Сразу же, во–первых строках своего повествования, во избежания всяческого недоразумения и недопонимания, спешу сообщить, что Утёк III, как выявилось после некоторого разбирательства, – это я.
Впрочем, недоразумения все равно не избежать, ибо идентифицировать сию темную личность, то есть меня, практически не представляется возможным. Дискурс [2] в эту тему, увы, не соответствует ни одному из известных мировых трендов [3], включая андеграунд [4]. Хотя, как выясняется по мере моего пребывания на этой планете, существо, которое я называю «Я» – вполне аутентичное [5] и даже, возможно, автохтонное [6], то есть местное по происхождению. Поэтому ничего не остается другого, как принять априори [7], что Утёк Третий – это я.
Однако начнем с av avo [8]. То есть с яйца. То есть с начала.
Первым моим ощущением, когда я очутился на планете Засаран, или Засарания и проснулся в стране Обасаран, или Обасарания, был голод. Да, да, моим первым чувством был элементарный голод. Но я бы не сказал, что сначала голод был таким уж инфернальным [9] , когда готов грызть подошву своих черно–красных («steel toe») ботинок, а так, легкая интенция [10] чего‑либо пожевать, которая, впрочем, становилась все сильнее и сильнее.
Я покрутил головой, и мои трепещущие ноздри уловили запах жаренного мяса. Надо ли говорить, с каким энтузиазмом я направил свои стопы к дымящему мангалу (так называется приспособление, на котором жители Обасарании, готовят мясо на открытом огне). Флешбайер [11] – усатый обасаранец, крутящий мясные вертела – оказался настоящим импатом [12]. Он сразу уловил лабильность [13] моего психо–физического состояния и тут же услужливо протянул мне самый большой аппетитный вертел, с которого я императивно [14] не сводил глаз, жадно глотая слюну.
Утолив голод, я взял курс на север, попросту говоря, пошел туда, куда глаза глядят. Смеркалось, задул холодный осенний ветер, но моя камуфляжная куртка надежно меня согревала. Через пару кварталов, войдя в пространство, окруженное серыми бетонными небоскребами, я наткнулся на стаю крайне ассертивных [15] собак. Их не агрессивное поведение объяснялось просто – они мирно спали на большой железной решетке, из под которой валили клубы теплого белого пара. Рядом, через низкорослый кустарник высотой 40–42,5 см, проходила теплотрасса – здесь виднелись отопительные трубы, укрытые каким‑то грязным веществом, напоминающим асбест.
Глядя на тихо дремлющих под ватными облаками собак, я догадался, что они, собаки, тоже автохтонны. Я удобно устроился за кустиком и, прислонившись спиной к теплой асбестовой трубе, в тот же миг унесся в мир грез.
Как выяснилось, автохтонные бездомные псы отличаются не только ассертивным поведением, но и хорошей антиципацией [16] . Даже пребывая в сладостных объятиях Морфея, им удается вовремя от них освободиться, чтобы предвосхитить ход дальнейших событий. Особенно, когда события обещают быть неприятными.
Меня разбудил громкий собачий лай. Собак согнали с пригретого местечка два странных субъекта в грязно–зеленых фуфайках. Спросонья мне трудно было определить их социальный статус. Либо фрилансеры [17], либо дауншифтеры [18], тяготеющие к маргиналам [19], подумал я, протирая глаза. И склонился к последнему варианту, когда услышал их разговор, хотя по–началу плохо его понимал.
– Куда льешь, билять, по стенке надо! – раздраженно сказал один маргинал другому, быстро отхлебывая из белой пластиковой мензурки какую‑то пенящуюся жидкость.
– Пошел на фуй, сам тогда наливай, – огрызнулся второй дауншифтер, поправляя на голове затертую красную бейсболку.
– Сам ты пошел во физду! – не преминул ответить первый, оставляя за собой последнее слово.
Видимо, он претендовал на роль альфа–самца [20] в маргинальной среде.
Я лежал и напряженно думал, стараясь разгадать семантику вновь услышанных мною слов. Забегая вперед, должен заметить, что это удалось не сразу. Постижение истинного смысла материнской речи [21] происходило поэтапно. Хотя я быстро ей обучился и стал направо и налево разбрасываться новоприобретенными словечками типа «билять» [22] «фуй» [23], «физда» [24]. Я считал это комильфо [25].
Постепенно я стал улавливать диалектические различия материнского языка. Например, некоторые обасаранцы говорили «пошел ты в физду!», а другие, как упоминаемый здесь маргинал альфа–самец, – «пошел ты во физду!» с ударением на предлоге «во». Так звучало солидней и весомей. Когда, наконец я проник в сакральный смысл понятия «физда», долго еще не мог понять, зачем обасаранцы другу друга туда посылают. Ведь взрослые особи давно покинули материнское лоно и обратно туда поместится не могут. Туда уже поместится не могут даже их маленькие дети, хотя дети вроде бы вылезли оттуда не так давно. Но знаете, обасаранские детишки очень быстро растут…
Мой мозг был повержен в полную фрустрацию [26] , когда до него дошел мессидж [27] «холодильник физдой накрылся». Эта громоздкая железная конструкция, предназначенная для охлаждения пищевых продуктов, поместиться в женский детородный орган точно не могла! Я проверял, я знаю. Впоследствии (так угодно было провидению) мне немало приходилось их видеть, хороших и разных. Но ни в одну из них холодильник влезть не мог! Не только холодильник, даже маленькая морозильная камера явно не проходила по габаритам. Не знаю, как на других планетах, но на Засаране таких «физд» не бывает, даже у самых больших засаранок.
Однако справедливости ради следует сказать, что материнский язык, являющийся скрепляющим фундаментом обасаранской культуры, другим засаранцем неизвестен. Это ноу–хау [28] сугубо локальное, повсеместно распространившееся лишь на территории Обасарана и дисперсно [29] – на территории его сателлитов [30].
От языковых упражнений меня отвлекло шуршание кустов.
– Пиво дырку ищет, – сказал альфа–самец и, расстегнув ширинку, вывалил из штанов свой набухший атрибут, служивший до сей поры одним из предметов моих лингвистических размышлений.
Но завидев мои испуганно аффектированные [31] глаза, дауншифтер каким‑то трансцендентальным [32] усилием остановил рвущуюся наружу струю.
– Ты че тут? – удивленно вопросил он.
– Че–че, живу я тут – вот че! – ответил я.
– А–а, – почесал бритый затылок любитель утренних возлияний и протянул руку для знакомства, – Толян. Третьим будешь?
– Буду, – ответил я и, ухватившись за его шершавую длань [33], быстро выскочил из кустов.
– Ну куда же ты утёк? – закричал мне в след мармыга [34]
– Кто Утёк? – мне не удалось с ходу провести языковую локализацию [35] вербальной единицы «утёк», но мне почему‑то показалось, что это онима [36]
– Ты Утёк, – подтвердил дауншифтер, похоже, он неплохо разбирался в онамастике [37]
– Я Утёк? – удивился я, не улавливая релевантности [38]
– Ну не я же!
– А ты кто?
– Я Толян, я уже говорил, что я Толян, когда тебя в кустах чуть не обоссал, – противно захихикал обасаранец.
– А это кто? – указал я на его товарища с явными признаками имбецильности [39]
– Я Рома, – гордо подбоченился второй мармыга. – А ты Утёк.
– Третий, – добавил я, припоминая слова Толяна «Третьим будешь» и демонстрируя свою способность к регулятивному [40] восприятию мира.
– Ну наконец‑то допёр, – обрадовался Толян. – Фарш канает?
– Чего?
– Бабосы [41] есть?
– Есть, – поспешил заверить я, хотя значения ни первого, ни второго вопроса не понял, но боялся уронить свое реноме.
– Тогда дуй в магаз, возьми пузырь беленькой и что‑нибудь на закусь.
– Еще нет 10, в такую рань беленькую ему не дадут, – вмешался в разговор Рома, показывая что не такой уж он и Untermensch [42] , как выглядит.
Но Толян так не думал:
– Долбан [43], если от меня, то дадут. Скажи от Толяна, девки тебе дадут. Усёк?
– Утёк усёк – девки мне дадут, – бравурно воскликнул я, обрадовавшись, что мне становится доступным диалект уличных синчеров [44] и я начинаю проникать в их сленг.
Правда, в голове у меня все перепуталось, кроме материнского языка в Обасаране были и другие. Каждая социальная страта имела свой базовый словарный пакет. Я их все–время путал, не зная, где и какие языковые единицы применить.
Проведя регонсценировку [45] на местности, на остановке бусов я обнаружил винный бутик. Зайдя в него, я смело обратился к стоящим за прилавком винно–водочным сэйлз [46]:
– Я от Толяна, он сказал, что девки мне дадут.
Пышная обасаранка с огромными дынями вместо грудей отреагировала на мессагу [47] от Толяна не совсем адекватно:
– Я сейчас тебе дам «девки дают», пусть твой Толян сам тебе дает!
В эту минуту в лавку ворвалась дама с трудно определяемым социальным статусом и размытой возрастной стратой [48] Ее аляповатый мейк–ап [49] , ярко накрашенные губы и ажурные чулки, мелькавшие в разрезе красного плаща, позволяли предположить, что дама работает в сфере кино–индустрии, например, флафером [50]
– Девочки, ко мне гости с Пиндостана [51] прилетели, мне бы бутылочку «Столичной», а?
– Что, тоже от Толяна? – с ехидцей поинтересовалась пышечка.
– От какого Толяна? – не сообразила хорошо юзаная [52] флаферша.
– После 10 придешь. Водка до 10 утра не отпускается. Вот смотри! – продавщица сунула ей под нос табличку, регламентирующую Госалкогольинспекцией Обасарана продажу винно–водочных изделий.
– Ну че вам, жалко что ли, – захныкала маромойка [53]
– Жалко у пчелки, а нам сверху накинь.
– Скока?
– Стольник.
– Скока, скока? – вытаращила свои намалеванные глазенки флаферша. – Это же беспредел!
– А когда ты своим клиентам накидываешь – это не беспредел? Нам тоже детишкам на молочишко нужно заработать.
– Какие клиенты, говорю же, гости с Пиндоса приехали!
– Знаем мы, какие к тебе пиндосы [54] приезжают, – многозначительно произнесла сэйлз.
– Какие, ну какие, ну скажи! – вдруг по–поросячьи взвизгнула дама. – Фак! [55] Овца покоцаная! [56]
– Сама ты коза драная! Давай, чеши отсюда, шалава, а то сейчас полицию вызову!
– Напугала бабу хреном, ментозавры сами без вызова ко мне приходят, только на халяву любят, козлы, – и, подойдя к двери, флаферша угрожающе добавила: – А за шалаву ответишь, сука жирная!
– Пошла вон отсюда, прости…. прости… проститутка сранная! – захлебываясь от возмущения и тряся своими мощными дынями заголосила пышка.
– Не проститутка, а жрица любви, – неожиданно успокоившись, торжественно и пафосно заявила флаферша. – А вас никто не юзает [57] , вот вам шифер [58] и сносит, на порядочных людей с утра кидаетесь.
Не сумев заполучить ограниченный временной квотой продукт, гордая жрица любви удалилась не отоваренной, но и непобежденной.