Пётр Бем
Игра судьбы
Позавтракав, они отправились на один из блошиных рынков – естественное место обитания карманников, который они давно облюбовали, в их числе и Томас Гартман. И вне зависимости от намерений уйти оттуда с пустыми руками практически невозможно, как покупателям, так и ворам.
3
Анна закончила наводить порядок в квартире, которую она одной ей известными хитростями смогла превратить в уютное гнёздышко. Войдя в кухню, женщина вытерла руки о фартук и посмотрела на стенные часы – почти одиннадцать. Через час муж придёт. Надо что-нибудь приготовить… И вдруг обнаружила, что не хватает продуктов.
Анна отправилась в магазин.
Проходя мимо школьного здания, она боковым зрением заметила мальчика, который учился с её сыном в одном классе. Она подошла к нему и, поприветствовав, спросила:
– А ты почему не в походе?
– В каком походе? – непонимающе посмотрел на неё мальчик.
Ничего не ответив, Анна сорвалась с места, вбежала в школу, поднялась по лестнице на второй этаж и, приоткрыв дверь, заглянула в класс: за столом, склонив голову над книгой, сидела учительница.
– Здравствуйте. Я мама Эриха Вебера. Скажите, пожалуйста, кто-нибудь из учащихся вашего класса вчера уходил в поход? – осторожно спросила она.
Та подняла на неё глаза, полные недоумения.
– Куда?
– В поход, – повторила Анна. – Мой сын оставил записку…
– Так вот почему его нет на занятиях. А я-то думала…
О том, что думала учительница, Анна никогда не узнает, она уже покинула территорию школы и бежала на всех парусах к мужу на работу. Торопясь, спотыкаясь и тяжело дыша, она мчалась что есть сил, прося бога, чтобы помог ей найти сына. Щёки Анны пылали огнём, руки и ноги дрожали. В конце концов её силы иссякли, и она остановила такси.
Несколько минут они с водителем ехали в молчании, нарушаемой только музыкой, льющейся из динамиков. Затем диктор сообщил:
– А сейчас, уважаемые радиослушатели, свежие новости…
Анна взглянула на водителя. Всё его внимание было сосредоточено на дороге.
– … Сегодня утром в Мюнхене, – продолжал диктор, – в предместье Эхинг был обнаружен труп подростка, на вид не более четырнадцати лет. По состоянию тела и характеру повреждений стало ясно, что жертву переехала легковая машина. К такому заключению пришел эксперт при осмотре трупа. Совершив наезд на пешехода, водитель скрылся… Полиция придаёт особое значение раскрытию этого дорожно-транспортного происшествия и сделает всё возможное, чтобы отыскать виновника преступления. Если кто располагает какими-либо сведениями об этом несчастном случае, просим…
Водитель выключил радио.
– Ничего интересного. Сплошной ужас: аварии, убийства, ограбления, насилие…
Анна подняла голову и сквозь пелену, застилавшую глаза от накатившихся слёз, спросила:
– А разве наш мир немного не сумасшедший?
– Не знаю, – отозвался водитель и взглянул на неё. – Я вижу, вы приняли близко к сердцу это известие. Не так ли?
– На то есть причина. Кстати, мы уже приехали. Остановитесь, пожалуйста, вон там… – показала рукой Анна.
Водитель сбавил скорость, затем съехал на обочину и остановился.
– Приехали, – объявил он, выключив двигатель.
Рассчитавшись с таксистом, Анна выбралась из машины и вбежала в помещение бара. Там нашла Гюнтера и произнесла сквозь слёзы:
– Эрих пропал.
Тот с недоумением посмотрел на неё:
– Погоди. Он же в записке написал, что в поход ушёл?
– Солгал он. Гюнтер, что же делать?!
– Обратимся в полицию, и они найдут его.
– Не найдут! – воскликнула Анна, волнуясь и одновременно злясь на себя за то, что недосмотрела за сыном. – Когда я ехала на такси, по радио диктор сообщил, что сегодня утром в предместье Эхинг был обнаружен труп мальчика. Вот я и подумала… Гюнтер, я так боюсь за Эриха. У меня какое-то ужасное предчувствие. Должно произойти что-то страшное.
– Как только это могло тебе прийти в голову?! Конечно, мы не можем отрицать, что тот мальчик… Но им может оказаться любой другой… Так что не надо спешить с выводами. Мы его обязательно найдём. Не переживай.
Анна неуклюже смахнула с лица слёзы. Ей хотелось сказать, что так оно и будет, однако слова застряли у неё в горле.
Муж коснулся её руки и осторожно заставил повернуться к нему лицом.
– Ну что ты, глупенькая? Всё будет хорошо. Сейчас я отвезу тебя домой и отправлюсь в полицию, чтобы заявить о пропаже Эриха. А чтобы ускорить его поиски, я обращусь за помощью к Герберту Гофману – до ухода со службы я был его шефом. Думаю, он не сможет отказать бывшему коллеге. Всё будет хорошо, Анна, – сказал Гюнтер и нежно улыбнулся ей.
Эта улыбка зажгла внутри неё маленький тёплый огонёк надежды.
– Гюнтер, можно я поеду с тобой. Я ведь сойду с ума в четырёх стенах. А так хоть чем-то буду занята.
Она просила тихо, но настойчиво. Спорить с ней было бесполезно, и Гюнтер согласился.
На следующее утро Эрих с печальным видом сидел в помещении особого назначения, куда он был доставлен минувшим вечером, и смотрел на дверь, за которой доносились звуки приближающихся шагов. Секунда, вторая… Дверь отворилась, и послышался голос полицейского:
– Можешь выходить.
Эрих поднялся со стула и проследовал в дежурную часть, где уже находились его родители.
– Господи, как же ты мать перепугал, парень! – осыпал его упрёками Гюнтер. – Она не знала, что и думать.
Эрих краешком глаза взглянул на мать: её лицо было строгое, но не враждебное. Нельзя было не почувствовать, как мучительно напряжённо ждёт она ответа. Её любящее материнское сердце было готово верить всему, что сын ни сказал бы в своё оправдание. Эрих уже открыл было рот, чтобы во всём признаться и попросить прощения, но в это время рядом с ним раздался голос.
– Вы подтверждаете, что этот задержанный нами юноша ваш сын? – спросил полицейский, но не тот, что привёл его из камеры, а другой – сидевший за столом.
– Да, – произнесла Анна чуть слышно, – это наш сын.
– Он свободен, – полицейский кивнул на Эриха. – А его приятелю придётся задержаться у нас. Думаю, года так на три.
Эриху стало жалко Томаса Гартмана. Он умоляюще посмотрел на полицейского – уж очень хотелось ему, чтобы тот отпустил и его друга. Но полицейский, казалось, не обращал на него никакого внимания. А вот отчим заметил сразу. Его подбородок нервно дрогнул, он взял пасынка за руку так, что тот чуть не вскрикнул от боли, и вышел с ним из полицейского участка.
– Знаешь, Эрих, есть грань между проступком и преступлением, – сухо проронил Гюнтер, уже выйдя из участка. – И ты её переступил. А за свои поступки нужно отвечать. Бить тебя, конечно, никто не собирается, хотя не лишне было бы, чтобы понял, что убегать из дома нехорошо, а воровать тем более… Но я знаю более действенный способ перевоспитания. У нас в Германии, при поддержке социальной организации «Трент», работает программа «Адаптационная педагогика». Суть методики в том, чтобы такой подросток, как ты, оказался как можно дальше от привычной среды и понял, что всё в этой жизни даётся большим трудом и что между людьми могут быть совершенно другие отношения, чем те, которые он видит у себя в Германии. Так что мы просто вынуждены отправить тебя за границу. Это твой единственный шанс избежать тюрьмы.
Анна изумлённо посмотрела на мужа.
– И кто же тебе рассказал об этом?
– Мой один хороший знакомый. Его сын прошёл программу в России и вернулся на родину совсем недавно.
– Ну и как? – поинтересовалась она.
Гюнтер пожал плечами.
– По словам отца мальчика, он удивлён эффективностью российской терапии, его сын после возвращения на родину прекратил сводить с ума педагогов и психологов, не ссорится с родителями, не убегает из дому… В общем встал на правильный путь!
– Даже не знаю, что сказать… – пожала плечами Анна. – Если это принесёт пользу, то нам действительно стоит отправить Эриха в Россию. В этой стране, наверное, много прекрасных людей, они и перевоспитывают наших непослушных детей своим примером.
– И ещё немаловажный факт, – вдруг вспомнил Гюнтер. – Если мальчик успешно выдержит испытание, то в скором будущем он получит квартиру, причём в хорошем районе, среди законопослушных граждан, подальше от прежних знакомых и опасных соблазнов.
Эрих слабо запротестовал:
– Не поеду в Россию!
Гюнтер уважительно посмотрел на жену: что, дескать, скажет она, так тому и быть. С ответом та не спешила, медлила. Потом глубоко вздохнула и высказала свою точку зрения:
– Тогда у нас будут частые встречи с полицией, Эрих. А с ней шутки плохи. Так что придётся отправить тебя за границу.
Эрих ничего не сказал в свою защиту, зная: родители отправляют его без всякого злого умысла. Они хотят лишь одного: сделать из него законопослушного гражданина Германии. Он посмотрел на мать с робкой надеждой.
– Мама, а ты тоже поедешь со мной?
– Нет, – ответил за неё отчим. – В Россию ты отправишься с наставником.
Судьба мальчика была решена. Но вместо России его отправили в одну из Германских деревень. В ней не более пяти маленьких домиков – это что-то вроде детских приютов семейного типа. Как оказалось, трудные дети попадают сначала сюда. Здесь строго следят за их дисциплиной и увлекают различными видами спорта и занятиями. Тех, кто не уживается в этом месте, отправляют за границу.
Погода в тот день, когда он покидал пределы своего родного города, была под стать настроению – шёл мелкий противный дождь.
Расположившись в уютном мягком кресле автобуса, Эрих вспомнил, как сидел в машине у отца на коленях, когда они катались по городу. Он чувствовал себя большим и с гордостью посматривал на прохожих, радуясь тому, что они видят, что это он ведёт машину. А мать сидела на заднем сиденье и следила за его действиями. Потом их остановил регулировщик дорожного движения и долго беседовал с его отцом. Тогда Эриху было не больше семи лет.
«Боже, как это было давно!» – подумалось ему.
От нечего делать и для того, чтобы отвлечься от грустных мыслей, Эрих принялся разглядывать за окном строения, что попадались ему на глаза, и они послужили прекрасным отвлекающим средством.
Тем временем воспитатели по работе с трудными детьми готовились к встрече с отъявленным бездельником и хулиганом. Им всем вместе предстояло заняться перевоспитанием этого подростка. Сделать из него добропорядочного гражданина Германии.
Эрих Вебер обладал замечательной способностью сходиться с людьми. Не успел он приехать, как мгновенно завёл дружбу со всеми. И мнение о нём тут же изменилось. Не у всех, конечно! Одна из молоденьких воспитательниц как-то раз обронила, что этот юноша обязательно вляпается в кучу историй – это у него в крови. На что ей пожилая женщина, которой он понравился своей общительностью, ответила так: «Человека не узнаешь как следует, пока не проведёшь рядом с ним много времени, пока не увидишь, каков он в разных обстоятельствах».
Время не стояло на месте, и Эрих с изумлением обнаружил, что незаметно пролетели шесть месяцев исправительной терапии.
По возвращении домой положение парня было очень недурное. Родители всеми силами поддерживали его. Отчим всегда давал ему деньги на карманные расходы, когда он отправлялся гулять, и каждый раз наказывал: «Эрих, пожалуйста, если тебе нужны деньги, не воруй, а бери у меня и не дружи с плохими мальчиками». И Эрих постепенно пришёл к выводу, что бежать из дому теперь глупо, было бы неблагородно, поступи он так. У него теперь были самые твёрдые намерения – только учёба. Он больше не свяжется с нехорошими людьми, обойдёт стороной драчунов, без уважительных причин не будет пропускать уроки… Им будут гордиться учителя и его мать.
Так думал Эрих, и ему казалось, что он думает очень последовательно и логично. А как всё будет в действительности – неизвестно. Наперёд всё знают только боги!
Через два с половиной года судьба вновь свела старых друзей.
В один прекрасный день Эрих возвращался с прогулки и вдруг, не доходя несколько метров до своего дома, он заметил Томаса – того самого широко известного в криминальных кругах вора-карманника Томаса Гартмана. Тот бежал через улицу прямо к нему и кричал:
– Эрих! Я опять на свободе!
– Привет! – с удивлением отозвался Эрих и быстрыми шагами направился к нему навстречу.
Но едва он сделал несколько шагов, как между ними неожиданно возник его отчим Гюнтер Хаген.
– Слушай парень, – обратился он к Томасу, – если ты ещё раз вздумаешь приблизиться к нему, будешь иметь дело со мной. Убирайся прочь!
Томас печально улыбнулся – он не мог знать, что Эриху было строго настрого наказано избегать с ним встречи – и, уходя, крикнул:
– Прощай, Эрих! Может быть, увидимся ещё. – И исчез так же быстро, как и появился.
Гюнтер возмущённо взмахнул рукой:
– Эрих, что всё это значит?! Я же просил!.. Я же говорил!.. Я же тебе почти поверил, а ты… – Он глубоко вздохнул, собираясь с мыслями. – Ну, мальчик, тебе, кажется, придётся поехать в Россию. И ничего тут не поделаешь. Извини!
В октябре, после того как были готовы все необходимые документы, Анна Хаген быстро собрала кое-что из одежды Эриха и завезла его в пункт сбора для отправки. Крепко обняв сына на прощание, она поспешила уйти, сказав ему, что ей нужно торопиться. На самом же деле ей не хотелось, чтобы он видел её слёзы.
Эрих с недоумением посматривал по сторонам, и ему казалось странным, что он здесь, а не у себя дома. Воображение его в это время рисовало уютную комнату в два окна: кровать – в центре просторной спальни, прикроватная тумбочка и небольшой круглый столик, в углу – книжный шкаф, заполненный книгами.
Потом он вспомнил длинный разговор с отчимом – разговор о том, как подобает вести себя с родителями, в школе, – и всё в таком роде. Эрих вдруг подумал: если бы сейчас за ним вернулась его мама, то он обязательно попросил бы у неё прощение за своё скверное поведение и пообещал бы… «Пообещал бы, – передразнил он себя. – Всё равно не поверят!» Эрих устремил взгляд на чёрную дверь казённого дома и начал думать о том, что его ждёт… Ведь нужно жить дальше! Тяжело вздохнув, он понуро уткнулся лицом в свои ладони и закрыл глаза.
– Эрих Вебер? – раздался рядом голос.
Эрих, наверное, забылся на какое-то время, потому что, открыв глаза, не сразу сообразил, где он находится.
– Да, – отозвался он и поднял голову.
Перед ним стоял интеллигентный на вид мужчина небольшого роста, лет сорока, худенького телосложения, с редкими волосами на голове и в очках.
– Я Вальтер Мейер, – представился незнакомец. – Твой опекун и охранник.
– А мы скоро поедем, господин Мейер? – поинтересовался Эрих.
– Скоро, – улыбнулся тот.
Раздались голоса, Эрих пристально посмотрел на входную дверь. «Ещё секунду, и она войдёт, – подумал он. – Обязательно». От ожидания забилась жилка на виске. Дверь отворилась и… на пороге показались три оживлённо болтающие женщины. Его матери среди них не было. В душе Эриха начало накапливаться горькое разочарование. Как бы он хотел услышать на прощание родной ему голос: пока, сынок, до встречи! Я буду скучать по тебе…
Спустя полчаса они с Вальтером Мейером уже ехали в отдельном купе и беседовали на разные темы. Когда поезд остановился на большой станции, Мейер вышел, купил газету и, вернувшись в купе, начал читать…
Состав дрогнул и пошёл дальше, постепенно набирая скорость, увозя Эриха в незнакомую ему страну.
4
Был уже поздний вечер, когда старенький автомобиль «УАЗ-469» въехал в глухую деревушку и свернул на грязную улицу, где все дома, а их чуть более десяти, казались ужасно убогими. Эрих не имел ни малейшего понятия о том, что это за местность. Рассудок грызла мысль о кошмарной монотонности его проживания здесь: день за днём, месяц за месяцем – и всё это будет тянуться невыносимо медленно.
Вальтер Мейер, который совершенно не нервничал, а всю дорогу смеялся над тем, что ему рассказывал водитель, пытался подбодрить Эриха, но его старания оказались напрасными.
– Да что с тобой такое, парень?! – в конце концов спросил Вальтер на немецком. – Что ты всё время молчишь?! Тебе выпало большое счастье побывать за границей, а ты грустишь! Что случилось?
– Ничего не случилось, если не считать того, что я из вашей дружеской беседы, кроме слова «Сибирь», других слов не понял.
Вальтер Мейер перевёл их с Эрихом разговор на русский язык, водитель засмеялся и, потерев запотевшее лобовое стекло, притормозил.
– Эрих, приехали, – сказал Вальтер, открывая дверь. – Давай быстрей выходи из машины!
– Да я и так быстро, – под нос себе пробормотал Эрих.
Высадив пассажиров, водитель вывернул руль, затем нажал на газ – так, что из-под колёс брызнула грязь, и уехал.
Беспородная дворовая собака с белым пятном во весь лоб, услышав скрип калитки, выбежала из-за угла веранды и остановилась; у неё было сосредоточенное выражение, как будто старалась что-то вспомнить и сердилась на свою память. Когда гости подошли к крыльцу, она наклонила голову набок и зарычала, однако, услышав голос Мейера, завиляла хвостом и подбежала к нему.
– Знакомься, Эрих! Хозяйка двора – Найда! – представил Вальтер собаку.
Дверь избушки отворилась, и из неё выглянула голова пожилого человека. Увидев гостей, хозяин улыбнулся и, немного прихрамывая на левую ногу, стал спускаться по ступеням крыльца.
– Господин Мейер! Вальтер Мейер! – восклицал он шепелявым голосом. – Я так рад тебя видеть!
– Да благословит бог ваш дом, Семён Петрович, – улыбаясь, приветствовал его Вальтер.
Пожав руку Мейера, старик остановился перед мальчиком, а тот стоял, опустив аккуратно причёсанную голову и уныло молчал.
– Ты на родителей-то не обижайся, – обратился он к Эриху на непонятном тому языке. – Чего там! Ты уж потерпи. Люди у нас хорошие: и душа есть, и совесть тоже. – Потом спросил: – Как звать тебя, сынок?
– Эрих Вебер, – ответил Вальтер за него.
– А я дед Семён, – представился ему старик. – Язык наш не знаешь, так это не беда! Условия жизни здесь такие, что быстро разных слов нахватаешься. Поверь, я знаю, что говорю. – Он повернулся к Мейеру: – Вы, заходите, – пригласил он в дом, кивая на дверь. – А я пойду в баньку и подброшу дровишек в топку. С дорожки попаритесь и спать уляжетесь. Оно, конечно, тут не рай: удобства во дворе, колодец и того дальше будет. Однако, как видите, и в Сибири люди живут! – бросил хозяин, уходя.
– Не знаю, как вас благодарить, Семён Петрович, – крикнул Вальтер вдогонку ему.
Старик обернулся.
– Мне она ни к чему, эта благодарность, – махнул он рукой и скрылся за дверью бревенчатой бани.
Гости взяли свои чемоданы и поспешили в дом.
Пересекая холодное помещение между жилой частью дома и крыльцом, именуемое сенями, Эрих немного задержался. С минуту он осматривал полутёмную пристройку с прогнившим полом и косыми стенами, открыто выражая своё недоумение.
– Хозяин непривередливый человек, – улыбнулся Вальтер Мейер. – Дом, конечно, не новый, тем не менее жить в нём можно.
Эрих зачем-то пожал плечами и поплёлся за своим опекуном; лицо у него всё так же выражало недоумение, как будто он всё ещё не понимал, зачем он здесь в захолустье, около чужих людей.
Сам Вальтер Мейер только пять лет назад эмигрировал из России. Он привычный. Да и знает, что по окончании сибирской «вахты» вернётся обратно на родину. А пока он будет жить, как и его подопечный Эрих Вебер, в обычной деревенской избе в небольшой деревушке, севернее города Омска. Именно сюда добропорядочные граждане Германии ссылают трудных подростков на перевоспитание, чтобы в сибирской глуши они осознали бесценность благополучия сытой Европы. Кстати, немецких подростков отправляют на перевоспитание не только в Россию, но и в Киргизию, Испанию, Грецию, Турцию, Италию, Норвегию, Австралию и другие страны. В год за границу отправляются около ста человек.
В деревянном доме Семёна Петровича Морозова три комнаты. Две из них – с окнами на улицу, – старик держал для гостей из Германии; а они у него частенько проживали. В комнате, что предназначалась для Вальтера Мейера, стоял круглый стол, кровать и два стула. В другой – для Эриха Вебера – письменный стол, кровать и табурет. А в комнате с видом на тайгу, жил сам хозяин. Кухня небольшая по размеру и с малым количеством мебели: стол, три табурета и шкаф для посуды. Потолок изрядно закопчён, ясно, что здесь зимой дымит печь и бывает угарно.
Семён Петрович был вдов. Он невысокого роста, но крепкого телосложения, так что, несмотря на свои семьдесят пят лет и глубокие морщины, всё ещё имел вид здорового, сильного человека. Говорил он шепелявым, гудящим басом, оттого что почти не имел зубов, и видно было, что он очень доволен своей жизнью и совсем не думает о том, сколько ему лет.
Послышались шаги и тяжёлое дыхание: это в дом входил хозяин.
– Ну, господин Мейер, бери своего подопечного, и идите в баню, – произнёс он с порога.
– Спасибо, Семён Петрович. Я ваш должник до гробовой доски!
– Живи долго, – отозвался старик, разуваясь у порога. – А благодарить надо не меня, а таких вот хулиганов, как он. Если бы не они, жить тебе в твоей Германии безвыездно.
– Вы правы.
Через минуту опекун и его подопечный уже спустились с крыльца и шли в баню, которая находилась в нескольких метрах от дома. Вокруг было темно, грязно и скользко, моросил дождь.
Этот день казался самым длинным в жизни Эриха. И в мозгу его, утомлённом этим длинным суетным днём, промелькнула мысль: неужели ему предстоит прожить здесь до лета? Это ужасно! Мало-помалу им овладело равнодушие, не хотелось соображать, и он на всё махнул рукой.
После бани их ждал обильный ужин. На столе стояло блюдо с мясом, приготовленным в масле, другое блюдо – с толчёным картофелем, несколько очищенных луковиц, хлеб и кувшин молока.
Хозяин пригласил гостей сесть за стол и сам накладывал каждому на тарелку вкусное кушанье. Пока ели, старик рассказывал о нелёгкой доле сельских тружеников, а Вальтер Мейер переводил своему подопечному на его родной язык. Услышанное Эрихом заставило его призадуматься: а стоит ли ему исправляться? Зачем? Всё равно никто не скажет спасибо, если он, как дед Семён, будет всю жизнь честно трудиться. А вот промышлять карманным воровством – это интересное дело, да и сколько денег можно добыть таким лёгким ремеслом!
Тем временем наступила ночь. Семён Петрович поднялся с места и тихо сказал:
– Ну, добрые люди, покушали, а теперь давайте спать укладываться будем.
Мысли у Эриха прервались, он допил чай и, пожелав им спокойной ночи, ушёл в свою комнату. Там он подошёл к окну, минут десять задумчиво всматривался в темноту и более не в силах бороться с усталостью лёг спать. И сон унёс его на своих крыльях.
Стенные часы пробили час ночи, два…
Эрих вздрогнул и проснулся. Сердце его бешено колотилось от ночных кошмаров. Будто сидит он на холме, а кругом – вода. Она подбирается к нему. Ближе… ближе…
В ужасе Эрих открыл глаза. Осмотревшись по сторонам, он облегчённо вздохнул: слава Богу, это лишь сон! И, сомкнув веки, повернулся на бок.
Ветер гулял по крыше, о стену стучали ставни – раз, другой, третий… Что-то ударилось о пол и зазвенело: должно быть, дед Семён уронил стакан. Под самым окном раздался лай хозяйской собаки Найды. Послышались голоса; кто-то прошёл мимо… И опять наступила тишина. В глазах резь, туман… Наконец он засыпает и спит до утра.
Разбудил Эриха надоедливый монотонный скрип. Он не слышал, как Семён Петрович растапливал печь и готовил завтрак, но теперь слышал скрип его сапог – казалось, скрипел весь дом. Эрих лежал на кровати и думал, вставать ему или ещё полежать немного, как вдруг к нему в комнату вошёл Вальтер Мейер.
– Ну, Эрих, сегодня первый день твоей учёбы за границей. Поздравляю! – Видя его замешательство, он ободряюще улыбнулся: – Выше нос, парень! А теперь, одевайся и выходи завтракать.
На всё Эриху понадобилось не больше пятнадцати минут. Потом он в сопровождении Мейера отправился в школу.
С утра шёл дождь со снегом, и не было никакой надежды, что небо прояснится. Сапоги то и дело вязли в грязи, идти по бездорожью было очень неприятно. И тут в мозгу Эриха сверкнула мысль: что будет, если он упадёт? Вернутся обратно домой?
Слегка повернув голову, Вальтер Мейер искоса посмотрел на него.
– Не вздумай упасть в грязь, Эрих! – предупредил он с улыбкой на лице, словно прочитал его мысли. – Одноклассники выставят тебя на посмешище.
– Чего тут смешного! Со всяким может случиться!
– Это верно.
В школе нового ученика встретили не приветливо, но и не враждебно, на него смотрели, как на инопланетянина, прилетевшего из чуждой им цивилизации, и посмеивались: мол, родителям некуда девать деньги, они и отправили своего озорника людям на горе.
Первое время на уроках Эрих тупо озирался по сторонам, пытаясь понять, о чём говорят окружающие. Тщетно. Чтобы хоть чем-то занять себя, он мастерил бумажные самолётики и поочерёдно отправлял их в полёт – до тех пор, пока один из его истребителей не сделал посадку на учительский стол. После чего получил устное замечание.
По поведению Эриха его одноклассники отметили, что нравы в немецких школах куда более вольные, чем у них. Но как бы то ни было, а первый день учёбы подошёл к концу, за ним последует второй, за вторым – третий…
Подопечный Вальтера Мейера жил как в тумане, точно проживал чужую жизнь и делал многое такое, чего не делал раньше: он рубил дрова, стаскивал их и складывал в поленницу, носил воду из колодца, чистил двор… И, ко всему прочему, учил русский язык. Недели складывались в месяц – наступила зима, самая холодная за все годы жизни Эриха. Первый снег укрыл землю, деревья и крыши домов, над которыми, не переставая, дымили печные трубы. Дни постепенно шли на убыль, крепчали морозы, и всё чаще завывали метели. Становилось ясно, что до конца зимы ещё далеко-далеко и самое трудное только начинается.
В будни Эрих был занят учёбой. А в выходные дни, в хорошую погоду, брал лыжи и с местными ребятами шёл кататься с горы, откуда всегда возвращался весь в снегу, озябший, но довольный. Иногда, по большим праздникам, всем классом выезжали в город; там они посещали музеи, кинотеатры и другие заслуживающие особого внимания места.
За эти два месяца учёбы Эрих научился сносно говорить по-русски, чтобы понимать учителей и общаться с одноклассниками. У него появились друзья, с которыми он с удовольствием играл в волейбол в школьном спортзале, там же увлёкся боксом, а в перерыве между уроками вместе с ними шутил, смеялся и дразнил девочек. Если бы друзья не знали, из-за чего он приехал, вряд ли бы догадались! Такой же парень, как и они.
