Райан Грин
Киллер-Казанова. Смертельная привлекательность дорожного убийцы
Деньги снова стали проблемой достаточно быстро, и ему пришлось отказаться от первой угнанной машины в пользу другой, когда в баке закончился бензин. Пол умел быть неприметным, сливаясь с толпой в каждом новом городе и на ходу совершая мелкие кражи: шарил по карманам, крал предметы роскоши и продавал их в ломбардах и просто вел ту низменную жизнь, на которую сам себя обрек.
Пол всегда был достаточно талантлив, но многолетнее заточение среди худших из худших отточило его инстинкты и навыки до такой степени, что он, вероятно, мог бы плыть по течению вечно.
Брать все, что попадалось на его пути, не искать большего, и по возможности не оставить никаких следов в этом мире – после ужасов Дозье, возможно, только этого он и хотел. Свобода и покой, возможность делать то, что у него всегда получалось лучше всего, причиняя вред другим только мелкими кражами.
И все же, когда первое потрясение прошло, Пол начал желать чего-то большего, чем просто крохи, помогающие ему жить и ехать дальше. Он хотел зайти в бар и купить пива, не беспокоясь о том, что ему нечем заплатить.
Иногда ему даже хотелось снять комнату. В этот период он открыл для себя радость общения с женщинами, и наличие комнаты делало ночь с ними гораздо более заманчивой перспективой, чем глухой переулок или заднее сиденье машины. Но даже с учетом этих ограничений он справлялся гораздо лучше, чем ожидалось. У него имелись харизма и приятная внешность. Он вырос красивым молодым человеком, и именно внешность привлекала к нему столько нежелательного внимания в Дозье.
Поэтому Пол перешел от мелких краж к более серьезным преступлениям. Полагаясь больше на удачу, чем на здравый смысл, он начал совершать кражи со взломом в частных домах, вместо того чтобы просто воровать из магазинов и красть сумочки. Только чистая удача позволила ему избежать столкновения с кем-либо из местных жителей, когда он разбивал окна, и лишь она позволила ему неторопливо добраться до следующего города, прежде чем местная полиция поняла, что произошла серия взаимосвязанных краж со взломом, а не несколько отдельных инцидентов. Всего через пару дней полицейские обнаружили все украденные вещи в местных ломбардах и поняли, что, скорее всего, это дело рук одного преступника. Несмотря на это, они так и не приблизились к пониманию того, кто на самом деле совершал все эти преступления. К тому времени, когда они отправлялись на поиски, Пола уже давно не было рядом. Он отдавал свою жизнь дороге, и она защищала его. Это стало началом его растущей веры – веры, подкрепленной прискорбным отсутствием связи между полицейскими управлениями в маленьких американских городках. Всего несколько телефонных звонков, и полицейские машины могли бы поджидать его в престижных жилых кварталах, которые Пол любил посещать в городах, расположенных вдоль автострады, но никто так и не обратился в полицию с жалобами.
Так он внезапно перестал быть нищим и стал обладать, казалось бы, бесконечным запасом наличности, с которым не знал, что делать. Ему не нужно было оплачивать счета и квартиру. Все расходы на обычную жизнь обходили его стороной, так что каждый пенни, который он мог выручить за свои преступления, приносил удовольствие. Он мог позволить себе провести ночь в хорошем гостиничном номере, есть самую вкусную еду, пить, сколько заблагорассудится, курить без остановки и даже купить себе одежду поприличнее и маленький чемоданчик, чтобы возить вещи с собой. Благодаря его привлекательной внешности и поведению обольстителя женщины, за которыми он ухаживал, считали его кем-то вроде рок-звезды. И он не делал ничего, чтобы разубедить их в этом, пока не получал, что хотел, и не уезжал из города.
Страх, преследовавший его с тех пор как он освободился из Дозье, таял день ото дня, становясь не более чем далеким воспоминанием, покалыванием в затылке и кошмаром, от которого он просыпался глубокой ночью, когда ему казалось, что он слышит шаркающие шаги надзирателей за дверью.
Пол не вспоминал о событиях в Дозье, потому что только так можно было сделать вид, что ничего не было. Даже когда он затаскивал какую-нибудь девушку в постель, и она лежала под ним беспомощная и обнаженная, точно так же, как он; даже когда его руки впивались в ее плоть, и он издавал стон, нечто среднее между радостью и болью, Пол не думал об этом. Размышления об этих вещах делали их реальными, что мешало ему испытывать радость от жизни и удовольствие от секса. Это стало бы скатыванием по спирали к безумию, а Пол не собирался сходить с ума, не хотел умирать; он жаждал выжить, чего бы это ни стоило. Даже если бы ему пришлось ампутировать целые участки памяти, чтобы продолжать двигаться вперед, он сделал бы это, не дрогнув.
Жизнь значила больше, чем темные места из прошлого и то, что с ним произошло.
Будущее было туманным, а прошлое – кошмаром, но за настоящее, когда у него было все, о чем только можно мечтать – образ жизни знаменитости, девушки, выпивка, свободные дороги, – стоило держаться. Свобода передвижения и дикая радость от того, что удалось заманить в свои сети очередную самую красивую девушку в городе, утерев нос местным неудачникам, стоили того.
И Пол смог прожить свою лучшую жизнь. Он продержался гораздо дольше, чем ожидалось. В 1965 году ему было почти девятнадцать лет, когда он ехал по шоссе и в зеркале заднего вида засветились полицейские огни.
04
Оковы плоти
Прошлое внезапно рванулось вперед, чтобы догнать его. Перед глазами пронеслись все его мелкие преступления: и кражи со взломом, и стычки с полицейскими. За какое из них его преследуют? На сколько лет его снова отправят в какую-нибудь адскую камеру пыток за то, что он имел неосторожность жить свободной жизнью? Он нажал на газ и попытался скрыться.
Как оказалось, оставленная без присмотра старая колымага, которую ему удалось украсть однажды ночью, не справилась с трудностями погони. Его скорость и так приблизилась к максимально возможной, так что он едва успел проехать несколько миль, как полицейский оказался прямо за ним. Он притормозил у обочины, как хороший мальчик, и позволил полицейскому с важным видом подойти к двери и вытащить его на улицу, всю дорогу громко отчитывая за превышение скорости. Если он думал, что Пола можно заставить замолчать, повысив голос, его ждал сюрприз. Всю жизнь на него орали те или иные представители власти – для него это больше не было проблемой.
В тот раз Пол впервые по-настоящему столкнулся с моментом стресса или кризиса с тех пор, как его выпустили из школы, и обнаружил, что парализующий страх, сдерживающий его раньше, просто отступил.
Пол слишком много выстрадал. Все нормальное в его сознании сгорело дотла.
Поэтому, пока полицейский кричал и упрекал его в нарушении правил дорожного движения, он как будто со стороны наблюдал, как его рука потянулась к поясу, чтобы вытащить из кобуры полицейский пистолет.
Он никогда раньше не пользовался оружием, но в дни своей бурной юности часто прокрадывался в кинотеатр, где видел, как ковбои в фильмах размахивают револьверами. Так что сейчас он приставил дуло к подбородку внезапно замолчавшего полицейского: «Садись в машину».
Некоторое время они ехали молча. Гул двигателя звучал намного тише, чем бешеная работа механизмов в голове Пола, пока он пытался обдумать свой следующий шаг. До сих пор он плыл по течению, но теперь следовало сделать выбор. В каком-то смысле он снова позволил дороге вести его, летя вперед, прочь от брошенной полицейской машины. Если они скоро доберутся до какого-нибудь города, он выпустит своего пассажира и отправится восвояси. А если нет, пистолет все еще лежал у него на коленях.
Он еще не был убийцей. У него не было на это ни сил, ни гнева, ни слепой ненависти, чтобы захотеть прикончить кого-то только за то, что тот перешел ему дорогу. Он молился о том, чтобы появился какой-нибудь город, чтобы он смог высадить полицейского из машины и ехать дальше, не оглядываясь. Все, чего он хотел, – чтобы его оставили в покое. Почему другие просто не могут отстать от него? Он никому не причинял никакого вреда и даже вносил искру радости в жизнь тех, с кем встречался. Единственная веская причина наказать его – желание общества подавлять и заставлять следовать бессмысленным правилам, связывающих остальных. Вот в чем дело: обществу невыносимо видеть, как человек живет на свободе. А он не собирается позволить отнять ее у него, особенно сейчас, когда вошел во вкус. Пока он дышит, никто не заберет у него свободу. Рука потянулась к пистолету, когда полицейский уставился на его профиль. Все это время он говорил, пытаясь успокоить Пола, вразумить его, объяснить, что его поведение приведет за решетку. Ближе к концу в его голосе зазвучали заискивающие нотки. Если Пол отпустит полицейского, не причинив вреда, ему будет намного легче, когда дело дойдет до суда. Это всего лишь спонтанная юношеская глупость; ее можно простить, как и превышение скорости. Нет никакой необходимости доводить дело до конца: до трагедии и наказания.
Пол все еще не принял окончательного решения, когда по дороге промчалась еще одна полицейская машина, преградив ему путь. Полицейский связался с коллегами по рации, прежде чем идти к нарушителю, как любой хороший и прилежный представитель закона. Другие полицейские знали, где он находится и что делает. Он не был одинок в этом мире, как Пол; за его спиной стояла небольшая армия.
Пол ударил по тормозам, вместо того чтобы проявить смекалку и развернуться. Остановиться было единственным вариантом.
Если не считать возможности открыть огонь, у Пола не было другого выхода, кроме как выйти из машины. Поэтому он бросил пистолет обратно полицейскому и поднял руки вверх, совсем как ковбои в вестернах, когда их настигал закон и они не хотели, чтобы их разнесли на куски. Возможно, это было первое разумное решение в его жизни. Ни жертва его похищения, ни кто-либо из полицейских понятия не имели, что с ним делать. Ничего подобного раньше не случалось, и, если быть честными, мысль о том, что такое может произойти, пугала их до чертиков. Если один человек мог помешать задержанию, выхватив пистолет у полицейского, производившего арест, это мог сделать кто угодно. Одно только осознание того, что это возможно, сделало их работу гораздо опаснее.
Что еще хуже, мужчина, на которого они надели наручники, повалив на землю, не был похож на закоренелого преступника-психопата. Он выглядел как чей-то сын-подросток и мог быть кем угодно. Никто из них не мог понять, почему он остановился на полпути; казалось, у него иссякла вся сила воли.
После незамедлительного ареста ему вообще не предъявили никаких обвинений в нарушении правил дорожного движения – не тогда, когда могли повесить на него покушение. В то время СМИ обычно устраивали настоящий цирк всякий раз, когда совершалось преступление против сотрудника полиции, во многом для того, чтобы показать, что подобное абсолютно неприемлемо и будет караться по всей строгости закона. Но все прошло без шума и суматохи: в местных газетах появилось небольшое, без каких-либо подробностей, сообщение о том, что Пола Ноулза посадили в тюрьму за похищение человека. В результате срок, грозивший ему за одиночное преступление, на самом деле оказался относительно коротким. К тому же Пола поместили в тюрьму не самого строгого режима, чтобы огородить от общения с кем-либо из более закоренелых преступников. Все было сделано так, чтобы никто не узнал, как именно и за что он арестован. Отчасти это, конечно, было связано со сговором между полицией и судом, но особое влияние оказал тот факт, что Пол выглядел относительно невинным и сбитым с толку всем происходящим. Как будто он действовал под влиянием глупого порыва, и подобное наказание было для него достаточным.
Казалось странным думать, что кто-то может выглядеть невиновным, когда предстает перед судом за похищение офицера полиции под дулом пистолета, но версии как его адвоката, так и полиции идеально совпадали. Потерпевший даже дал показания под присягой в суде, подчеркнув, насколько мало враждебности на самом деле испытывал со стороны молодого человека. Заметно смягченный приговор привел к первой судимости в истории юного Пола, и этот инцидент задал тон его дальнейшему взаимодействию с судами. Достаточно лишь взглянуть на его дело, и становится очевидно, что к нему нужно относиться с осторожностью.
Он отбывал срок в относительной безвестности, угрюмо выполняя все приказы и ненавидя каждый момент заключения, но все же понимая, что это лучший способ выжить. Он думал, что нахождение в тюрьме за реальное преступление будет гораздо хуже школы Дозье, однако его ожидания не оправдались.
Взрослая тюрьма оказалась просто сказкой: здесь Полу не приходилось воровать, чтобы раздобыть денег на еду, не нужно было искать место для ночлега каждую ночь.
Другие заключенные в этой тюрьме вели себя гораздо лучше его бывших одноклассников, которых сотрудники школы превратили в настоящих монстров. В тюрьме никого не могли убить или изнасиловать. По правде говоря, пребывание здесь вообще не было наказанием. Пол по-прежнему тосковал по свободе передвижения и всем тем гедонистическим удовольствиям, которые она ему приносила, но эта тоска была сродни детской мечте есть мороженое на завтрак, обед и ужин. Находясь во внешнем мире, Пол так безудержно потакал своим желаниям, что время, проведенное в тюрьме, стало для него почти очищением, вернувшим его к реальности.
На этот раз не было долгой череды трудных лет в ожидании свободы от заточения, отчаянных попыток угадать, когда наступит следующий день рождения и он освободится. Всего за несколько месяцев взаперти под минимальным присмотром сотрудники тюрьмы убедились, что он не замышляет никаких особо опасных проступков, и он снова оказался на улице.
К концу первого дня на свободе Пол совершил три преступления: взлом с проникновением, кражу и угон автомобиля.
После он снова отправился в путь на почти новой машине, с полным кошельком и коробкой одежды из благотворительного магазина.
Пол быстро уехал из города, прежде чем кто-либо смог бы связать недавний выход на свободу заключенного с внезапным всплеском преступности, но ему действительно не стоило беспокоиться. Все кражи, которые он совершил до своего ареста, в значительной степени забылись к тому времени, когда он снова начал воровать, а переезд в другой город помог замести следы преступлений, совершенных сразу после выхода из тюрьмы, – о них едва ли упоминалось в местных криминальных сводках.
Так год за годом продолжалась его жизнь. В последующее время он неоднократно попадал в руки полиции и каждый раз добровольно сдавался без малейшего намека на сопротивление. Пол усвоил урок того самого первого ареста: если он будет соглашаться со всем, что они говорят, и вести себя вежливо, его каждый раз будут легко отпускать. Он вел себя настолько любезно с полицейскими, что они общались с ним по-дружески свободно. Из-за склонности к кочевничеству он каждый раз сталкивался с новыми сотрудниками, и хотя межведомственное взаимодействие между штатами немного улучшилось, чаще всего предъявленные обвинения воспринимались первым правонарушением Пола, потому что у полиции не было доступа к информации. Даже когда дело снова доходило до суда, Пола не воспринимали как реальную проблему – судья видел только записи предыдущих мягких приговоров. Его воспринимали глупым ребенком, оказавшимся в неподходящее время не в том месте.
Иногда его застигали во время кражи со взломом. Порой ловили на угнанной машине.
Нет никаких сомнений в том, что Пол должен был просидеть в тюрьме гораздо дольше.
Похоже, что во многих штатах его непринужденное поведение и мальчишеские манеры, когда Пол вскидывал руки и говорил: «Ой, вы меня поймали», достаточно усыпляли бдительность полицейских. Каждый раз ему удавалось уехать до того, как становились понятны реальные масштабы его преступлений. Рецидивисты должны нести более суровое наказание за свои преступления, однако вплоть до 1970 года Пол редко оказывался за решеткой дольше, чем на несколько месяцев за раз. Следует признать, что из-за огромного количества арестов в те годы он все равно провел больше времени в тюрьме, чем на свободе. Но тот факт, что его постоянно выпускали, свидетельствует о том, насколько мягко система уголовного правосудия намеревалась обращаться с ним.
