Рика Ром
Измена. Тест на отцовство
Пролог
Вова мечется по комнате, словно тигр в клетке, а я прислоняюсь к холодной стене и молчу. Я не хотела говорить ему о беременности вот так. Когда жизнь другого ребенка висит на волоске.
– Хватит. – Тихонько ударяю ладонями по стене, привлекая внимание.
– И как долго ты собиралась скрывать?
Пробирающий насквозь взгляд не оставляет камня на камне.
– Позже. И речь сейчас не о нас с тобой.
– Ты, твою мать, беременна, Зой! От меня! – Хватает нашу семейную фотографию, левый уголок рта искривляется. Его пальцы до хруста и скрипа сжимают рамку.
– Твоя дочь в реанимации. Нужно спасти ее. Всё остальное подождет.
Секунда и фото летит на пол. Осколки стекла окружают покореженные куски дерева.
Мы оба смотрим на эту блестящую россыпь и не роняем ни слова. Я дрожу, внутри меня бушует миллион чувств. Хочу сбежать, закричать, разреветься. Но не могу.
Я навечно прикована к местечку у стены и не имею никакой власти над своим телом.
– Считаешь меня последним мерзавцем? – Вова наступает на стекла. Они скрипят под его туфлями. Закрываю глаза от противного, режущего звука. – Я умею чувствовать, Зоя.
Совсем близко ко мне. Дыхание жжет лицо.
– Тогда прекрати качать права, наступи на принципы и помоги дочери.
– Ты уверена, что она моя дочь? Сделала тест–ДНК за моей спиной?
– Нет. – Слишком быстро отвечаю я. – Я лишь уверена в том, что твоя любовница родила девочку. Твоя она или не твоя, сейчас не имеет значения. Без нас она не выкарабкается. И это намного важнее наших с тобой отношений.
– Готова помогать, зная, кто ее мать?
– Ты ей поможешь. Потому что ты ее отец. И когда–нибудь, даже если ты будешь против, я докажу ваше родство.
– Зачем тебе это? Ты же ненавидишь девчонку.
– Я ее не ненавижу, а просто… Она дочь той, с кем ты предал меня. И я хочу, чтобы ты понял, что натворил…
ГЛАВА 1
Несколькими неделями ранее…
Колеса шасси касаются посадочной полосы, и крылатое судно слегка подбрасывает вверх. Я замираю, сжав ручку Артёмки. Но он стойко переносит посадку и уже готовится вскочить с кресла. Приходится стиснуть крошечную ладошку посильнее и предотвратить баловство.
– Немного грустно, да Зой?
Маша с дочкой Евой размещаются на сиденье прямо перед нами. Моя новая подруга, с которой я знакомлюсь в отпуске, поворачивает голову, улыбается мне с толикой сожаления.
– Да, но мы же договорились, что поедем в город на одном такси. Так что еще успеем наговориться.
Пилот по громкой связи объявляет о полной остановке, желает всем хорошего дня и пассажиры привычно аплодируют вперемешку со свистом. Мы вчетвером в том числе.
Спустя пару минут бортпроводница открывает дверь и приглашает нас всех на выход. Спокойно отстегнув ремни, дожидаемся, когда большая части людей выйдет и встаем со своих мест.
Воздух свежий и пряный. Весна заглядывает в столицу. Автобус уже приехал на площадку и с комфортом доставит нас к аэровокзалу. Но так хочется подольше оттянуть послевкусие от отдыха.
– Знаешь, а здорово мы отдохнули. Индия очень колоритная страна.
Я и Артемка спускаемся по трапу первыми. Маша с Евой следом за нами.
– Если бы я не поменяла путевку, которую мне приобрел муж, мы бы никогда не встретились.
Искренней улыбкой намекаю ей на проказы судьбы.
– Ой, передавай ему огромное спасибо!
Едва ли она может представить насколько загружен мой муж. Он выпроваживает нас из шумного мегаполиса и с головой окунается в свои очень важные дела.
– Обязательно.
Уже в автобусе мы с Машей разговариваем о том, где бы хотели поужинать завтра. В паре хороших ресторанчиков, которые я знаю, нужно резервировать столики за неделю, а то и за месяц вперед.
– Давай просто созвонимся вечерком и договоримся. Как тебе идея? – Маша цепляется в поручень, когда автобус совершает небольшой разворот перед остановкой. Ева и Артемка прилипают к окну и с интересом рассматривают гигантские махины, обсуждая их детали со всех ракурсов.
У них разница в возрасте всего пара месяцев и в следующем году, оба пойдут в школу. Я уже подала документы через электронный портал. Прекрасная частная школа с углубленным изучением языков примет нас этой осенью. Я уже и Маше про нее все уши прожужжала, пока ленились на пляже.
– Почему вас никто не встречает? – спрашивает Маша, когда мы идем по просторному залу аэропорта, получив свои вещи. Муравейник кишит людьми. Под его сводами разворачиваются драмы, комедии, рождаются чувства. А мы зашоренные движемся к центральному входу, каждая думая о своем и пропускаем возможно лучшие моменты жизни.
– Извечный вопрос, Маш. У моего супруга всегда полно забот. Он выводит свою инвестиционную компанию на мировой уровень, работает в поте лица.
– Ого, амбициозный мужчина.
– Еще какой. Дом на мне, ребенок тоже.
Из динамиков доносится приглашение на посадку на рейс Москва–Пхукет, и мы с Машей чуть ускоряемся.
– В следующий раз и мы окажемся в Таиланде.
– Полетим, когда там будет не сильно жарко. – Тяну чемодан за ручку и а другой держу Артемку.
Сынуля болтает с Евой, но внимательно следит за окружением.
– Похоже, нам пора задумываться о свадьбе.
Дети быстро растут, быстрее чем мы когда–то. Время и обстоятельства иные. Ева и Артем одного поля ягода и находят общий язык, выстроив один совместный замок из песка.
Маша сомнительно кивает и выходит из раздвижных стеклянных дверей.
На парковке с десяток такси выстраиваются в ряд, а водители, словно галчата всматриваются в лица пассажиров, вымаливая у них жалость.
– Ну что, на чем поедем? – Маша незаметно указывает на водителя в синем жилете. Мы все морщимся. Подозрительный тип. И по мне от него на километр разит тухлятиной.
– Может этот? – намекаю на парня в спортивном костюме и серьгой в ухе.
– Давайте. – Соглашается Маша и мы, взяв детей за руки, идем к выбранному авто.
Парень с полинезийскими татуировками без проблем утрамбовывает наш багаж и любезно открывает нам двери в салон. Маша сразу же садится вперёд, а я с детьми на заднее сиденье. Предусмотрительно пристегиваю всех и касаюсь Машиного плеча.
– Как и решили? Доезжаем до моего дома, пьем чай и я отвожу вас с Евой?
– Да. Отличный план.
Я говорю водителю точный адрес, и он заводит двигатель. Конкуренты злобно косятся на него. Хорошо, он не срывается на них, хотя из ушей пар валит. Понимает, в салоне дети и не реагирует на их дерзкие выпады.
Дорога от Шереметьево до элитного загородного комплекса неблизкая. Зато можно любоваться пейзажами. На деревьях набухают почки, кое–где проглядывает молоденькая трава. Природа оживает и дарит божественные виды, плавно прогоняет сон.
Но я рано радуюсь. Через полчаса начинается проливной дождь. Тучи обволакивают небо плотным саваном, и по окнам такси течет мутная вода.
– Мам, а гроза будет? – Артемка до ужаса боится грома и молний. Всегда прибегает к нам с мужем в постель и устраивается посередине, пока непогода не отступит.
– Не думаю. Смотри, вон там за облачком уже солнце проглядывает.
– Где? – Ева загорается неподдельным интересом.
– Да вот же. – Я рисую солнышко на стекле, и они хихикают.
– Ты умеешь ладить с детьми, никогда не хотела себя попробовать в качестве педагога? – Маша зевает время от времени.
– Я? Нет. У меня всего один ребенок, а там их целая орава. Я сойду с ума. Да и образование нужно. А у меня неоконченное высшее и всё.
– Согласна. Ева, порой, превращается в маленького дьяволенка. А будь таких как она тридцать? Бр–р–р. И диплом не поможет.
Маша встряхивается и просит водителя включить радио. Он долго настраивает волну, ищет подходящую песню, а я не нарочно устремляю взгляд на перекресток и оглушительно кричу:
– А! фура!
Визг тормозов, свист резины и наша машина летит в кювет. Я закрываю детей руками, а Маша ударяется головой о пластиковую панель. В тумане слез и истерики, успеваю поймать взглядом Машины передвижения. Она выбирается на воздух, толкнув дверь изо всех сил.
Жуткий момент разрезает этот день на до и после. Крайнее воспоминание перед потерей сознания: мужские крики, детский плач, запах жженой резины, скрежет металла и стоны Маши.
Мое тело принимает приятное тепло, а болезненный кашель нашего водителя размывается в обрывках памяти. Я отключаюсь под песню, летящую с самих небес: скоро рассвет, выхода нет, ключ поверни и полетели…
***
Я мертва и попадаю в рай? В висках бесконечно пульсирует. Не слышу сердцебиение, а лишь короткие однотипные сигналы. Медленно открываю глаза и сразу же щурюсь от яркого света одинокой лампы под потолком. Я всё–таки жива…Во рту так сухо, боюсь шевелить языком и поранить им нёбо.
Аккуратно сглатываю и поворачиваю голову влево. Большое окно, закрыто жалюзи, в углу аппарат, показывающий сердечный ритм. Я в больнице. Сомнений нет.
Прошлое выдает фрагменты аварии. Я зажмуриваюсь от приступа удушья. Горло будто опухает, ребра пронзают легкие, и я умираю. Снова.
– Вот так, – медсестра входит в палату и надевает мне кислородную маску. – Дышите. Ровно, глубоко и спокойно.
Вдох и затянутый выдох. Лёгкие горят, будто я в задымленной комнате.
– Немного легче?
Я моргаю. Больше никак не могу ответить ей. Она проверяет показатели на приборах и уходит. Мгновение спустя в палату залетает Вова. Взъерошенный, уставший, падает на колени возле моей кровати, целует мои ослабшие руки, пальчики и шепотом читает молитву.
– Вов…– еле живым голосом привлекаю его внимание.
– Что моя любимая? Ты чего–нибудь хочешь? Или тебе больно? Я позову врача, сделают анестезию.
– Тёма…
– С нашим мальчиком все хорошо. Отделался легкими ушибами. Ты тоже скоро поправишься. Моя хорошая.
Щекочет колючей бородой кожу моих ладоней и запястий.
– Да что же такое! Я же вас к жене отправил десять минут назад, а вы здесь.
Доктор с посеребренными висками, беспристрастным выражением лица смотрит на Вову, а я на него.
– Что? – переспрашивает мой муж, стирающий колени в кровь у моего изголовья.
– Я сказал, что ваша жена в реанимации, третий этаж, левое крыло. Прискорбно сообщать, но ее шансы ничтожно малы. Состояние крайне тяжелое.
Я срываю маску с лица.
– О чем вы говорите? – хриплю на выдохе. Жаль, не могу разглядеть имя и фамилию доктора, перед глазами мутная пелена.
– Лескова Мария Петровна, девяносто пятого года рождения. Дочь Ева, которая в данный момент так же находится в реанимации в детском отделении.
– Ч–что? – плевать на боль и ушибы. Отбираю руку от губ Вовы и пытаюсь приподняться на локти.
– В свидетельстве о рождении девочки, которое нашли и доставили полицейские указано, что Золотарёв Владимир Николаевич ее отец. Вы же так представились администратору за справочной стойкой?
Вова встает, одергивает пиджак и кажется, на него разом обрушивается вся тяжесть ситуации. Магнетические карие глаза чернеют, и вокруг радужки вспыхивает огонь.
– Зой, я все тебе объясню.
ГЛАВА 2
Слез нет. Я не знаю, куда они деваются. Но я смотрю на мужа и не узнаю его. Чужой, холодный, отдаленный, с каменным лицом и сердцем.
– После выписки вы с Тёмой должны переехать. Я тебя люблю, но…
Мои потрескавшиеся губы нервно подрагивают. Я еще очень слаба и Вова пользуется этим. Ведет себя равнодушно, забывая, что его самые родные люди угодили под колеса большегруза.
Бессердечный трус – эхом проносится мысль.
– Почему? Ты хочешь выставить нас сыном на улицу?
– Его сейчас приведут к тебе. Повидаетесь.
Нарочно не слушает меня, отгораживается невидимой стеной. Дальше от меня и ледянее.
– Вов? Почему?
Он кружится вокруг своей оси, толкает ни в чем неповинный стул и тот отлетает к двери. Гладкий пол – ледовый каток.
– У меня и без вас проблем хватает, поживете немного в пятикомнатных апартаментах, пока я решу кое-какие проблемы. Какого черта, ты вообще спелась с Машей?! На хрена поменяла путевки и снова засунула мое мнение в задницу?!
Подбородок дрожит, пальцами стискиваю больничную простынь.
– Я тебя люблю, Вов…
– Прости, – чертыхается, рвется к кровати, – я тоже, Зой.
Я сглатываю, а он продолжает:
– И я не понимаю, как так произошло…бес попутал…вилами в зад…
Часто–часто моргаю, но это не помогает придержать слезы.
– Почему, Вов?По-че-му!?
– Не знаю, – растирает заросшие щетиной щеки, сутулится, стонет, ворчит. – Правда, не знаю. Я будто не управляю собой и своим телом.
– Уходи. Я не хочу тебя видеть.
– Сейчас не подходящее время, но ты должна меня услышать.
Что еще? Мысленно задаюсь вопросом и сразу же стираю его ластиком из памяти. Вова упирается кулаком в матрас и немного склоняется ко мне. Не похож на раненого зверя. За секунду наряжается в хладнокровного монстра.
– Я не уверен, что Ева моя дочь. Поэтому не решался откровенно во всем тебе признаться.
– Вон! Прочь!
Я нахожу в себе силы для истошного крика. В палату вбегает уже знакомая медсестра и возмущенно вскидывает руками.
– Покиньте палату, немедленно. Больной нужен покой.
– Исчезни, – я поворачиваю голову на бок и тихонько вою.– Испарись навсегда!
Медсестра вводит снотворное средство в капельницу, крутит колесико регулируя дозу, а Вова пятится к двери и скрывается за ней.
– Скоро к вам заглянут полицейские, так нужно. – Говорит моя спасительница.
Меня трясет от боли. Не от физической, от душевной. Она откусывает от меня большие куски, оголяя кости. Я сгнию заживо. В одиночестве и ненужности.
– Мамочка! – и в комнате появляется лучик.
Артемка маленький мужчина и моя гордость. Спортсмен, умница и настоящий помощник. Запрыгнув слету на кровать, ложится на меня сверху и затихает. Девушка в голубой униформе улыбается и гладит его по пшеничной головке.
– Я оставлю вас. Но ненадолго. Скоро лекарство начнет действовать, и вы уснете.
– Спасибо.
Целую сыночка там, до куда дотягиваюсь и не перестаю обнимать. На нем только пара царапин и шрамик на лбу, заклеенный пластырем.
– Мам, – Тёма нацеливает на меня голубые глаза. – Папа так быстро ушел и даже не обернулся, когда я позвал его. Ему плохо?
– У папы стресс. Ты знаешь, что такое стресс?
– Это когда едят много сладостей?
Я с грустью улыбаюсь. Голова кружится от миражей, приносящих образ счастливой Маши…
– Именно так. И, наверное, папа поехал в кондитерскую, чтобы съесть целую тонну пирожных.
– Но он, же вернется? У меня скоро игра и вы обещали прийти вместе.
В мире живет несколько миллиардов людей, они каждый день сталкиваются с непреодолимыми трудностями, переживают страшные трагедии и находят выход из самых сложных лабиринтов.
Но…как объяснить мальчику, который вырос в любви и внимании, что папа нас бросил? Сможет ли он понять и принять? Справится ли с этой лавиной, сносящей всё на своём пути? А лавины бывают несутся с космической скоростью…
– Конечно, он немного прогуляется и придет.
Я чувствую непередаваемую легкость в конечностях. Будто вместо матраса подо мной пуховая перина. Веки тяжелеют, концентрация падает.
– Никуда не уходи, мой маленький Месси.
Артемка что–то говорит, но слова теряются в глубине сознания. Мутные расплывчатые блики сменяют друг друга, словно картинки в калейдоскопе.
Последнее воспоминание – появление медсестры.
***
За окном солнечно и ясно. В акварельном небе ни облачка. Я облизываю губы, обводя взглядом современный, но унылый интерьер. Казенные пенаты, никогда не заменят дом.
Где теперь мой дом?
– Доброе утро, Зоя Павловна.
Врач, который вскрыл правду о предательстве моего мужа, заставляет переключить на себя внимание. Поочередно проверяет реакцию зрачков на свет, наведя на них крошечный фонарик, а потом пальпирует мой живот и немного хмурится.
– Ну что, вы быстро поправляетесь. Основной удар пришелся в область живота, однако, внутренних повреждений нет. Вам повезло. Легкое сотрясение мозга меня больше волнует.
– Мой сын, с кем он?
– Ваш подающий надежды футболист, развлекает сестер в коридоре.
С мячом Артемка не расстается. С самого раннего детства. Вова заметил его тягу и в трехлетнем возрасте отвел к лучшему столичному тренеру, который готовит мальчишек в спортивную школу при клубе «Спартак».
– Хорошо.
– У меня к вам серьезный разговор.
Я, наконец, разбираю имя врача на бейдже. Его зовут Георгий Михайлович, и готовлюсь выслушать лекцию о реабилитации, врачебные советы. Но…
– Мария Лескова скончалась сегодня ночью. Ее дочь Ева, очнулась после сложной операции и сейчас находится под постоянным присмотром.
Смотрю на Георгия Михайловича и не моргаю. Ненавидеть любовницу мужа до гробовой доски, радоваться ее кончине, ликовать, находясь в мире живых или просто спросить:
– Что стало причиной смерти?
– Травма головы. Тяжелейшая.
Я бы хотела вспомнить подробности аварии, но не могу. В мозгу стоит блокировка с семизначным кодом. Да и в душе зияющая черная дыра.
– Девочку, как только она поправится, заберет социальная служба. Как выяснилось, у нее нет родных. Родители Марии погибли в автокатастрофе около десяти лет назад, а на стороне мужа…
Мужчина с пронзительным интеллектуальным взором ловит, сказанный собой неприятный факт и проглатывает окончание фразы.
– Бедный ребенок…надеюсь, она обретет семью когда-нибудь…
– Вам нужно с ней повидаться. Она спрашивала о тете Зое.
– Нет! Ни в коем случае! Я не готова и не буду готова никогда.
– Она всего лишь невинное дитя, Зоя Павловна.
– Мне все равно! Оставьте меня в покое!
Георгий Михайлович касается моей ноги, чуть сдавливает ее и ретируется из палаты.
Я бью кулачками по матрасу, запрокинув голову назад и реву, выпуская наружу рычащие хрипы.
Моя вселенная исчезает со звездных карт, я разлетаюсь на атомы и хочу отправиться вслед за Машей.
Наш отпуск слайдами проносится перед глазами, и я еще громче стону и плачу.
Я нашла в ней родственного человека, близкого друга, напарника по интересам и взглядам на жизнь. Всем сердцем прикипела к Еве.
А, получается, собственнолично подружилась с треклятой мегерой, разлучницей и теперь, она избежала последствий, а мне жить с болью до конца своих дней!
ГЛАВА 3
Три месяца спустя
Конец мая выдается жарким. Не припомню, когда уже в двадцатых числах я могла прогуливаться без колготок и в легком платье.
В кондитерской «Брюлле» оживленно и пахнет свежей выпечкой. Рада немного развеяться, посмотреть на людей, посидеть за чашкой кофе с любимой подругой Кристиной. Она неожиданно выходит на связь, спустя год молчания.
В зале с множеством зеркал, фотографий Парижа и плетеными стульями, я сразу же нахожу взглядом Крис. Ее яркая внешность выделяется из серой массы.
Идеальные брови, иссиня–черные волосы, манящие пухлые губы. Облегающее платье с тонким золотым поясом подчеркивает фигуру и талию.
– Привет! – восклицает Крис, вскакивая со стула и мчась ко мне обниматься. Меня обволакивает аромат изысканных цветов.
– Привет. Выглядишь потрясающе!
Без скромности рассматриваю ее вблизи.
– Это все заслуга Геворга.
– Кого? – я насупливаюсь.
– Давай присядем и я все тебе расскажу, – заодно подзывает официанта, махнув ему тоненькой ручкой. – Не виделись триста лет! Мне интересно, как ты, что ты.
Посадив пятые точки, долго и с улыбками смотрим друг на друга.
– Геворг. – Начинаю я.
– Ох, мой драгоценный возлюбленный. Познакомилась с ним в Европе, когда отправилась развеется после развода. Он владеет виноградниками в Италии, и я провела у него всю зиму.
Крис, впрочем, и я, родом из городка закрытого типа. Мы бывшие одноклассницы и все детство провели бок о бок. Когда я еду учиться в Москву, наша дружба прерывается. Мы встречаемся на торжественном вечере одного известного ювелирного бренда, и с тех пор постоянно на связи.
«Постоянно» громко сказано, но все же, мы можем созвониться в любое время и поговорить. Правда, нынешнее затишье тянется год.
Теперь я понимаю, почему Крис не звонит. Она тонет в объятиях мужчины и плескается в вине.
– Ничего себе. Легко ты пережила развод с Сергеем.
– Было бы что переживать. Я не люблю грустить и сидеть на месте. А Сереженька закоренелый домосед. Возможно даже социопат. Да и что нам вместе ловить? Геворг–то побогаче будет.
Ее глаза поблескивают озорством.
– Ну да.
Я киваю, растирая уголочек меню в серебряном исполнении. На лицевой стороне черно–белый снимок Эйфелевой башни.
– Да где это чертов официант!
Только она намеревается устроить разнос, как парень подходит к нам и ставит на стол тарелки с изумительными шоколадными пирожными.
У меня слюнки скапливаются во рту.
– А ты чего молчишь. Как там всемогущий Володя?
Качаю головой из стороны в сторону, отрывая крошечной вилочкой аппетитный десерт.
– Мы расстались.
– Шутишь? – Крис ошеломленно выпрямляется. В ее позвоночник вживляют стальные штифты.
– Нет. Он сделал ребенка на стороне и скрывал этот факт шесть с хвостиком лет…
– Охренеть.
Крис напихивает в рот кусочки бисквита с творожным кремом и так яростно дышит, будто вот–вот лопнет.
– Как ты сейчас? Точнее, я не верю, что ты всё это спокойно пережила.
– Спокойно? – хмыкаю в никуда. – Я до сих пор хожу к психологу, стараюсь расписать весь день, чтобы не думать о нем и той девушке ни минуты.
– Блин, Зоя, мне так тебя жаль.
– Не надо, Крис. Я сейчас занимаюсь организацией поездок сына на соревнования, различных командных и семейных вечеров. В следующем году, Тёмка скорее всего попадет в школу «Спартака» и забот у меня прибавится.
– С деньгами проблем нет? – шепотом и с трепетным придыханием спрашивает подруга.
– Нет, что ты. Вова спонсирует все желания сына, обеспечивает его и меня от и до. Да и дочь тоже не обделяет.
– Какой молодец. – С издевкой бубнит Крис, не акцентируясь на моей фразе про дочь. – Твою же…
– Что?
Я замечаю ее взгляд направленный на улицу. Возле противоположного дома пока еще мой муж. Мы на последней стадии развода. Через пару недель состоится судебное заседание и разведутся мосты.
– Глянь, он с бабой что ли?
Ее слышат девушки за соседним столиком, и я краснею. От их перешептывания у меня на лбу проступает клеймо «брошенка». Уже сталкивалась с подобным. Собирала справки для суда и на меня смотрели с сумасшествием. Владимира Золотарёва многие знают. Он же не сходит с обложек журналов и не вылетает из списка Форбс.
– Да точно шалаву притащил свою.
– Не смотри на них. Окна большие и они нас увидят.
Я прикрываю левую часть лица рукой, а Крис встает и шагает к двери с подвесным колокольчиком. Через минуту слышу ее вопль в адрес Вовы.
– Эй, блудливый мерзавец! Да, повернись ко мне!
Все посетители кондитерской невольно наводят взгляды на эпичную сцену. Я беру сумку, прихватываю клатч Крис, и прошу принести счет. Официант быстренько прибегает с терминалом для оплаты и после расчета, я иду на выход, покрывшись мелкими ранами от недовольных взоров.
– Крис, успокойся, пожалуйста. – Трогаю ее плечо.
– Сукин сын нарвался. Если ты не можешь его приструнить, я могу.
Она свистит и снова осыпает его ругательствами. Вова не выдерживает, провожает спутницу до двери типографии и перебегает дорогу.
Я устала думать о нем. Но воспоминания льются из рога изобилия. Мой турецкий принц, так я зову его за угольные волосы и такую же бороду, с трудом подавляет желание применить рукоприкладство.
– Какая встреча, госпожа Маркова. Новый роман идет вам на пользу.
Мельком взирает на меня, а я опускаю глаза в асфальт, разглядываю свои босоножки с открытым мыском.
– У тебя хватает наглости бродить по городу с молоденькими воблами под ручку? После того, как ты поступил с моей подругой? Я со всей серьезностью заявляю, ты не мужик!
– А давно ли ты интересовалась жизнью лучшей подруги?
– Не смей, – Крис идет в наступление, сквасив лицо. – Наши отношения тебя не должны волновать.
– Аналогично.
Я вовремя успеваю перехватить руку Крис, которую она заносит для пощечины, и становлюсь между ними.
– Не надо, – говорю ей и поворачиваюсь к Вове. – Извини, я должна была ее остановить.
– Ты еще и извиняешься перед ним? Ну, ты подруга, даешь!
Крис шлет Вове ужасающую улыбку, отбирает у меня свой клатч, произносит короткое «пока, созвонимся» и направляется к своей машине с плавными текучими деталями и фарами с восточным «разрезом». Не жалея покрышек стартует и уносится в конец дороги, где тормозит на светофоре.
– Что это было? – Вова засовывает руки в карманы серых брюк в тонкую полоску. Рубашка с воротником–стойкой расстегнута на парочку пуговиц. Неформальность ему идет. – Держи овец в загоне.
– Крис не овца. Она просто шокирована нашим расставанием.
– Кардинально меняет дело. – Улыбается, оголяя белые зубы.
– Послушай, я тебя не тревожу, решаю большинство вопросов сама. Но сегодня я не смогла сдержать цунами по имени Кристина. И я извинилась.
Вова ловкач. Легко притягивает меня к себе и говорит по слогам:
– Я хотел остаться в вашей с Темкой жизни, но тот ультиматум, который ты мне выдвинула, меня не устраивает.
– Я всего лишь попросила сделать тест–ДНК и убедиться в том, что Ева твоя дочь. Разве тебе настолько все равно? Ты спал с Машей, пускай и без особых планов на будущее! Она мне не родная, но я пытаюсь себя перебороть? Ты знаешь, каково это видеть ее каждый день?
– Спал, потому что тебе было на меня плевать! А тест? На черта он мне? Я прекрасно знаю, что Машка встречалась со своим бывшим парнем. Решила повесить на меня девчонку, не получится. И запомни, я никогда ее не приму, никогда.
– Но ты ее отец, Вов. Я уверена в этом, но не узнаю тебя…
– Я отец Темки. А ту девчонку, что ты взяла под опеку и которую я обеспечиваю, я знать и видеть не хочу. Учти, когда мы снова будем вместе, она отправится в детский дом.
Крупинки слез сгущаются в уголках моих глаз. Я вырываюсь из захвата Вовы и так убийственно смотрю на него, искры сверкают.
– Всего хорошего. – Чмокает меня в щеку и возвращается к машине, возле которой уже мнется стройная блондинка в широких брюках и бирюзовой блузке.
Я не верю в его черствость и в роман с красоткой. Он ведь содержал Машу и Еву, даже не участвуя в их жизни. Давал им возможность чувствовать себя защищенными.
Прихожу в себя, оглядываюсь по сторонам и вспоминаю о детях, которые прямо сейчас проходят подготовку к школе в лучшем детском учебном центре столицы.
Опекунство над Евой дается мне тяжело. Не могу прикасаться к ней без дрожи в груди и без горечи от предательства мужа. Меня до сих пор время от времени мутит от одной мысли, что я стала ей близким человеком.
Но…чем ближе к телу, тем дальше мыслями. У меня к ней только одно чувство – жалость. Никакие другие фибры моей души эта милая кнопка не задевает. Она чужая до чертиков!
ГЛАВА 4
… Я могу сделать тест сама…И доказать родство без его участия…
Кручу пустой бокальчик с вином и смотрю на корзину с фруктами.
Но опасно.
Вова ясно дает понять свою точку зрения.
– Мам! – Тёмка залезает на табурет, состаренный по специальной технологии. – Мы есть хотим.
Ева выглядывает из–за угла, контролируя ситуацию. Меня выворачивает от ее хихиканья наизнанку. Во всем напоминает Машу.
Квартира, в которую нас переселяет Вова, выглядела офисным помещением до нашего переезда. А теперь это теплый островок спокойствия и уютна, о котором я всегда мечтала. Но не всем мечтам суждено сбыться.
– Макароны с мясными шариками будете? – толкаю бокал, и он со звоном ударяется о запечатанную бутылку «Антинори». Не делаю ни глотка. Думала, поступлю по киношному, но выходит иначе. Я другая. И уже давно.
– Да! – Ева мчится к Тёме и виснет на нем. Две пары голубых глаз сверлят меня насквозь.
– Тогда, прошу к столу.
Парочка усаживается за круглый стол на трех ножках в виде изогнутых звеньев, и складывают ручки на столешнице.
Я раскладываю спагетти по тарелкам, а в ямку в этом гнездышке, подогретые мини–тефтели.
Повар из меня никудышный. Раньше к нам приходил профессионал и наготавливал на весь день. Или мы ужинали в ресторанах, выгуливая себя в лучших вечерних нарядах.
Помню великолепные рыбные блюда «Марсо», пельмени в «Русской гавани» и потрясающий ресторанчик с европейской кухней на крыше высотного здания под названием «О2». Сидишь и смотришь на небо за стеклянным куполом.
– Мам!
От крика Артемки слишком сильно хлопаю крышкой сковороды.
– Приятного аппетита.
Вилки звенят на всю квартиру. Ева дурачится, накручивая длинную спагетти на палец. Ее светлые кудри светятся на дневном солнце, неожиданно заглянувшим в окно. Они безумно похожи с Темой. И не нужен никакой тест для подтверждения родства. И я принуждаю себя держать эмоции под контролем.
Ева чавкает и противное эхо разносится на всю квартиру. Хочется научить ее манерам, но я ей не мать. А всего лишь опекун. И то, скорее всего, временный.
Надо срочно провести ДНК-тест.
Только Вове плевать. На гибель любовницы, на дочь. Со вчерашнего вечера мысли о нем перекрикивают друг друга, соревнуются какая из них важнее. Я опираюсь на кухонный островок, прижимаю ладони к щекам и танцую на краю пропасти, возвращаясь к нашим счастливым моментам.
Я работала в кафе. Именно там мы с Вовой познакомились. Шел дождь, сверкали молнии. Он ворвался в дверь, держа в руке телефон. С его носа капала вода. Спросил: есть ли зарядка для Айфона? Я ответила: возьмите у бармена.
А потом поняла, он вместо шнурка с блоком питания взял мое сердце, подзарядил себя, и этой зарядки хватило ровно до дня трагедии.
– Спасибо. – Ева загружает тарелку в посудомоечную машину.
– Пожалуйста. – Сухой ответ режет тишину.
– Теть Зой, я хочу к маме.
Я сажусь на корточки, провожу по ее вздернутому носу пальцем, говорю:
– Завтра поедем. Сегодня мне некогда.
Она меня обнимает, а мои руки долго не слушаются и покорно висят по швам. Не могу ее обнять. Отторгаю, запечатываю нежность на клей Момент.
Ева знает о смерти Маши. Психолог сказал, в возрасте шести с половиной лет детям уже можно говорить о таких тонких вещах. И я ничего не скрыла. По ее желанию мы почти каждую неделю ездим на кладбище, приносим цветы и Ева разговаривает с мамой.
Я нахожусь в стороне. Обычно в паре метров от оградки. Фотография на памятнике слишком жизнерадостная.
Маша отнимает у меня мужа и при этом улыбается. Невыносимо.
– Евка, пошли строить замок из лего.
Темка на полпути в детскую комнату. Я смотрю, он не такой воспитанный и тарелка с остатками еды красуется на столе.
– Хотите, я вам помогу? – спрашивает Ева, не реагируя на моего сына.
– Нет, беги, играй.
Подпрыгивает и также вприпрыжку летит к Темке.
Я прибираюсь, беру ноутбук и сажусь на диван. Скоро у Артемки сдача нормативов. От его умений в силе удара, прыжков и бега зависит будущее.
Загружаю файлы, смотрю видео с тренировок, читаю сообщения родителей в общем чате и в правом нижнем углу замечаю окошечко с уведомлением электронной почты.
Жму на него и перенаправляюсь на мейл. Кристина присылает мне сжатую папку. Внутри фото. Открываю, и у меня отпадает челюсть.
Ночной клуб, неоновые всполохи и мой муж. Рядом с ним незнакомка с большим задом. Явно не натуральным.