Рената Окиньская
Карма для очаровательных эгоистов
Пролог
Яркая лучистая луна щедро заливала светом маленький дачный поселок, раскинувшийся в живописном изгибе реки. В этом холодном и ярком лунном свете поселок казался очень красивым и загадочным. Густые черные тени в контрасте с серебрящимися бликами скрывали все уныние и запустение, которое способен подарить ноябрь. Сейчас, когда тучи унесло суровым северным ветром, когда небо очистилось, и выплыла во всей красе луна, можно было бы даже представить себе, что на улице не так уж и плохо, не так холодно и промозгло, не так зябко и неуютно на сыром ветру… Но, все было именно так.
Этот ветер разогнал всех дачников, заставил покинуть свои престижные дорогие коттеджи, и перебраться в город, поближе к цивилизации, от которой здесь, в тихом и таком чудесном летом месте, было все-таки далековато. Ветер спелся с дождем, и выгнал, выгнал их всех – успешных, зажиточных, могущих позволить себе приобрести эти замечательные участки, обнесенные глухими заборами, скрытыми от людских глаз, расположенные в тихом и уединенном месте.
Поэтому и некому было любоваться этим волшебным, сказочным лунным светом. Некому было представлять себе, как великолепно тут станет зимой, когда всю эту слякоть прикроет чистый белый снежок… И тогда снова станут приезжать люди, и окрестности наполнятся движением и жизнью, в домах зажжется веселый уютный свет и жарко запылают камины. Не так, как сейчас…
Конечно, так размечтаться мог бы и сторож. Но он трезво рассудил, что в такую непогоду вряд ли кто сунется на дачу, да еще и в будние дни. Поэтому вот уже третий день самозабвенно бухал с кумом в соседней деревне, а вверенные ему под охрану дачи стояли тихие, темные и безлюдные. Почти…
Тем двоим, которых все-таки занесло в эти края в такую мрачную пору, было совсем не до любования луной. Хотя оба признали, что и окончание дождя, и этот яркий лунный свет более чем кстати.
Эти двое и не подозревали о существовании друг друга. Женщина, которая усердно ворочала лопатой, скидывая в сторону тяжеленные влажные комья земли, не один раз чутко прислушивалась к тому, что творится в округе, прежде чем начать свои странные ночные раскопки.
Девушка в доме, расположенном на соседнем участке, отделенном высоким, в полтора человеческих роста, кирпичным забором, тоже была уверена, что она вообще одна на целом свете. Она открыла дверь, вышла на крыльцо, вдохнула полной грудью сырой холодный воздух и на миг замерла. Зябко повела плечами – платье, в которое она была одета, хоть и шерстяное, но все-таки не защищало от холода, слишком уж было промозгло. Лунный свет высветил, как на ее лице выражение отчаяния сменяется мрачной решимостью. Она обернулась, посмотрела назад, нахмурив брови. Задумчиво покачала головой, но не кому-то, а словно бы самой себе. Там, в доме, обращаться к ней уже никто не мог… Потом она вдруг вскинула голову, внимательно прислушалась.
Показалось? Или нет? Она тихонько двинулась на звук, глубоко увязая в грязи тонкими каблучками кожаных сапожек. Подошла к забору и снова замерла, прислушиваясь чутко, как испуганный зайчонок. Звуки на время прекратились, и она уже почти решила, что ей показалось, но, на всякий случай, решила проверить. Огляделась, и обнаружила прислоненную к стене кирпичного сарая лестничку, стыдливо спрятанную подальше с глаз людских. Тихонько подошла, попробовала приподнять – она оказалась коротенькой, в пять ступенек, и от того легкой. Девушка снова неслышно подкралась к забору, прислонила лестничку и забралась на нее, торопливо озираясь по сторонам. Высоты лестнички едва хватило, чтобы высунуть голову за забор.
Но на последней ступеньке модельная обувь сыграла с ней злую шутку. Подошву, предназначенную для поездок в машине и прогулок до ближайшего ресторана, но никак не для лазанья по сомнительным деревяшкам, повело. Девушка непроизвольно вскрикнула и, ругнувшись словом, которое приличные девушки и знать-то не должны, судорожно вцепилась в ограду.
Женщина вздрогнула. Лопата выпала у нее из рук, и она испуганным сусликом застыла над ямой, вглядываясь в лицо, нависшее над забором в каких-то пяти метрах от нее. Она глубоко и несколько судорожно вздохнула, и спросила, стараясь, чтобы голос звучал как можно увереннее:
– Вы кто? Что вам тут нужно?
Девушка растерялась, испугалась. Не приведи Господи ей рассказать кто она, как сюда попала, и чем теперь занята! Она в панике молчала, лихорадочно пытаясь придумать хоть что-то правдоподобное в ответ. Но тут взгляд ее упал несколько дальше, за спину женщины, нервно сжимавшей поднятую лопату. И то, что она увидела за этой спиной, заставило взмокшую от испуга спину покрыться ледяными мурашками. Ведь там, на черной раскисшей земле, сваленное кое-как лицом вниз, лежало женское тело. Белые волосы красиво отсвечивали серебром в лунном свете, но… Все же это было тело. Мертвое тело, живые так не лежат! Мертвое, такое же мертвое, как и то, которое она совсем недавно оставила в доме. С той лишь разницей, что ее мертвец был мужского пола…
Соображала девушка всегда быстро. Оправившись от первого потрясения, она стала подмечать, как нервно сжимает женщина лопату обеими руками, как облизывает разом пересохшие губы, как щурит глаза на испуганном лице, пытаясь получше разглядеть кто перед ней. Поэтому, собрав в кулак всю свою смелость, все свое отчаяние от ситуации, в которую влипла, она вскинула голову и строго поинтересовалась:
– А вы кто?!
Королева и мальчики.
– И вот здесь, по краешку, пусти черное с серебром, – инструктировала меня Маргарита, объясняя, какой на этот раз она хочет маникюр, – и чуть покороче сделай, а то цепляюсь за все, достало уже! Но только чуть-чуть! А то спилишь мне сейчас все под корень…
Понятно, ногти хотим длинные, но удобные. Так это больше от хозяина рук зависит, чем от мастера. Ай, ладно, Маргарита всегда привередничает, это характер, вот бы я удивилась, если бы она вдруг всем была довольна! Вот и в этот раз она, придумав, как всегда что-то замысловатое, теперь пристально следила за моей работой, готовая в любой момент высказать свое «фи».
Я взяла ее пальцы, стала спиливать старый гель, а заодно прикидывать, как изобразить ту причудливую смесь черного и серебра на темно-красном фоне, которую она у меня потребовала.
– Жаль, что у тебя курить нельзя, – в который раз посетовала Маргарита, недовольно хмуря свои идеальные брови, и окидывая взглядом мою гостиную, в которой был устроен импровизированный маникюрный салон на дому.
– Ты же знаешь, у меня дочка, – в который раз терпеливо ответила я.
– Ай, дочка! Много ей вреда было бы с одной сигареты! – фыркнула Маргарита. – И вообще, сказала бы Илье, давно бы уже вытяжку поставили!
Я бросила на Маргариту косой взгляд и ничего не ответила. А что отвечать? Что она единственная из всех моих клиенток, которую невозможность курить в то время, как ей делают маникюр, приводит в состояние бешенства? Или то, что ни я, ни мой муж – не курим, и запах табачного дыма в нашем доме на фиг не нужен? Или, может быть то, что распоряжаться здоровьем и воспитанием чужого ребенка – просто самое настоящее свинство?
В этом не было никакого смысла – Маргарита признавала только свое мнение. Она вообще жила по принципу – есть она, и есть все остальное человечество. И все это остальное человечество что-то ей должно. Сама же Марго не должна никому и ничего, ибо в свое время уже расплатилась по всем счетам. По крайней мере, она сама была в этом уверена.
Я снова быстро глянула на нее. Нет, все-таки, пусть характер у нее и мерзкий, зато внешность… На внешность природа не поскупилась! В свои тридцать пять Марго выглядела едва ли на двадцать с хвостиком. У нее было шикарная фигура – высокая грудь, тонкая талия, ножки, такие длинные и стройные. У нее были потрясающей красоты волосы – густые, длинные, сияющие. Пусть и тщательно прокрашенные в салоне, но, за этим она следила строго, никаких темных корней, которые так часто компрометируют блондинок! Если бы я не знала Марго достаточно хорошо, то вполне могла бы поверить, что этот потрясающий жемчужный цвет достался ей от рождения!
Но и это еще не все. К подаркам, которыми одарила ее природа, относилось еще и редкой красоты лицо. С нежной фарфоровой кожей, на скулах отливающей легким румянцем, с точеным прямым носом, с безукоризненным изгибом царственных губ, и звездным сиянием голубых глаз. Это была холодная, северная красота, начисто лишенная солнца, красота айсберга, и она притягивала к себе взгляд, притягивала, как магнитом.
Больше всего Маргарита напоминала мне бриллиант. Даже не просто бриллиант – диамант – камень чистейшей воды, стоящий баснословных денег. Он завораживает игрой своих граней, от него так трудно оторваться… Но он не в состоянии ни согреть, ни утешить…
Несмотря на то, что по возрасту мы с ней ровесницы, рядом с Марго я всегда ощущала, что выгляжу далеко не так сногсшибательно, как она. Хотя ведь слежу за собой, ухаживаю изо всех сил! Увы… Это над ней возраст как будто не имеет власти. А у меня все как у людей – и «лишние» килограммчики набегают, стоит лишь немного дать слабину, и морщинки потихоньку отвоевывают территорию на моем лице. Конечно, я стараюсь всему этому противостоять, и даже в чем-то получается, но до Марго мне все равно, как до звезды небесной…
Хлопнула входная дверь, вырывая меня из размышлений о потрясающе красивой внешности и потрясающе мерзком характере моей клиентки.
– Юлька, это ты? – окрикнула я. Просто так окрикнула, чисто по привычке. Никто кроме дочки там все равно быть не мог.
– Нет, – тут же послышался ехидный ответ, – это трансформер в кожаном пальто!
– Все с тобой ясно, – усмехнулась я.
Юлька еще немного пошуршала в прихожей, потом зашла в комнату.
– Здравствуйте! – вежливо поздоровалась она. Маргарита едва удостоила ее кивком в ответ. Впрочем, моя дочь этого даже не заметила. – Мам, я на минутку, – скороговоркой выпалила она, и, подойдя совсем близко, почти зашептала мне в ухо: – Можно, когда я уроки сделаю, то к Кате пойду? Ей котенка купили! Я так посмотреть хочу! Можно, мам?
– Можно, – разрешила я, – только в восемь чтоб была дома.
– Хорошо! – Юлька аж подпрыгнула от радости. – Спасибо, мам!
Она топталась рядом, ей явно хотелось обнять и поцеловать меня. Но она отлично знала, что когда у меня сидит клиентка, а тем паче, когда в моих руках чьи-то пальцы, трогать меня нельзя ни в коем случае.
– Иди, иди, трансформер ты мой, – улыбнулась я ей. – На кухне обед, разогрей и поешь. А потом за уроки.
– Хорошо, мамочка! – и моя дочка, как маленькая птичка, радостно упорхнула на кухню.
– Милая девочка, – милостиво оборонила Марго. – Сколько ей сейчас?
– Девять.
– Гм… крупновата, для своего возраста. Может дылдой вырасти. А так ничего, на мордашку так даже симпатичная…
Вот всегда она так! Даже если вроде и хвалит, а все равно, так скажет, что противно! Тем более что ей нет до моей дочки ровным счетом никакого дела. Просто откуда-то есть в ней эта мерзкая черточка – в любом существе женского пола обязательно найти изъян, а если его нет, так выдумать, и обязательно сказать об этом вслух. Если бы она не была такой потрясающе красивой, я бы сказала, что у нее застарелые комплексы на почве внешности.
Впрочем, Марго посчитала, что и так уделила моему ребенку более чем достаточно внимания, поэтому она вернулась к прерванной теме – а именно – к обсуждению достоинств своего нового любовника.
– Лидия, дорогая, я тебе скажу – это что-то! Давно мне не попадался такой шикарный экземпляр! Прямо огненный темперамент! Когда встречаемся, так он, честное слово, меня из постели только до туалета выпускает. А так – даже есть не дает. – И добавила с каким-то хищным умилением: – Жеребец…
Она сладострастно потянулась, умудрившись при этом не пошевелить рукой, которую я сейчас обрабатывала. Я молчала, целиком сосредоточившись на тонкой работе. Марго это не тревожило – она была твердо убеждена, что если приходит на маникюр, в парикмахерскую, на массаж – все равно куда, то уши мастера – это как обязательное бесплатное приложение. И она отрывалась на всю катушку, без стеснения выкладывая мне самые интимные подробности своей жизни. Причем это не смущало ни ее, ни меня. Ее – потому, что она считала, что все, кто занимается обслуживанием, куда она относила и маникюр – это все равно, что мебель, или, скорее, очень продвинутая бытовая техника. Меня же все это не смущало, во-первых потому, что, как правило, я ее просто не слушала, пропуская похабные откровения мимо ушей, во-вторых, относилась к этой болтовне, как к неизбежному злу. По большому счету, это еще не самый плохой вариант, ей хотя бы не требуется, чтобы ей поддакивали, отвечали и обсуждали с ней все ее животрепещущие темы! Нет, Марго вполне устраивало, что звучит по большей части лишь ее голос. Ведь это был лучший голос в мире. Подозреваю, что если бы это не отдавало легкой шизой, то она и сама себе бы все это рассказывала с превеликим удовольствием.
А так приходилось выслушивать мне, ведь при таком стервозном характере, как у нее, и подруги были соответствующие – все сплошь змеи и сколопендры. С такими делиться – все равно, что руку в серпентарий засовывать. Либо обсмеют, либо испохабят, а то и вовсе – отбить попытаются. Чисто из спортивного интереса. В общем, не те это были подруги, с которыми проходишь огонь и воду… Да и не нужен ей был никто, кроме любовников, которых она порой заводила от скуки.
– Так что, милая моя, я тебе говорила, говорю и буду говорить – дура ты, и страдаешь фигней, – эти слова так же небрежно и высокомерно слетели с ее губ. – Прилепилась к своему мужу, как будто на нем свет клином сошелся! А от жизни надо брать все! Вот, посмотри на меня, у меня каждый месяц новый жеребец, и что? Кто скажет, сколько мне на самом деле лет? Потому, что нужен приток свежей крови. Для женщины это просто необходимо. И если бы ты меня слушала, так давно бы уже сияла, как звезда молодая, а не как сейчас, как клуша какая-то…
«Скорее уж приток свежей спермы!» – со злостью подумала я. Иногда все-таки, ее манеры выводили меня из себя. Ведь ей никогда, ну никогда не понять, что лучше я буду выглядеть на свои, уж сколько есть, чем отдаваться всем без разбора! У меня есть муж! Один, единственный и неповторимый. Мне даже подумать противно, что ко мне может прикоснуться кто-то еще! Но Марго, с ее холодным сердцем и философией закоренелого эгоцентриста, этого в жизни не понять!
Честно говоря, мне было наплевать и на философию и на саму Марго. Кроме тех моментов, когда она позволяла себе вот так вот, уж слишком нагло проповедовать свои самолюбивые взгляды на жизнь!
– Каждому свое, – ответила я холодно. – Ты же знаешь – прыгать из постели в постель – не мой конек. Я однолюб, и мне это нравится.
– Ах да, я и забыла, извини, – она поджала губы с непередаваемой смесью презрения и отвращения. Что удивительно, даже такие гримасы не портили ее породистое лицо. – Счастливая жена любимого мужа! Какая же ты зануда, дорогая!
Она и не подумала извиниться за свое нахальство, а я с трудом удержалась, чтобы не пропороть ей машинкой палец до кости. Чисто так, из вредности.
– Ну и фиг с тобой, – она махнула на меня свободной рукой, – много ты понимаешь! Это же такой кайф. Это такой кайф, когда тебя ТАК хотят! Это лучше, чем наркотик.
Я посмотрела на нее. Надо же, как ее пробирает, кошку хренову, аж глаза дымкой заволокло. Мелькнула мстительная мысль, что в следующий раз надо накапать ей «Контрасекса» в зеленый чай. Нашей кошке он обычно помогает…
– И вообще, если бы ты так за своего Илью не цеплялась, давно бы уже выбилась в люди, – все-таки не удержалась и презрительно бросила она. Заело ее, видите ли, что я ее одернула.
Я усмехнулась. Нашей бриллиантовой красавице и в голову прийти не может, что я делаю маникюр не от жизненной необходимости, а просто потому, что мне это нравится.
Правда, откровенно говоря, от таких клиенток, как она, надо избавляться сразу и без жалости, и я давно бы уже сказала бы ей, чтобы она больше не приходила, но… Ее привела Ангелина, дочка маминой подруги. Привела в ту пору, когда я еще только осваивала нейл-дизайн. Причем Ангелина, недолго думая, напела Марго в уши, что я крутейший профессионал, и что ко мне записываться надо чуть ли не за месяц, и то может свободного окна в расписании не оказаться. Она, глазом не моргнув, расписала меня как специалиста экстра-класса, что первое время заставляло меня несколько нервничать, зато позволяло драть с Марго по наивысшему тарифу. Хотя, надо отметить, что маникюр я и в самом деле делать умею, у меня прямо-таки талант, так что Маргарита от меня всегда уходила довольной.
– Ай, да что с тебя возьмешь! – с легкой досадой сказала она, в расстройстве, что ее доводы мне – как об стенку горох. – Простая ты русская баба, простая и есть!
Ну, насчет простой, это она, положим, загнула. Изюминка, какая-никакая, и у меня имеется, и ухаживать за собой я умею… Просто никакой на свете эликсир молодости не заставит меня заниматься сексом без любви.
А вообще, я думаю, дело ведь не во внешности. Просто Марго не умеет любить, а обычного человеческого тепла, близости, ей все равно хочется. Вот и мечется…
– Ну, все, любуйся, – я развернула обе ее кисти к ней так, чтобы она могла вдоволь насладиться своим новым маникюром, и с удовлетворением отметила, каким удовольствием зажглись ее глаза. Ей понравилось. Еще бы! Я действительно умею делать первоклассный маникюр!
– Теперь через парочку недель на коррекцию, – я первая поднялась, давая ей понять, что засиживаться у меня совершенно необязательно.
– Суперски, – промурлыкала она, вставая. – Как раз то, что я хотела!
Сказать элементарное спасибо ей в голову не пришло. Ну и фиг с ней, лишь бы ушла уже поскорее! Но не успела она выйти из комнаты, как из ее дорогой стильной сумочки раздалась телефонная трель.
– О! – воскликнула она, синие глаза зажглись холодным светом. – А вот и мой бэби звонит!
«Бэби»! Я скривилась. Разве ж можно так мужика называть? Для девушки такое, может, и подходит, но вот мужчине…
Она махнула мне рукой, как само собой разумеющееся подразумевая, что раз ей надо поговорить, то я обязана подождать. Марго принялась щебетать, а я стала наводить порядок на рабочем столе, поневоле прислушиваясь к разговору.
Звонил мужчина, и, судя по ее тону, именно этот, ее последний страстный… конь.
– Да, милый, – куда только девалось ее высокомерие, куда спряталась заносчивость? Голос тек в трубку теплым медом. – Да, уже освободилась. Вот, только что. Ты тоже? М-м-м.. как чудесно. Да, конечно же, встретимся! – она понизила голос до интимного шепота, добавила в него эротической хрипотцы. – Я соскучилась по тебе, мальчик мой! – она запрокинула голову, чувственно рассмеялась. – Развратник! Я согласна! Да, давай, целую. Я скоро приеду. Пока-а.
Мне пришло в голову, что голосом своим она владеет просто виртуозно. От того тона, которым она сейчас в телефон пела, у мужика на том конце провода все уже не только подняться, но и закипеть должно было.
Марго быстро засобиралась, видать, и самой не терпелось вонзить обновленные коготки в чью-то спину. Небрежно кивнув мне на прощание, она накинула на плечи легкое манто, подхватила стильный зонт-трость, и скрылась за дверью, оставляя после себя волшебный аромат дорогих духов, и чувство омерзения.
Я перевела дух. Надо все-таки предупредить маму и Ангелину, пусть уж там никто не обижается, но принимать эту высокомерную тварь в своем доме я больше не хочу.
– Она ушла? – Юлька высунула из кухни голову.
– Да.
– Наконец-то! Знаешь, мам, она мне не нравится!
– Мне тоже не особенно, – согласилась я. – Но что поделаешь, она – клиент.
– У тебя и без нее клиентов хватает, – сморщилась дочь, возвращаясь в кухню, – такой фифой можно и пожертвовать.
– Возможно, что ты и права, – сказала я задумчиво, винимая мороженое из морозилки. – Будешь?
– Буду! – радостно согласилась дочка.
Еще бы, кого я спрашиваю?
Я смотрела, как Юля поглощает мороженое и в пол уха слушала, о чем она мне рассказывает. Как всегда, моя дочь считала, что я тоже должна быть в курсе всех ее взаимоотношений с подругами. Я кивала, поддакивала ей, а думала совсем о другом.
Визит Марго, как всегда, оставил после себя неприятное чувство. В голову неожиданно закралась мысль – что если Юлька, не дай Боже, хоть краем уха услышит эти ее жуткие разговоры?
Нет, решено, в следующий раз, когда она придет, скажу ей, что это ее последний визит! Она меня сегодня просто достала!
Моя деточка, по обыкновению вылизала всю миску языком, подражая нашей кошке – бороться с этой привычкой я давно уже перестала.
– Спасибо, мамулечка! Ты очень-очень вкусно мороженое готовишь! – промурлыкала она, повисая у меня на шее и целуя холодными губами.
– Рада, что тебе нравится, – я погладила ее по спинке, и напомнила: – А теперь пора за уроки, если хочешь к Кате сегодня успеть…
– Так точно, есть сэр! – дочка отстранилась от меня, отсалютовала, и ускакала в свою комнату.
Я взглянула на часы. Илья придет через полчаса, надо потихоньку собирать на стол. Мне нравилось, что к приходу любимого мужа у меня дома, как правило, вкусно пахло. Илье тоже это нравилось. А еще мне нравилось то, что я могу себе это позволить. Одно из преимуществ, когда принимаешь клиенток прямо у себя дома! Я планировала свой график сама.
Я резала огурцы и помидоры, улыбалась, предвкушая, как сейчас придет с работы мой муж, и мне нравилось думать, что он идет в свой дом, где его любят и ждут, как бы банально это ни звучало. Дом, куда он придет отдыхать, где можно расслабиться, забыть о тревогах. Дом, где о нем позаботятся, а если надо, то подбодрят и поддержат. Я была счастлива, что у моего мужа есть такой дом. И счастлива от того, что таким его сделала я.
И еще где-то в глубине души радовалась, что эта зараза убралась до его прихода.
Нет, ничего такого, у меня муж верный и любящий. И все же… Эта вертихвостка действительно знала к мужчинам подход. И могла попробовать подкатить к моему мужу просто шутки ради. При мысли об этом мне стало не по себе. Фу, гадость какая! Я на всякий случай зашла в ванную и посмотрела, как выгляжу. Все нормально, все просто замечательно – каре каштанового цвета уложено тщательно, волосок к волоску, макияж неброский, но выразительный нигде не размазался, платье с декольте выгодно подчеркивает главные достоинства моей фигуры. Ну, есть у меня несколько лишних килограммов, от которых мне никак не избавиться – все-таки роды оставили на теле свой отпечаток. Да, и лицо не такое, каким было десять лет назад, появились морщинки, и кожа чуть обвисла, ну так время вспять не повернешь… И все равно, если сейчас посмотреть на меня со стороны, то можно подумать, что я куда-то на прием собралась, а не просто мужа с работы поджидаю. Но так оно и есть – я считаю, что мой любимый мужчина имеет полное право любоваться своей женщиной.
Сейчас, когда бриллиантовая Марго ушла, я больше не чувствовала себя слишком простой и неуклюжей. Сейчас я снова и привлекательной, и желанной, только не для кого-то, кого я вижу в первый раз в жизни, а для единственного и неповторимого мужчины, такого любимого и родного… Я брызнула любимой туалетной воды на запястья и в вырез платья, улыбнулась себе в зеркало, подмигнула и пошла дальше заниматься ужином.
Из сладких мечтаний меня вырвала дочка. Она ужиком проскользнула в кухню, и тихонько уселась на табуретке в углу. Все ясно – ребенок хочет о чем-то поговорить.
– Чего ты, птичка моя? – поинтересовалась я. – Уроки сделала? Ты когда к Кате пойдешь?
– Почти что сделала, – ответила Юлька, осторожно стаскивая с доски кусочек огурца и отправляя в рот. – Я тебе просто рассказать хотела… Ты только не ругайся, что я сплетничаю! Просто…
– Что? – поинтересовалась я, жестом подбадривая ее. Я и в самом деле отучала ее трезвонить обо всем подряд направо и налево. И раз уж она захотела поведать мне какую-то новость, значит, и в самом деле что-то из ряда вон выходящее.
– Знаешь мам, у нас сегодня в школе один мальчик с собой покончил! – Юлькины глаза возбужденно заблестели. Ей и интересно было, и страшно.
– Чего? – поразилась я. Отложила ножик и уставилась на дочку. – То есть как это – с собой покончил?!
– С окна спрыгнул.
– Правильно говорить – выпрыгнул из окна, – машинально поправила я, оглушенная нетривиальной новостью.
– Выпрыгнул из окна, – покорно повторила Юля, теребя косу. – Он из старших классов. Представляешь, прямо на последнем уроке! С третьего этажа ка-ак выпрыгнул!
– И что… насмерть? – я понадеялась, что дочка преувеличила, и ребенок остался жив.
– Да, мам! Говорят, у него шея свернулась. Говорят, он головой вперед прыгнул!
– О, господи… Какой кошмар! – я даже растерялась и не знала что ей сказать на это. – Надеюсь, ты не сама это видела?
– Нет, – Юля явно была разочарована тем, что ей не довелось взглянуть на место происшествия. – Нас всех в классе заперли! И велели не выходить, пока его не увезли! И асфальт еще помыли! Я тебе не хотела говорить, ты же мне запрещаешь все подряд обсуждать, – моя маленькая лисичка притворно вздохнула, а я ответила:
– Солнышко, я тебе не запрещаю. Я просто прошу тебя не молоть языком без надобности. Совершенно не нужно обсуждать все подряд со всеми подряд. Но такие новости я, конечно же, должна знать, молодец, что рассказала! – Господи, что же могло заставить подростка пойти на такой шаг?! Мои следующие слова были адресованы больше самой себе. – Что ж это он так? С ума сошел что ли, в таком возрасте?.. Жил бы и жил еще…
– Не сошел он! – горячо вступилась Юлька, решив, что я обращаюсь к ней. – Говорят, это он из-за несчастной любви! Что его любимая бросила, вот он и решил с окна спрыгнуть!
– Надо же, как у вас там много говорят! – вздохнула я.
– Ага! – радостно подтвердила она. – Много!
– А что за девочка, кто-нибудь знает?
– Никто не знает, мам. Говорят, он ее королевой называл.
– Как?
– Королевой. Что он, когда по телефону с ней говорил, так ее называл всегда – моя королева.
Барон и красавица.
Поезд чуть покачивало, колеса стучали равномерно, успокаивающе. В плацкартном вагоне было на удивление тихо – глухой гул голосов, чей-то отдаленный храп, и льющаяся откуда-то негромкая музыка в стиле «русский шансон». Я лежала на верхней полке и слепо смотрела в потолок. В голове все неслись мысли, одна за другой, и все, как одна – невеселые.
Ванька меня убьет! Вот как только обратно приеду – он меня по стенке и раскатает. Не знаю, как я с ним объясняться буду? Ведь он так просил, можно сказать, умолял меня, чтобы я не ездила! Чтобы выкинула это все из головы.
– Настя, пойми, Вику уже не вернешь! – в который раз говорил он мне. – Солнышко, я знаю, что это больно, знаю, как ты ее любила, но сейчас – ты ее не вернешь! Поверь, все, что ты можешь сделать – это жить дальше! Я уверен, что она хотела, чтобы ты была счастлива!
Я кивала, соглашаясь с ним. Конечно же, Вика хотела, чтобы я была счастлива! И я отлично знаю, что если бы она узнала, что я задумала, то сама бы, первая, стала бы меня отговаривать. Да что там отговаривать – она бы клещами в меня вцепилась, лишь бы не пускать. Но…
Вика умерла. Вика лежит в холодной земле, поливаемой злыми дождями. Деревянный гроб – вот все, что она получила в итоге. И она лежит там, и уже никогда не будет счастлива…
Ваня отговаривал меня. Ваня упрашивал меня, запрещал, угрожал даже, что если я поеду, то он передумает и не женится на мне. Ваня предлагал мне поехать вместе.
Я представила, как все повернулось бы, если бы я согласилась, и мы поехали с ним вдвоем. Ну, нашли бы мы этого Леонида, не такая уж это проблема – отыскать в большом городе довольно известную личность. Ну, встретились бы с ним, подгадали момент, подкараулили в темной подворотне. А дальше… Ванька бы, конечно, навешал ему люлей, хорошо бы навешал, от души… И все! И все бы этим и кончилось – разбитым носом и парой синяков. Ну, может еще несколькими выбитыми зубами. И поломанными ребрами…
Я же хотела другого! Я хотела мести. Настоящей жестокой мести! Чтобы этот урод, который довел мою подругу до такого, мучился, чтобы боялся, чтобы ему плохо было! И я хотела сделать это сама! Своими собственными руками!
Я сжала зубы и заворочалась на своей полке. При мысли о Леониде и о том, что я готова его голыми руками на кусочки порвать, у меня кровь закипала. Мне хотелось прямо сейчас, немедленно оказаться рядом с ним. Посмотреть хоть раз в его глаза. Попробовать хотя бы понять, чем он так зацепил мою подругу! А потом убить его, убить собственноручно! Причинить ему такую же невыносимую боль, от которой моя маленькая Вика спряталась в своем гробу… И убедиться, что больше он не обидит никого и никогда. Только тогда я смогу снова жить нормально. Только тогда я смогу снова жить и радоваться жизни.
А Ванька… женится он на мне, никуда не денется. Пальцы непроизвольно потянулись к шее, нащупали золотой кулон в виде четырехлистника – его подарок. Ванина беда в том, что он старше меня на пять лет, и поэтому привык считать меня маленькой девочкой. Понятное дело, он свой бизнес поднять старается, на ноги встать, чтобы семью обеспечивать, весь такой серьезный, но иногда он со своей опекой прямо-таки через чур… Ну никак он не может понять, что не смогу я жить с этим, жить, любить его, радоваться, детей заводить, если буду знать, что Л.Калинный все так же беззаботно ходит по земле. Видит Бог, он этого не заслуживает! Такие гады, как он не имеют права жить!
Я сжала кулон, поцеловала его и бережно спрятала под футболку. Я люблю тебя, мой милый, люблю, ты же знаешь! И то, что я сбежала, воспользовавшись тем, что тебе пришлось уехать на несколько дней – это же не со зла. Ты же все понимаешь, Ваня, солнце мое! Ты же все понимаешь! Ты же знаешь, что я безбашенная, ты за это меня и любишь!
И когда я вернусь, ты меня простишь за этот побег, я знаю! Мне так не хотелось так поступать с тобой – сбегать тайно, наврав тебе, что с места не сдвинусь… Но ты бы меня не отпустил, а не поехать я не могла. И это ты тоже знаешь, любимый мой.
Я перевернулась на бок, уставилась в стенку. Родители в шоке, наверное. Я вспомнила, какую записку им оставила:
«Мои любимые мама и папа!
Простите, но мне пришлось срочно уехать на несколько дней! Обещаю, что со мной все будет в порядке, и я скоро вернусь! Пожалуйста, не волнуйтесь за меня, все-таки я уже совершеннолетняя!
Люблю вас, целую!
Дочка Настя»
Конечно, они все равно будут волноваться, особенно мама. Конечно, они будут пытаться звонить мне, поэтому я вынула свою домашнюю симку и поставила новую. Конечно, они позвонят Ваньке, и он в ужас придет от того, что я все-таки сбежала. Но… Я вернусь, обещаю! Сделаю то, что должна – и сразу вернусь.
