахарь, что ли? – удивился старый дед. – Аааа… Помню, как ты на заводе работяг подлечивал. Только вот это… Не надо меня лечить уже. Помираю я, – дед вновь уставился в потолок.
– Ну, дед, не спеши уходить. Не пришло еще твое время. Вид у тебя и правду больной, но чтоб при смерти – это ты уже сам себе напридумывал, – сказал я серьезным тоном.
Дед многозначительно промолчал. Я стал настраиваться на энергетику его и места искать, где скопилось много энергии темной. Голова у деда в порядке. Сердце, легкие неплохие, особенно для возраста его. Печень… У-у-у… И пузырь желчный… Запустил дед. Очень много энергии разрушающей здесь. Еще бы пару месяцев, и деду было бы уже поздно помогать.
– Печень тебе, Алексеич, лечить надо, – говорю я деду.
Дед повернулся ко мне и выпучил на меня глаза свои заплывшие. А потом и вовсе встал с кровати. Почесав дряхлой рукой свой лысый затылок, Макар спросил:
– Как ты узнал-то, что печень моя хромает? Я ж не говорил никому…
– Как узнал я – неважно это, – говорю. – Важно, что лечить тебя надо, Алексеич, скорее, пока совсем худо не стало.
Дед все еще в растерянности сидел. Видимо, не знал, что сказать. Я его потрепал легонько по плечу и сказал:
– Ты приляг пока, Алексеич, и не ходи никуда. Я сейчас сбегаю быстренько до дома своего, возьму кой-чего и тут буду.
Шишки разными бывают
Расскажу вам немного о шишках хвойных.
Шишечки, как и иголочки хвойные, большую целительную силу имеют. Но вот с иголочками-то все просто. Все они на вид да цвет одинаковы, поэтому особых-то знаний не надобно, чтоб пойти их да насобирать. А вот с шишечками все сложнее немного, ибо различаются они между собой.
Всего два вида шишечек есть. Одни мужские, а другие женские. Самое главное различие их – это размер. Мужские шишечки – небольшие сами по себе, размером с почечки примерно. Мужские шишечки из множества чешуек состоят. Цветом чешуйки от зеленого до темно-рыжего. Женские шишки крупней намного, да тверже. То, что вы, дорогие читатели, привыкли называть просто «шишками» – это женские и есть, поэтому вы их сразу отличите.
Отличаются между собой женские и мужские шишки не только формой внешней. Они и по энергетике отличаются весьма. У женских шишек энергетика сильнее гораздо, и самое главное, в ней целительной силы больше. Поэтому ежели вам шишечки для целей лечебных нужны, то собирайте женские шишечки, большие которые.
Не сказав ничего мамке с дочкой, я устремился домой. По пути, я мысленно перебирал все целебные растения, которые у меня были, выбирая, какое из них лучше всего поможет деду. Недолго думав, решил, что хвоя тут будет самое оно. Как раз пару дней назад свежих веточек набрал. Зайдя в дом к себе, я тут же устремился за хвоей. Даже раздеваться не стал, только валенки снял. Лежала она в шкафу, в кладовой. Набрал я немного еловых, да столько же сосновых. Завернул аккуратно, чтоб иголочек не растерять, обул валенки, да отправился к больному на помощь. В этот раз в доме тихо было, не ругался никто. Я постучался в дверь. Открыла мне Нюрка:
– Проходи давай, – говорит. – Там тебя папанька уж заждался.
Разувшись, я прошел в комнату к старику. А он там сидит уже, хоть я и говорил ему, чтоб лежал.
– Надумал лечиться, Алексеич? – спрашиваю.
– Угу, – ответил старик. – Что-то в тебе, Порфирька, такое есть, что надежду внушает. Что, мол, жизнь дорога и нужно ценить, – серьезно произнес он. – Давай уж лечиться начнем! – усмехнулся Алексеич.
Было радостно видеть, как Алексеич духом воспрял. Я прошел на кухню, где сидела хозяйка.
– Ну, что говорит старик-то? – полюбопытствовала Марфа.
– Лечиться сейчас будем, – ответил я ей. – Ковшичек есть у вас алюминиевый? Хорошо, давайте.
Начал я отвар хвойный готовить. Подготовив все как надо, я позвал Нюрку и дал ей наказ, чтоб каждые 10 минут она отвар сахаром посыпала. Пока хвоя отваривалась, я вошел к деду в комнату.
– Ну, что? – говорит он. – Приготовилось все уже?
– Нет еще, готовится, – ответил я. – Поговорить я с тобой хочу, Алексеич, на счет болезни твоей.
– Ну, дак давай, поговорим, – присел дед.
– Вылечить-то мы тебя вылечим, только-то болезнь вновь вернуться может.
– Это как так? – дед не понимал, о чем говорю я. – Я уж и так отмучался столько с недугом этим. Еще лет 10 назад печень-то шалить начала, а я не обращал внимания как-то… А как с завода ушел три года назад, так и вовсе разболелась. Теперь вот совсем слег. Так болит, что спасу никакого нету, думал, умру скоро. А тут еще и жена-старуха нервы мне треплет…
– Знай, Алексеич, что никакая болезнь просто так не приходит. Всему свой повод есть, – начал я объяснять старику. – Исток недуга любого – это порок людской. Чем больше человек пороку подвержен, тем больше он отравляет сам себя. Каков твой порок, Алексеич?
Каков порок Алексеича, я и без него знал. Но нужно было, что бы он сам признал его – только тогда бы исцеление было возможно. Старик потупил голову. Стыдно было ему говорить. Тем более ведь не молодой уже был.
– Эх, Порфирька… Знаешь ты ведь мой порок, да и все наверно знают, – поник Алексеич. – Обманывать я грешен, что тут говорить… Сколь помню себя, все время обманщиком был. Дитятком был – матушке врал, в школе – учителям да ребятам, а на заводе – рабочим… Но я ведь не со зла… Просто хотел, чтоб уважали меня, – дед совсем опечалился.
– Не печалься, Алексеич, ты так, – утешил я деда. – То, что ты порок свой признал, это похвалы заслуживает. Теперь же, если хочешь здоровым быть, ты должен правдивым быть всегда и со всеми. Ложь – главный отравитель печени, запомни…
Дед все понимал, что я говорю. Он посмотрел на меня, и в его глазах я увидел истинное желание быть здоровым, честным человеком.
Отвар готов был уже. Я пошел на кухню, чтоб ковшичек с огня снять и преподнести отвар Алексеичу. Держа в руках горячую кружку отвара хвои, отправился я вновь к деду.
– Держи, – говорю, – да пей глотками небольшими. А ты чего хотел? Это не квас тебе…
Поперхнувшись, дед продолжал пить. Хвойный отвар был горек, но горечь эта целебной была. Хвоя изгоняла из печени и желчного пузыря всю чернь, что отравляла их. Выпив отвар, дед произнес:
– Хорошо-то как стало… Но боль не прошла еще, – покосился на меня Алексеич.
– А ты что хотел? – спрашиваю. – Такие недуги не проходят за мгновенье. Отвар этот будешь принимать каждый день по два раза. Нюрке твоей покажу, как отвар готовить, она тебя поить будет.
Через четыре месяца, когда весна наступила, я проведал Алексеича. Постучал я к нему в дом, а дверь мне Нюрка открыла. Выглядела она много лучше, чем прежде. От былой грусти на лице и следа не осталось.
– О, это вы Порфирий! – улыбнулась мне Нюра, – Батенька в огороде у нас, проходи.
Нюра проводила меня в огород к Алексеичу. Оглядев огород, я увидел старика за теплицей – в грядках он копался.
– Здорово, – говорю, – Алексеич!
Старик удивленно повернулся ко мне и улыбнулся улыбкой, которую едва различить можно было из-за его бороды густющей. Алексеича не узнать совсем было. Словно помолодел он. На лице ни капли болезненности не было, зато были здоровый мужицкий румянец и игривая, озорняцкая улыбка. Так Алексеич выглядел еще до моей службы военной, когда я, не окончив школу, на завод пошел работать. Только борода длиннее, да седины больше стало.
– Порфирька! Вот не ждал я тебя, – весело воскликнул дед. – Думал, конечно, что придешь проведывать старика, но не так вот неожиданно!
– Ну, как дела твои-то, как здоровье? – я невольно начал улыбаться. Дед словно заразил меня весельем своим.
– Словно на десять лет назад перенесся я, Порфирька! Окреп, помолодел, и печень словно новую мне поставили, – радовался Алексеич. – Делал я все так, как ты мне говорил. Пил отвар хвойный постоянно, да врать перестал. Стал честен перед собою и людьми. Тяжело было от порока этого себя отучать, но теперь говорение правды мне даже удовольствие приносит. Такой легкости и свободы никогда не ощущал я! Ну, и самое главное, тебя поблагодарить хочу, что на ноги меня поднял… Чудесный ты человек Порфирька, никогда твоей помощи не забуду!
Я искреннее порадовался за Алексеича. Ну, и немного за себя, что человеку помочь сумел. Теперь же, дорогие читатели, расскажу вам рецепты целебные для печени да желчного пузыря. Только не забывайте, что главный разрушитель здоровья печенки вашей – это ложь. Если хотите иметь хорошую и здоровую, будьте честными, не лгите ни себе, ни другим, и тогда вам никакие лекарства не понадобятся. Светлая энергия слов правдивых – самый лучший эликсир, а хвоя лишь помощник в этом.
Что касается пузыря желчного, то его отравляет зависть человеческая. Не завидуйте, примите себя такими, какие вы есть. Примите то, что у вас есть. Занимайтесь всегда своим делом, своим ремеслом, а на других не смотрите. Если вы будете соблюдать все это, то проблемы с пузырем желчным вас минуют.