Рекс Стаут
Погоня за отцом
© А. В. Санин, перевод, 1993, 1994
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2023
Издательство Иностранка®
Глава 1
Обычно такое случается раз или два в неделю. Мы с Лили Роуэн, возвращаясь из театра, с вечеринки или с хоккейного матча, выходим из лифта и останавливаемся перед дверью ее пентхауса на крыше многоквартирного дома на Шестьдесят третьей улице между Мэдисон-авеню и Парк-авеню. Вот тут-то и возникает главный вопрос. Я спрашиваю себя: следует мне открыть дверь самому или уступить это право Лили? Лили тоже размышляет: открыть дверь самой или позволить мне? Мы никогда не обсуждали эту проблему, тем более что решается она всегда одинаково. Лили вынимает свой ключ и улыбается, словно желает сказать: да, мол, я знаю, что ключ у тебя есть, но дверь-то моя! И я улыбаюсь в ответ. У нас принято считать, что мой ключ лучше использовать в иных ситуациях, которые возникают не очень часто.
В тот августовский четверг мы с Лили отправились на стадион Ши, чтобы посмотреть, как «Метс» посрамят «Джайентс», разгромив их со счетом 8:3. Было только двадцать минут шестого, когда Лили открыла дверь своим ключом. Войдя, она окликнула горничную Мими, известив ее о нашем приходе, и отправилась в ванную, а я прошел к бару в углу огромной гостиной, застланной кашанским ковром размером девятнадцать футов на тридцать четыре, за джином, тоником, ведерком со льдом и стаканами. Когда я вышел на террасу с подносом, Лили уже сидела там за столиком под навесом, изучая оценочную карточку команды, которую я сохранил.
– Ну и молодчага этот Харрельсон, – сказала она, когда я поставил поднос на столик. – Целых пять очков добыл. Будь он здесь, я бы обняла его и расцеловала.
– Тогда я рад, что его здесь нет! – ухмыльнулся я. – Ты бы бедняге все ребра переломала.
Из гостиной донесся голос:
– Мисс Роуэн, я ухожу.
Мы повернули голову. Девушка, стоявшая в проеме дверей, появилась в пентхаусе Лили недавно. Я видел ее всего два раза, хотя смотреть на нее было довольно приятно: приличная фигурка, все на месте, рост примерно пять футов и четыре дюйма, гладкая смуглая кожа и смышленые карие глаза. Волосы каштановые, перехваченные на затылке резинкой. Звали девушку Эми Деново. В июне она получила диплом об окончании колледжа Смит. Десять дней назад Лили за сто долларов в неделю наняла Эми, чтобы та помогла подготовить материалы для книги о покойном отце Лили. Он нажил огромное состояние, прокладывая канализацию и водопроводы, и оставил дочке наследство, которого запросто хватило бы на то, чтобы содержать дюжину подобных апартаментов. Кому доверить сочинительство книги – Лили еще не решила.
Ответив на пару вопросов, Эми ушла, а мы с Лили поговорили о бейсболе, в основном о том, что есть у «Метс», если вообще у них что-то есть, кроме Томми Дэвиса, Бада Харрельсона и Тома Сивера, что они могли бы иметь, если бы мы прожили достаточно долго. Потягивая коктейли, мы скоротали время до шести часов, после чего я собрался уйти. У Лили оставалось еще достаточно времени, чтобы переодеться к званому обеду, на котором приглашенные всерьез собирались облегчить положение неимущих, произнося пылкие речи об уничтожении гетто. У меня на вечер тоже была назначена встреча, на которой я также всерьез намеревался облегчить бумажники кое-кого из своих друзей с помощью удачно прикупленного туза или валета.
Однако внизу в вестибюле меня перехватили. Швейцар Альберт уже собирался распахнуть передо мной дверь, когда кто-то произнес мое имя. Обернувшись, я увидел Эми Деново, которая поднялась со стула и подошла ко мне. Девушка робко, но очень мило улыбнулась и спросила:
– Не могли бы вы уделить мне несколько минут? Я хочу кое-что вам сказать.
– Конечно выкладывайте, – ответил я.
Эми Деново посмотрела на Альберта, и он понял намек и вышел на улицу. Я предложил присесть, и мы подошли к скамейке у стены, когда входная дверь открылась. Вошедшие, мужчина и женщина, неспешно прошествовали к лифту и остановились.
– Здесь довольно людно, – сказала Эми Деново. – Я просила у вас несколько минут, но, возможно… это займет больше времени. Ничего? И потом… Это дело очень личное… В том смысле, что оно касается меня.
Только сейчас я заметил ямочки на ее щеках. На смуглой коже они смотрятся даже симпатичнее, чем на светлой.
– Вам двадцать два года, – заявил я, и Эми кивнула. – Тогда нам хватит и одной минуты. Итак: сейчас ни в коем случае за него не выходите – вы еще слишком молоды. Потерпите хотя бы годик, а потом…
– О, дело вовсе не в этом! Мое дело очень личное.
– А по-вашему, замужество не личное? Даже чересчур личное – вот в чем беда. Если ваше дело займет не несколько минут, а несколько часов, то на восемь у меня назначена встреча. Тем не менее я знаю тут за углом одно местечко, где подают коктейли и готовят вкуснейшие сэндвичи с яйцом и анчоусами. Вы любите анчоусы?
– Очень.
Вновь открылась дверь, пропустив двух женщин, которые решительно двинулись к лифту. Да, для личной беседы место было и впрямь неподходящее.
Идти рядом с Эми было одно удовольствие: она не отставала и не забегала вперед, не шаркала и не семенила. В это время дня в августе в «Кулере» было немноголюдно, и мы заняли угловой столик, за которым я с Лили частенько перекусывал. Когда официантка приняла у нас заказ и удалилась, я поинтересовался у Эми, не стоит ли отложить разговор о личном деле, пока мы не заморим червячка.
– Нет, я не могу… – покачала она головой, помолчала секунд десять, потом вдруг выпалила: – Я хочу, чтобы вы разыскали моего отца!
Я приподнял бровь:
– Вы его потеряли?
– Нет, дело в том, что его у меня никогда и не было. – Эми быстро-быстро протараторила эти слова, словно боясь, что ее оборвут. – Я решила, что должна кому-нибудь рассказать об этом, еще месяц назад, а потом, когда мисс Роуэн поручила мне эту работу, я узнала, что она с вами знакома, и вот тогда… Я-то давно уже слышала про вас и про Ниро Вулфа. Но я не хочу, чтобы этим занимался Ниро Вулф. Я бы хотела, чтобы именно вы мне помогли.
Ямочки уже не появлялись, а карие глаза пристально смотрели на меня.
– Увы, ничего не выйдет, – сказал я. – Двадцать четыре часа в сутки и, если требуется, семь дней в неделю я вкалываю на Ниро Вулфа и не могу заниматься своими делами. Хотя, как ни странно, именно сейчас у меня выдался свободный час… – я кинул взгляд на часы, – и еще двадцать минут, так что если вам нужен совет, то я готов помочь. Бесплатно.
– Но мне нужно больше чем совет, – возразила Эми.
– Вам трудно судить, ведь вас это дело касается лично.
– Еще как касается! – Карие глаза буравили меня насквозь. – К тому же я никому не могу сказать, кроме вас. Никому! Когда на прошлой неделе я впервые увидела вас, то сразу поняла, что вы единственный человек в мире, которому я могу довериться. Мне никогда прежде не приходилось испытывать подобное по отношению к любому мужчине… или к женщине.
– Очень трогательно, – произнес я. – Но только я не падок на лесть. Значит, говорите, отца у вас не было?
Глаза Эми метнулись в сторону официантки, которая принесла нам коктейли и сэндвичи. Когда нас обслужили и мы вновь остались вдвоем, Эми попыталась улыбнуться:
– Я так выразилась, конечно, в переносном смысле. – Она понизила голос, и мне пришлось напрячь слух. – Я никогда его не видела и не знала, кто он такой. И сейчас не знаю. Не знаю даже, каково мое настоящее имя. И никто этого не знает – никто! Вот в чем дело. Мне кажется, что Деново – не настоящая фамилия моей матери. Думаю, моя мать вообще не была замужем. Вам известно, что означает Деново? Это два латинских слова: de novo.
– Что-то новое. Нова, например, – это новая звезда.
– Это означает «заново», «снова» или «сызнова». Моя мать как бы начала жизнь заново, сызнова, вот и взяла себе фамилию Деново. Жаль, что я не знаю этого наверняка.
– А вы ее спрашивали?
– Нет. Хотела и даже собиралась, но опоздала. Она умерла.
– Когда?
– В мае. Всего за две недели до того, как я окончила колледж. Ее сбила машина. Водитель скрылся.
– Его нашли?
– Нет. Но говорят, что до сих пор ищут.
– А родственники у вас есть? Сестра, брат…
– Нет, никого больше нет, – вздохнула Эми.
– Так не бывает. У всех есть родственники.
– Нет. Совсем никого. Хотя, конечно, кто-то может носить настоящую фамилию моей матери.
– А двоюродные братья и сестры, дяди, тети…
– Нет.
Да, дельце становилось довольно запутанным. Или, напротив, предельно простым. Я знавал немало людей, которые предпочитали считать себя одинокими, но вот Эми Деново, похоже, и в самом деле была на этом свете совсем одна. Одна-одинешенька. Я предложил ей попробовать сэндвич, она согласилась и откусила кусочек. Обычно, когда я сижу с кем-нибудь за одним столом, то подмечаю какие-то характерные для этого человека мелочи и особенности, поскольку такое наблюдение позволяет лучше узнать его, но сейчас я позволил себе расслабиться, поскольку то, как Эми кусала сэндвич, жевала, глотала или облизывала губы, не имело ни малейшего отношения к ее делу. Впрочем, я все-таки подметил, что отсутствием аппетита девушка не страдала, что она и доказала, уписав за обе щеки свою порцию. Покончив с едой, Эми осведомилась, входят ли такие сэндвичи в число излюбленных блюд Ниро Вулфа, и, похоже, была несколько разочарована, когда я ответил, что нет, не входят. Когда тарелка опустела, Эми призналась: оказывается, она и сама не ожидала, что так проголодается, наконец поделившись со мной столь долго вынашиваемой тайной. Потом она чуть заметно улыбнулась (ах, эти ямочки!) и добавила:
– Как все-таки плохо мы сами себя знаем.
– И да и нет, – глубокомысленно изрек я. – Некоторые из нас знают себя даже слишком хорошо, а вот другие – совершенно недостаточно. Я, например, совсем не желаю знать, почему, вставая по утрам, блуждаю в тумане, как сомнамбула. Если же я стану ломать над этим голову, то, возможно, вообще навсегда лишусь сна. Впрочем, лично я всегда сумею выбраться из любого тумана. Что же касается вас, то вы не в тумане. Напротив, вы под лучами прожектора, который сами на себя наставили. Но что вам мешает самой же и отключить его?
– Это вовсе не я. Прожектор включили другие люди, в первую очередь – моя мать. Я ничего не могу с ним поделать.
– Ну хорошо. Тогда что вас больше всего заботит? Подлинная фамилия вашей матери? Или отца?
– Конечно отца. В конце концов, с матерью я прожила вместе всю жизнь, так что мое желание выяснить ее настоящую фамилию объясняется простым любопытством. Вот отец – другое дело. Жив ли он? Кто он? Что он собой представляет? Я же унаследовала его гены!
– Да, ведь вы окончили колледж Смит, – серьезно кивнул я. – Там, должно быть, много рассказывали про гены. Мистер Вулф как-то раз высказал мысль, что ученым вообще следовало бы умалчивать о своих открытиях: делясь ими, они порой усложняют людям жизнь. Кофе не желаете?
– Нет, спасибо.
– Здесь замечательная выпечка.
Эми помотала головой:
– Признаться честно, я готова проглотить все, что угодно – даже не знаю, что это вдруг на меня нашло, – но все же воздержусь. А вы?.. Вы сказали, что готовы дать мне совет.
– Да. – Я положил руку на стол. – Дело у вас и впрямь заковыристое. Одним советом тут не обойдешься, даже если он исходит от человека, которому вы доверяете. Так вот, у вас есть примерно один шанс из миллиона, что через неделю кропотливого и добросовестного труда предпринятые мной поиски могут увенчаться успехом, однако с наибольшей вероятностью можно предсказать, что работа затянется надолго и влетит вам в копеечку. Сколько у вас денег?
– Немного. Но я, конечно, заплачу вам.
– Не мне. Я уже объяснил, как обстоят дела. А у Ниро Вулфа гипертрофированные представления о размерах гонорара, вот почему мне нужно точно знать, какими средствами вы располагаете. Если вы не против, конечно.
– Нет, я не против. У меня никогда не было особых сбережений. Я тратила все, что зарабатывала. У меня есть только то, что я получила в наследство от мамы, за вычетом расходов на… кремацию. Мама оставила особое распоряжение на этот счет. В банке у меня немногим больше двух тысяч, вот и все. Но долгов никаких нет, хотя и мне никто не должен.
Я приподнял бровь:
– А чем занималась ваша мама?.. Впрочем, это не имеет значения. Ясно, что зарабатывала она достаточно, коль скоро послала вас в дорогой колледж. Или кто-то ей помогал?
– Нет, она сама справлялась. И все-таки вас интересует, как она зарабатывала на жизнь. Так вот, мама была ассистентом продюсера на телевидении, причем, насколько я помню, это был всегда один и тот же человек. Она зарабатывала тысяч пятнадцать в год, может быть, немного больше. Она мне не рассказывала. – Живые карие глаза вновь вперились в меня. – Если я заплачу Ниро Вулфу две тысячи, он позволит вам заняться этим делом?
Я потряс головой:
– Он даже обсуждать не станет. Он прекрасно понимает, что такая работа может растянуться на целый год, тогда как ему ничего не стоит содрать с какого-нибудь клиента пять тысяч за одну неделю. Должно быть, вы плохо его знаете. Вулф невероятно упрям, чудовищно честолюбив, вздорен и почему-то вбил себе в голову, что он самый непревзойденный и лучший сыщик в мире. Я, впрочем, придерживаюсь того же мнения, в противном случае уже давно сменил бы место работы. Мне кажется, вам нужно помочь. Вы этого заслуживаете, к тому же мне нравятся ямочки у вас на щеках. Если я ни с того ни с сего попрошу Ниро Вулфа принять вас, он просто одарит меня свирепым взглядом, и все. Решит, что у меня крыша поехала. Однако у меня есть одна идея, которая, возможно, придется вам по душе. Мисс Роуэн обожает делать добрые дела, денег у нее куры не клюют, так что вы можете…
– Не вздумайте рассказать ей про меня!
– Спокойно! Я вовсе не собираюсь про вас рассказывать. Ни ей, ни кому другому. Я просто подумал, что вы могли бы сами обратиться к ней, и…
– Я ни к кому не стану обращаться!
– Хорошо, я тоже. Как у вас сразу глаза заполыхали! – Я внимательно посмотрел на нее. – Послушайте, мисс Деново, я умываю руки только потому, что другого выхода нет. Будь я вправе, то с удовольствием взялся бы за это дело не только потому, что оно сулит какие-то неожиданные повороты, но и потому, что мне просто приятно иметь дело с такой очаровательной девушкой. К тому же не исключено, что пришлось бы расследовать дело об убийстве…
Глаза Эми полезли на лоб.
– Убийстве?
– Ну да. Правда, пока это совершенно бездоказательно, но очень часто в делах, связанных с наездом, после которого водитель бесследно скрывается, в конце концов выясняется, что произошло предумышленное убийство. Впрочем, я упомянул это лишь для того, чтобы подчеркнуть еще одну причину, по которой охотно взялся бы сам за ваше дело. Однако у вас нет ни единого шанса заинтересовать своими проблемами мистера Вулфа, вот в чем беда. Очень сочувствую, но, увы, это так.
Эми потрясла головой, не спуская с меня глаз.
– Но, мистер Гудвин, что же мне тогда делать? – (Похоже, мои разглагольствования насчет убийства нисколько ее не обескуражили.) – Положение у меня совершенно безвыходное. Мне даже не с кем поделиться.
Такие вот дела. Скажу сразу: двадцать минут спустя, когда я остановил такси и назвал водителю адрес Сола Пензера, на душе у меня скребли кошки. Конечно, жить вместе и работать на самого выдающегося сыщика в мире – это замечательно, но когда к тебе обращается хорошенькая девушка и говорит, что ты ее единственная надежда – пусть это всего лишь лесть, – а ты вынужден ее отшить, ясно, что настроение после такого отнюдь не рыцарского поступка далеко не безоблачное. Сидя в такси, я усиленно пытался заставить себя думать о перипетиях бейсбольного матча и игре «Метс».
Когда таксист высадил меня на углу Парк-авеню и Тридцать восьмой улицы, было без шести восемь. О том, в какую сторону изменилось после этой встречи благосостояние моих приятелей и мое собственное, я, пожалуй, умолчу. Порой карты оказываются поразительно капризными, сами знаете.
Глава 2
В пятницу у нас все было строго регламентировано. Без четверти десять я вышел из нашего старого особняка из бурого песчаника на Западной Тридцать пятой улице, прошагал до ее пересечения с Десятой авеню, завернул за угол, вывел из гаража «херон», которым владеет Вулф, а вожу я, и покатил к Лонг-Айленду за Вулфом. Вот уже три дня он гостил у Льюиса Хьюитта, коллекционера, владевшего десятью тысячами орхидей и двумя колоссальными оранжереями длиной сто футов каждая. Возвращаясь в Манхэттен, Вулф, как обычно, сидел сзади, судорожно вцепившись в изготовленный для него по специальному заказу ремень, потому что, по его словам, ни одному автомобилю нельзя доверять ни на секунду, а я вел машину, старательно избегая ухабов и рывков. Правда, вовсе не из-за Вулфа, поскольку у меня имелась теория, что ему толчки только на пользу, а из-за горшков с орхидеями, которые мы везли в багажнике и которые не были упакованы в ящики, причем среди них были два новых гибрида, полученные скрещиванием Laelia schroederi и Laelia ashworthiana. Они стоили не меньше двух штук, но важно было то, что ни у кого в мире, кроме Хьюитта, а теперь и Вулфа, их не было. Остановившись перед крыльцом нашего старого особняка из бурого песчаника, я нажал на клаксон. Несколько секунд спустя, как было условлено, вышел Теодор Хорстман, спустился к машине и помог мне сперва перетаскать драгоценные горшки к лифту, а потом и доставить их в оранжерею. Свою сумку Вулф донес сам. На этот счет у меня есть не теория, а правило. Ему нужны упражнения. Когда я наконец спустился в кабинет, Вулф уже устроился за своим столом в единственном кресле, способном выдержать его вес и объем, и просматривал почту. Почти одновременно со мной вошел Фриц и сообщил, что ланч подан.
За столом, как было заведено, деловые вопросы не обсуждались, да у нас, собственно, и дел-то никаких не было, а упоминать Эми Деново с ее просьбой я не собирался. Обычно мы беседовали о чем угодно по выбору Вулфа, но на сей раз разговор начал я. Накладывая себе мясо с серебряного блюда, я заметил, что, по мнению одного моего знакомого, шиш-кебаб куда вкуснее, если готовить его не из ягненка, а из козленка. Вулф тут же заявил, что любое подобное блюдо вкуснее, если готовить его из козленка, но свежее мясо козленка, должным образом разделанного и обработанного, достать в Нью-Йорке практически невозможно.
Потом он переключился с кулинарии на фонетику и сказал, что «шиш-кебаб» – это неправильно. Нужно говорить «сикх-кебаб». И произнес раздельно по буквам. Именно так, оказывается, говорят в Индии, откуда родом это кушанье. На языке хинди или урду «сикх» означает «тонкий железный прут с петлей на конце», а «кебаб» – мясной шарик. Какие-то болваны на Западе изменили произношение на «шиш» вместо «сикх» – им пошло бы только на пользу отведать жесткий, как подметка, сикх-кебаб из дряхлого, доживающего свой век осла, а не из нежной козлятины. Вулф все еще ворчал, вспоминая недобрым словом тех, кто искажает иностранные выражения, когда мы покончили с вкуснейшим десертом, приготовленным Фрицем из малины под кремом из сливок, сахара, яичного желтка, хереса и экстракта миндаля. Наконец мы вернулись в кабинет. Вулф занялся почтой, а я принялся заносить в картотеку новые орхидеи, которые Вулфу удалось выманить у Льюиса Хьюитта.
В четыре часа Вулф протопал к лифту и отправился в оранжерею на второе ежедневное двухчасовое священнодействие в обществе орхидей и Теодора, а я поднялся по лестнице в свою комнату и занялся личными делами: проверил носки и поменял ленту на пишущей машинке. По какой-то неведомой мне причине времени такие дела отнимают больше, чем кажется. Вот почему, услышав звонок в дверь, проведенный и в мою комнату, я кинул взгляд на часы и с удивлением заметил, что уже без двадцати шесть. Дверь открыл Фриц, как заведено у нас, когда я бываю наверху, но пару минут спустя зазвонил мой телефон. Я снял трубку. Фриц сказал, что молодая женщина по имени Эми Деново хочет поговорить со мной, и я попросил отвести ее в гостиную.
Когда, поднявшись по ступенькам на крыльцо старого особняка из бурого песчаника, вы войдете в просторную прихожую, то вторая дверь слева ведет в кабинет, а первая – в гостиную, которой мы пользуемся довольно редко, в основном для того, чтобы провести туда посетителей, присутствие которых в кабинете нежелательно. В отличие от кабинета и кухни, обставлена гостиная довольно непритязательно, поскольку Вулф почти не заглядывает в нее и ему все равно, как она выглядит.
Я вошел в гостиную и застал Эми Деново сидящей в кресле у окна.
– Вот и я, – сказала она, вставая.
– Вижу. – Я приблизился к ней. – Я, конечно, рад вас видеть и не хочу, чтобы вы сочли меня грубым, но мне казалось, что вчера я объяснил все достаточно ясно.
– О да, я все поняла. – Она попыталась улыбнуться, но улыбка получилась довольно вымученной. – Тем не менее я решила, что должна снова поговорить с вами и… попытаться встретиться с Ниро Вулфом. Поэтому я… Словом, я кое-что сделала.
Под мышкой у Эми была коричневая кожаная сумка с большой застежкой. Девушка снова села, достала из сумки пакет, завернутый в газету и перетянутый резинкой, и протянула его мне, а я, не желая показаться неучтивым, взял его.
– Здесь двадцать тысяч долларов, – сообщила Эми. – В стодолларовых банкнотах. Вы бы сказали, – вот теперь улыбка вышла на славу, – что здесь двадцать штук. Пересчитайте, пожалуйста.
Поскольку у меня не нашлось подходящих слов, я не стал спешить с ответом, а снял резинку, развернул газету и посмотрел на содержимое свертка. Да, передо мной были самые настоящие сотенные бумажки, некоторые новенькие и хрустящие, другие – поблекшие и залапанные. Те, что я повертел в руках, были, похоже, не фальшивыми. Двадцать тоненьких стопок, скрепленных металлическими скрепками, – по десять купюр в стопке. Я снова завернул их в газету и перехватил резинкой.
– По пять штук в неделю, – сказала Эми. – На четыре недели хватит.
Из прихожей послышалось дребезжание лифта. Вулф спустился из оранжереи.
– Пять штук – это только гонорар, – заметил я. – Расходы сюда не входят. Впрочем, порой и такой суммы бывает достаточно. Если я верно понял, то вы хотите нанять Ниро Вулфа и предлагаете эти деньги как аванс?
– Да, совершенно верно. При том условии, что расследование возглавите вы.
– Возглавляет расследование всегда он. На меня возложена только черновая работа.
– Хорошо, но эту работу проделаете вы.
– Конечно. Вулф только ворочает мозгами. Я все ему объясню, потом позову вас. Вы подождете?
Эми Деново нахмурила брови и помотала головой:
– Я не хочу говорить на эту тему ни с кем, кроме вас.
– Тогда ничего не выйдет. Вулф никогда не согласится иметь дело с клиентом, которого он в глаза не видел. Такого никогда прежде не случалось, и он этого не допустит.
Эми плотно сжала губы, чуть помялась, потом сказала:
– Хорошо, я согласна. Будь по-вашему.
– Прекрасно. Вряд ли вы проникнетесь к нему особой симпатией, но доверять можете в той же степени, как и мне. – Я похлопал по свертку. – Не желаете просветить меня на сей счет?
– Нет, мне больше нечего добавить, – ответила она. – Главное, что деньги перед вами.
– Надеюсь, вы добыли их законным путем?
– Разумеется. – Она по-прежнему хмурилась. – Никаких банков я не грабила.
– До тех пор пока Вулф не согласится взяться за ваше дело, деньги останутся в вашем распоряжении. – Я протянул ей сверток. – Возможно, мне хватит пяти минут, но не исключено, что потребуется и полчаса. Если надоест ждать, можете просмотреть журналы на столике.
Я шагнул было к двери, ведущей в кабинет, но передумал и пошел в обход, через прихожую.
Вулф сидел за столом, погрузившись в очередную книгу. Это была «Невероятная победа» Уолтера Лорда. Должно быть, у Хьюитта особо наслаждаться чтением ему не удалось, так что теперь он наверстывал упущенное. Я прошел к своему столу, уселся лицом к Вулфу и принялся терпеливо дожидаться, пока он дочитает до конца абзаца. Наконец Вулф поднял глаза и прорычал:
– Что там?
– Не что, а кто, – поправил я. – В гостиной ожидает девушка по имени Эми Деново. Кажется, я как-то упоминал, что мисс Роуэн собирает материалы для книги о своем отце и наняла в помощницы эту девушку, с которой я познакомился на прошлой неделе. Вчера днем, когда я уходил от мисс Роуэн, она – я имею в виду эту девушку – остановила меня внизу в вестибюле, и мы заскочили в одно местечко отведать сэндвичей с яйцом и анчоусами. Я порекомендовал эти сэндвичи Фрицу, но он не проявил никакого интереса. Мисс Деново обратилась ко мне за помощью, поскольку я единственный человек в мире, которому она доверяет, но я отказался на том основании, что постоянно работаю на вас. Тогда она высказала желание нанять вас, но с условием, что всю работу буду выполнять я. Я сказал, что и так всегда выполняю всю работу. Дальше, естественно, я задал вопрос насчет денег, и она ответила, что на ее счету в банке есть немногим больше двух тысяч, оставшихся от матери, и больше ни цента. Ни каких-либо других средств, ни возможностей. Поскольку дело показалось мне довольно сложным и могло отнять несколько месяцев, я сказал, что ничего не выйдет и я даже не стану докладывать об этом вам. Мне, конечно, было ее жаль, потому что…
– Пф! – пробурчал Вулф. – Почему же ты теперь передумал?
– Позвольте закончить. Так вот, мне было ее жаль, потому что дело показалось довольно любопытным и сложным, к тому же как раз по вашей части. А передумал я потому, что мисс Деново сейчас в гостиной. Она принесла с собой завернутый в газету пакет, в котором лежат двести стодолларовых бумажек, то есть двадцать тысяч долларов, которые она хочет вручить вам в качестве аванса.
– Откуда у нее деньги?
– Не знаю. Она уверяет, что все законно.
Вулф вложил между страницами золотую закладку – подарок одного клиента – и отложил книгу в сторону.
– О чем именно она тебя вчера попросила? Подробно.
Я этого ожидал. Вулф совершенно ненавидит работу и способен на любые уловки, лишь бы оттянуть тот час, когда придется взяться за дело. Вот и сейчас он явно рассчитывал, что сумеет придраться к какому-нибудь пустяку и отказаться. Я доложил. Должен сказать, что я далеко не сразу научился запоминать и дословно излагать содержание любой беседы, но теперь делал это совершенно запросто, даже если в разговоре принимали участие три или четыре собеседника. Вулф, как всегда, сидел, откинувшись на спинку кресла, с закрытыми глазами и не перебивал. Он промолчал даже тогда, когда я дошел до слов: «невероятно упрям, чудовищно честолюбив и вздорен». Я не упустил ничего, за исключением некоторых абсолютно не значащих фраз, которыми мы с Эми обменялись, пока поглощали сэндвичи. Когда я закончил, Вулф еще с минуту сидел с закрытыми глазами, потом открыл их и выпрямился.
– Арчи, на тебя это не похоже. Ты почти ничего не выведал. Буквально не за что зацепиться.
– Естественно. Зачем зря терзать бедную маленькую беззащитную девушку?
Вулф бросил взгляд на настенные часы, потом вновь посмотрел на меня:
– Ты мог… Впрочем, это уже несущественно. Хорошо, будь по-твоему. Приведи ее.
Я встал и открыл дверь в гостиную. Эми Деново по-прежнему сидела в кресле у окна, а сверток покоился у нее на коленях. Я пригласил ее войти.
Вулф крайне редко привстает, когда кто-нибудь входит в кабинет, и никогда, если входит женщина. В присутствии женщины его физиономия всегда сохраняет одно и то же непередаваемое выражение – он словно собирает в кулак всю свою волю, чтобы не морщиться и не гримасничать. Поэтому я не рискну сказать с уверенностью, заметил ли Вулф, что юбка летнего платья Эми Деново в коричневую полоску на самом деле не мини, а всего на пару дюймов выше ее колен. Естественно, не заметил он и того, что колени девушки заслуживают внимания, поскольку это не имело никакого отношения к ней в качестве возможного клиента. Сиденье красного кожаного кресла, расположенного напротив стола Вулфа, было слишком глубоким для Эми, поэтому она примостилась на самом краешке, держа сверток на коленях, а сумку положив на маленький приставной столик слева.
Вулф вперил в Эми Деново изучающий взгляд, а затем, вцепившись пальцами в подлокотники своего кресла, произнес:
– Итак, мистер Гудвин поразил вас с первого взгляда.
Глаза Эми, устремленные на Вулфа, несколько расширились.
– Да, это так.
– Что ж, мистеру Гудвину не впервой производить благоприятное впечатление на женщину. Он изложил мне содержание вашего вчерашнего разговора. Он также сказал, что сейчас вы располагаете двадцатью тысячами долларов, полученных, по вашим словам, вполне законным путем, и что вы предлагаете мне эти деньги в качестве аванса за определенную работу. Правильно?
– Да, – кивнула Эми Деново. – При условии, что эту работу будет выполнять мистер Гудвин.
– Мистер Гудвин выполнит свою часть работы под моим руководством, за исключением ситуаций, требующих применения безотлагательных мер. Деньги находятся в этом свертке? Вы позволите мне взглянуть на них?
Эми Деново встала и протянула сверток Вулфу, потом вернулась на место. Вулф аккуратно снял резинку, развернул газету, поочередно рассмотрел каждую стопку купюр и разложил их перед собой, все двадцать. Потом повернулся ко мне:
– Я не заметил ничего, что указывало бы на происхождение этих денег. А ты?
Я сказал, что тоже не заметил.
– Вы получили деньги от мисс Роуэн? – спросил он Эми Деново.
– Нет!
– Но кто-то все-таки дал их вам, это очевидно. В свете того, что вы вчера сообщили мистеру Гудвину, я хочу знать, откуда у вас деньги. Итак, где и как вы их раздобыли?
Она плотно сжала губы, потом разлепила их и сказала:
– Я не понимаю, почему должна объяснять вам это. В том, как я получила деньги, нет ничего предосудительного. Это мои деньги. Если я пойду в магазин и предъявлю любую из этих бумажек для оплаты покупки, никто не спросит, откуда у меня деньги.
Вулф потряс головой:
– Это неубедительно, мисс Деново. Вчера вы сказали мистеру Гудвину, что, кроме двух тысяч в банке, у вас за душой нет ни гроша, и отвергли предложение мистера Гудвина обратиться за помощью к мисс Роуэн. – Он похлопал по стопкам банкнот. – Здесь ровно в десять раз больше, чем две тысячи. Если деньги вам дали взаймы или подарили, я хочу знать – кто. Если вы что-то продали, я хочу знать – что именно и кому. Вы еще слишком молоды и не понимаете, что я вынужден принять самые простые меры предосторожности. Взять столь значительную сумму в качестве задатка для выполнения весьма сложной и запутанной миссии и не знать при этом происхождения денег просто безрассудно, поэтому если вы отказываетесь выполнить мою просьбу, то я не могу принять от вас деньги. Если же вы все расскажете, то я должен еще удостовериться в истинности ваших слов. Судить об этом предоставьте мне самому.
