Радмир Рамильевич Жук
Как я встретил дьявола
Здравствуйте. На самом деле я пачкаю далеко не первый лист бумаги. Только на этой неделе я садился писать раз пять, не меньше. Что удивительно, слова каждый раз охотно выстраивались в предложения, но что-то все равно заставляло меня вырвать очередную страницу, и отложить тетрадь в сторону. Что-то. Какая-то неведомая сила. Может, страх, что меня засмеют? Или, это нежелание показаться глупым, недалеким человеком, верящим во всякую ерунду?
Что бы это ни было, я отчаянно противлюсь ему, и поэтому сегодня в очередной раз сел за стол, и начал писать. Я искренне надеюсь, что на этот раз мне удастся не только, так же легко подобрать правильные слова, но и хватит смелости, что бы сохранить их, и все-таки поведать вам мой рассказ.
Но, мой ли это рассказ, на самом деле? Думаю, нет. Я ведь всего лишь собираюсь пересказать вам то, что сам услышал много лет назад от человека, которого наше общество, не задумываясь, назвало бы преступником, психопатом, или, что более вероятно, чудовищем.
Хочу сразу отметить, что я никоем образом не навязываю вам эту историю, не жду, что вы мне поверите, и что будете сопереживать ее героям, большинство из которых это сомнительные личности, погрязшие в алкоголе, наркотиках, разврате, и черт его знает в чем еще. Для всех этих людей даже слово «герой» я выдал с трудом, и с большим авансом. Это скорее персонажи, неожиданно вплетенные в историю, и оказавшиеся в ней по воле случая. Большинство из них могут вызвать у вас по крайней мере недоверие, а некоторые, и того хуже, самое настоящее отвращение. Ведь даже я, человек который пронес эту историю через большую часть своей жизни, часто думавший о ее «героях», и почему они поступили именно так, в той или иной ситуации, испытываю к ним что-то подобное, что-то похожее на омерзение. Разумеется, никого из этих людей я не ставлю в пример, не ищу оправданий их поступкам, и более того, наверное, даже надеюсь, что больше никогда в своей жизни ни о ком из них не вспомню.
Думаю, теперь вы хотите спросить меня – для чего я тогда вообще захотел пересказать эту историю? Хороший вопрос скажу я вам, ответ на который и сам толком не знаю.
Эта история должна была уйти со мной в могилу, но уверяю вас, даже оттуда она нашла бы способ выбраться. И, раз так, раз этой истории суждено найти своего слушателя или читателя, то я не стану противиться, и поведаю ее вам, поведаю ее такой, какой запомнил, такой, какой я ее услышал, в ту холодную, зимнюю ночь, в тусклом коридоре психиатрической больницы. Рассказана она мне была человеком по имени Энди Хоул. Одни называли его психопатом, другие убийцей, третьи не называли его никак, потому что боялись говорить о нем вслух. Я и сам долгое время относился к последним, поэтому если бы сказал, что эту историю мне поведал лично Энди Хоул, тогдашний мой напарник Скот, назвал бы меня «шизанутым», а после добавил что-то вроде «ты такой же ненормальный, как и он», и это несмотря на то что в ту ночь Скот видел меня у палаты мистера Хоула. Да, Скот любил язвительно подшутить надо мной. Но, не обо мне эта история, и даже не о Скоте. Эта история о человеке по имени Энди Хоул. Психопате. Убийце. Наркомане. Алкоголике. По крайне мере, так было написано в его личном деле. Но, обо всем по порядку…
Для начала я хочу вам представиться. Зовут меня Томас Уэртон. Я пенсионер, и живу в небольшом городке в штате Луизиана.
Я не хочу много рассказывать о себе, поэтому лишь скажу, что я, наверное, и есть тот, о ком принято говорить – «среднестатистический гражданин». Как вы можете догадаться, у меня была вполне обычная жизнь, в которой не происходило никаких значимых событий, наподобие полета в космос, или выигрыша в лотерее нескольких миллионов долларов. Но, разве для нас, среднестатистических граждан, это столь важно? Думаю, вы поймете, если я скажу, что в моей жизни были другие значимые события: день, когда я уехал из родительского дома, день, когда встретил свою будущую жену, день, когда мы поженились, день, когда родился наш сын, и многие-многие другие дни, которые, вероятно, есть у большинства из вас. Сейчас я уже вдовец, а мой сын живет со своей семьей на другом конце страны. Они прилетают ко мне только на праздники, но для нас эти дни по прежнему важнее и полета в космос, и выигрыша в несколько миллионов долларов.
Так вот, моя среднестатистическая жизнь всегда текла плавно и равномерно. Все как у всех. Черная полоса, иногда затягивалась, но все же сменялась белой, а затем вновь чернела. Однако был в моей жизни период, когда не было ни черной полосы, ни белой, она была коричневой, и поверьте это не был цвет шоколада.
Мне тогда было двадцать пять, и неожиданно для себя я только что потерял работу. Трудился я тогда в ветеринарной клинике, и, если честно, я до сих пор не могу понять, на кой черт, ее владелец мистер Дункан, которого я тогда считал старым маразматиком, вышвырнул меня на улицу. Вполне вероятно, что мистер Дункан догадался, о моем отношении к нему, и именно это послужило причиной моего увольнения, потому как со своими обязанностями, как мне до сих пор кажется, я тогда справлялся вполне не плохо. Конечно мистер Дункан уже давно умер, но только сейчас, дожив до его возраста, и даже став немного старше, а мне сейчас восемьдесят один, я понимаю, что владелец ветеринарной клиники, не был старым маразматиком. Он был даже очень рассудительным, приятным человеком, который любил животных, и несмотря на свой возраст, вел активный образ жизни. Иногда даже чересчур активный.
Сам я сейчас даже рядом не стою с мистером Дунканом. Я ленюсь, часто откладываю дела на потом, и о многом забываю. Теперь я знаю, что такое быть стариком, но тогда я, разумеется, об этом даже не задумывался. Прошло уже больше полувека, а мне до сих пор бывает стыдно, за то свое поведение. Наверное, именно поэтому, словно извиняясь перед мистером Дунканом, в последнее время я частенько вспоминаю о нем, и восхищаюсь его любовью к жизни. Хотя, думаю, приди я сейчас к тому старику со своими извинениями или восхищением, ему было бы абсолютно плевать на меня. Собственно говоря, как и тогда.
Как бы то ни было, из-за своего отношения к мистеру Дункану, или скверного характера последнего, я тогда остался без работы. Не скажу, что это было для меня трагедией, скорее просто неприятность, с которой я должен был справиться.
Неприятностей тогда было много, и из важного могу упомянуть еще о разводе моих родителей. Сомнительное мероприятие для людей, которые почти тридцать лет прожили в браке, и вместе преодолели не мало трудностей. Но, любовь, как выяснилось тогда, имеет свойство заканчиваться, и об этом мне по телефону сообщила мама. Ее звонок раздался рано утром, и холодный мамин голос попросил меня отнестись к ситуации с пониманием, и не приезжать в мой родной город, в надежде что-то исправить. К слову, еще одна неприятность заключалась в полном отсутствии денег, поэтому учитывая, что родители жили за восемьсот миль от меня, ехать я к ним, понятное дело, не собирался.
Вообще за свои двадцать пять лет, я успел пожить чуть ли не в десятке городов, при этом подолгу нигде не задерживаясь, поэтому оставшись без работы, я вновь был волен ступать на все четыре стороны. Не знаю к счастью или к сожалению, но тогда судьба в очередной раз свела меня с Джоном Айзексом, моим старым приятелем, который предложил мне попытать удачу в городе, где Джон жил вместе со своей семьей. Выбор был очевиден. Во-первых, Джон согласился подвезти меня, ни взяв при этом ни цента, во-вторых, обещал помочь с жильем и работой. Первые два пункта Джон выполнил без затруднений, однако с поиском работы возникли серьезные проблемы. Только спустя две недели после моего приезда мне наконец улыбнулась удача, и была предложена работа санитара в психиатрической больнице. Так себе удача скажите вы, но когда тебе нечего есть выбирать особо не приходится.
Собственно говоря, так я и оказался в «Холодной яме». Именно такое неофициальное название носила та психиатрическая больница. Связано это было с тем, что внутри огромных корпусов всегда было очень холодно, и даже в самый жаркий, летний день в больнице стояла такая холодрыга, что казалось на улице наступила зима. Еще помню, как по коридорам постоянно гулял холодный ветер, и когда он противно облизывал твое тело, по спине начинали бегать мурашки. Другой особенностью этого места было то, что в «Холодной яме» содержались не просто люди с психическими расстройствами, а исключительно те, кто совершил особо тяжкие преступления: убийцы, каннибалы, насильники, маньяки, и прочие личности, для которых путь в современное, прогрессирующее общество навсегда был закрыт. Всего их было сорок два человека. Сначала мне, конечно, было не комфортно работать в подобных условиях, но ко всему со временем привыкаешь. Даже к такому.
Сработался я и со своими коллегами, которые сначала приняли меня в штыки. Причиной столь недобродушного отношения послужило то, что на работу я устроился исключительно благодаря связям Джона, а значит обошел большую часть бумажной волокиты и различных проверок.
Больше всех негодовал Скот. Понять его было не сложно, потому как сам он получил эту работу с большим трудом. Вообще до «ямы» Скот работал полицейским, но был уволен за превышения должностных полномочий. Что именно натворил Скот никто точно не знал, но говорили, что он долго доказывал, что произошедшее с ним было случайностью, хотя зная этого человека легко можно было догадаться, что это не так. Я проработал со Скотом около полугода, и скажу, что он всегда был вспыльчивым, агрессивным, раздражительным, а иногда даже жестоким. Прибавьте к этому почти 7 футов роста, 300 фунтов веса, и получите самую настоящую машину для убийств. Стоит ли говорить, что многие санитары по-настоящему боялись Скота, который, чувствуя свою безнаказанность, любил подколоть, обидно пошутить, или даже оскорбить. Как я уже говорил, мне тоже частенько доставалось от Скота, и самое безобидное, что я от него слышал это – «криворукий ветеринаришка».
Другим моим коллегой был Дэвид Хант. Невысокий, тучный, с бритой до блеска головой, и вечно обгрызенными ногтями. Дэвид мало разговаривал, много ел, и постоянно был чем-то недоволен.
Санитары в «яме» работали по три человека, однако официально никто ни к кому прикреплен не был. Наверное, это и не требовалось, ведь здесь, как и в любом другом большом коллективе, были свои мини-группировки, а значит каждый работал с тем, с кем ему было комфортно. Так как никто не хотел идти к Скоту и Дэвиду мне достались именно они. Ну, или это я достался им. Правда, сначала мне говорили, что это только на пару недель, что в «яме» есть традиция, когда новичку на испытательный срок дают двух самых отмороженных санитаров, и единственное, что требуется в этот период это постараться не уволиться. После испытательного срока я должен был забыть о Скоте и Дэвиде, как о страшном сне, однако прошла неделя, вторая, месяц, и тут я понял, что это на долго.
Как я уже говорил, к моему большому удивлению, но мы сработались. Не без трудностей, не без скандалов, не без потасовок и криков, но сработались. Я даже начал замечать в своих коллегах положительные стороны, которых, как выяснилось, было не мало.
Когда ты работаешь в подобном месте ты всегда должен быть начеку. Думаю, это можно сравнить с тем, словно ты каждый день заходишь в клетку к дикому зверю. Ты можешь подружиться с ним, можешь кормить его, он может позволить тебе себя гладить, однажды ты даже можешь подумать, что приручил зверя, но в один момент, в его голове что-то происходит, какой-то «бзик», секунда, и все, что было «до» обнуляется. Стоит отвернуться, и зверь накинется на тебя так, словно между вами ничего и не было. Можно ли по-настоящему приручить дикого зверя? Нет. Он всего лишь будет играть роль вашего друга, будет показывать вам то, что вы хотите видеть, он будет ждать подходящего момента, что бы однажды «клац», и его челюсти сомкнулись на вашей шее. Что бы избежать столь неблагоприятного исхода, вам требуется не так уж и много: дисциплина, самообладание, сила и уверенность. Вы должны показать зверю, что вы тут главный, что вы его не боитесь, и никогда не потеряете бдительность.
Именно так вели себя Скот и Дэвид каждый раз заходя в палату к пациентам, ну или к заключенным, как вам удобно. С ними было спокойно. От них исходила уверенность, все движения были доведены до автоматизма, голоса строгие, взгляды холодные. Скот не редко позволял себе даже, скажем так, «надавить» на пациента, переступая за черту человечности, но когда напротив тебя улыбаясь стоит преступник, изнасиловавший и убивший шестилетнюю девочку, и вместо четвертования или электрического стула, получивший за это мягкую кровать и трехразовое питание, та самая черта, отделяющая гуманность от жестокости, стирается. По крайней мере, так было в голове Скота, по крайней мере, он этого не скрывал.
Наверное, это и было самое сложное в той работе. Относиться по человечески к людям, которые совершили такие преступления, узнав о которых не редко пересыхало в горле, учащался пульс, подступала тошнота, или начинали идти слезы.
Но, мы старались быть человечными. Каждый старался настолько, насколько мог себе позволить. Пациенты смотрели на нас с опаской, покорно, чуть опустив головы, и очень мало разговаривали. Большинство из них были похожи друг на друга: с бледной кожей, пустым взглядом, с мешками под глазами, морщинистой, вне зависимости от возраста, кожей на лице, и безвольным голосом. Пациенты вели себя вполне приемлемо, лишь изредка незначительно нарушая правила, но все это мгновенно пресекалось и наказывалось.
Спустя три месяца я ко всему привык. Дни начали незаметно сменять друг друга, работа стала обыденностью, коллеги начали становиться приятелями, и именно тогда в «яме» появился он. Энди Хоул.
Была поздняя осень. Погода уже несколько недель держалась мрачной, и холодной. Все готовились к скорому наступлению зимы. Мы стояли на заднем дворе больницы, и, дрожа от холода, ждали прибытия нового пациента. Его личное дело мы изучили накануне, поэтому знали, что будем иметь дело с преступником, зверски расправившимся с семью, ни в чем не повинными, людьми.
Если честно, ничего особенного мы не ждали. В «Холодной яме» содержались пациенты, совершившие и более тяжкие преступления, поэтому для нас Энди Хоул был еще одним психопатом, который не обещал доставить много проблем. Как же мы все ошибались.
Энди Хоул вышел из автобуса гордо, словно монарх прибывший на свою коронацию. Он был высоким, с короткими, светлыми волосами, гладкой кожей, и зелеными глазами. Одет мистер Хоул был во все белое, на руках наручники, ноги закованы в цепи, спина ровная, движения неторопливые.
Как выяснится позже, большинство из встречавших, а нас в тот день было около семи человек, включая врачей и охрану, уже тогда поняли, что Энди Хоул будет не совсем обычным пациентом.
Почему?
Как правило, на лицах новоприбывших, всегда можно было увидеть какую-нибудь эмоцию, скажем, тревогу, отчаяние, страх, любопытство, или даже самую настоящую радость, глаза многих при этом старались хаотично уловить мельчайшие детали нового окружения, лишь ненадолго, очень аккуратно и робко задерживаясь на врачах, санитарах, охране, или огромном здании, которое должно было стать для пациентов их новым домом. На лице же мистера Хоула не было ни единой эмоции. Глаза его были по-мертвецки неподвижны, они, словно, не видели стоящих впереди людей, а смотрели куда-то сквозь них.
Первым к мистеру Хоулу подошел главный врач больницы. Мистер Кинг аккуратно, но уверенно поприветствовал нового пациента, однако ответа не последовало, что в принципе было не удивительно, ведь для большинства новоприбывших, все происходящее было стрессом, из-за которого забывались банальные правила приличия. Встречались и те, кто ничего об этом не знал, но Энди Хоул явно к ним не относился.
Затем мистер Кинг перекинулся парой фраз с сопровождавшими Энди Хоула санитарами, и, словно не замечая их напряженных лиц, забрал папку с документами, и попросил нас показать новому пациенту его палату.
Когда я подошел к мистеру Хоулу я почувствовал холод. Да, погода была такая, что под стук моих зубов можно было плясать чечетку, но в тот момент мне все равно показалось, что температура на улице упала на несколько десятков градусов. Я словно окунулся в ледяную прорубь. Однако самое странное заключалась в другом – впервые, и единственный раз за все время работы в «яме», я услышал, как Скот просит новоприбывшего пациента пройти в свою палату. Именно просит. Обычно голос Скота твердый, уверенный, он не просит, он требует, приказывает. Но, в тот день все было по-другому. Позже Скот скажет, что ему было не по себе, что он заболел, перенервничал, но мы понимали, что Скоту, так же, как и нам, просто было некомфортно, находиться рядом с Энди Хоулом. К слову, мистер Хоул беспрекословно выполнил просьбу Скота. На моей памяти, это был единственный пациент, который шел в свою палату гордо, и уверенно. Что-то странное было в походке мистера Хоула, шаги его были плавными, поэтому казалось, что стопы не касаются земли. Ей Богу, я думал, что мистер Хоул парит в воздухе, и так тогда показалось не только мне.
Думаю, следующие два месяца были самыми пугающими в истории «Холодной ямы», и причиной этому был, конечно же Энди Хоул. Нет, он не был буйным пациентом, скорее, наоборот, мистер Хоул был слишком спокойным, и предсказуемым. Это и настораживало. Каждый раз, когда мы открывали небольшое окошко в двери его палаты, мы знали, что Энди Хоул будет неподвижно сидеть на краю своей кровати, и задумчиво смотреть куда-то в угол. И, так было всегда.
Первые, по-настоящему, жуткие вещи начали происходить в «яме» спустя всего пару дней после прибытия мистера Хоула. Сначала мы услышали, что новый пациент часто разговаривает сам с собой. Конечно, это не было чем-то из ряда вон выходящим, особенно для того места, где я работал, но совсем скоро один из санитаров – Перси Морс, услышал в палате мистера Хоула голос, который, как было сказано самим Перси, «принадлежал явно не этому психопату». Открыв окошко в двери палаты, Перси никого лишнего не обнаружил, а мистер Хоул неподвижно сидел на своей кровати, и смотрел в угол.
Сначала все мы подумали, что Перси был пьян, или решил таким образом подшутить над нами, но в течение следующих недель, каждый из санитаров, хотел он того или нет, столкнулся с чем-то подобным. Я не исключение, и моя история очень похожа на истории остальных санитаров.
В один из дней мы проводили плановый обход, и, подойдя к палате мистера Хоула, я услышал его голос. Он что-то бормотал себе под нос, и это тоже было странным, потому как с санитарами и врачами, Энди Хоул всегда общался как-то наигранно-четко, хотя голос его при этом звучал мелодично, и не очень громко. Я прислушался. Это было похоже на то, словно мистер Хоул перед кем-то оправдывается. Бред сумасшедшего? Да, это первая мысль, которая появилась в моей голове. Что тут думать, верно? Мы ведь все-таки в психиатрической больнице.
Я уже собирался открыть окошко для того, что бы убедиться, что с мистером Хоулом все в порядке, как вдруг, услышал за дверью незнакомый голос. Красивый. Мелодичный. Спокойный. Явно принадлежащий мужчине.
Я тут же лязгнул металлической крышкой, и заглянул в палату, но внутри, кроме мистера Хоула, никого не было, а сам он, молча, сидел уже в привычной позе, и задумчиво смотрел в пустоту. Спрашивать его о чем-либо было бессмысленно, потому как в такие моменты мистер Хоул никогда не отвечал.
Вскоре наши разговоры дошли до врачей, но они успокаивали нас говоря, что Энди Хоул сам имитирует незнакомый голос, пытаясь таким образом нас напугать. Все это звучало вполне логично, и было похоже на правду, если бы не одно «но» – голоса не могли принадлежать одному человеку, потому как зачастую они звучали одновременно, или даже перебивали друг друга. Врачи продолжали твердить, что такое тоже возможно, и не стоит об этом беспокоиться, но большинство из них говорили так ровно до тех пор пока сами не начинали общаться с мистером Хоулом.
С ним было не комфортно. С ним было страшно. Заходя в палату к мистеру Хоулу многих одолевал ужас. Особенно не по себе становилось, когда мистер Хоул, не обращая внимание на вошедших санитаров, продолжал увлеченно разговаривать со своим невидимым собеседником. Не делал вид, а именно разговаривал. Взгляд его при этом был неподвижно устремлен в пустоту, а на лице не редко можно было увидеть ехидную улыбку. В эти моменты мистер Хоул мог говорить о чем угодно, но чаще всего он обсуждал свои убийства, и то что с ним происходило между ними. Иногда мистер Хоул задавал пустоте вопросы, иногда спорил с ней, но чаще всего просто что-то рассказывал.
Был ли кто-нибудь в этой пустоте?
Представьте ситуацию, когда вы заходите в комнату, в которой находятся два человека. Вы садитесь к одному из них лицом, в то время как второй оказывается за вашей спиной. Вы заводите с первым разговор, но проходит немного времени, и вы начинаете чувствовать на себе взгляд того, кого не видите. Вы знаете, что он там, за вашей спиной. Слышите его дыхание, шаги. Каждой клеткой своего тела вы ощущаете его присутствие. В какой-то момент он будет рядом настолько, что по вашему телу побегут мурашки, вы захотите избавиться от них, но, обернувшись, на другом конце комнаты никого не увидите.
Вот, что мы чувствовали находясь в палате мистера Хоула. Мы чувствовали, нет, мы знали, что из пустоты на нас кто-то смотрит. Оно внимательно наблюдало за нами. Слушало нас. Иногда, мы чувствовали на себе его холодное дыхание. Так продолжалось несколько недель, после чего пустота начала нас преследовать. Мы чувствовали на себе чей-то тяжелый взгляд даже не находясь в палате мистера Хоула, но, как выяснится позже, это было только начало, ведь вскоре мы начали видеть то, что скрывалось от нас в пустоте.
Первым его увидел санитар по имени Чарли. Чарли не был верующим человеком, но он клялся Господом Богом, что зайдя в палату к мистеру Хоулу, он увидел черный силуэт, стоящий перед кроватью. Двое других санитаров только пожимали плечами, но Чарли был уверен в том, что он видел. Он говорил, что эта не могла быть тень, «ведь мистер Хоул сидел на кровати, а силуэт не спешно повернулся, и направился к выходу». Что было дальше Чарли помнил смутно, но, «кажется, силуэт просто растворился в воздухе».
К этим словам Чарли многие отнеслись с опаской. Стоит ли говорить, что не было никого, кто посчитал бы, что Чарли врет, или что он был пьян в тот день. Мы понимали, что рано или поздно все санитары увидят то, что увидел Чарли. Это был лишь вопрос времени, и лично я увидел это, уже через несколько дней.
Силуэт. Это всегда был силуэт. Темный. Размытый. Пугающий. Видел я его, как и большинство санитаров, только боковым зрением. Оно словно играло с нами, ведь стоило повернуть голову, и оказывалось, что в палате никого лишнего нет. Оно появлялось из ниоткуда, и мгновенно исчезало в никуда. Только два санитара, Чарли и Зак Соммерс, видели «это» перед собой, хотя словам последнего многие не поверили, потому как Зак всегда был тем, кто любил глупо пошутить.
Очень скоро больше половины персонала «ямы» были уверены, что в палате мистера Хоула обитает некая сущность, которая пришла в больницу вместе с новым пациентом, и что именно с ней тот разговаривает. Однако оставались и те, в основном врачи, а из санитаров это были только Скот и Зак, кто все еще пытался доказать, что мистер Хоул всего лишь хороший психолог, актер, и манипулятор. Но, затем случилась первая смерть.
Его звали доктор Фрэнк Бойс. Он был психиатром, и занимался лечением мистера Хоула. Доктор Бойс много времени проводил со своим пациентом, и был одним из тех, кто считал, что мистер Хоул просто с нами играет. Однако, в последние дни своей жизни доктор Бойс начал сомневаться в своей позиции по отношению к мистеру Хоулу, поэтому часто ходил к нему в палату, где оставаясь со своим пациентом один на один, что было категорически запрещено, часами с ним о чем-то беседовал. Из палаты мистера Хоула доктор Бойс часто выходил молчаливым, подавленным, а иногда даже со слезами на глазах.
В один из дней доктор Бойс как обычно о чем-то пообщался с мистером Хоулом, и, попрощавшись со всеми, поехал домой. Дома доктор Бойс поужинал, посмотрел телевизор, затем поднялся к себе в кабинет, выкурил сигарету, и, заварил чашечку кофе, как обычно размешав четыре ложки сахара. Через несколько часов доктор Бойс в последний раз поцелует свою спящую дочь, заботливо укроет жену одеялом, и, выйдя на крыльцо своего дома, зарядит ружье, после чего, не оставив никакой записки, снесет себе половину головы. И, пусть не было никаких доказательств того, что именно мистер Хоул был виновен в смерти доктора Бойса, для большинства работников «ямы» это было очевидным.
После смерти доктора Бойса многие работники «ямы», боясь повторить судьбу своего коллеги, решили уволиться. Наше руководство не могло допустить столь массового побега, поэтому всеми силами пыталось нас удержать. Санитарам заметно подняли зарплату, и так как я все еще испытывал финансовые трудности, это вынудило меня остаться. К слову, после смерти доктора Бойса ситуация в «яме», если так можно выразиться, «нормализовалась». Пугающий силуэт стал появляться реже, а мистер Хоул вел себя по большей степени нормально, кажется, временами даже забывая о существовании своего невидимого собеседника.
Именно в этот момент, не сказать, что как гром средь ясного неба, но тоже достаточно неожиданно случилась вторая смерть. Это был пациент по имени Алекс Грин. Мистер Грин содержался в «яме» уже около двадцати пяти лет, и насколько я помню, был одним из самых спокойных пациентов. Он никогда ни с кем не конфликтовал, всегда был вежливым, приветливым, опрятным, часто улыбался, и искренне верил, что однажды навсегда покинет стены «ямы». Мистер Грин не знал, что своей семье он был уже не нужен, и что именно в «яме» он встретит свою смерть.
Все началось с того, что мистер Грин начал жаловаться на появившийся у него в голове голос. «Целыми днями он рассказывает мне о жутких убийствах» – говорил мистер Грин, и это его очень сильно пугало. Странно было это слышать от человека, который много лет назад сам зверски расправился с несколькими людьми, после чего расчленил их тела, и утопил в озере. Но, мистер Грин был действительно напуган. Все усугубилось, когда мистер Грин начал видеть темный силуэт. «Он нашептывает мне страшные вещи, и просит сделать что-то нехорошее» – с ужасом в глазах повторял худощавый старик, разум которого за несколько дней заметно помутился. Вскоре мистера Грина перевели на специализированное лечение, и выписали ряд сильнодействующих препаратов, но это не помогло. В одну из ночей мистер Грин вскрыл себе вены. Откуда у него появилось лезвие так и осталось загадкой. Как и в случае с доктором Бойсом, не было никаких доказательств того, что именно Энди Хоул был виновен в смерти мистера Грина, но тот факт, что их палаты располагались по соседству говорил о многом.
Смерть мистера Грина сулила нам большие проблемы, и серьезные проверки. Санитаров уже не хватало, а те кто еще работал, несли усиленное дежурство. Мы практически ночевали на работе, и могли по несколько дней не появляться дома. Именно в тот период, в одну из ночей, и случился мой разговор с Энди Хоулом.
Была уже зима. Во всей больнице дежурили только два санитара, я и Скот, а так же пара охранников. Я сидел за небольшим столом прямо в коридоре, и под светом тускло-горящей лампы, заполнял документы. Скот в это время заканчивал обход, после чего должен был пойти немного поспать. Было около трех ночи. Секундная стрелка на настенных часах громко отчитывала каждый шаг, но все чаще ее звук заглушал завывающий на улице ветер.
«Том, ты сильно занят?» – вдруг до меня дошел знакомый голос, и я оторвался от документов. Это был Адам, охранник, работающий в «яме», и несший с нами в ту ночь дежурство. На нем не было лица, его руки тряслись, а голос дрожал. Адам с большим трудом сумел объяснить, что его ко мне послал Энди Хоул, но так и не смог сказать, для чего именно я тому понадобился. Решив, что мистеру Хоулу нездоровится я скорее направился к его палате, а Адам, тяжело опустившись на стул, только проводил меня взглядом.
Я открыл окошко в двери палаты мистера Хоула, и вздрогнул от неожиданности. Впервые мистер Хоул не сидел на краю своей кровати, а стоял рядом с дверью. Свет, через маленькое окошко, падал прямо на лицо мистера Хоула. Несколько секунд мы так и стояли, смотря друг на друга, после чего я наконец выдавил из себя звуки, и запинаясь поинтересовался, что случилось. Мистер Хоул ничего не ответил. Около минуты он просто смотрел на меня, после чего улыбнулся, и попросил прощения за то, что потревожил меня в столь поздний час. Затем мистер Хоул вновь замолчал. Я уже подумывал, что будет лучше позвать Скота, и уже вместе с ним решить, что нам делать дальше, как вдруг мистер Хоул продолжил.
Он попросил меня об одолжении. Он сказал, что хочет рассказать мне историю последних месяцев своей жизни на свободе, и попросил его выслушать. Это была очень странная просьба, и так как я ни с чем подобным до этого не сталкивался, сначала я растерялся, однако немного подумав все же согласился. Я не знаю, что мной тогда двигало, возможно, любопытство, а, может, страх перед жутковатым пациентом. Как бы то ни было Энди Хоул поблагодарил меня, и не спеша начал свой рассказ. Начал он его с фразы, которую я никак не ожидал услышать из уст психопата и убийцы, но саму фразу я запомнил на всю оставшуюся жизнь. Звучала она так – «все самое безумное всегда начинается с любви. Чаще всего с настоящей…»
Сам рассказ я буду вести от лица мистера Хоула для того, что бы вам было легче воспринимать его. Я постараюсь не упустить ни единой детали, и поведать эту историю такой, какой сам услышал ее много лет назад.
Итак…
1
Все самое безумное всегда начинается с любви. Чаще всего с настоящей.
Машины. Машины. Машины. Они ехали так быстро. Слева. Справа были огромные здания. Небоскребы. Если остановиться, и задрать голову, то можно было бы увидеть, как каменные истуканы упираются в голубой небосвод, словно хотят поцарапать его своими крышами и антеннами. Но, кто в наше время останавливается, для того что бы просто посмотреть на небо? Кому это вообще надо? Никому. Вот и мне было плевать. Я шел по улице смотря прямо перед собой. Разбитый. Безвольно перебирая ногами. Со слезами на глазах. Не веря в то, что сейчас со мной происходит. Слева были машины, справа небоскребы. В руках у меня была небольшая коробка, в которой лежал всякий канцелярский хлам, и слегка потрепанный ежемесячный отчет с уже засохшими каплями крови на первой странице.