Рената Дэниэл
Самость. Сущность и проявление центрального архетипа аналитической психологии
© W. Kohlhammer GmbH, Stuttgart, 2018
© Институт аналитической психологии и постдипломного образования, 2021
* * *
Посвящается Трудель и Сириаку
Предисловие
Для меня большая честь – написать предисловие к этой книжной серии. Если окинуть взором путь, пройденный психотерапией, то сейчас кажется довольно странным, что в былые времена представители разных школ яростно спорили о том, которая из них эффективнее, чьи представления ближе к истине, что относится, а что не относится к «мейнстриму», но в силу этого обстоятельства может иметь гораздо больше влияния. Прошли годы, и теперь по результатам множества исследований в области психотерапии мы знаем, что есть нечто, гораздо более важное, чем психотерапевтические факторы: это характер отношений между терапевтом и пациентом вкупе с верой в возможность улучшения, с внутренними ресурсами пациента, а также с окружением, в котором он живет и в котором происходит терапевтический процесс. Согласно выводам «Практического исследования амбулаторной психотерапии» (PAPs), проведенного в Швейцарии, современные психотерапевты в дополнение к инструментарию собственной школы используют многочисленные методики воздействия общего характера и, более того, применяют методы других психотерапевтических подходов.
Именно в силу того, что у нас как психотерапевтов есть много общего, и благодаря нашей непредубежденности в отношении использования методов, заимствованных у других школ, растет наш интерес к идеям других направлений. Будучи представительницей юнгианской психотерапии, я часто убеждаюсь, что теории Юнга служат своего рода «каменоломней», а камни, добываемые в ней, можно применять для строительства любого здания, в том числе и в отличающемся от юнгианского стиле. Примером этому является юнгианская методология толкования сновидений, к которой часто обращаются, когда встают задачи интерпретации сновидения. Юнг не первым начал обращаться в процессе работы к воображению, однако иногда «забывают» о том факте, что работа с воображением является одним из краеугольных камней юнгианской теории. Так, современной теории схем, безусловно, не скрыть своей близости к теории комплексов Юнга, появившейся столетием ранее.
Можно найти множество пересечений и с другими подходами, поскольку идеи Юнга еще не получили достаточно широкой известности. Именно поэтому я горячо поддерживаю совместную идею Ральфа Фогеля и издательства «Колхаммер» издать серию книг, в которых представлены основные концепции Юнга и их современное развитие, как теоретическое, так и практическое. Я убеждена, что юнгианская теория, в которой столь важное место отводится образам и визуализации, может стать источником вдохновения для коллег, работающих в других психотерапевтических подходах.
Верена Каст
Введение
Хотя в нашей речи постоянно звучат слова, содержащие корень «сам» – например, самооценка, самоуверенность, самокритика, – объяснить, что такое сам, Самость – сложно. В равной степени непросто дать определение и слову эго, а также провести различие между терминами Самость и Эго. Для нас очевидно, что Самость и Эго – не взаимозаменяемые понятия, поскольку обычно мы говорим не об эго-уверенности или эго-исцелении, а о самоуверенности и самоисцелении, а эго-сознание отличается от самосознания. Эго – не то же самое, что Самость, различиям между двумя понятиями и посвящена эта книга.
Для психологов эти различия представляют большой интерес и значимость. Разные психологические школы предлагают свои определения Эго и Самости, отчасти перекликающиеся, отчасти различающиеся, и, чтобы избежать возможных недоразумений и недопонимания, следует разобраться с этими определениями. Обычно концепция, которую мы выбираем, является для нас наиболее убедительной. Иногда мы смешиваем понятия, не всегда осознанно, а порой у нас возникают расхождения в том, как их трактовать.
Цель этой книги состоит не в том, чтобы найти наиболее убедительную концепцию Самости; она заключается в том, чтобы изложить ключевые идеи К. Г. Юнга относительно Эго и Самости и увидеть их связь с современной жизнью.
Знакомство с концепцией Самости Юнга – это углубление в его представления о человеке, Боге, божественном, вере. Исследуя эти вопросы, Юнг придерживался психологического подхода и считал его вполне оправданным, так как они всегда будоражили умы, а те или иные ответы на них всегда оказывали глубокое влияние на образ жизни людей и отношения между ними. То, как мы отвечаем на эти вопросы, во многом определяет этические нормы, общественно-политические процессы, идеологический выбор, а также терапевтические модели для работы с пациентами.
Идеи и высказывания Юнга об Эго и Самости порой трудны для понимания и могут показаться противоречивыми. Некоторые нестыковки можно объяснить тем, что он работал над своей теорией в течение нескольких десятилетий, пересматривая и совершенствуя ее по мере появления новых идей и приобретения опыта. Однако именно парадоксальность, нечеткость и противоречивость являются существенными элементами концепции Самости, поскольку любые связанные с ней гипотезы, по крайней мере отчасти, выходят за рамки человеческого воображения и рациональной логики. Людей может раздражать, что затрагиваются религиозные вопросы, то, к чему они относятся с благоговением и что для них священно. Посягательство на святыни во все времена и у любых народов вызывало болезненную реакцию. Едва ли можно оставаться спокойно в ответ на неуважительное отношение к своим самым сокровенным убеждениям. В силу этого данная книга может порой провоцировать, вызывать несогласие или даже раздражать ее читателей.
Я бы очень хотела, чтобы вы, читатели этой книги, как можно глубже прониклись обсуждаемыми здесь идеями и отнеслись к ним без предубеждения. Моя цель не в том, чтобы убедить вас в идеях Юнга, а скорее в том, чтобы способствовать осознанному пониманию ваших собственных идей и связанных с ними убеждений, а также их влияния на ваше самовосприятие и видение мира.
Есть множество подходов к теме «Эго и Самость», однако мне ближе всего то, что говорит философ Одо Марквард:
«Потому что люди – это их истории. Но истории нужно рассказывать. Это то, чем занимаются гуманитарные науки: рассказывая, они компенсируют ущерб от модернизации; и чем более она объективирована, тем больше – в целях компенсации – нужно рассказывать историй, иначе люди умрут от нарративной атрофии» (Marquard, 1986, S. 105).
Такие значимые истории, как мифы, сказки, религиозные и литературные тексты, затрагивают значимые темы, обращаясь к фундаментальным проблемам человеческого бытия. Эти тексты носят символический характер, и в силу этого в них не всегда удается ухватить суть, что-то хотя бы частично ускользает от понимания. В силу этого то, что рассказано и пережито, носит временный характер и практически не подлежит научной аргументации. Именно поэтому я призываю читателя к максимальной открытости в отношении данной темы и способа ее изложения в этой книге.
Глава 1. Концепция Эго и Самости К. Г. Юнга
Теоретические представления К. Г. Юнга об Эго, эго-сознании и эго-комплексе
Давайте посмотрим, как К. Г. Юнг описывает Эго:
«Несмотря на свою безграничность, Эго никогда не бывает ни больше, ни меньше, чем сознание в целом. Эго как сознательный фактор, по крайней мере, теоретически, поддается исчерпывающему описанию. Последнее, однако же, всегда будет не более чем портретом сознательной личности; в нем будут отсутствовать все черты субъекта, неизвестные ему или им не осознаваемые. Полная картина должна была бы включать их…» (Jung, GW: 9/2, 7).
Согласно Юнгу, Эго и сознание представляют собой способности, связанные с функциями познания, распознавания и понимания. Таким образом, мы знаем теперь о некоторых центральных характеристиках сознания, но пока еще не знаем, как оно устроено и как функционирует. Например, нейробиолог Антонио Дамасио подвергает серьезному сомнению способность когнитивистики когда-либо постичь и объяснить феномен сознания (Damasio, 2001, S. 23). Несмотря на все сложности с пониманием того, что такое сознание, мы не можем обойтись без использования этого термина.
В то время как сознание представляет собой способность человека познавать мир и приобретать навыки, эго-сознание позволяет нам познавать и осознавать самих себя. Новорожденный ребенок не обладает самосознанием, оно развивается постепенно и дифференцируется последовательно. Примерно в двухлетнем возрасте начинает пробуждаться эго-сознание. В этом возрасте ребенок перестает говорить о себе в третьем лице, то есть вместо прежнего «Сара хочет печенье» объявляет: «Я хочу печенье».
Взрослые могут иногда почувствовать, как пробуждается эго-сознание, в состоянии перехода от сна к бодрствованию. Проснувшись, мы в течение нескольких секунд не совсем понимаем, где мы находимся и какой сегодня день. Способность ориентироваться в пространстве и времени и осознавать себя возвращается к сознательному Эго только после окончательного пробуждения. Изредка бывает и так, что вполне здоровый человек, проснувшись утром, в течение небольшого промежутка времени не может вспомнить, кто он такой. Нейропсихолог Марк Виттман однажды испытал подобное состояние на собственном опыте (Wittmann, 2015, S. 7). Однако уже спустя несколько мгновений память вернулась к нему, а вместе с ней и стабильное Эго, и определенность по поводу собственного существования и бытия. Таким образом, способность помнить является фундаментальной предпосылкой эго-сознания: ведь мы не можем осознанно запоминать свои переживания периода раннего детства до того, как возникает Эго. Возможность осознанного запоминания появляется только после того, как сформировано Эго, но при этом формируется оно на основе памяти. Без автобиографической памяти мы бы не знали, кто мы, из чего состоит наше Эго и как оно связано с окружающим миром. Эго начинает осознавать себя с того момента, когда у нас появляется осознанная история, то есть когда появляется доступ к нарративу нашего Эго.
Однако не все так просто. Дамасио говорит о разных уровнях эго-сознания, утверждая при этом, что нашему расширенному эго-сознанию требуется целый ряд когнитивных способностей – внимание, концентрация, рефлексия и т. д. (Damasio, 2001, S. 104 etc.). Самые важные способности – научение и память – обеспечивают расширенному эго-сознанию возможность сложного взаимодействия с самим собой и с миром. Дамасио предполагает, что еще до того, как возникает представление о себе и появляются воспоминания, и, следовательно, до того, как приобретен какой-либо опыт, связанный с научением, у ребенка уже есть так называемая ядерная самость, то есть ощущение своего бытия, восприятие самого себя – «Это я».
Дамасио считает, что, если это ядерное сознание не нарушено, человек испытывает эмоции, которые неразрывно связаны с первичным ядерным сознанием – отсюда название его книги: «Я чувствую, следовательно, я существую». Это утверждение вполне согласуется с идеей Юнга об Эго как о комплексе:
«Под Эго я понимаю комплекс представлений, составляющий для меня центр поля моего сознания и который, как мне кажется, обладает в высокой степени непрерывностью и тождественностью (идентичностью) с самим собой, поэтому я говорю об эго-комплексе. Этот комплекс есть настолько же содержание сознания, насколько и условие сознания ‹…› ибо психический элемент осознан мной постольку, поскольку он отнесен к эго-комплексу. ‹…› оно не тождественно моей психике в целом, а является лишь комплексом среди других комплексов» (Jung, GW: 6, 730).
Латинский корень слова «комплекс» означает «включать», «переплетать» и «завершать», что указывает на относительную самодостаточную целостность каждого комплекса и наличие в его составе нескольких компонентов. Комплекс включает в себя весь опыт взаимоотношений и представлений, относящихся к сохраняемому в памяти его содержанию. В случае эго-комплекса речь идет о переживаниях, образах, мыслях, убеждениях или представлениях об Эго, неразрывно связанных с чувствами, даже с целой палитрой чувств. Наличие чувств свидетельствует о том, что эго-комплекс – явление не только психическое и что у него также есть физиологические основания, так как чувства имеют психосоматическую природу и переживаются на физическом уровне. О связи физического и психического напоминают такие образные выражения, как «бабочки в животе» или «комок в горле». В силу этого ядерное эго-сознание, описываемое Дамасио, судя по всему, укоренено в теле, что отражено в названии его книги: «Ощущение происходящего: как тело и эмоции порождают сознание» («The Feeling of What Happens. Body and Emotion in the Making of Consciousness»).
Без тела, и в этом Дамасио полностью согласен с Юнгом, нет ни сознания, ни эго-сознания. Вот как описывает эту взаимосвязь Юнг:
«Комплекс нашего Эго у нормального человека есть высшая психическая инстанция; под этим комплексом мы понимаем совокупность представлений нашего „Я“, сопровождаемую могучим, постоянно присутствующим характерным ощущением нашего собственного тела» (Jung, GW: 3, 82).
Эго-комплекс является, таким образом, психосоматическим явлением, в котором очень важную роль играют эмоции. Эмоции не всегда осознанны либо в силу вытеснения, либо потому что они являются составляющей бессознательных или полусознательных процессов. Именно поэтому эго-комплекс всегда больше, чем наше осознающее Эго, и, по моему мнению, никогда не бывает полностью осознанным. Однако осознающее Эго, будучи центром эго-комплекса, может привлекать внимание к этим эмоциям, к тому, что забыто или вытеснено и, таким образом, способствовать их большей осознанности.
Осознающее Эго позволяет человеку распознавать собственное отражение. Эта способность далеко не пустяк, она является эволюционным преимуществом, поскольку животные, за исключением шимпанзе и дельфинов, не узнают себя в зеркале и либо не проявляют к своему отражению интереса, либо спасаются бегством при виде него или же бросаются на него (ср.: Roth, 2001, S. 330).
Что происходит на психологическом уровне, когда мы видим свое отражение в зеркале? Что мы можем узнать об осознающем Эго, опираясь на эту способность? Глядя в зеркало, мы как бы раздваиваемся, становимся одновременно и наблюдателем, и наблюдаемым, субъектом и объектом. Об этом пишет Томас Бернхард в книге «Ходить»:
«Наблюдая за собой, мы всегда наблюдаем не за собой, а за кем-то другим. Выходит, что мы не можем назвать это самонаблюдением, так как, говоря, что мы наблюдаем за собой, мы говорим как человек, которым мы никогда не были, не наблюдая за собой, а значит, когда мы наблюдаем за собой, мы наблюдаем не за тем, за кем мы намеревались наблюдать, а за кем-то другим» (Bernhard, 2013, S. 87).
Осознающее Эго – это своего рода акт сепарации, в связи с чем важно понимать, что эго-сознание отличается от эго-ощущения, то есть от ощущения себя самим собой. Это отличие наиболее выражено в японском языке, где японский глагол «узнавать» означает также «быть разделенным». Речь идет о таком же различии, которое имеется между свидетелем и участником происшествия. То есть наличие эго-сознания подразумевает, что мы признаем свою способность осознавать и можем размышлять о ней, что было бы невозможно без языка. Язык и существующие в нем понятия являются предпосылкой осознанности.
Мы узнаем свое отражение в зеркале благодаря некоторому расстоянию между собой и зеркалом. Для осознающего Эго требуется дистанция, и оно же обеспечивает дистанцию. Однако чтобы узнать что-то о себе, нам не обязательно находиться перед зеркалом; мы можем смотреть на себя и внутренним психологическим взглядом. Например, когда мы злимся, мы можем спросить себя, что с нами происходит в этот момент, и с некоторого расстояния осознанно наблюдать за разозлившейся частью нашей личности. Плюс дистанцирования в том, что оно не позволяет аффекту завладеть нами целиком и полностью. Как только эго-сознание распознает злость, отпадает необходимость поддаться импульсу разрушения и позволить ему, подобно стихийному бедствию, подчинить своей власти Эго.
Так что осознающее Эго по крайней мере иногда берет на себя решение о том, что нужно сделать, оказавшись во власти неукротимого гнева. Благодаря эго-сознанию возникают различные соображения, что создает предпосылки для субъективного ощущения свободы:
«Несмотря на причинно-следственную связь, человек испытывает чувство свободы, которое идентично автономии сознания ‹…› Существование эго-сознания имеет значение только в том случае, если оно свободно и автономно» (Jung, GW: 11, 391).
«Эго, по определению, подчинено Самости и относится к ней как часть к целому. Внутри поля сознания оно, как мы сказали, обладает свободой воли. Эго ‹…› внутри поля сознания обладает – как принято говорить – свободой воли» (Jung, GW: 9/2, 9).
В терминах нейробиологии так называемая свободная воля проявляется прежде всего в способности воздерживаться от какого-либо действия (Solms, Turnbull, 2004, S. 292). Свободная воля, физические корреляты которой, согласно современным исследованиям, находятся в префронтальных долях коры головного мозга, позволяет нам сдерживать свои инстинкты или аффекты. Таким образом Эго приобретает устойчивость к фрустрации, способность к взаимодействию и дисциплину. Свободная воля Эго – это основа, предпосылка человеческой культуры, поскольку она делает возможным постепенное освобождение человека от ограничений, накладываемых природой. В то время, как дикие животные находятся целиком и полностью во власти природы, человеческое Эго, благодаря свободе воли, все больше и больше расширяет свои как внутренние, так и внешние границы.
Концепция Самости у К. Г. Юнга
Согласно Юнгу, с психологической точки зрения у человека есть сознание и бессознательное, а совокупность этих составляющих он называет Самостью:
«Я предлагаю личность в целом, которая, несмотря на свою данность, не может быть познана до конца, называть Самостью» (Jung, GW: 9/2, 9).
«Когда мы говорим о человеке, то имеем в виду неопределимое целое, невыразимую тотальность, которую можно обозначить только символически. Я выбрал для этой целостности, общей суммы сознательного и бессознательного существования термин Самость» (Jung, GW: 11, 140).
Юнг говорил о том, что мы не знаем наверняка и не можем выразить с помощью слов, кто мы и какие мы. Обладая когнитивными способностями, то есть эго-сознанием, мы тем не менее постоянно сталкиваемся с существенными ограничениями, поскольку бессознательное никогда не станет полностью осознанным. Что-то всегда будет оставаться скрытым, поэтому нам чрезвычайно сложно говорить что-либо конкретное о Самости в юнгианских терминах. Самость является сложной сущностью и находится, можно сказать, вне пределов нашего понимания; мы лишь можем составить самое общее представление о ней. Говоря об этой неоднозначности и неопределенности, профессор-литературовед Петер фон Матт использует выражение «первозданная тайна человечества» (von Matt, 2003, р. 58). Мы знаем, что мы существуем, но не до конца понимаем, кто мы и что мы. По мнению фон Матта, наш разум не в состоянии разгадать эту загадку, и для этого требуется поэзия. Он ссылается на теолога, врача и мистика Ангелуса Силезиуса, который жил в XVII веке и писал об Эго, но по сути описывал Самость так же, как это мог бы сделать Юнг:
Я не знаю, что я есть. Я не то, что я знаю:
Вещь и не-вещь: точка и круг.
Центр окружности является той точкой, в которую ставится циркуль. Будучи точкой, в математическом плане она является пустотой, местом, не обладающим пространственной протяженностью. В то же время эта маленькая дырочка имеет огромное значение: это место рождения и центр круга. В своем стихотворении Силезиус противопоставляет ничтожество (в математическом плане) значимости (центр круга). Многим людям знакомо такое противостояние как переживание колебания самооценки от ощущения полного ничтожества (человек как ничего не значащий винтик) до безграничной веры в свои способности (нет ничего невозможного). Иммануил Кант в «Критике практического разума» так описывает эту борьбу противоположностей:
«Две вещи наполняют душу всегда новым и все более сильным удивлением и благоговением, чем чаще и продолжительнее мы размышляем о них, – это звездное небо надо мной и моральный закон во мне. ‹…› Первый взгляд на бесчисленное множество миров как бы уничтожает мое значение. ‹…› Второй, напротив, бесконечно возвышает мою ценность как мыслящего существа, через мою личность, в которой моральный закон открывает мне жизнь, независимую от животной природы и даже от всего чувственно воспринимаемого мира» (Kant, 1986, S. 160).
По Канту, такие человеческие свойства, как нравственность и этика, являются ключевыми ценностями человека, в которых он может оценивать значимость и смысл – идея, перекликающаяся с приведенным выше определением свободы воли с точки зрения нейробиологии.