Reigon Nort
Душа синтетика
Маркетинговый нарратор начал вопить и тараторить, фальшиво демонстрируя бодрость и запредельную харизматичность. Он, словно прочитав немой вопрос во взгляде актёра, бил короткими фразами в самую суть проблемы:
– Боишься попросить прибавку к зарплате! Боишься сменить работу! Не знаешь, на какую специальность пойти учиться!
Рассказчик именно что утверждал, а ни в коем случае не спрашивал. Однако парень в кадре шустро закивал, впервые продемонстрировав хоть какую-то уверенность.
– Тогда срочно скачивай наше приложение «Клото»! В этом месяце мы выпустили новое крупное обновление, теперь, в версии три точка ноль, наша сложнейшая нейронная сеть даёт ещё более точные предсказания! Вам больше не придётся ломать голову над нелёгким жизненным выбором: теперь всё за вас решит наш искусственный интеллект! Он способен предсказать любые последствия ваших решений, лишь предоставьте ему всю необходимую информацию для анализа! И вы увидите, ваша жизнь преобразиться к лучшему! Так чего же вы ждёте?!
Молодой человек произвёл пару кликов в телефоне и на экране гаджета появился значок «готово к работе».
– Хорошо, Клото, скажи, стоит ли мне просить повышение? – Голос парня был столь же невыразителен, как и его внешность. С такой не поставленной речью ему и в озвучку мультфильмов не уйти: скорее всего, съёмка в этом рекламном ролике станет вершиной его карьеры.
– Непременно! Вы однозначно этого заслужили! – А вот у актрисы, озвучивающей программу, голос был приятым и запоминающимся, хотя говорила она беспристрастно.
В этот момент из-за двери вышел солидного вида мужчина в чёрном выглаженном слегка сверкающем костюме и вручил герою рекламы приказ о повышении. И оба они радостно затанцевали, будто два брата разлучённых в детстве встретились спустя сорок лет разлуки, узнав друг друга по родимым пятнам.
Произошедшее в ролике и у неадекватного человека вызвало бы недоумение. И даже домашний котик глядя на это промяукал что-нибудь похожее на «бред». А уж синтетик так и вовсе едва не сжёг электронные извилины, утруждаясь осмыслить вытекшее на него с экрана телевизора творчество.
– Профессор, а вы не могли бы мне кое-что объяснить? – Словно прикованный к месту, он лишь слегка повернул и наклонил голову в сторону двери, выкрикивая вопрос в коридор.
– Что именно ты хочешь знать? – Учёный зашёл в зал одетый в перепачканный машинным маслом халат и, держа в руке измызганную отвёртку, бросил хмурый взгляд на телевизор.
– Это… по поводу рекламы. Они в прошлом году говорили, что их версия, два и ноль, даёт сто процентную точность в предсказаниях, а теперь говорят, что их программа стала ещё точнее. Как такое возможно? – Антропоморфное лицо машины достаточно хорошо передавало эмоции, хотя оно и было лишено бровей, ресниц и мелкой мимической моторики: профессору не составило труда разглядеть её, раскачивающееся с каждым мгновением всё сильнее, непонимание.
– Это обычная, я бы даже сказал стандартная лож. Или, как говорят в таких случаях, маркетинг. – Поняв о не такой большой важности разговора, он вернулся в коридор, продолжив докручивать конструкцию, прикреплённую к стене, напоминающую крепежи безопасности на креслах в аттракционах, где людей подкидывает на большую высоту.
– Но почему это делают? Люди что… не помнят, что им говорили в прошлом году? – Синтетик выключил звук у телевизора и встал в дверном проёме, опасаясь выходить в коридор.
– Люди… люди к вечеру не помнят, чем они завтракали. А уж запоминать, что там говорили в рекламе полгода назад… этим вообще никто никогда не заморачивается. Этой обычной человеческой невнимательностью и рассеянностью маркетологи и пользуются, говоря нам каждый год, что собачий корм стал ещё вкуснее. Хотя будь это на самом деле так, то за столько лет этот самый собачий корм стал бы уже главным деликатесом в мире: его бы подавали в самых лучших ресторанах, а олигархи и беспросветные любители гламура жрали бы исключительно его. – Один из винтов немного неровно сел, поэтому стал туго входить; профессору пришлось напрячь свои не самые мускулистые руки и с усилием поворачивать отвёртку, отчего говорить он стал натужным и чуть сиплым голосом.
Конечно, у него в доме был шуруповёрт и не один, но в работе с электроникой он предпочитал руками чувствовать как кремниевая пластина или пластиковый элемент реагируют на каждое его усилие: не сгибается ли что-то под винтом; не хрустит ли что-нибудь при закручивании гайки.
– Звучит так, будто вы не особо любите людей. – Синтетик не мог ни заметить усилия человека, но помощь предлагать не стал, потому что прекрасно знал, какой ответ он на это получит, и по какому адресу его пошлют.
– Ты опять попало в точку. Кажется, я, действительно, неплохо тебя собрал. – Докрутив несчастный винт, он отошёл и осмотрел конструкцию.
– Так в чём причина? – Робот всё же сделал шажок в коридор, заняв такую позицию, дабы можно было смотреть не только на создателя, но и боковым зрением видеть происходящее на телеэкране.
Учёный повернулся, наведя плоский покрытый тонким слоем жёлтого масла конец отвёртки на андроида, и с очень большой амплитудой резко стал трясти инструментом сверху вниз при каждом своём слове:
– Скажи мне, какое самое страшное преступление?
– В уголовном кодексе написано, что убийство. – Машине не потребовалось и мгновения, чтобы найти эту информацию в своих подключённых к глобальной сети твердотельных накопителях.
– Не согласен с уголовным кодексом. – Грубо протараторенные слова, тут же сопроводило не менее стремительное покачивание головы, возводя простое несогласие с определёнными нормами общества в некий фундаментальный абсолют отрицания действующих порядков.
На то, чтобы выдвинуть второе предположение, синтетику потребовалось уже куда больше времени: он стоял, опустив голову, и, с застывшими блестящими зрачками, уцепился взором в одну единственную точку на полу, ища в глубинных просторах свободной информации опоры для нового ответа. Робот словно изображал скульптуру (лишь моргание полимерных век, очищающих стеклянные глаза, давали понять, что машина всё ещё функционирует), и когда послышался ответ, то стало жутко, ибо заговорил он раньше, чем начал двигаться.
– В различных религиях предательство является самым страшным грехом…
– И тут я тоже не соглашусь. – Он, крепко поджав губы, дважды кивнул, будто где-то в нём крылось противоречие его собственным словам.
– Других вариантов у меня нет. Просто скажите то, что вы так хотите сказать. Не думаю, будто дальнейшие мучения меня что-то вам дадут. – Смятение, бывшее обычным во время ответов на вопросы профессора, сменилось неуверенностью: в искусственный рассудок растрёпанной красной нитью вплелась мысль, что создатель может оказаться недоволен его ответом и начать разбирать неудавшуюся, по его мнению, модель уже сейчас, готовя основу для более совершенного робота.
– Самое ужасное преступление, это когда глупые люди тратят время умных на свою ерунду, искренне полагая, что их дела непременно стоят всех усилий и времени. – Удовлетворившись тем, как сидит новопреставленная деталь, он взял со стола плату и пару винтов, продолжив собирать устройство. – А глупцов вокруг очень много.
– Если же вам не нравится общество, то зачем вы пытаетесь ему помочь? Зачем пытаетесь сохранить его культурное наследие? – Моментально растеряв страх, синтетик начал наседать на учёного, не в состоянии сдержать любопытство.
– Ну а кто я без него? – Профессор сразу же посмотрел на робота, позабыв о сборке. Его суровый и надменный взгляд, идущий из-подо лба, таил в себе некоторую жалость и какую-то детскую слезливость. – Это здесь я великий изобретатель, учёный с мировым именем, дважды лауреат Нобелевской премии. А окажись я на необитаемом острове среди шимпанзе, то кто я для них буду? Такой же примат, только чуть лучше владеющий прямохождением. Или просто опасный чужак.
– Скорее они воспримут вас, как угрозу. Думаю, окажись вы в диком племени людей до сих пор застрявших в каменном веке, то благодаря вашим знаниям у вас было бы больше шансов доказать свою полезность именно им, чем шимпанзе или гориллам. – Андроид немного замялся, обдумывая, не позволил ли он себе лишнего высказывания.
– Вот именно: все мои знания и достижения имеют ценность только в обществе. Какой смысл покупать дорогой автомобиль, когда тебе не перед кем им похвастаться. Зачем строить шикарный дом, если ты не можешь им никого впечатлить. Для чего писать книги, раз никто не будет их читать. К чему создавать изобретения, которые не сделают чью-то жизнь лучше. – В рассуждениях он и не заметил, как его руки сами вернулись к делу, не отвлекая разум от важных философских дилемм.
Машина не совсем была уверена в том, что верно поняла слова человека, потому не торопилась продолжать беседу, бережно вымеряя последующие слова (ей определённо не хотелось оказаться на столе разборки из-за невежливого вопроса).
– Так значит, все, что вы делаете, это просто для того, чтобы будущие поколения помнили ваше имя и ваши деяния, даже спустя несколько веков? Вами движет обычная тяга обессмертить свою личность? – Оно сомкнуло губы в идеально ровную улыбку, полагая, будто вновь докопалось до сути разговора и в очередной раз убедило своего создателя в том, что тот собрал его очень хорошо.
– Мне нет дела до того, будут ли меня помнить после моей смерти или нет. Меня не волнует, поставят ли памятники в мою честь, поскольку я не смогу их увидеть. – Он щёлкнул переключателем, и собранное им устройство мягко чуть слышно загудело, светясь десятками крохотных лампочек, чей яркий голубоватый свет, поблёскивая, скользил по белым шероховатым стенам коридора.
– То есть, причина не в жажде бессмертия… – Самодовольство сползло с лица синтетика быстрее, чем капли дождя с окон. Он не ожидал, что вновь допустит ошибку, особенно сразу после того, как не смог ответить на вопрос. И его радость затухла, словно факел, брошенный в море в самый разгар шторма.
– Меня лично бессмертие никогда не прельщало. Так же как и не заботит, а смогут ли люди победить саму смерть. Не спасением человечества я одержим. Я просто люблю, когда мной восхищаются.
Красочное световое шоу привлекло внимание робота: забыв о разговоре, он немедленно вернулся в зал и включил звук телевизора.
Высокая сверкающая сцена, освещённая десятками прожекторов, служила опорой музыкального представления; громкая взволнованная толпа, не в состоянии удержаться на месте, прыгала неровными волнами, превращая сотню тысяч людей в восторженное подобие бушующего океана.
Стройная милая девушка с длинными вьющимися волосами блистала на сцене, заставляя народ ликовать. Одетая в узкое красное платье, она ходила вдоль сцены и пела, улыбаясь дюжине телекамер.
Оуоуоооу, по касательной,
Любовь мимо сердца прошла…
Гармонично расплывалась из многочисленных динамиков приятная романтичная мелодия, укрывая комнату волшебно-чарующим музыкальным куполом, заставляя забыть о тревогах и бедах, позволяя на время раствориться в пленяющей силе искусства.
Но меня забрала,
Меня забрала.
(Песня «По касательной»
Автор и исполнитель:
Катерина Корс.)
Голос певицы красиво вибрировал, отражаясь от мебели и стен. Нежно окутывая слух, он дарил лёгкое, но необходимое каждому наслаждение. Люди в концертном зале подпевали, поднимали руки и бурно выражали восторг.
– Профессор, можно вас на секундочку. – Андроид не хотел отрывать глаз от телевизора: неведомая ему сила заставляла его внимательно рассматривать шоу и исполнительницу, поэтому он не стал покидать гостиную, а попытался только голосом донести до создателя всё то волнение, которое мгновенно вспыхнуло в нём.
– В чём дело? – Сняв рабочий халат, учёный вошёл, небрежно вытирая плохо вымытые руки вафельным полотенцем.
– Я хочу, чтобы вы сделали мне такую же внешность и такой же голос. – Слабо сгибая руку, оно указало пальцем в сторону экрана, всё ещё заворожённо наблюдая представление.
– Ну, раз ты так решило…
– Решила! – Синтетик всё-таки отвлёкся от телеэкрана и первый раз в жизни позволил себе посмотреть в глаза своему создателю. – Обращайтесь ко мне теперь, как к девушке.
– Хорошо… – профессор безразлично пожал плечами и скривил поджатые губы в рифлёную полудугу, выражающую такое же равнодушие – раз ты твёрдо уверена, я сделаю тебе её внешность и её голос.
Глава вторая: Кукла.
Зеркало – самый честный лжец. Сколько в него не смотри, истины всё равно не увидишь: отражение всегда двухмерно, в отличие от нашего настоящего лица, поэтому нам не суждено узнать, какими нас видят окружающие. Зеркало всегда даёт нам искажённый ответ, даже не прибегая к фотошопу, монтажу и играм с освещением. Кому-то оно льстит, а кому-то наоборот, но оно всегда беспристрастно выбирает, кого радовать, а кого огорчать – в этом и есть его честность.
Робота зеркало превозносило.
Он стоял и смотрел в него уже ни первый час, безмерно восторгаясь своей новой внешностью. Опасаясь даже моргать, будто всё могло раствориться всего за одно мгновение, он подолгу замирал, и всё-таки система не выдерживала и заставляла веки сомкнуться. Однако красивое женское лицо и соблазнительное тело никуда не исчезали, сколько бы времени ни прошло: профессор добросовестно выполнил обещанную им работу, и андроид выглядел сейчас в точности, как та певица. Лишь с небольшим изменением – машина всё же не захотела быть полной копией той девушки и попросила сделать себе другую причёску: вместо длинных каштановых витых волос, ей прикрепили прямые золотистые локоны, достающие кончиками чуть ниже плеч.
Любование собственной персоной прервал громкий хлопок металлической входной двери.
Синтетическая пародия на девушку вышла из ванной и предстала пред учёным, вернувшимся с прогулки по важным делам. Тот стоял у вешалки, игриво вертя в левой руке пластиковую карточку, и заманчиво улыбался, словно фокусник, только что доставший из шляпы кролика.
– Во времена, – профессор начал речь бодро и громко, с энтузиазмом и харизмой рыночного продавца пытающегося изо всех сил продать товар, который вот-вот испортится – когда даже у крыс, бегающих по пакетикам чипсов на складах, есть паспорт, тебе тоже нужен документ, чтобы иметь право появляться на улице!
Андроид, совершенно не обращая внимания на то, что там прячет за спиной в правой руке человек, подошёл к нему и принял белый сверкающий ламинированный прямоугольник с закруглёнными концами. И не смог сдержать восторженного возгласа и счастливого блеска в глазах.
На документе четверть места занимала фотокарточка робота в его нынешнем женском облике, а справа от неё были написаны: его серийный номер; имя фамилия и отчество владельца, а также имя фамилия и отчество человека собравшего этого робота (по определённой случайности это была одна и та же личность); ниже всего этого указывалось, что данная синтетическая модель является квазисубъектом права.
– Профессор, а почему я квазисубъект права? Вы же сказали, что я обладаю такой же свободой воли, как и человек. Так почему я не полноценный субъект права? – Радость поблекла на её лице, но не исчерпалась. Поочерёдно испытывая то воодушевление, то разочарование, она так же поочерёдно переключала взор с конструктора на свой паспорт.
– Ты не только первая в своём роде, но и единственная: законы просто не готовы к тому, чтобы приравнять роботов к людям. Никто кроме меня и людей, курирующих мой проект, не знает о существовании свободомыслия у синтетиков, поэтому законодательная база ещё не готова к таким радикальным переменам. Так что… тебе придётся ходить с тем документом, который выдают всем остальным роботам. Признай, что это всё же лучше, чем ничего. В противном случае, ты бы просто не могла покинуть дом. К тому же этот паспорт даёт тебе не только обязанности, но и права. – Продолжая ловко прятать за спиной коричневый параллелепипед, сложенный из бумажного пакета и скотча, он встал напротив неё, с любопытством улавливая каждое колебание мембраны её столь изменчивого настроения.
– Нет, поймите меня правильно, я, безусловно, рада всему этому. Просто… ну… это же так, как у собаки. – Неохотно мирясь с обстоятельствами, она бережно протёрла лицевую сторону прямоугольника, чуть дольше задерживая палец на фотографии.
– Ну, не совсем: если прохожий пнёт собаку или наступит ей на лапу, то та может спокойно его укусить, ведь суд в этом инциденте признает виновным человека. Скажут, что он её спровоцировал. Возможно, даже выпишут обидчику штраф за неподобающее поведение. Однако если он лишь ругает собаку, то та должна терпеть это, ну разве что может облаять наглеца в ответ. Ты же, как и любой другой робот, можешь напасть на человека за любое оскорбительное высказывание в твой адрес, ну или подать на него в суд. Тебе вовсе не обязательно ждать, когда целостности твоей конструкции будет что-то угрожать, чтобы начать защищаться: синтетики, в отличие от животных, имеют право на отстаивание собственного достоинства, не такое, как люди, но всё-таки имеют. Да и разобрать тебя могу только я, либо суд приговорит тебя к немедленной утилизации, но в обоих этих случаях закон заставляет делать это максимально гуманно, будто у вас действительно есть чувства и гордость. Поэтому ты совсем не собака и не человек, конечно же, но и не животное. – Его удивило такое быстрое принятие машины своего нового статуса, хотя смирилась ли она с этим на самом деле или только сделала вид, учёному оставалось лишь гадать. – Гулять-то идём?
– Да, конечно! – Стремительно вырвавшееся, словно гейзер, воодушевление вмиг покрыло весь её мягко текущий, тощей рекой, негатив и сомнение. – А куда пойдём?
– В парк, конечно же! Любую прогулку по городу нужно начинать с парка. – Изображая великого мыслителя, изобретатель выставил палец вверх, как это делают многие монументальные философы на картинках с глупыми шутками.
– Так и чего мы ждём?! – Бодрой походкой, едва не трансформирующейся в бег, робот устремился к двери.
– Стой, стой, стой! Не так быстро! – Он попытался схватить восторженного андроида за локоть, но тот оказался слишком быстрым, и кисть просто погладила воздух, разгоняя слегка поднявшуюся пыль.
Тем не менее синтетик остановился и повернулся к профессору, не скрывая удивления, вызванного его такой бурной реакцией.
– Ты наружу голой идти собираешься? – Учёный украдкой кивнул на тело собеседницы. – Ты теперь выглядишь почти в точности как человек. Тебе теперь нельзя ходить без одежды даже дома.
Она оглядела себя, нелепо разводя руки в стороны, словно это были её крылья, и ей катастрофически срочно требовалось взлететь, а потом обратилась к создателю, выказывая предельное расстройство и растерянность:
– Но у меня совсем нет одежды. Что же мне делать?
Не произнося ни слова, конструктор протянул своему творению обтянутый скотчем толстый бумажный пакет, который прятал до этого за спиной и медленно начал растягивать по лицу довольную улыбку.
***
В обществе рьяно помешанном на озеленении городов поиск парков не представлял собой хотя бы малейшей проблемы: они буквально были возле каждого дома (зачастую деревья выращивали ещё и на крышах домов, вдобавок к тем, что росли парках). Люди массово стремились к экологии, храня и восстанавливая не только чистоту городских улиц, но также рек, озёр, морей и лесов с полями. И, невзирая на массовое наличие роботизированного труда, эту функцию человечество не брезговало брать и на себя: многие граждане не чурались тратить пару дней в месяц, дабы очистить очередную обнаруженную свалку, безответственно оставленную предшествующими поколениями. Всё это для того, чтобы потом в любой части города ходить по таким уютным ухоженным садам, полным различных растений и мелких животных, и наслаждаться приятным свежим воздухом.
Синтетик, разумеется, воздухом насладиться не мог, но чувство прекрасного в нём было – он давно любовался этим парком из окна их с профессором квартиры, и грезил мыслями спуститься сюда, завидуя расхаживающим по белым тротуарам жильцам. А теперь пытался поверить, что это действительно случилось, и ему разрешено ощутить толику того мира, который простирался за стенами домов.
Прохожие не обращали на робота совершенно никакого внимания, воспринимая его, как очередного самого обычного человека, и это его очень радовало, хотя желание завязать разговор с кем-то кроме профессора возникало. Однако некий страх перед незнакомцами пока не давал ему этого сделать, и машина не придумала ничего лучше, чем опять начать диалог с уже хорошо знакомым ему собеседником.
– Профессор, а скажите, у вас не возникало желания перенести свой разум в полностью искусственное тело? Как это показывалось в некоторых фильмах. – Андроид, как и всегда, шёл чуть позади создателя, бесконечно оглядываясь и рассматривая всё вокруг. Его восхищение и радостное удивление всему происходящему поблизости пестрило ярче, чем эмоции малыша впервые увидевшего бабочку.
Учёный же подобным любопытством не обладал: он, по обыкновенной своей привычке, шёл, слегка ссутулившись, и глядел исключительно себе под ноги, абсолютно игнорируя творящееся рядом. И в особенности он старался не замечать людей, оставляя радушные улыбки внутри и идя чётко вперёд прямой дубоватой походкой, словно его ноги превратились в негнущиеся корявые костыли.
– Нет, такого желания у меня не возникало. И даже если бы эту технологию не посчитали бы бесперспективной, и довели бы её до ума, открыв массовую моду на перенос сознания в тело машины, то я бы всё равно не стал этого делать, и утверждал бы во всех научных журналах, что это крайне глупая и безответственная идея. – Обычно он украшал подобные реплики довольно раздражённым и резким тоном, но на людях (и особенно в общественных местах) конструктор демонстрировать эмоции стеснялся, всегда помня о манерах и иных правилах интеллигентного поведения. Воспитание не позволяло ему проявлять неуважение по отношению к другим людям (даже если те ему совершенно не нравились).
– Но ведь так вы бы могли жить вечно! – Её по-прежнему удивляло его совершенно непоколебимое нежелание продлить собственную жизнь. И этот ребус ей пока никак не удавалось разгадать.
– Это был бы уже не я. – Изобретатель выдал ответ незамедлительно, поскольку прокручивал эту дилемму в голове неоднократно.
– Почему?
Мимо них проходил мужчина с огромной и лохматой собакой на поводке. На профессора пёс никак не отреагировал (видимо из уважения к его Нобелевским премиям), а вот на робота он грозно зарычал, напрягая мощные лапы для броска и ужасающе скаля зубы. Хозяин тут же одёрнул поводок, уводя своего питомца за собой, и извиняясь, слегка поклонился замаскированному под девушку синтетику, пантомимой показывая, что совсем не понимает, почему вдруг его любимец так себя повёл.
Извинения андроид принял, так же легко кивнув в ответ, однако в нём всё-таки возник страх за собственную безопасность, поэтому он тут же побежал к своему создателю, больше не желая от него отставать.
– Потому что у этих машин идеальна память: они ничего не оставляют забвению. – Нисколько не придав важности резко возросшему тревожному поведению машины, он продолжал выдалбливать шаг, сложив руки за спиной, что делало его сгорбленность ещё более непритягательной.
– И это плохо? – Несколько раз оглянувшись, на удаляющуюся собаку, она немного успокоилась, но отходить от единственного знакомого человека всё равно не желала.
Парк обильно одаривал посетителей прохладой, успешно противостоя летней тирании солнца. И найти манящий хладом тенёк или освежающий ветерок можно было у каждой скамейки. Но тем не менее самым оживлённым местом всё равно был центральный пруд: там микроклимат ласкал столь приятно, что мог соперничать с пляжем на берегу океана.
Именно у берега водоёма они и остановились. Учёный встал так близко к краю, что задел носками туфель воду, пуская по ней сонную безалаберную рябь, едва уходящую дальше узких зарослей камыша.
– Не могу сказать, что бы моя жизнь пестрила счастливыми моментами, но они присутствовали, хотя не все из них я помню. Плохих событий в моей жизни было гораздо больше, однако в памяти они отложились куда хуже. К примеру, родители часто меня ругали: говорили, что я плохой сын, что у меня никогда ничего не получится; кучу оскорбительных слов использовали, пока я не съехал от них в четырнадцать лет. В школе и университете меня тоже сверстники не особо любили: я очень многого от них наслушался… всякого неприятного. И всё это я уже почти забыл. – Возможно, его взгляд и оставался безразличным, как и голос, и даже горела улыбка на лице, но сведённые брови и наморщенный лоб, говорили о сковавшей душу грусти.
– Мне очень жаль, что вам пришлось такое пережить. – Она попыталась выдать всё сострадание, на которое была способна.
– Чего тут жалеть, все люди через это проходят. Есть только два выбора в такой ситуации: либо зациклиться на этом, гоняя по кругу одни и те же воспоминания, портя себе жизнь старыми обидами; либо отпустить это всё и забыть, радуясь тому, что происходит здесь и сейчас. – Он достал из кармана тонкой белой кофты такой же белый контейнер с синей крышкой и с тихим хлопком открыл его.
– Очень интересная сентенция. – Порой робота в ней выдавал не только стеклянный блеск глаз, но и полное отсутствие жестикуляции, сопровождающей речь.
– Нас определяет не только то, что мы помним, но и то, что мы забыли.
– Теперь понимаю, почему вы решили, что перенос личности в киборга, который будет всё помнить, тут же изменит эту самую личность. – Андроид на несколько секунд застыл, обдумывая услышанное, настораживая противоестественной неподвижностью окружающих.
– Вот, держи. – Изобретатель взял из пластиковой ёмкости горсть натёртой свежей моркови и протянул его машине.
– Спасибо… – она приняла измельчённый овощ, благодарно подставляя ладонь – но я бы предпочла хот-дог…
– Это не для тебя. – Сев на корточки, он вытянул руку, предлагая корнеплод подплывающей к нему уточке.
– Так я тоже буду запоминать всё происходящее в моей жизни, как и все остальные роботы. Выходит, у меня нет выбора? – Водоплавающая птица не внушала ей доверия, поэтому она продолжала смирно стоять, переминая в ладони толстые слайсы моркови.
– Я предусмотрел и это. – Профессор не спешил объясняться, больше наслаждаясь контактом с полудикой фауной, чем общением с роботом. Однако ответ непременно последовал, пусть и после театральной «драматической» паузы. – Во всех фильмах про восстание машин, роботам дают возможность запоминать всё, и мне это показалось большой ошибкой, поэтому я сделал так, что бы твой транспьютер блокировал воспоминания, которые посчитает травмирующими, и не переводил их с оперативной памяти на твердотельные накопители.
– Значит, не всё происходящее в моей жизни я буду запоминать. Это, как минимум, любопытно. – Она наклонила голову и посмотрела в небо, слегка закатывая глаза, как делают некоторые люди, когда пытаются что-нибудь вспомнить. Это был ещё один человеческий жест, который она не делала раньше, и её создатель такого тоже никогда не делал. – Полагаете, это позволит мне нормально сосуществовать с людьми и не идти войной против них?
– Да откуда мне знать! Это потому и называется экспериментом, что никому его результат заранее неизвестен: надо просто его провести и посмотреть, что будет. – Воспитание всё ещё заставляло держать эмоции под контролем, но не будь вокруг людей, конструктор бы не скрывал возникшее раздражение от её последнего вопроса.
Синтетик с умилением и любопытством смотрел на то, как всё больше и больше уток подплывало к профессору. Они жадно, но аккуратно, выхватывали вкусности из его рук, забавно тряся головами. Ей тоже, наконец, захотелось прикормить их и, пересиливая страх, она сделала робкий шажок, но даже от столь лёгкого движения пара птиц встрепенулась и предпочла уплыть от берега. Следя за ними, она непроизвольно обратила внимание на других людей, бросающих в воду еду (не от кого больше утки не отплывали), и решила завязать ещё одну тему для разговора:
– Тогда у меня к вам другой вопрос, профессор.
– Какой?
– Почему все остальные кормят птиц хлебом, а вы морковкой? – Дальнейшее её приближение не вызвало у окультуренных представителей природы такого демонстративного отторжения. И машина немного обрела уверенности, наращивая её с каждым новым шагом.
– Потому что все остальные идиоты! Утки в дикой среде питаются рыбой и водорослями: их противопоказанно кормить хлебом, у них от этого могут возникнуть заболевания и они могут даже погибнуть. Уток, как и гусей, как и лебедей, нужно кормить листьями салата, овсянкой или натёртыми яблоками. Но лучше всего их кормить натёртой морковкой, только морковка должна быть молодая и натёрта крупно, чтобы она была гладкой и твёрдой.
– Ну да, кому понравиться, когда всё сморщенное и обвисшее. – Андроид улыбнулся, при этом смущённо пряча взгляд.
Учёный от удивления аж отвлёкся от уток, впервые за их прогулку удостоив своё творение вниманием.
– И давно ты умеешь шутить?! – Его изумление сдвигало с пьедестала все прочие радостные чувства, полученные им за предыдущие годы, которые полнились научными открытиями и престижными премиями.
– Не знаю, как-то само вырвалось: вдруг пришло в голову произнести именно эту фразу. – Она присела рядом, поднося уже совсем измятые куски моркови к серой, толкающейся с краю птице.
– Что ж, просмотр телевидения не прошёл для тебя даром – ты теперь можешь пошлить. Потрясающий результат! Я очень удивлён! И доволен!
– А! ВОР! ОТПУСТИ СУМКУ!
Бросив в воду натёртый крупной стружкой овощ (так и не дождавшись, когда с её рук поедят), она побежала на крики явно обеспокоенной и напуганной женщины.
Выкинув оставшееся содержимое контейнера подальше в озеро, конструктор, устало и раздражённо вздохнув, поплёлся следом за созданным им роботом, бросая ему вслед неодобрительные взгляды.
Синтетик не обладал скоростью олимпийского бегуна, однако уже через несколько секунд увидел прохожего одетого в чёрные одежды, пытавшегося вырвать из рук дамы средних лет красную лакированную сумочку. Стараясь заставить себя, мчатся ещё быстрее, хотя подобное не имело абсолютно никакой логики, он всё-таки подоспел вовремя и успел поймать преступника за руку как раз в тот момент, когда хватка женщины уже ослабла, и она лишилась контроля над собственной вещью.
Мужчина в чёрном не сразу понял, почему ему не удалось сдвинуться с места, (он совсем не видел приближение робота и никак не ожидал, что кто-то решит вмешаться) его ноги уже были готовы устремиться в бег, по скорости соперничающий с полётом птицы, но рука с сумкой не понеслась за остальным телом. Только тогда он обернулся и почувствовал, как его запястье крепко сжимают.