Рик Риордан
Тёмное пророчество
5
Хочешь историю?
Или просто я в корчах
Свалюсь на диван
Лео, конечно, должен был сесть у моих ног и с восхищением выслушать мою историю.
Вместо этого он рассеянно махнул рукой в сторону мастерской:
– Ладно, как скажешь. Пойду гляну на кузнечный горн.
Он бросил меня одного.
Ох, эти современные полубоги! Все время сидят в социальных сетях, и как результат – никудышная концентрация внимания. Если вам не найти время на то, чтобы послушать, как вещает бог, – что ж, мне вас очень жаль.
К сожалению, история требовала, чтобы я о ней вспомнил. Голоса, лица и чувства из прошлого – то, что случилось три тысячи лет назад, – с такой силой ворвались в мой разум, что я едва устоял на ногах.
В течение тех недель, что длился наш путь, подобные видения посещали меня очень уж часто. Возможно, несовершенные человеческие нейроны просто пытались справиться со всем, что хранила моя божественная память. А возможно, это Зевс наказывал меня, насылая яркие воспоминания о самых выдающихся моих провалах. Как бы то ни было, собрав последние силы, я добрался до ближайшего дивана и рухнул на него без чувств.
В какой-то момент я смутно увидел Лео и Джозефину у сварочной станции; они обсуждали новый проект Джозефины: она – в защитном костюме, он – в трусах-боксерах. Моих мучений они, похоже, не замечали.
А затем на меня нахлынули воспоминания.
Я парил над древним Средиземноморьем. До горизонта расстилалась голубая сверкающая водная гладь. Прямо подо мной из воды вздымались утесы Наксоса, словно гигантский кит раскрыл пасть и обнажил свой ус. Примерно в трехстах ярдах от берега раскинулся город. Оттуда со всех ног бежали две юные девушки, которых вооруженная толпа гнала к самому краю утеса. Их белоснежные одежды развевались, ветер трепал их длинные темные волосы. Камни впивались в босые ноги, но девушки, похоже, этого даже не замечали. Загорелые, грациозные, они явно привыкли бегать на свежем воздухе – но сейчас они бежали прямо к обрыву.
Во главе преследователей, громко крича и размахивая ручкой от глиняного кувшина, бежал грузный человек в красном. На лбу у него блестела золотая корона, а в седой бороде виднелись засохшие подтеки вина.
Я вспомнил его имя: Стафил, царь Наксоса. Полубог, сын Диониса, он унаследовал все худшие черты отца, но вот умения расслабляться от своего весельчака-папаши не перенял. И теперь в пьяном угаре он вопил, что дочери разбили амфору с его лучшим вином и, ясное дело, за это они должны поплатиться жизнью.
– Я убью вас обеих! – орал он. – Разорву на куски!
Нет, ну поймите… одно дело, если бы девочки разгрохали скрипку Страдивари или сломали позолоченную губную гармошку – тогда я бы понял его ярость. Но кувшин вина?!
Девушки бежали, призывая на помощь богов.
Обычно такие вещи меня особо не трогали. Люди все время молили богов о помощи. И почти никогда не предлагали ничего интересного взамен. Я бы, наверное, пролетел над ними, подумав лишь: «Надо же, как жалко! Ой! Наверное, им было больно» – и вернулся к своим делам.
Но в тот день я не просто так пролетал над Наксосом. Я спешил к умопомрачительной красотке Рео – старшей дочери царя, – в которую тогда был влюблен.
Но среди беглянок ее не было, в девушках я узнал младших сестер Рео – Парфенос и Гемифею. И тем не менее Рео вряд ли обрадовалась бы, если бы я, торопясь к ней на свидание, обрек ее сестер на верную смерть. «Привет, крошка! Я тут видел, как твоих сестер сбросили с обрыва и они разбились насмерть. Сходим куда-нибудь? В кино, например?»
Но помочь девочкам против воли их отца и на глазах целой толпы свидетелей – это уже тянуло на божественное вмешательство. Пришлось бы заполнять кучу бумажек, причем мойры потребовали бы каждую в трех экземплярах.
Пока я размышлял, Парфенос и Гемифея добежали до обрыва. Они явно понимали, что бежать им некуда, но продолжали нестись так же быстро.
– Помоги нам, Аполлон! – крикнула Гемифея. – Вверяем тебе нашу судьбу!
А затем, взявшись за руки, сестры спрыгнули с обрыва.
Вот это проявление веры – у меня просто дух захватило!
После того как они доверили мне свою жизнь, разве мог я позволить им расшибиться в лепешку? Что, Гермес? Конечно, он вполне мог позволить им умереть. Он бы решил, что это будет просто умора. Гермес горазд на такие извращенные шутки. Но Аполлон? Нет. Столько смелости и пафоса! Ну как я мог не откликнуться? Не успели Парфенос и Гемифея коснуться воды, как я простер над ними руку и ударил их могучим разрядом, вживив в них частицу своей божественной силы. О, как вы, должно быть, завидуете этим девушкам! Растворившись на мгновение в золотой вспышке, ощущая внутри себя теплое покалывание новообретенной силы, они взмыли вверх в облаке мерцающих искр, достойных феи Динь-Динь.
Сделать кого-то богом не так уж и просто. Согласно общему правилу, силу можно перераспределять, а значит, теоретически любой бог может создать нового бога, но менее могущественного, чем он сам. Однако для этого требуется пожертвовать частью своей божественности – того, что делает тебя самим собой, поэтому не многие смертные удостаиваются такого дара. Обычно мы создаем только младших богов и богинь. Именно так я и поступил с Парфенос и Гемифеей: стандартный пакет, включающий бессмертие и еще кое-какие примочки. (Правда, я добавил еще и расширенную гарантию, ведь я щедрая душа.)
Сияя от счастья, Парфенос и Гемифея подлетели ко мне.
– Спасибо, владыка Аполлон! – сказала Парфенос. – Тебя послала госпожа Артемида?
Улыбка моя потускнела:
– Артемида?
– Наверняка она! – воскликнула Гемифея. – Падая, я взмолилась: «Помоги нам, Артемида!»
– Нет, – возразил я. – Ты крикнула: «Помоги нам, Аполлон!»
Девушки переглянулись.
– Э-э… нет, владыка, – проговорила Гемифея.
Я был уверен, что слышал свое имя. Оглядываясь назад, я засомневался, слышал ли я это на самом деле или просто предположил, что девушка звала меня. И вот ты превратил двух девушек в бессмертных богинь, а они говорят, что молились вовсе не тебе… Неловкая ситуация!
– Но это и не важно! – прощебетала Гемифея. – Мы у тебя в неоплатном долгу, и теперь мы можем следовать за стремлением своего сердца!
Я рассчитывал, что она скажет «Вечно служить Аполлону и приносить ему теплые полотенца с ароматом лимона перед каждой трапезой!».
Но Парфенос произнесла:
– Да, мы станем Охотницами Артемиды! Благодарю тебя, Аполлон!
Воспользовавшись своей новой божественной силой, они тут же испарились, а я остался один-одинешенек перед толпой разъяренных орущих наксосиан, грозящих морю кулаками.
И знаете, что хуже всего? Не прошло и недели, как их сестра Рео бросила меня!
Столетия спустя я пару раз видел Гемифею и Парфенос в свите Артемиды. Мы старались избегать друг друга. Превратив их в богинь, я поступил великодушно, но писать об этом песни мне совсем не хотелось.
Видение изменилось, образы плавно перемешались, словно блики света, проникавшего на Станцию через окно-розетку.
Я оказался в просторной квартире, отделанной золотом и белым мрамором. За стеклянными стенами и террасой раскинулся Манхэттен: глубокие ущелья между скалами небоскребов, залитые полуденным солнцем.
Место было мне знакомо. Каждое мое видение, каким бы оно ни было, заканчивалось этой кошмарной сценой.
На золоченой кушетке возлежал император Нерон во всем своем жутком великолепии. На нем был лиловый костюм, нежно-голубая рубашка и остроносые ботинки из крокодильей кожи. На брюхо себе он поставил блюдо клубники и отправлял ягоды в рот одну за другой, оттопырив мизинец, чтобы лучше было видно украшающее его кольцо с бриллиантом в сто карат.
– Мэг, – он печально покачал головой. – Дорогая Мэг! Что же ты не радуешься? Это твой шанс искупить свою вину, моя дорогая. Ты ведь меня не разочаруешь?
Голос его был мягким и нежным, будто густой снег, который заваливает все кругом, обрывает линии электропередачи, обрушает крыши, обрекая на гибель целые семьи.
Стоящая перед императором Мэг Маккаффри своим видом напоминала увядшее растение. Волосы, подстриженные в стиле «паж», безжизненно висели у ее лица, плечи под зеленым платьем поникли, коленки, обтянутые желтыми легинсами, подогнулись, она равнодушно пинала мраморный пол ногой в красном высоком кеде. Мэг опустила лицо, но я заметил, что ее очки «кошачий глаз» были по-прежнему разбиты, как и в нашу последнюю встречу, а стразы в их уголках заклеены скотчем.
Съежившаяся под тяжелым взглядом Нерона, она казалась совсем маленькой и беззащитной. Мне хотелось кинуться к ней. Хотелось швырнуть блюдо с клубникой в рожу с безвольным подбородком и бороденкой, в рожу, которую Нерон именовал своим лицом. Увы, я мог лишь наблюдать, понимая, что передо мной разыгрываются события прошлого. За последние недели эта сцена не раз являлась мне в видениях.
Мэг не произнесла ни слова, но Нерон кивнул, будто услышал ответ.
– Отправляйся на запад, – велел он ей. – Схвати Аполлона прежде, чем ему удастся найти следующий оракул. Если не сможешь привести его ко мне живым – убей.
Он согнул отягощенный бриллиантом мизинец, и один из императорских стражей, стоящих у него за спиной, вышел вперед.
Как все германцы, он был огромен. Из-под кожаной брони выпирали мускулистые руки, длинные русые волосы были взлохмачены, а суровое лицо, и без того устрашающее, казалось еще ужаснее в сочетании с татуировкой змеи, которая обвивалась вокруг шеи германца и заползала ему на правую щеку.
– Это Вортигерн, – сказал Нерон. – Он обеспечит тебе… безопасность.
Его тон намекал на то, что у слова «безопасность» есть множество значений, и ни одно из них не обещало ничего хорошего.
– Тебя будет сопровождать еще один член Императорского Дома – на тот случай, если возникнут… м-м… трудности.
Нерон снова согнул мизинец. Из тени под лестницей выступил паренек, который, судя по виду, был как раз из тех, кто обожает шастать по теням. Глаза мальчишки были завешаны темными волосами. Он был в широких черных штанах и черной майке (хотя накачанными мышцами похвастаться не мог). На шее у парня болталось столько золотых украшений, что он бы легко смог сойти за молодежную поп-звезду. На ремне болтались три кинжала в ножнах, два справа и один слева. Хищный блеск в глазах говорил о том, что оружие он носит не рисовки ради. Вообще он был очень похож на Нико ди Анджело, сына Аида, только старше и злее (можно было подумать, что его взрастило семейство шакалов).
– А, Марк, отлично, – проговорил Нерон. – Покажи Мэг, куда вы отправитесь.
Марк натянуто улыбнулся, протянул ладонь, и над кончиками его пальцев засветился образ – панорама города, в котором я узнал Индианаполис.
Нерон отправил в рот очередную ягоду. Он жевал ее медленно, смакуя, струйка сока потекла по его слабому подбородку.
Я решил, что если когда-нибудь вернусь в Лагерь полукровок, уговорю Хирона выращивать вместо клубники чернику.
– Мэг, моя дорогая, – произнес Нерон, – я желаю тебе успеха. Уж не подведи меня. Если ты снова разозлишь Зверя… – он бессильно пожал плечами, в его голосе звучали искренность и забота, – не знаю, сумею ли я тебя тогда защитить. Найди Аполлона. Подчини его своей воле. Я знаю, ты справишься. И дорогая моя, прошу тебя, будь осторожна при дворе нашего друга, Нового Геркулеса. Он не столь обходителен, как я. Пусть тебя не обманывает его стремление уничтожить Дом Сетей. Это все пустое. Поскорее выполни задание и возвращайся ко мне, – Нерон развел руки в стороны. – И мы снова станем счастливой семьей.
Марк открыл рот, вероятно желая отпустить шпильку, но вместо его голоса в видение ворвался голос Лео Вальдеса:
– Аполлон!
Я схватил ртом воздух. Оказалось, я лежу, распластавшись, на диване на Станции. Надо мной с озабоченным видом склонились хозяйки – Джозефина и Эмми – вместе с Лео и Калипсо.
– Мне… мне приснился сон, – слабой рукой я указал на Эмми. – В нем была ты. И… нет, остальных не было, но…
– Сон? – Лео, на котором теперь был заляпанный комбинезон, покачал головой. – Чувак, у тебя глаза были открыты. Ты лежал тут и весь такой дергался. Раньше у тебя были видения – но чтоб такое!
Я заметил, что у меня дрожат руки, и схватился правой за левую, но от этого стало только хуже.
– Там было кое-что новое, или просто я раньше не помнил этих подробностей. Про Мэг. И императоров. И…
Джозефина погладила меня по голове словно какого-то кокер-спаниеля.
– Ты хорошо себя чувствуешь, солнышко? Вид у тебя совсем не лучезарный.
В былые времена я бы поджарил любого, кто назвал меня «солнышком». После того как бог-титан Гелиос передал мне управление солнечной колесницей, Арес еще несколько веков дразнил меня «солнышком». Это была одна из немногих шуток, которые он понимал (я сейчас о приличных шутках).
– Я в норме, – огрызнулся я. – Ч-что происходит? Калипсо, ты что, уже поправилась?
– Вообще-то ты пролежал в отключке несколько часов, – она подняла руку, которая еще недавно была сломана, а теперь выглядела вполне здоровой, и пошевелила пальцами. – Но да. По части целительства Эмми может бросить вызов самому Аполлону.
– Обязательно было это говорить? – проворчал я. – Значит, я мучился тут несколько часов, а никто из вас и не заметил?
Лео пожал плечами:
– Заболтались на профессиональные темы. Может, мы бы так и не заметили, что с тобой, но тут кое-кто хочет с тобой поговорить.
– Угу, – подтвердила Калипсо, встревоженно глядя на меня. – Он очень настаивал.
Она указала на окно-розетку. Сначала я подумал, что у меня в глазах мелькают оранжевые пятна. Затем видение начало приближаться. Наш друг Агамед, безголовый призрак, вернулся.
6
О магический шар
Никудышный пророк
А у Лео уши горят
Призрак подплыл к нам. Конечно, понять, в каком он настроении, без головы было сложно, но мне он показался взволнованным. Он указал на меня, а затем выдал какие-то непонятные мне жесты: замахал кулаками, сцепил пальцы и сложил руки «чашкой», словно держал какой-то шар. Наконец он замер у противоположного края кофейного столика.
– Ты чего, Сырок? – спросил Лео.
– Сырок?! – хохотнула Джозефина.
– Ну, он ведь оранжевый, – объяснил Лео. – Кстати, почему? И почему он без головы?
– Лео, – одернула его Калипсо.
– А что, уже и спросить нельзя?
Эмми посмотрела на то, как призрак машет руками, и сказала:
– Никогда не видела, чтобы он так волновался. Он светится оранжевым, потому что… Да я и сама не знаю почему. А что до головы…
– Его брат отрезал ему голову, – вставил я. В темных глубинах моей человеческой памяти забрезжило какое-то воспоминание, хотя подробности ухватить мне не удалось. – Агамед был братом Трофония, духа Темного оракула. Он… – почему-то воспоминание об этом наполнило меня чувством вины, но, что было тому причиной, я понять не мог.
Все уставились на меня.
– Что-что сделал его брат?! – переспросила Калипсо.
– Откуда ты знаешь? – удивилась Эмми.
Мне было нечего ответить. Я и сам не понимал, откуда в моей голове взялось это знание. Но призрак указал на меня, словно хотел сказать «Чувак знает что к чему», или, возможно (и это тревожило меня куда сильнее) его жест значил «Это ты виноват!». А потом он снова сложил руки так, будто держал шар.
– Он просит магический шар, – поняла Джозефина. – Я сейчас, – сказала она и побежала в мастерскую.
– Магический шар? – Лео, на комбинезоне которого значилось «ДЖОРДЖИ», улыбнулся Эмми. – Она ведь пошутила?
– Да нет, она убийственно серьезна, – ответила Эмми. – Э-э… так сказать. Давайте сядем.
Калипсо и Эмми заняли кресла. Лео плюхнулся на диван рядом со мной, весело подпрыгивая на пружинах, и я снова с тоской подумал о Мэг Маккаффри. Пока мы ждали Джозефину, я постарался выцедить из памяти хоть каплю сведений об этом призраке, Агамеде. С чего бы Трофонию отрезать голову брату, и почему я чувствую себя таким виноватым? Но ничего не вышло – я ощутил лишь какую-то неловкость да почувствовал, что, хотя у него и не было глаз, Агамед сейчас смотрит именно на меня.
Наконец вернулась Джози. В одной руке у нее был черный пластмассовый шар величиной с медовую дыню. На боку шара был нарисован белый круг с восьмеркой в середине.
– Обожаю эти штуки! – воскликнул Лео. – Я их не видел уже лет сто.
Я бросил грозный взгляд на шар, опасаясь, что это бомба – иначе с чего бы Лео так радоваться?
– Зачем он нужен?
– Ты шутишь?! – изумился Лео. – Это ж магический шар, чувак. У него можно спросить о будущем.
– Ерунда, – отрезал я. – Я бог прорицаний, мне известны все виды гаданий, но я никогда не слышал ни о каком магическом шаре.
Калипсо наклонилась вперед:
– Я тоже не знаю такого волшебства. Как это работает?
Джозефина улыбнулась:
– Ну, вообще это была игрушка. Его нужно потрясти, и в этом маленьком окошке внизу всплывет ответ. Но я немного его усовершенствовала. Иногда магический шар улавливает мысли Агамеда, и мы можем их прочесть.
– Иногда? – переспросил Лео.
– Примерно в тридцати процентах случаев, – пожала плечами Джозефина. – Это лучшее, чего я смогла добиться.
Я по-прежнему не понимал, о чем она говорит. Магический шар показался мне весьма сомнительным способом гадания, скорее одной из Гермесовых азартных игр, чем оракулом, достойным моей особы.
– Может, будет быстрее, если Агамед просто напишет то, что хочет сказать? – предложил я.
Эмми бросила на меня предупреждающий взгляд:
– Агамед не умеет писать. И это для него больной вопрос.
Призрак повернулся ко мне. Его аура стала цвета кровавого апельсина.
– А-а… – протянул я. – А что насчет жестов?
– Его жестового языка мы не понимаем, – ответила Джо. – Мы пытались научиться с тех самых пор, как семь лет назад Агамед появился у нас. Но магический шар – наш лучший способ общения. Лови, дружище! – Она бросила ему шар.
Я думал, что шар пролетит сквозь бесплотное тело Агамеда и разобьется о пол. К моему удивлению, Агамед ловко его поймал.
– Отлично! – сказала Джозефина. – Итак, Агамед, что ты хотел нам сказать?
Призрак с силой потряс волшебный шар и бросил его мне. Я не ожидал, что шар окажется наполнен жидкостью, а с такими предметами управляться совсем не просто – и это подтвердит любой, кто пробовал выполнить трюк с подбрасыванием бутылки. Шар ударил меня в грудь и упал ко мне на колени. Я едва успел подхватить его, прежде чем он скатится на диван.
– Божественная ловкость, – пробормотала Калипсо. – Переверни его. Ты что, не слушал?
– А ну тихо!
Вот бы и Калипсо могла разговаривать со мной только в тридцати процентах случаев! Я перевернул шар.
Как и сказала Джозефина, я увидел прозрачное пластиковое окошко, сквозь которое можно было разглядеть жидкость – а в ней плавало что-то вроде многогранной игральной кости. (Так и знал, что это одна из дурацких игр Гермеса!) Одна из граней повернулась к окошку, и на ней можно было различить слова, написанные заглавными буквами.
– «Аполлон должен вернуть ее домой», – вслух прочел я и посмотрел на остальных.
На лицах Эмми и Джозефины застыло одинаковое выражение крайнего потрясения. Калипсо и Лео обменялись непонимающими взглядами.
– М-м, что… – начал было Лео.
Но тут Эмми и Джозефина, одновременно заговорив, обрушили на меня град вопросов:
– Она жива? С ней все хорошо? Где она? Отвечай!
Эмми вскочила на ноги и принялась, нервно всхлипывая, ходить из стороны в сторону, а Джозефина подступила ко мне с кулаками и пылающим, как сварочная дуга, взглядом.
– Не знаю! – Я бросил Джозефине шар, словно кусок горячей пахлавы. – Не убивай меня!
Поймав его, она, кажется, пришла в себя. Глубоко вздохнув, она сказала:
– Извини, Аполлон. Извини. Я… – Она повернулась к Агамеду: – Держи. Отвечай. Расскажи нам все. – И бросила ему шар.
Агамед посмотрел на шар несуществующими глазами. Плечи его опустились, будто от безысходности. Он снова потряс шар и бросил его мне.
– Почему именно я?! – запротестовал я.
– Читай! – приказала Эмми.
Я перевернул шар. В окошке появилось новое предсказание.
– «Ответ неясен, – прочел я. – Спроси позже».
Эмми издала отчаянный стон, упала в кресло и закрыла лицо руками. Джозефина тут же подскочила к ней.
– Эй, Сырок, – нахмурился Лео. – Потряси-ка его снова, дружище.
– Бесполезно, – сказала Джозефина. – Если волшебный шар говорит, что нужно спросить позже, значит, так и есть. Придется подождать. – Она села на подлокотник кресла и прижала голову Эмми к своей груди. – Мы найдем ее. И вернем домой.
Калипсо нерешительно вытянула руку с раскрытой ладонью, показывая, что не знает, чем им помочь.
– Простите, пожалуйста. Но кто… кто пропал?
Джозефина, у которой дрожали губы, указала на Лео.
Тот удивленно заморгал:
– Э-э, я вроде здесь…
– Не ты, – сказала Джозефина. – Бирка с именем. Это был ее комбинезон.
Лео похлопал рукой по бирке:
– Джорджи?
Эмми посмотрела на нас красными распухшими глазами и кивнула:
– Джорджина. Наша приемная дочь.
Хорошо, что я в этот момент сидел. Я вдруг понял столько всего, что это знание нахлынуло на меня как очередное видение: две стареющие Охотницы, которые перестали быть Охотницами, пустая детская, рисунки девочки на стенах. И по словам Джозефины, Агамед появился у них примерно семь лет назад.
– Вы покинули Охотниц, – сказал я, – чтобы быть вместе.
Джозефина уставилась вдаль, словно стены вдруг стали прозрачными, как окошко в волшебном шаре.
– Мы этого не планировали. Мы ушли… когда это было, в 1986-м?
– В восемьдесят седьмом, – поправила Эмми. – С тех пор мы стареем вместе. И очень счастливы.
Она смахнула слезу: да уж, не похожа она была сейчас на жутко счастливого человека.
Калипсо взмахнула недавно вылеченной рукой:
– Я мало что знаю о госпоже Артемиде и ее последовательницах…
– Ничего страшного, – перебил ее Лео, вызвав ее недовольный взгляд.
– Но вроде бы они отрекаются только от мужчин. Если вы полюбили друг друга…
– Нет, – с горечью сказал я. – Любые романы запрещены. В этом моя сестра очень категорична. Охотницы не должны отвлекаться на романтику.
Размышления о сестре и ее борьбе с романтикой рассердили меня. Как могут близнецы быть настолько разными? А еще я рассердился на Гемифею. Она не просто ушла от Охотниц – покинув их, она отказалась от божественной силы, которую я даровал ей.
Что тут скажешь – люди! Даруешь вам бессмертие и божественную силу – а вы готовы променять их на любовь и чердак в центре Индианаполиса. Какая наглость!
Эмми отвела глаза и ностальгически вздохнула:
– Нам обеим нравилось быть Охотницами. Они были нам семьей. Но… – она пожала плечами.
– …друг друга мы любили больше, – закончила Джозефина.
Что-то подсказывало мне, что они даже мыслили в унисон и поэтому часто заканчивали фразы одна за другую. Но это меня не успокоило.
– Видимо, вы расстались с Артемидой на хорошей ноте, – сказал я. – Она все-таки вас не убила.
Джозефина кивнула:
– Охотницы госпожи Артемиды часто останавливаются здесь, на Станции… хотя саму Артемиду мы не видели уже несколько десятков лет. А семь лет назад произошло счастливое событие. Появилась Джорджина. Ее… ее принес к нам сюда Агамед.
Оранжевый призрак поклонился.
– Принес откуда? – поинтересовался я.
Эмми развела руками:
– Нам так и не удалось узнать у него об этом. Магический шар никогда не давал ответа на этот вопрос.
Лео, видимо, глубоко задумался, потому что на кончике его левого уха вспыхнул язычок пламени.
– Погодите-ка. Агамед ведь не отец вашей дочери? И… хотите сказать, что мне в самый раз комбинезон семилетней девочки?!
Джозефина горько усмехнулась:
– Похоже, что так. И нет, Лео, Агамед не отец Джорджины. Наш призрачный друг умер еще в древности. Как сказал Аполлон, он был братом Трофония, духа оракула. Так мы и узнали о его существовании.
– Значит, вам известно, где находится оракул? – спросил я.
– Известно, – пробормотала Эмми. – А толку-то?
В голове у меня роились вопросы. Если бы только я мог разделиться на дюжину воплощений, чтобы каждое искало ответ на свой вопрос! Увы, смертных разделить на части не так-то просто.
– Получается, девочка как-то связана с оракулом?
Эмми закрыла глаза. Было видно, что она изо всех сил старается не разрыдаться.
– Мы не понимали, насколько сильна эта связь. До тех пор, пока у нас не забрали Джорджи.
– Император? – предположил я.
Джозефина кивнула.
Я еще не встречал второго члена Триумвирата, но уже ненавидел его. Нерон отобрал у меня Мэг Маккаффри. И мне не нравилась мысль о том, что другую маленькую девочку забрал еще один злобный император.
– В моем видении, – вспомнил я, – Нерон называл этого императора Новым Геркулесом. Кто он такой? Что он сделал с Джорджиной?
Эмми, пошатываясь, встала на ноги:
– Мне… мне нужно занять руки чем-то полезным. В последние недели только это помогает мне держать себя в руках. Поможете мне приготовить обед? А потом поговорим о чудовище, которое правит нашим городом.
