Рагнар Йонассон
Раскол
Ragnar Jónasson
ROF
Copyright © Ragnar Jónasson, 2012
Published by agreement with Copenhagen Literary Agency ApS, Copenhagen
The Russian language publication of the book was negotiated through Banke, Goumen & Smirnova Literary Agency
All rights reserved
© В. С. Грушевский, перевод, 2023
© Издание на русском языке, оформление.
ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2023
Издательство Азбука®
* * *
Рагнар Йонассон – это Стивен Кинг исландской литературы.
She Reads
«Раскол» – леденяще красивая книга. Атмосферная, тонкая, захватывающая…
Bibliophile Book Club
Книги этой серии написаны с элегантностью и тонким умом, которые доставят удовольствие почитателям Агаты Кристи. Это отличный выбор для любителей неторопливых классических детективов…
Crime by the Book
* * *
Посвящаю эту книгу памяти
Т. Рагнара Йонассона (1913–2003) и Гвюдрун Рейкдаль (1922–2005),
моих дедушки и бабушки родом из Сиглуфьордюра
* * *
Эта история целиком и полностью вымышленная, и ни один ее персонаж не имеет реального прототипа. Район Хьединсфьордюра[1] необитаем с 1951 года, и рассказ о людях, впоследствии проживавших к западу от лагуны Хьединсфьярдарватн, является плодом воображения автора. Стоит, однако, заметить, что описание путешествия женщины из Кванндалира в Хьединсфьордюр в третьей главе основано на повествовании Торхатлы Хьяульмарсдоуттир о Гвюдрун Тораринсдоуттир и путешествии, которое та совершила осенью 1859 года. Мой дедушка, Т. Рагнар Йонассон, в свою очередь записал рассказ Торхатлы в 1986 году и опубликовал его в своем произведении «Сказки и легенды Сиглуфьордюра», вышедшем в издательстве «Вака-Хельгафетль» в 1996 году. Цитата, предваряющая роман, взята из его же книги «Истории о Сиглуфьордюре», опубликованной тем же издательством годом позднее.
Особую признательность за ценные советы и прочтение рукописи выражаю специалисту по инфекционным заболеваниям Харальдюру Бриему, инспектору полиции Эйрикюру Рапну Рапнсону, прокурору Хюльде Марии Стефаунсдоуттир и доктору Йоуну Гюннлойгюру Йонассону. Ответственность за окончательный вариант, включая любые возможные ошибки, полностью лежит на авторе.
…Жить в Хьединсфьордюре было совсем не просто, и сообщение с соседними районами было сопряжено с многочисленными трудностями. Гавани на побережье не имелось, так что зимой добраться туда по морю зачастую не представлялось возможным. Ситуацию усугубляли и снегопады, что обрушивались на окружавшее фьорд высокогорье.
Т. Рагнар Йонассон. Истории о Сиглуфьордюре
* * *
1
Вечер был ничем не примечательным. Роберт проводил его точно так же, как и любой другой вечер, – растянувшись на диване.
Они жили в квартирке на цокольном этаже старого дома в западной части Рейкьявика, на Льоусватлагата. Дом, сооруженный в тридцатые годы двадцатого века, был средним в ряду из трех строений, стоявших, согласно тогдашней моде, стена к стене.
Роберт приподнялся на диване, протер глаза и бросил взгляд в окно гостиной, выходившее в разбитый перед домом крошечный сад. На улице темнело. Был март, так что погоды можно было ждать какой угодно, – например, сейчас накрапывал дождь. Стук капель по стеклу рождал чувство уюта и безопасности.
Занятия шли своим чередом. Несмотря на то что Роберту уже исполнилось двадцать восемь, он учился лишь на первом курсе инженерного факультета. С цифрами он всегда ладил. Чего нельзя сказать о его отношениях с родителями; они оба работали бухгалтерами и жили в другом районе Рейкьявика – Аурбайре. Его общение с ними и раньше-то было непростым, а теперь и вовсе сошло на нет, поскольку Роберт не вписывался в их представление об успешной карьере. Все их попытки заинтересовать сына бухгалтерским делом потерпели крах.
Как бы то ни было, теперь он наконец поступил в университет, но так до сих пор и не удосужился поставить их об этом в известность. Роберт, как мог, старался сосредоточиться на учебе, но в последнее время ему это удавалось далеко не всегда – мыслями он уносился в Вестфирдир[2]. Там у него с товарищами была лодка, и он с нетерпением ждал лета, когда, выйдя на ней в море, он сможет с легкостью обо всем позабыть – о хорошем и в первую очередь о плохом. Покачивание лодки на волнах наполняло его умиротворением – бывали дни, когда только эти морские прогулки и позволяли ему сохранять присутствие духа. В конце марта он намеревался встретиться со своими друзьями в Вестфирдире, чтобы привести лодку в рабочее состояние. Для его товарищей это в некотором роде был лишь повод устроить попойку, но только не для Роберта – он не прикасался к алкоголю уже два года.
Если бы он тогда не остановился, неизвестно, к чему привели бы эти возлияния. А к выпивке Роберт пристрастился после того рокового дня, восемь лет назад.
Тот день не предвещал ничего дурного. Погода была безветренной, и под теплыми лучами вечернего солнца на стадионе собралось довольно много болельщиков. Соперник попался довольно слабый, так что победа была у них почти в кармане. Роберту предстояли тренировки в юношеской сборной, а ближе к концу лета вырисовывалась перспектива попробовать себя в одной из ведущих команд Норвегии. Более того, агент Роберта рассказал ему об интересе, который к нему проявляла одна английская команда – пусть не игравшая в высшей лиге, но все же. Старик гордился им, словно собственным сыном. В свое время он и сам был неплохим футболистом, но построить спортивную карьеру не сумел. У современных спортсменов возможностей появилось гораздо больше.
До конца основного времени оставалось пять минут, когда Роберт завладел мячом. Обходя защитников, он вел мяч к воротам противника, в которых с испуганным выражением лица метался голкипер. Роберта охватило знакомое возбуждение: еще чуть-чуть – и они победят со счетом пять – ноль.
Игрока, который попытался отобрать у него мяч, Роберт так и не увидел. Он только услышал хруст ломающейся в трех местах ноги и испытал жесточайшую боль. С трудом ее превозмогая, Роберт опустил глаза и убедился, что перелом открытый.
Эта картина навсегда запечатлелась в его мозгу. О днях, проведенных в больнице, у него оставались лишь туманные воспоминания, однако в память врезались слова врача, что он вряд ли снова сможет играть в футбол – по крайней мере, на профессиональном уровне. Роберт тогда на все плюнул и стал искать утешения на дне бутылки. Глоток за глотком. Вопреки всем прогнозам его восстановление шло довольно успешно, но, как это ни печально, возвращаться к спортивной карьере было уже слишком поздно.
И теперь судьба снова улыбнулась Роберту. У него была Сюнна; маленький Кьяртан тоже занял в его сердце свою нишу. Однако его по-прежнему одолевали неприятные воспоминания, как он ни старался от них избавиться.
Сюнна вернулась домой, когда день клонился к закату. Постучав в окно, она сообщила Роберту, что потеряла ключи. Выглядела она, как всегда, великолепно. На ней были черные джинсы и серая водолазка, черные волосы, длинные и блестящие, обрамляли ее лицо с решительными чертами. В первую очередь Роберта очаровали ее глаза, а вслед за ними и восхитительная фигура – ничего удивительного, ведь Сюнна была танцовщицей. Временами казалось, что она не ходит, а кружится по квартире в танце. Двигалась она несуетливо и грациозно.
Роберт понимал, что ему крупно повезло с Сюнной. Он познакомился с ней на дне рождения своего друга, и между ними сразу пробежала искра. И вот уже немногим более полугода они были парой, а три месяца назад стали жить вместе.
Войдя в дом, Сюнна включила обогреватель на полную мощность – она была более чувствительна к низкой температуре, чем Роберт.
– На улице такой холод, – сказала Сюнна.
Дома тоже было прохладно: окно в гостиной закрывалось неплотно, так что полностью защититься от сквозняков было проблематично.
Отношения Роберта и Сюнны складывались хорошо, хотя жизнь их была далека от идиллии. От предыдущего брака у Сюнны остался полуторагодовалый сын Кьяртан, за опеку над которым она вела непримиримую борьбу с Бреки, отцом ребенка. Поначалу они договорились о совместной опеке, и как раз сейчас Кьяртан находился у отца.
Сюнна, однако, наняла адвоката и стала отстаивать свое право единолично воспитывать сына. Помимо прочего, она также подумывала поехать в Великобританию, чтобы совершенствоваться там в искусстве танца, хотя дальше их с Робертом разговоров на эту тему дело пока не продвинулось. Бреки подобную перспективу принял в штыки, и все шло к тому, что разногласия им придется разрешать в суде, где, как считала Сюнна, ее шансы на выигрыш довольно велики.
– Присаживайся, дорогая, – пригласил Роберт. – Я приготовил пасту.
– Умница, – ответила она, уютнее устраиваясь на диване.
Роберт принес из кухни еду, тарелки и стаканы, не забыв захватить кувшин с водой.
– Надеюсь, паста вполне съедобная. Я ведь пока еще не очень искушенный повар.
– Я такая голодная, что съем все, что угодно.
Включив расслабляющую музыку, Роберт уселся рядом с Сюнной. Она стала рассказывать ему, каким был день, как прошла репетиция, а также о том, в каком напряжении она живет. Сюнна была перфекционисткой и не терпела ошибок.
Ее откровения делали атмосферу в гостиной по-особенному приятной. Паста удалась – ничего выдающегося, но довольно вкусно, – и Роберта это радовало.
Внезапно Сюнна поднялась с дивана и, ухватив Роберта за руку, велела:
– Вставай, любовь моя. Потанцуем.
Роберт послушно встал, крепко прижал ее к себе, и они начали двигаться в такт томной южноамериканской балладе. Он скользнул рукой Сюнне под водолазку и, поглаживая ее по спине, воспользовался возможностью, чтобы одним неуловимым движением расстегнуть бюстгальтер. В этом он был мастер.
– Послушай-ка, парень, – сказала Сюнна с нарочитой строгостью и лукавой искоркой в глазах, – что это ты делаешь?
– Мы ведь не упустим случая, раз уж Кьяртан сегодня у отца, – ответил Роберт и запечатлел на ее губах долгий поцелуй.
Они почувствовали, как их накрывает теплой волной, – и дело было не только в том, что температура в гостиной поднималась. Прошло совсем немного времени, прежде чем они оказались в спальне.
По старой привычке Роберт захлопнул дверь и задернул занавески на выходящем в сад окне. Этих мер, однако, было недостаточно для того, чтобы соседи не слышали их сладострастных стонов.
Воцарившаяся в конце концов тишина была нарушена глухими ударами в дверь, которые перемежались со стуком дождевых капель по стеклу. Первая мысль была о том, что стучат в заднюю дверь, как раз в ту, что выходила на крыльцо старого дома.
В то же мгновение Сюнна приподнялась в кровати и с тревогой посмотрела на Роберта. Тот попытался скрыть испуг под маской мужественности, встал с постели и, не заботясь о том, чтобы прикрыть наготу, шагнул в гостиную. Там никого не было.
А вот задняя дверь была открыта и раскачивалась от порывов ветра. Выглянув на крыльцо, Роберт тут же захлопнул ее: одного быстрого взгляда на улицу было достаточно, чтобы потом не упрекать себя в том, что он этого не сделал. Однако, даже если бы за порогом стоял целый полк солдат, он бы их не разглядел – такая была темнота.
Под стук собственного сердца, которое колотилось все сильнее, он переходил из одной комнаты в другую, но непрошеных гостей не обнаружил. Слава богу, хоть Кьяртана нет дома!
И тут Роберт увидел то, что лишило его сна на остаток ночи.
Он бросился обратно через гостиную к спальне, ужаснувшись внезапной мысли, что, пока он бродит по дому, что-то могло произойти с Сюнной. Почти не дыша, Роберт проскользнул в спальню.
Сюнна сидела на краю кровати, натягивая на себя футболку. Она улыбнулась ему, но в глазах ее была тревога.
– Все в порядке, дорогая, – сказал Роберт слегка дрожащим голосом, надеясь, что Сюнна этого не заметит. – Просто я вчера выносил мусор, а когда зашел обратно в дом, недостаточно плотно захлопнул заднюю дверь, и она осталась незапертой, – солгал он. – Ты ведь знаешь, там, бывает, такой ветрище поднимется. Не вставай – я принесу тебе что-нибудь выпить.
Не теряя времени, Роберт ретировался из спальни, плотно прикрыв за собой дверь, и, пользуясь возможностью, быстрее избавился от того, что его так поразило.
Он надеялся, что принял верное решение, ничего не рассказав Сюнне о мокрых следах, оставленных на полу незваным гостем, который вошел в дом из-под проливного дождя. И хуже всего было то, что следы эти были не только у задней двери, они тянулись до самой спальни.
2
Полицейский из Сиглуфьордюра Ари Тор Арасон и сам не смог бы объяснить, что его сподвигло достать из архива старое дело по просьбе человека, с которым он почти не был знаком, да еще теперь, когда в городке творилась такая сумятица.
Мужчина, представившийся Хьединном, позвонил Ари незадолго до Рождества, когда оперативный дежурный находился в отпуске в Рейкьявике. Просьба мужчины состояла в том, чтобы Ари, если ему позволит время, разобрался с одним старым делом о гибели молодой женщины. Ари пообещал, что по возможности займется им, однако вплоть до сегодняшнего вечера руки у него до этого не доходили. Он попросил Хьединна зайти в участок – естественно, предварительно удостоверившись, что в последние несколько дней тот не выходил из дома и, соответственно, не мог заразиться. Сам Хьединн отнесся к такому приглашению с определенной опаской: стоит ли ему встречаться с Ари в нынешних обстоятельствах? Однако в конце концов он решил не упускать такой возможности.
Инфекция стала распространяться среди горожан два дня назад по милости путешественника-экстремала из Франции. Сначала он прокатился в Африку, а оттуда направился прямиком в Гренландию, где арендовал самолет, чтобы по-быстрому слетать в Исландию с целью посетить расположенный в Сиглуфьордюре знаменитый Музей селедки. Приземлиться ему разрешили на крошечном аэродроме городка. В Сиглуфьордюре он собирался провести не более суток, но прямо в день прилета путешественник почувствовал резкое недомогание. Все указывало на то, что у него тяжелая форма гриппа, сопровождаемая высокой температурой; его состояние стремительно ухудшалось, и на следующий день мужчина скончался. Опасаясь того, что дело здесь не в банальном гриппе, а в чем-то гораздо более коварном, местные власти связались со специалистом по инфекционным заболеваниям из Рейкьявика. Тот пришел к выводу, что речь идет о геморрагической лихорадке, которую француз, видимо, подхватил в Африке и до поры до времени переносил бессимптомно. Заболевание считалось крайне заразным, так что горемыка, вполне возможно, успел передать его не одному человеку, до того как течение болезни у него самого не приняло крайние формы.
Полицию Сиглуфьордюра уведомили, что эпидемиолог провел встречу в Департаменте общественной безопасности и что в известность о ситуации были поставлены Комитет общественной безопасности Северной Исландии, а также соответствующие надзорные органы за границей. Анализ образца тканей покойного подтвердил, что причиной смерти послужила чрезвычайно опасная вирусная инфекция, и теперь все находились в полном недоумении, что с этими неутешительными выводами делать.
Спустя короткое время после кончины путешественника было принято нетривиальное решение закрыть весь городок на карантин. Соответствующие структуры не пожалели усилий, чтобы установить тех, с кем носитель вируса вступал в контакт, и тщательно продезинфицировать все те места, что он посетил.
Вскоре поползли слухи, что медсестра, дежурившая в ту ночь, тоже заболела. За состоянием женщины пристально наблюдали, а когда в течение дня симптомы ее болезни стали более явными, то поместили в изолятор. А потом связались с теми, кто имел с ней дело, и процедуру обеззараживания пришлось повторить.
На этом, однако, все успокоилось. Медсестра по-прежнему находилась в больнице Сиглуфьордюра, но в случае ухудшения состояния ее планировали перевезти в отделение интенсивной терапии в Рейкьявик. Согласно указаниям полиции, город следовало закрыть на карантин по крайней мере еще на несколько дней.
Жители Сиглуфьордюра пребывали, естественно, в состоянии, близком к панике, которая подогревалась широким освещением происходящего в прессе, а политики и участники ток-шоу делали особый упор на необходимости избегать каких бы то ни было рисков.
Геморрагическую лихорадку между тем окрестили «французской болезнью», и город словно вымер. Большинство жителей предпочли запереться в своих домах на все замки и общаться с внешним миром исключительно посредством телефона и электронной почты. И никому не приходило в голову перебраться через невидимую стену, которая окружила Сиглуфьордюр. Все учреждения закрылись, а занятия в школе были приостановлены.
Ари чувствовал себя вполне здоровым и надеялся, что инфекция обойдет его стороной, поскольку ни с несчастным путешественником, ни с медсестрой он не имел никаких контактов. То же самое касалось и начальника полиции Сиглуфьордюра Томаса, который вернулся из отпуска и теперь дежурил на пару с Ари Тором.
Ари надеялся, что визит Хьединна даст ему пищу для размышлений на какую-нибудь другую тему, помимо этой проклятой инфекции.
3
– Я родился в Хьединсфьордюре, – сказал посетитель по имени Хьединн. – Вы там бывали?
Они с Ари сидели в буфете полицейского участка, соблюдая подобающую социальную дистанцию. Здороваясь, они даже не пожали друг другу руки.
– Проездом, после того как появился туннель, – ответил Ари, ожидая, пока его чай остынет.
Хьединн предпочел кофе.
– Ну да, конечно, – отозвался он тихо.
Внешне Хьединн был сдержан и спокоен, но смотреть прямо в глаза Ари избегал.
– Конечно, – повторил он. – Мало кто останавливается там надолго. Это все тот же безлюдный фьорд, хотя через туннель каждый день проезжает бессчетное количество автомобилей. В свое время такое даже представить себе было невозможно.
Навскидку Ари дал Хьединну лет шестьдесят, и тот почти сразу подтвердил его предположение:
– Родился я в пятьдесят шестом. Мои родители переселились туда примерно годом раньше, когда во фьорде уже никого не осталось. Так что благодаря им те места были обитаемы еще какое-то время. Однако родители оказались в Хьединсфьордюре не одни. Сестра матери со своим мужем тоже туда перебрались. Решили вести там хозяйство.
Хьединн замолчал, осторожно отхлебнул кофе и отправил в рот кусочек кекса, лежавшего в упаковке на столе. Было видно, что он слегка нервничает.
– Значит, у них там была ферма? Или земля? – спросил Ари. – Там красиво.
– Красиво… – эхом отозвался Хьединн, погружаясь в воспоминания. – Именно так. Но это не первое, что приходит мне на ум. Жизнь там никогда не была простой. Вечные снежные заносы и абсолютная оторванность от мира. А еще сходы лавин. Случись что, добраться до соседней фермы было бы нереально, не говоря уже о соседнем городе.
Хьединн нахмурился и для пущей убедительности покачал головой. Телосложения он был плотного и страдал избыточным весом. Его редеющие сальные волосы были зачесаны назад.
– Что касается вашего вопроса… Нет, у родителей не было там фермы. Однако им предложили арендовать пустующую, которая находилась в приличном состоянии. Отец работы не боялся и всегда хотел трудиться на земле. Дом был достаточно большим, чтобы в нем разместились четыре человека: мои родители и тетя с мужем. У того, вообще-то, были определенные финансовые трудности, так что он ухватился за возможность начать все с чистого листа. А через год родился я, и нас стало пятеро… – Хьединн осекся и сдвинул брови, а потом добавил с ноткой волнения: – Ну, тут я не совсем уверен, но я к этому еще вернусь.
Ари его не перебивал, терпеливо ожидая продолжения.
– Вы говорили, что бывали там лишь проездом. Значит, фьорда как такового не видели. То, что вы заметили с новой дороги, – это наверняка лагуна Хьединсфьярдарватн. Там есть перешеек под названием Викюрсандюр, который отделяет лагуну от фьорда. А больше с дороги ничего и не разглядеть. Но это не меняет сути дела. Наш дом – вернее, то, что от него осталось, – стоял… да и до сих пор стоит у лагуны. Это единственная постройка к западу от водоема. Он примостился в тени высокой горы, у самого подножия. Поселиться там было со стороны моих родителей чистым безумием. Но они рискнули. Я никогда не сомневался, что такие условия существования – эта гора и крайняя уединенность – и привели к тому, что случилось. Так и рассудка можно лишиться, верно?
Ари потребовалось несколько секунд, чтобы удостовериться, что Хьединн ждет ответа на свой вопрос.
– Ну да, – пробормотал он. Его собственные воспоминания о первой зиме в Сиглуфьордюре тоже были ужасными, но наверняка это и в сравнение не шло с тем, что было в Хьединсфьордюре. – Вам, конечно, виднее. Как вы там жили?
– Я? Бог с вами, я же ничегошеньки не помню. Мы уехали оттуда после… после того, что произошло. Мне едва год исполнился. Родители почти не говорили о тамошней жизни, что, в общем-то, и понятно… Хотя, наверно, было в ней и что-то хорошее. Вот мама, например, рассказывала, что я родился в замечательный день в конце мая. Произведя меня на свет, она спустилась к лагуне и, глядя на абсолютно неподвижную гладь воды, в которой отражались солнечные лучи, решила, что назовет меня Хьединном. А вот о зимних месяцах родители вспоминать не любили, – правда, отец иногда говорил, насколько опасными могут быть горы в зимней тьме.
Ари стало немного не по себе. Он помнил, какое гнетущее впечатление произвели на него горы в Сиглуфьордюре, когда он оказался в этом богом забытом месте два с половиной года назад. Неприятное ощущение замкнутого пространства до сих пор его тревожило, хотя ему и не хотелось себе в этом признаваться.
– Добираться из Хьединсфьордюра до Сиглуфьордюра или Оулафсфьордюра было непростой задачей, – продолжал Хьединн. – Разумнее всего было переправляться морем, ну, или, как вариант, пешком, например через горный перевал Хестскард, спускаясь к Сиглуфьордюру. Рассказывают, что в девятнадцатом веке какая-то женщина с одной из ферм в Кванндалире отправилась в сторону Хьединсфьордюра за хворостом и преодолела весьма трудный путь – под осыпью на восточной стороне фьорда. Ко всему прочему, она была беременна, а кроме того, несла еще и совсем маленького ребенка – так что все возможно, было бы желание. – Он улыбнулся. – У этой истории конец оказался хорошим. Чего не скажешь о моей. Наш дом стоял как раз недалеко от того места, где спускаются к Хьединсфьордюру, когда идут туда из Сиглуфьордюра через перевал. Теперь тем путем ходят разве что из спортивного интереса. Времена изменились, да и люди тоже. Моих родителей уже нет. Сначала не стало матери, а потом и отца, – вздохнул Хьединн и замолчал.
– А они тоже умерли, – нарушил тишину Ари, – ваша тетя и ее муж?
Хьединн смутился, а потом спросил:
– Так вы не слышали о том, что произошло?
– Нет, не припоминаю.
– Простите… Я-то полагал, что вам это известно. Когда-то все об этом знали. Однако со временем все забывается – все-таки больше полувека прошло. Даже самые ужасные события в конце концов стираются из памяти. К тому же никому до сих пор неясно, был ли это добровольный уход из жизни или все же убийство…
– Вот оно как? И кто же умер? – спросил Ари с нарастающим любопытством.
– Моя тетя. Она выпила яд.
– Яд? – Ари слегка передернуло.
– Да, в ее вечерний кофе было что-то подмешано. Врач добирался до места целую вечность. Окажись он там раньше, тетя, возможно, и осталась бы жива. Однако, вероятно, она прекрасно понимала, что помощь не подоспеет. – Голос Хьединна зазвучал еще более скорбно. – Следствие пришло к выводу, что это несчастный случай. Якобы она по ошибке насыпала себе в кофе крысиного яда вместо сахара. По мне, так это полная чушь.
– Значит, вы думаете, что ее кто-то отравил? – спросил Ари, который давно отказался от попыток облекать неудобные вопросы в красивую форму. Хотя особо щепетильным он никогда и не был.
– Но это же самое вероятное объяснение. А подозревать можно лишь троих человек. Ее мужа и моих родителей. Тень этого подозрения постоянно висела над нашей семьей, хотя чаще всего говорили, что тетя сама наложила на себя руки. Теперь же о том случае люди со мной почти не заговаривают. Когда тети не стало, мы опять поселились в Сиглуфьордюре, а ее муж уехал в Рейкьявик, где и жил до конца своих дней. Мать с отцом никогда со мной этой темы не затрагивали, да я и сам не выпытывал у них подробностей – человеку ведь несвойственно подозревать собственных родителей в чем-то плохом. Но меня постоянно точил червь сомнения. В моей голове сосуществовали две гипотезы: тетя либо совершила самоубийство, либо ее убил муж. Такое случалось не раз – мужья убивали своих жен и наоборот, – со вздохом заключил Хьединн.
– Полагаю, вы понимаете, каким будет мой следующий вопрос? – спросил Ари озабоченно.
– Да, – отозвался Хьединн и после короткой паузы продолжил: – Вы хотите знать, почему я вдруг решил копаться в этой истории столько лет спустя, верно?
Ари кивнул. Он собрался было сделать глоток чая, который остывал перед ним на столе, но вдруг остановился при мысли о крысином яде в кофе несчастной женщины.
– Тут есть своя подоплека. – Сложив руки, Хьединн задумался в поисках нужных слов. – Во-первых, скажу без обиняков: я позвонил вам перед Рождеством, потому что знал, что вы приехали на смену Томасу. Он знает эту местность и все, что с ней связано, как свои пять пальцев. А я надеялся, что вы сможете взглянуть на те события свежим взглядом. Хотя я немного удивлен, конечно, что вы о них вообще ничего не слышали. Но есть и другая причина. Один мой знакомый, что живет в Рейкьявике, осенью присутствовал на встрече уроженцев Сиглуфьордюра. У них был так называемый вечер фотографий.
– Что, простите?
– Вечер фотографий, – повторил Хьединн. – Когда на экран проецируются старые снимки, сделанные в наших краях. Это такое развлечение. Интрига в том, смогут ли присутствующие узнать людей на фото. А имена тех, кого узнают, вносятся в особый список. Таким образом память о прежних обитателях города продолжает жить.
– Так на этом вечере что-то произошло? – спросил Ари.
– Да. Мой приятель позвонил мне сразу же по его окончании. Его внимание привлекла одна фотография.
В голосе Хьединна вдруг появился какой-то новый, мрачный оттенок, заставивший Ари вслушиваться в его слова с еще большим интересом.
– Снимок был сделан в Хьединсфьордюре, прямо перед нашим домом.
Наступила пауза, во время которой Хьединн слегка дрожащей рукой поднес чашку ко рту и сделал глоток кофе.
– До того как умерла моя тетя, посреди зимы – всюду лежал снег, но день был ясный.
У Ари снова возникло все то же неприятное ощущение, и он предпринял очередную попытку отогнать его от себя.
Хьединн продолжал:
– А вот на самом фото никакого позитива. Мы стоим на нем впятером – мне там, полагаю, несколько месяцев.
– Хорошо, – отозвался Ари. – Но что же странного в такой семейной фотографии?
– В этом-то и суть, – ответил Хьединн, уставившись в чашку, а потом резко поднял глаза и посмотрел Ари прямо в лицо. – На фото были мои родители и тетя. Ее муж, Мариус, видимо, и сделал снимок – я так предполагаю.
– Вот как? А кто же пятый? – спросил Ари, почувствовав, как у него по спине пробежал холодок. Ему даже стало не по себе при мысли, что сейчас Хьединн заявит ему, что на фотографии запечатлен призрак.
– Какой-то паренек, которого я никогда раньше не видел. Он стоит в самом центре снимка и держит на руках меня. Короче говоря, никто из тех, кто присутствовал на вечере фотографий, понятия не имел, кто этот человек. – Хьединн тяжело вздохнул и добавил: – Кто он такой и что с ним стало? Может, это он виноват в смерти тети?
4
Роберт налил молока в тарелку с хлопьями. После бессонной ночи он чувствовал себя абсолютно разбитым. А вот сидевшая напротив него за кухонным столом Сюнна, казалось, прекрасно выспалась. Звуковым фоном их завтрака служили последние известия, которых этим мартовским утром было не много, как мог судить Роберт, – не считая, конечно, сообщений о вспышке вирусного заболевания в Сиглуфьордюре, – ночью там скончался еще один человек. Роберт почувствовал легкую тревогу, надеясь, что распространение вируса все же удастся остановить на начальном этапе. Однако в данный момент его мысли занимали гораздо более насущные проблемы.
Их дом, такой прекрасный и чистый, теперь, казалось, запятнан и даже осквернен проникновением незваного гостя прошлой ночью. Кто же это был? Может, он – или она – подглядывал через окно спальни за тем, как они с Сюнной занимаются любовью, а потом решил пробраться в квартиру? Возможно ли, что это просто какой-нибудь жалкий вуайерист, или за ночным происшествием стоит что-то более серьезное? Задняя дверь была заперта – Роберт не сомневался в этом ни секунды.
Еще и Сюнна ключи потеряла! А потеряла ли она их? Может, ключи у нее украли, чтобы проникнуть в их с Робертом жилище? Вопросы крутились и множились у него в голове. Или все-таки кто-то подобрал ключи на улице? Лучше бы так. В любом случае ясно одно: первое, что нужно сделать, – это вызвать мастера, который заменит все замки в доме.
Роберт протянул руку к радиоприемнику и выключил его. Некоторое время в кухне царила тишина, нарушаемая лишь шумом дождя за окном – непогода разыгралась не на шутку.
Наконец Роберт, стараясь не выдать голосом своей обеспокоенности, спросил:
– Ты ключи так и не нашла? Ты говорила вчера, что потеряла их.
– Я и сама удивляюсь, – ответила Сюнна, поднимая глаза от газеты, которую она в тот момент читала. – Ума не приложу, куда они запропастились. Они совершенно точно были на месте, пока я вчера репетировала, лежали у меня в кармане пальто. Я повесила его в гардеробе. Может, кто-то шарил у меня в карманах? Это мог сделать кто угодно. Но из гардероба никогда ничего не крали.
– Кто угодно? – переспросил Роберт.
– Ну… в общем, да.
– И даже кто-то посторонний?
– Да, – отозвалась Сюнна, не отводя взгляда. – А почему ты спрашиваешь? Что-то не так?
Роберт выдавил из себя улыбку:
– Да нет, все в порядке, дорогая. В полном порядке. Я просто подумал… – Он осекся, но все же закончил фразу: – Я просто подумал, что надо бы заменить замки. Так, на всякий случай.
– А это не перебор? – удивилась Сюнна. – Ключи обязательно найдутся.
– Ну, ты ведь знаешь, какой я… подозрительный. А вообще, давно пора это сделать. Ключи проворачиваются в замках уже не так свободно.
– Даже так? А я и не замечала… – Сюнна поднялась из-за стола и посмотрела на часы. – Поступай, как считаешь нужным. А я уже опаздываю.
В дверях кухни она оглянулась:
– Днем будешь дома?
Роберту, вообще-то, нужно было на лекцию, но он решил, что выйдет из дома не раньше, чем мастер поменяет все замки. Он вовсе не солгал Сюнне, когда сказал ей о своей врожденной подозрительности.
