Рекс Стаут
Тройные хлопоты
Глава 8
Настанет ли тот час, когда все люди в мире проникнутся друг к другу любовью и заживут как одна большая дружная семья? Сомнения на этот счет вызывал у меня сам факт существования лейтенанта Роуклиффа из убойного отдела полиции Нью-Йорка. Чувства, которые я к нему испытывал, были невероятно далеки от братской любви.
– Прекрасно! – изрек без десяти три ночи Роуклифф в пыточной Девятнадцатого участка, располагавшегося на Восточной Шестьдесят седьмой улице, где лейтенант развернул свой полевой штаб. – Просто прекрасно! – Он никогда не употреблял простецких выражений вроде «о’кей». – Мы тебя посадим – и дело с концом.
Тут Роуклиффу пришлось подождать, поскольку меня охватил приступ зевоты, с которым я никак не мог справиться. Когда же мне это удалось, я располагающе улыбнулся и ответил:
– Вы это повторяете в пятый раз. Признаться, мне ваша идея не нравится. Должен предупредить, что она также не понравится мистеру Вулфу и его адвокату. Впрочем, если никаких других идей у вас нет, давайте остановимся на этой. Продолжайте.
Лейтенант не сказал ни слова, но зловеще на меня посмотрел. Не просто зловеще, а так, как умел смотреть только он, Роуклифф.
– Давайте подведем итог, – предложил я. – Дейзи Перрит обратился к мистеру Вулфу за советом. Даже если бы я знал, о чем у них шел разговор, а мне это, кстати, неизвестно, сведения пришли бы к вам из вторых рук. Таким образом, если желаете знать, чего хотел Дейзи, вам следует обратиться непосредственно к мистеру Вулфу.
– Я уже сказал тебе, – холодно ответил Роуклифф, – что дважды посылал людей к Вулфу, но их даже на порог не пустили. Дверь, как обычно, была заперта. Человек за дверью, должно быть Бреннер, сказал, что Вулф спит и будить его нельзя. Подумать только, какое нахальство и высокомерие!
– Попробуйте проведать его во время завтрака, – предложил я. – Часов этак в одиннадцать.
Мне было приятно услышать, что указания, которые я не успел передать Фрицу, не понадобились. Он сам принял все необходимые меры.
– Ясное дело, если я буду сидеть в камере, то впустить вас в дом не смогу. Продолжаем. Итак, без двадцати двенадцать приехала дочь Перрита. Видимо, она хотела получить у мистера Вулфа совет по тому же вопросу, что и ее отец. О чем они беседовали, опять же лучше спросите у Вулфа сами. После окончания разговора я проводил мисс Перрит до дому. Машину вела она. Мы приехали около половины первого. Я как раз посмотрел на наручные часы, а потом на циферблат, установленный на Колумбус-серкл. Они показывали двенадцать двадцать шесть. Мы стояли…
– Я уже слышал, где вы стояли.
– Тогда мне больше нечего добавить. У мужчины в автомобиле поверх лица был повязан платок…
– Откуда ты знаешь, что это был платок?
– Господи боже, опять двадцать пять! Хорошо, не платок, а какая-то белая тряпка, которую он, может, отрезал от рубашки. Важно другое: я не смогу его опознать. Не знаю, кого именно он хотел убить: ее, меня или нас обоих, но признаю, что погибла только она. Номер машины я не запомнил, но это не принципиально. Я не дурак и понимаю, что его свинтили с другого автомобиля в миле отсюда где-нибудь за час до совершения преступления. Вы сказали, что машину обнаружили меньше чем в шести кварталах отсюда, рядом со станцией метро «Восемьдесят шестая улица». Позвольте спросить, я хотя бы раз попал?..
– Где Дейзи Перрит?
– Вы хотите сказать, прямо сейчас?
– Прямо сейчас.
– Понятия не имею.
– Он скрывается в доме у Вулфа?
– Боже всемогущий, конечно нет! От одной только мысли об этом у меня мороз по коже и зубы стучат.
– А вчера у тебя зубы не стучали, когда Перрит приехал к Вулфу обстряпывать свои делишки?
– Слушайте, лейтенант, – мрачно заметил я, – скоро уже начнет светать. Я вам несколько раз подряд повторил, что видел. Знавал я одного человека. Он охотился на уток с ружьем, у которого была такая отдача, что после каждого выстрела он плюхался задницей в грязь. И похоже, ему это нравилось. В некоем смысле, лейтенант, вы мне напоминаете того охотника. Вы прекрасно понимаете очевидную вещь: только мистер Вулф сможет рассказать вам, о чем именно он говорил с мистером Перритом и его дочерью. Вы также прекрасно знаете, что об этом я вам поведать не могу. И еще вам прекрасно известно, что, решив меня задержать, вы разозлите мистера Вулфа, в силу чего он не станет вам помогать. Чего вы, в конце концов, хотите: самоутвердиться или раскрыть убийство? Думайте, а я пока вздремну. Мне уже без разницы, где спать. Сейчас я усну где угодно, хоть в этом кресле, хоть на тюремной койке, хоть дома в собственной постели.
– Вон отсюда! – скомандовал Роуклифф. – Давай выметайся!
Он нажал на кнопку, отдал короткий приказ, и минуту спустя я оказался на улице. Я отлично знал, что сыграло ключевую роль в моем освобождении. Дело было не в моих пламенных речах, а в начальнике Роуклиффа, инспекторе Кремере, который рассчитывал на содействие Вулфа и не желал портить с ним отношения.
Так или иначе, пока я шел в сторону метро, безуспешно пытаясь поймать такси, я думал вовсе не о Роуклиффе, а о Дейзи Перрите. Я едва не выложил полицейским всю подноготную, которая бы им очень помогла, но вовремя себя остановил, поняв, что до встречи с Вулфом лучше не распускать язык. По дороге домой я без толку ломал голову над всякой всячиной. В частности, я размышлял над тем, кто именно стрелял в Вайолет. Не мой ли тезка Арчи?
Чем больше стараний я прилагал, чтобы сложить головоломку, тем большее недоумение охватывало меня. Начнем с того, что Перрит, по всей видимости, решил не откладывать дело в долгий ящик и поспешил убрать Вайолет. Решение в принципе напрашивалось само собой, но зачем было втягивать в дело Вулфа, не говоря уже обо мне? Каким образом он собирался использовать Вулфа в качестве прикрытия – хоть для полиции, хоть для кого-либо еще, – при этом утаив, что Вайолет – подставное лицо? Он ведь вроде бы не собирался ее убивать? Я хотел получить ответы на эти и многие другие вопросы по весьма серьезной причине. Мне в голову пришла одна мысль. Меня нельзя назвать человеком кровожадным. Я убивал людей лишь в силу необходимости, когда у меня не оставалось другого выхода. И потому я решил, что мне надо устранить Дейзи Перрита. Да, во мне все еще было живо воспоминание о том, как Вайолет вцепилась в мою руку, как плевался огнем пистолет в руках убийцы, но дело было совершенно не в этом, а в том, что мы с Вулфом оказались в непростом положении. Выход был только один. Работа частного детектива связана с определенным риском, и мы с готовностью шли на этот риск. Однако впутываться в разборки Перрита и Микера – это уже не риск, это смертный приговор с открытой датой.
Когда я спустился в подземку у вокзала Гранд-Сентрал, меня переполняла уверенность, что я пристрелю Перрита при первой же возможности. Четыре минуты спустя, пересев на другую ветку на станции «Таймс-сквер», я уже полагал, что убийство Перрита может стать самой серьезной ошибкой в моей жизни. Еще через четыре минуты, когда я вышел из метро на Тридцать четвертой улице, то думал, что никаких приемлемых вариантов у меня не осталось и я нахожусь в безвыходном положении. В тот самый момент мне больше всего хотелось пристрелить Вулфа, заварившего всю кашу. Это он во всем виноват! Это он открыл окно и проорал мне, чтобы я отвел Перрита в дом. И ради чего? Ради каких-то свиных отбивных!
Свернув с Девятой авеню на Тридцать пятую улицу, я попытался выкинуть из головы тревожащие меня мысли. От сознания того, что скоро я смогу улечься в постель, силы окончательно оставили меня. Возбуждение, вызванное пальбой и двумя часами, которые я провел в полицейском участке в обществе служителей закона, окончательно сошло на нет, и у меня начался отходняк.
Завидев дом и знакомое крыльцо, я принял окончательное решение. Изначально я собирался наведаться к Вулфу в спальню и хорошенько потолковать с ним перед сном. Теперь я подумал, что с разговором можно подождать и до утра. Я поставил ногу на первую ступеньку с чувством глубокого удовлетворения, и вдруг оно растаяло, как утренняя дымка. Виной тому были двое мужчин. Они вышли из-за окутанного мраком угла дома и теперь находились на расстоянии вытянутой руки от меня.
Человек справа оказался моим тезкой Арчи. Мужчина, стоявший слева и чуть позади Арчи, был Дейзи Перрит. В руке у моего тезки виднелся пистолет. Сам Перрит держал руки в карманах пальто. Полицейские не стали забирать у меня оружие, поскольку на него имелось разрешение, однако мой пистолет в кармане пальто был разряжен, а толку от того, что висел у меня в кобуре под мышкой, не было никакого. С тем же успехом он мог лежать в соседнем штате: я не мог его быстро выхватить, потому что наглухо застегнул пальто.
– Я хочу обсудить с тобой события сегодняшней ночи, – заявил Перрит. – Моя машина за углом, на Одиннадцатой авеню. Иди вперед. Мы пойдем за тобой.
– Можем поговорить и здесь, – ответил я. – Мне и прежде часто доводилось беседовать с посетителями на крыльце.
Какой прекрасный шанс пристрелить их обоих! Классический случай самообороны. Впрочем, я решил не торопить события.
– Что вы хотите у меня узнать? – спросил я.
– Шагай вперед, – донесся ответ. На этот раз тон Перрита слегка изменился.
Я оказался в сложном положении. Допустим, я откажусь подчиняться. Неужели они меня пристрелят? Вряд ли, ведь это просто глупо. Если бы они хотели меня убить, то не стали бы со мной заговаривать. А что, если я поднимусь по лестнице и начну открывать дверь ключом? У этого варианта несколько существенных минусов. Во-первых, они могут попытаться меня остановить, начнется свара, которая перерастет в драку, одно за другое – и дело в итоге все-таки закончится пальбой. Во-вторых, дверь заперта изнутри, и мне потребуется разбудить Фрица, чтобы он ее открыл. В-третьих, если Фриц встанет и отопрет дверь, вполне вероятно, Дейзи Перриту может прийти в голову заглянуть к нам в гости.
Я решил стоять на своем.
– Мне бы хотелось… – начал я и замолчал, услышав звук приближающейся машины.
Я повернул голову в ту сторону, откуда он шел. В свете недавних событий я болезненно реагировал на звуки приближающихся автомобилей. Кроме того, мне подумалось, что это вполне могут быть полицейские. Вдруг Роуклифф решил не ждать до одиннадцати утра и вздумал попробовать еще раз достучаться до Вулфа? Нет, ничего интересного – обычное такси. Они часто ночью проезжают по нашей улице: у водителей конец смены, а у нас тут за углом таксопарк.
– Слушайте, мне бы хотелось поговорить прямо здесь. Вам нечего опасаться. Даже если бы я и задумал худое – а это, конечно же, не так, – у меня в пистолете закончились патроны. Вам не о чем беспокоиться. Я их израсходовал…
Теперь я уже не стал съеживаться или пригибаться, а сразу рухнул ничком на тротуар и покатился прочь, стараясь уйти с линии огня. Помнится, я успел подумать, что главное – не врезаться башкой в каменное крыльцо. На этот раз я вообще не разглядел мужчину, стрелявшего из такси, и потому не знаю, была у него повязка на лице или нет. Меня занимало другое: перекатываясь с места на место, я стремился побыстрее скрыться за углом дома. Насколько я помню, на этот раз у меня не возникло и тени желания самому взяться за оружие и вступить в перестрелку. Если я вообще в тот момент мог размышлять, то, скорее всего, решил, что, раз уж убийце в машине захотелось понаделать дырок в Дейзи Перрите и его охраннике, то это исключительно их проблема. Не имел и не имею до сих пор ни малейшего представления о том, что происходило за углом, откуда доносилась пальба, однако последующий осмотр места происшествия однозначно показал: Дейзи Перрит и его охранник пытались отстреливаться.
Наконец треск выстрелов сменился шумом мотора удалявшегося такси. Я высунул голову из-за крыльца и увидел человека, который, распростершись, как и я, лежал на тротуаре. Правда, в отличие от меня, совершенно неподвижно. Я с трудом поднялся на ноги. С другой стороны крыльца лежал еще один человек, дергавшийся в предсмертных судорогах. Увидев, что он все еще держит в руках пистолет, я подскочил и выбил у него оружие. Опустившись на колено, я наскоро осмотрел оба тела и, убедившись, что могу смело поворачиваться к ним спиной, не опасаясь нападения сзади, поднялся на крыльцо и позвонил.
Я воспользовался особым условным сигналом – чередой коротких и длинных звонков, чтобы Фриц понял, кто именно стоит у дверей. Впрочем, необходимости в этом не было. Не успел я оторвать палец от кнопки, как дверь приоткрылась на два дюйма – больше не позволяла цепочка, – и я услышал знакомый голос:
– Арчи?
– Да, Фриц, это я. Впусти меня.
– Тебе нужна помощь?
– Да, помоги мне попасть в дом. Открывай!
Фриц снял цепочку, и я, переступив порог, оказался внутри.
– Ты кого-то убил? – спросил Фриц.
– Арчи! Ну что еще, черт побери, такое?! – проревел Вулф с верхнего этажа.
Судя по его тону, он считал, будто я должен извиниться, что потревожил его сон.
– У вашего крыльца валяются трупы. Среди них, между прочим, мог быть и мой! – злобно проорал я в ответ и отправился в кабинет, чтобы позвонить в Девятнадцатый полицейский участок.
Глава 9
Одним словом, чтобы побеседовать с Вулфом, Роуклиффу не пришлось ждать до одиннадцати утра. Вулф был человеком известным и весьма влиятельным, но кое-чего не мог себе позволить даже он. В частности, он не мог предпочесть разговор со мной общению с представителями закона, когда у него перед домом лежали трупы Дейзи Перрита и его охранника.
Итак, в пять минут пятого утра Ниро Вулф принял Роуклиффа и сопровождавшего его сержанта у себя в спальне. К сожалению, при их беседе я не присутствовал – по просьбе лейтенанта давал показания другим копам, обосновавшимся у нас в кабинете. Впоследствии мне стало известно, что Вулф решил приоткрыть завесу тайны и отделался полуправдой, не оставив полиции ни малейшего шанса разузнать всю подноготную случившегося.
Он сказал, что Перрит жаловался на дочь-шантажистку и хотел, чтобы Вулф придумал способ ее остановить, и он, Вулф, взялся за дело. Затем по распоряжению Перрита к нам приехала сама дочь. Вулф пригрозил ей, что, если она не пойдет на попятную, он сдаст ее полиции Солт-Лейк-Сити, которая давно ее разыскивает. Обо всем остальном он умолчал. Он не сказал, что Вайолет была подставным лицом, и не уточнил, чем она шантажировала «отца». Также он ни словом не обмолвился о Бьюле.
Обо всем этом я узнал позже, а в момент беседы с фараонами не имел ни малейшего представления о том, что именно Вулф собирается рассказать. Таким образом, я решил ограничиться лишь всем известными фактами, что ничуть не добавило мне популярности. Ну и ладно, зато целее буду.
В результате переговоров некоторому числу блюстителей закона и порядка было дозволено приходить в дом для бесед с Вулфом и мной при условии, что никакого временного штаба они здесь разворачивать не станут. В итоге весь шум и кутерьма с ярким светом и вспышками камер остались за порогом дома.
Меня два раза выводили на улицу: сначала для того, чтобы я дал показания на месте преступления, а затем намереваясь поймать на противоречиях. Однако никаких попыток снова увезти меня в участок на этот раз не предпринималось. Судя по поведению полицейских, я почти что внушал им жалость. Увы, у меня было слишком мало времени, чтобы обдумать свое положение и с ужасом осознать, что у них имеются все основания мне сочувствовать.
Казалось, время тянется бесконечно, но, когда забрезжил рассвет и лучи восходящего солнца осветили рабочий стол Вулфа в кабинете, полицейские наконец убрались. Даже Роуклифф с сержантом покинули комнату Вулфа.
Как только в доме не осталось ни одного чужака, Фриц тут же занялся завтраком. Я поднялся по лестнице, постучал в дверь спальни босса, получил разрешение войти и с готовностью переступил порог. Вулф, в желтой шелковой пижаме и желтых тапочках с загнутыми носами, как раз выходил из ванной комнаты.
– Ну что ж, – начал я, – молю Бога, чтобы…
Зазвонил телефон. Выходя из кабинета, я всегда переключал связь на комнату Вулфа. Аппарат, стоявший на прикроватном столике, тоже был ярко-желтым. Отвратительный цвет! Я подошел, снял трубку и произнес:
– Кабинет Ниро Вулфа.
– Арчи? Это Сол. Позови босса.
– Сол Пензер, – повернулся я к Вулфу.
Он кивнул и подошел ко мне:
– Хорошо. Ступай в свою комнату и посмотри на себя в зеркало. Тебе надо умыться.
– Если бы вы всю ночь провалялись на тротуаре, уворачиваясь от пуль, вам тоже понадобилось бы умыться. У вас какие-то конфиденциальные дела с Солом? Вы дали ему задание?
– Конечно. Оно связано с делом мистера Перрита.
– Когда вы успели?
– Я позвонил ему прошлым вечером, когда ты провожал мисс Пейдж домой. Иди умойся.
Я и пошел. Обычно я выражал недовольство, когда Вулф держал меня в неведении относительно своих дел, обращаясь за помощью к другим людям. Но в тот момент я был вымотан. И потом, речь шла о Соле, а это совсем другое дело. Он отличный малый, и в данном случае возмущаться было совершенно нечем.
Взглянув на свое отражение в зеркале ванной комнаты, я понял, что Вулф имел все основания для нареканий. Я умылся, решив побриться позже, после того как позавтракаю, а затем отправился обратно, в комнату Вулфа. Закончив разговор с Солом, он теперь сидел на кровати в нижнем белье и натягивал носки.
– Что вам хотелось бы обсудить? – спросил я.
– Ничего.
– Ничего? – Я возмущенно уставился на него. – Что ж, прекрасно.
– На данный момент обсуждать нечего, – недовольно проворчал Вулф. – Ты вне игры. Я сказал лейтенанту Роуклиффу, что мистера Перрита шантажировала дочь, тот поручил мне положить этому конец, а я пригрозил девушке сдать ее полиции. Все. Точка. Роуклифф – кретин. Пытался намекнуть, что может привлечь меня к уголовной ответственности за шантаж дочери. Идиот! Кстати, – Вулф выпрямился, – как ты думаешь, раз мистер Перрит убит, имеет ли смысл звонить по тому телефону, что он дал, насчет мяса?
– Я вне игры, – повторил я сквозь зубы его реплику и отправился на кухню завтракать.
Вне игры! И он еще называет Роуклиффа кретином! Сам-то чем лучше? Я был так возмущен, что проглотил первые три блинчика, не замечая их вкуса.
Четыре раза мне пришлось прерывать завтрак из-за телефонных звонков. Я был к этому готов. Понятное дело, теперь нас не оставят в покое и будут донимать весь день. Из четырех звонивших внимания Вулфа заслуживал только один. Меня это вполне устраивало. Сейчас мне хотелось видеть его как можно реже. Когда он покончил с завтраком и отправился в оранжерею, я позвонил ему по внутреннему телефону.
– С вами пытался связаться человек, представившийся Л. А. Шварцем, адвокатом Дейзи Перрита, – известил я. – Он хочет немедленно вас видеть. Я сказал, чтобы он пришел в одиннадцать, и записал его номер. Если вы считаете, что он тоже вне игры, я могу ему перезвонить и отменить встречу.
– Одиннадцать утра… Это вполне меня устроит, – произнес Вулф. – Ты спрашивал насчет мяса? Мистер Перрит говорил, что надо обращаться к ним между семью и десятью.
– Нет, не спрашивал, – ответил я и повесил трубку.
Следующие два часа я главным образом мужественно сражался со сном и наверняка проиграл бы битву, если бы не телефонные звонки. За долгие годы я привык к общению с журналистами. Оно требовало особых навыков. На какие только ухищрения они не шли! Вот вам пример. Среди прочих звонивших был мужчина с голосом столь хриплым, что меня так и подмывало попросить его прочистить горло. Этот мужчина представился другом Дейзи Перрита и, сказав, что хочет задать мне пару вопросов, осведомился, может ли он повидаться со мной сегодня днем в клубе «Севен-Элевен». Я ответил, что пока у меня полно дел, но, если он представится и оставит свой номер, я перезвоню попозже и скажу, смогу ли встретиться с ним. На это он заявил, что весь день проведет в разъездах, и, попросив не беспокоиться, пообещал перезвонить сам. На прощание он сказал: «Жалко, что прошлой ночью у вас было мало дел. Иначе вы остались бы в доме» – и с этими словами повесил трубку.
Незадолго до одиннадцати позвонил Сол Пензер. Я соединил его с Вулфом, и тот сказал, чтобы я не слушал. Это было совершенно лишним: я и не собирался. Ведь я был вне игры. Прежде чем они закончили разговор, раздался очередной звонок в дверь, пожалуй, уже десятый по счету с того момента, как уехали полицейские. Однако на этот раз на пороге оказался не очередной непрошеный гость, а посетитель, которому было назначено. Я впустил Л. А. Шварца, сказав ему, что Вулф скоро появится, после чего провел его в кабинет, где и усадил в кресло.
Ни за что бы не поверил, что передо мной адвокат Дейзи Перрита. Во-первых, вместо очков он носил старомодное пенсне, но дело было не только в этом. Шварц оказался пожилым худым мужчиной около шестидесяти лет, на удивление молчаливым. Сперва я решил еще чуть-чуть побороться со сном, завязав непринужденную беседу, однако мне не удалось вытянуть из адвоката больше десяти слов. Он сидел, держа на коленях портфель, и каждые полминуты дергал себя за мочку правого уха. К тому моменту, когда послышался шум лифта, на котором спускался Вулф, я уже успел махнуть на собеседника рукой.
По дороге к письменному столу Вулф остановился, и я, хотя и был вне игры, представил патрона Шварцу. Что ж, этого требовали правила хорошего тона. Затем Вулф прошествовал к своему креслу, опустился в него, поерзал, устраиваясь поудобнее, после чего откинулся на спинку, устремив на посетителя взгляд из-под полуприкрытых век.
– Слушаю вас, сэр, – произнес он.
Шварц заморгал от яркого солнечного света, лившегося в кабинет из окна.
– Хочу сразу же попросить прощения за то, что настоял на скорейшей встрече с вами. Речь идет о деле, не терпящем отлагательств, – произнес адвокат официальным тоном. – Насколько я понял со слов мистера Перрита, прошлым вечером вы не соизволили четко и недвусмысленно изъявить свое согласие, и в связи с этим…
– Позвольте полюбопытствовать, согласие с чем?
– Стать по завещанию его душеприказчиком и, по существу, опекуном его дочери. Вы соглашались на это?
– Какая нелепица! – покачал головой Вулф.
– Именно такого ответа я и опасался, – с печальным видом отозвался Шварц. – Что ж, это осложняет дело. Боюсь, отчасти здесь есть и моя вина: мне пришлось составлять документы в страшной спешке. Тогда возникает вопрос, кому достанутся пятьдесят тысяч долларов, назначенные по завещанию душеприказчику? Вам или иному человеку, которого назначит на роль душеприказчика суд?
Вулф заворчал, широко распахнул глаза и тут же снова чуть смежил веки.
– Мне нужны подробности, – буркнул он.
