Римъ Эдельштейн
Кофе со сливками
– Пошли с нами, – предложила Катя.
– Куда?! – всполошилась Алина, и что-то у неё беспокойно засвербело внутри. Какое-то воспоминание, что-то необычайно важное. Но она никак не могла вспомнить, что.
– Ко мне поедем, – твёрдо решила Катя. – У меня огромное футбольное поле… Под ванной.
Фарух усмехнулся, но сказал своим знакомым что-то другое. Во всяком случае, слово «bathroom» не звучало. Алина, конечно, не планировала никуда ехать и ни в какой футбол играть, но сама не поняла, как они уже оказались на улице всей шумной толпой. В глаза ей бросилось пятно крови на асфальте – какие-то фанаты схлестнулись меж собой и могли загреметь по сто пятнадцатой или сто двенадцатой.
– Такси вызовем? – спросила Катя.
– У меня же машина, – напомнил Фарух. – Пойдёмте, все пойдёмте. C’mon, guys. I suggest one time.
Алина хотела уйти, но ноги её не особо слушались; она садилась на заднее сиденье, и оказалась между двумя нигерийцами; она чувствовала их горячие руки рядом со своими руками и ногами. Чёрный блестящий седан Фаруха не был консервной банкой, но и не был приспособлен к тому, что туда набьётся столько людей однажды.
Хоть время было и позднее, машина через поворот застревала в пробках. Они стояли на светофорах, и Алина почувствовала сонливость, будто сама оказалась студенткой на собственной паре. Она слышала, как Катя смеётся с искромётнейших шуток Фаруха; а её новые знакомые переговаривались между собой на английском, словно её не замечая.
Алина, конечно, неоднократно бывала у Катюхи в гостях, но в таком состоянии и в такое время – ни разу. Поэтому они никак не могла увидеть знакомую местность: кругом простиралась незнакомая локация. Какие-то ларьки, бомжи, толпы молодёжи с разноцветными флагами… Будто только что был не понедельник, а суббота. Праздник был в самом разгаре.
– Скоро приедем, – сообщила Катя. – Вот сюда вот сверни…
Фарух, как истиннейший джентльмен, безропотно подчинился, направив автомобиль по указанному маршруту. Фары осветили всю улицу, всю подъездную площадку – среднеклассовую, сплошь заставленную «пежо», «вольво» и «фольксвагенами». Международник-переводчик быстро нашёл место, куда бы приткнуться, будто был заправским водилой. Он скосил глаза на зеркало заднего вида и что-то протараторил, заставив Алину встрепенуться. Серьёзно, она будто начала дремать… Но теперь спохватилась. В голову полез тот ролик про бармена, который говорил, что «парни просят наливать девочками побольше алкоголя», а в комментариях барышни рассыпались в благодарностях и рукоплесканиях, что «какой этот бармен молодец, не позволяет девочек поить и совращать…»
Алина, конечно, рассказывала об этом и Брюзгину во время одного из чаепитий. Тот рассмеялся. Да, рассмеялся над такой ужаснейшей проблемой! Это же не шутки, что девушек чуть ли не заставляют в этом участвовать.
«Это всё очень странно, – заявил он, широко улыбаясь. – Девочка бреется, надевает кружевное бельишко, а потом идёт употреблять алкоголь с малознакомыми парнями. Что она хочет от них? Или ничего? Зачем туда идти, зачем это делать, если ты не жаждешь продолжения, ты мне можешь объяснить? Или про те же нашумевшие ролики с разных «вписок». Когда ты туда идёшь, ты вполне осознаёшь, чем всё это закончится, и зачем ты всё это делаешь. Просто у девушек другая проблема».
«Недоступность?» – спросила она, намекая, что без алкоголя-то они никому и не дадут.
«Безответственность, – ответил он, снова изъявляя на свет свою гаденькую улыбочку самодовольно всезнающего УГНЕТАТЕЛЯ. – Я всё раньше думал, когда знакомился с женщинами на сайтах знакомств, почему у них главный критерий поиска – «ответственность. Ну, чтобы ты был ответственным. А потом-то я и понял: чтобы можно было «косячить» со спокойной душой, а кто-то другой за них брал эту пресловутую ответственность. Напилась в клубе – виноваты подружки, которые тебя туда затащили. Напилась в клубе и занялась незащищённым сексом – виноваты мужики, которым одно только и надо. А уж если напилась в клубе, занялась незащищённым сексом, забеременела или подцепила ВИЧ, то…»
«Достаточно! – вспыхнула она. – Но ты и не можешь полностью отказываться от ответственности!»
«Интересное рассуждение, – продолжал он, выждав многозначительную паузу умудрённого опытом человека. – Что значит «отказываться от ответственности»? От ответственности за кого? За этих… Дамочек?»
«Конечно! Ведь если бы мужики вели себя нормально, то и девочки эти такого бы не делали!»
Он просто рассмеялся опять, допил чай из своей любимой кружки с медной дворянской подставкой, а потом пошёл на работу в приподнятом настроении: ну, аргументация была слаба, но вот её коллега – преподавательница английского языка по имени Анастасия, высокая, бедрастая, с аккуратной маленькой грудью и короткими шатенистыми волосами, чьё лицо было украшено брызгами коричневых родинок, объяснила бы получше. У той всегда были виноваты отцы, сыновья, предки-мужики, что родились триста лет назад, коллеги по работе (мужского пола, естественно), собеседники в социальных сетях. Как она говорила, У НЕЁ ЕСТЬ ЛОГИКА, И ЕСТЬ ДУША, поэтому она-то всё правильно понимает. И мужики должны всегда и за всё просить прощения, а уж их мужичьё – и подавно. «Должны всему миру».
И как-то Алине стало очень неприятно от этих воспоминаний… Она резко всё поняла – какой же у неё хреновый мужик! Всё время строил из себя чистенького, всё время вёл себя так, будто она ему прислуга, будто она ему должна! А она ему, между прочего стоит заметить, в домработницы не нанималась. Он даже во время ухаживаний за ней думал так – она могла поклясться, что он подарит ей цветочки, поводит её в ресторан, а она должна будет сразу в койку к нему прыгнуть! Вот же… Гад!
Но, как всегда бывает, за этими беспокойными размышлениями она даже и не заметила, как их путь подошёл к концу, и Фарух уже парковался в тени белёного тополя. Интересно, ей снова показалось, что тут она первый раз… Но это ещё что. Ей стало лезть в голову уже другое воспоминание – из юности одной девушки, с которой она когда-то дружила. Там её бывшая подружка села в такси, и странный таксист, чьей внешности она не помнила – позже он ей казался сгорбленным, припавшим к рулю, в странной чёрной кепочке. Он поехал не по нужному маршруту, не слушал её, в какие-то гаражи. Только устроив страшную истерику, она заставила его остановиться. Куда он её вёз, что хотел сделать… Наверное, после этого случая у той девчушки развилась страшная фобия.
Алину выдернуло из воспоминаний прикосновение страхового агента, и она поняла, что они уже приехали, только сейчас это осознала. Катя где-то на улице ухахатывалась.
Она никак не могла вспомнить его имя. Джон? Майкл? Лоренцо?
– Sorry, – сказал он, улыбнулся кипенно-белыми зубами и вылез из автомобиля, скрипнув тёмно-синим сиденьем.
Алина последовала за ним, и почувствовала, что на улице заметно похолодало. Время уже было позднее, ночь. Но звёзд не виднелось – смог не позволял их рассмотреть. Фарух что-то живо переводил Кате, а та таращилась во все глаза на тренера пловцов, неуёмного шутника, судя по всему. Алина почти ощутила себя лишней на этом празднике жизни, как снова почувствовала прикосновение иностранца – тот аккуратно приобнял её за локоть.
– Чего же мы мёрзнем?! – воскликнула Екатерина, которую совсем уж развезло. – Ко мне! Быстро…
Никто не хотел сопротивляться этому уместному предложению.
Она повела своих новоиспечённых друзей к себе в подъезд, и иностранцы с удовлетворением отметили, какой же он чистый и облагороженный – цветов в подъездах, правда, не было, но… Зато плафоны!
Квартира у Кати оказалась шикарной, с ремонтом, с красивой тёмной дверью, просторной прихожей, кухней, ванной и ещё тремя комнатами…
– Я сама её купила! – сказала Катя. – И ремонт сделала сама. Вас, мужиков, допросишься, что ли…
Иностранцы вежливо хохотнули, и Катя провела всех на кухню, предложив им зелёный чай. Фарух согласился, и поспешно ухватился за телефон – ему кто-то позвонил. А сама Екатерина же таяла так, как мороженое на солнцепёке, и тренер пловцов или тренер-пловец увёл её за собой в одну из комнат – вот так, просто и бесцеремонно, схватив за руку. Та что-то продолжала пьяненько лепетать…
Фарух же ничуть не растерялся – вот уж дипломат будет знатный. Поговорив по телефону, принялся с кем-то переписываться. Или в футбол играть – Алина наверняка знать не могла.
Не то Джон, не то Леон оказался совсем уж близко – он смотрел своими тёмными глазами на Алину, приобнимая её одной рукой за плечи. Та же вцепилась в пустую кружку из-под чая и изо всех сил придумывала, о чём бы поговорить. Как назло, Фарух тоже молчал, и не хотел подкинуть темку для разговора. «Джон Доу» принялся гладить её по руке, не отрываясь взглядом от её лица. Алина заёрзала на стуле, и что-то хотела сказать, но снова потеряла мысль. Она находилась в таком странном состоянии…
ВТОРОЕ ИЮНЯ, 1:30
Парень перестал гладить её по руке, медленно пошёл прочь, не отпуская Алину. Та тоже поднялась, глупо хихикая – проклятый алкоголь совсем её разморил, и в голове у неё вертелся лишь один вопрос – куда повели Катю.
Она пошла следом за этим парнем, чувствуя его крепкую кисть на своей руке. В какой-то момент она хотела остановиться, но этот самец даже не заметил – как шёл, так и шёл, как будто вёз железные санки по грязной колее, что немного застряли… Но не критично. Можно продолжать путь.
Они завёл её в небольшую комнатку – спаленку с узкой кроватью и туалетным столиком – медленно усадил её на край кровати. Она присела, не спуская глаз с его тёмного улыбающегося лица.
– It’s okay, honey. Relax.
Какой же у него приятный голос! Немного ребристый какой-то, спокойный… Алина ещё не могла подобрать эпитет к его голосу, продолжая неумно улыбаться, но болельщик просто наклонился к ней и поцеловал её в щёку своими чуть пухлыми и горячими губами.
Улыбка из доброжелательной мгновенно превратилась в испуганную – этот поцелуй показался Алине не совсем дружеским, что ли… Парень, чьё имя она уже забыла, так что с успехом могла продолжать называть его Джоном Доу, немного отстранился, видимо, оценивая реакцию, а потом опять наклонился и поцеловал её ещё дважды – один раз в щёку, а другой – в шею.
– Так, мне пора, – сказала она неуверенно и попробовала подняться, но «Джон Доу» мягко усадил её назад, тихонько шикнув, как если бы в соседней комнате спал его пьяный друг, которого нельзя было будить. Он стал целовать её в шею. – Да подожди ты, подожди…
Но слова застряли у неё в горле: он положил ей свою левую руку на грудь, пока не сдавливал, просто положил, но даже от этого движения у неё перехватило дыхание, она почти услышала, как забилось её сердце.
– Нельзя, нельзя, – прошептала она и на этот раз смогла подняться, заставив «Джона Доу» немного отстраниться, но отпускать он её не планировал, поэтому просто удержал её за руку… Да, держал он не слишком крепко, но Алина не сомневалась, что хватка его тут же усилится, если она попытается вырвать руку. Что делать-то?!
Неожиданно она вспомнила о Тоше. Что он сейчас делает?! Смотрит телевизор?! Или уже спит?! Или беспокойно ходит по кухне, поглядывая на часы?!
– Мне надо идти, меня муж ждёт.
Она готова была проклинать себя за то, что в её голосе отсутствовала хоть какая-то твёрдость, она сама слышала эти нотки в своём голосе: ну, поуговаривай меня ещё… Или даже не уговаривай. Хотя слово «муж» она использовала не случайно: перед мужем у тебя больше обязательств, чем перед сожителем.
Парень мягко кивнул, продолжая улыбаться – плотоядной улыбочкой, а потом притянул руку Алины к своей промежности. Сердце у той подпрыгнуло к горлу, она почувствовала под своей ладонью его член, крепко налитый кровью. Его ещё явно сдерживали жёсткие джинсы, так что пока было не до конца ясно, сколько у него там припрятано… Но попытки уйти сразу же показались такими невозможными… Она машинально сжала его промежность, слыша своё собственное дыхание – чуть хрипловатое, взволнованное.
– Yes, – протянул тот и медленно убрал свою руку, как бы опасаясь, что Алина сразу же отдёрнет свою… Но нет. Та продолжала сжимать его чресла, немного наклонившись вперёд. Он ловко принялся расстёгивать ремень, а затем ширинку.
Алина опустила руку и выпрямилась. Она хотела уйти… Да, хотела, но её ноги не слушались, как и глаза, приковавшиеся к его члену, выпрыгнувшему на волю сразу, как тот стащил джинсы. Толстый, венозный, конусообразный. Но шажок назад она всё же смогла сделать.
«Джон Доу» тоже выпрямился, оказавшись на целую голову выше Алины. Он расставил свои чёрные мощные бёдра и ждал, когда же девушка продолжит свои ласки. И она безотчётно протянула руку и взялась за его член, изумившись его твёрдости.
Из соседней комнаты раздались захлёбывающиеся стоны, перемежающиеся шлепками, потом какой-то мужик там самодовольно усмехнулся. Понятное дело, это работала Екатерина. В этот момент Алина почувствовала жаркую волну возбуждения, пронзившую её насквозь, от которой она даже содрогнулась. Она смело шагнула вперёд, впритык, почувствовав на своём лице горячее дыхание этого высокого парня. Член его стоял колом, почти упирался ей в живот; и она обхватила его двумя руками, принялась делать плавные движения от себя и к себе…
Взглянув в его лицо, она хотела поймать его взгляд, но почему-то видела лишь белую улыбку, и редкую щетину, напомнившую ей о том мажорчике на кабриолете… Но это был куда более взрослый и опытный мужчина, уверенный. Настоящий самец.
Он положил ей руки на грудь и принялся мять их, стараясь слишком не сжимать. Алина же прикусила губу, чтобы не застонать, и пока ей это удалось. Она пыталась подумать о том, что там где-то её ждёт Тоша, её любимый ранимый Тоша, но теперь это казалось таким далёким… Это всё будет потом, а сейчас…
Катя почти взвыла, а потом неожиданно рассмеялась; раздались чавкающие звуки поцелуев, и не только. Она что-то неразборчиво проговорила, а потом затихла, но шлёпающие звуки начали снова ускоряться.
«Джон Доу» опять принялся её целовать в шею, в плечо, а потом крепко обхватил её за талию, твёрдо упёршись членом ей в живот. Она же опустила свои руки и просто попыталась расслабиться, слыша гулкое биение своего сердца, и вдыхая резкий парфюм своего нового знакомого…
Сколько это продолжалось, она не знала, но очнулась в ту секунду, в которую он взял и наклонил её над кроватью – она чувствовала его по-прежнему крепкие руки уже у себя на хрупких плечах. Сделала ещё одну робкую попытку освободиться, но лишь для галочки, чтобы убедить себя, что сделала всё, что могла… А потом почувствовала, как он прижался к ней сзади своим мощным тазом, своим мощным членом. Одной рукой он начал стаскивать с неё брюки, сначала безуспешно, но она ловко помогла ему, правой рукой отщелкнув ремень и ослабив его, лишь на секунду выйдя из этого розово-туманного предвкушения предстоящего соития…
Он с силой стащил с неё брюки, за которыми последовали и её кружевные трусы, которые Тоше оказались прошлым вечером совершенно неподвластны. Она почувствовала его пятерню уже на своей попе – он крепко ухватился за правую сторону, сжал. Проверил на упругость, потом отвёл немного в сторону.
Алина опять закусила губу, подавляя желание пустить уже свою руку в дело. «Джон Доу» же самодовольно и предвосхищённо заохал, а потом она почувствовала его агрегат – горячий, как горчичник, извергающий из себя смазку, который заелозил, заскользил по её дамочке, ища место входа… Из груди её вырвался хриплый вздох, когда он вошёл, растягивая её. Толчок, ещё один… Но потом пошло всё гладко; её наполнил сладкий огонь, и неё вырвался уже протяжный стон, хотя она честно собиралась его сдержать. А потом она поняла, что это пламя начинает разгораться всё сильнее, с каждой его фрикцией, с каждым влажным шлепком. Его горячие бёдра тёрлись об неё, его сильные руки уже держали её локти, обхватывали их.
Звуки полились из неё непроизвольно: удовольствие захлестнуло её, и она ничего не могла с этим поделать, просто стонала, пока он всаживал её раз за разом, вытаскивая свой орган почти до конца…
Через, казалось, настоящую вечность, она поняла, что он прижал её своим телом к кровати: она лежала на животе, уткнувшись щекой в одеяло, и чувствуя его крепкий подбородок у себя на голове. Он словно пытался максимально сильно вдавить её в кровать, вонзая пышущий кровью член всё сильнее и сильнее, всё быстрее и быстрее. Она опять почувствовала его поцелуй на своей шее. Глаза её почти закрылись: она полностью отдалась ему. Завтра, конечно, всё это будет выглядеть иначе, но сегодня она испытывала такое наслаждение, коего не испытывала ещё никогда…
Конечно, у неё были парни, но они все как-то померкли перед этим загорелым самцом… А Тоша вообще, наверное, и в двадцать лет бы не смог с ним конкурировать.
Мысли о нём могли бы её отрезвить, но в этот раз не помогли – неустанная секс-машина и не думала останавливаться, поэтому она так и лежала с закрытыми глазами, стараясь очень уж громко не стонать, чтобы соседям не мешать…
Она открыла их как раз в тот момент, когда в комнату вошёл смуглый парень-брюнет, которого Катя представила как Фаруха, учившегося на факультете международных отношений. Он улыбался со странным пониманием, и Алина машинально попробовала встать, но «Джон Доу» и не думал отпускать её. Он что-то бросил Фаруху, и тот рассмеялся.
– Стой! Стой! – выпалила Алина отчаянно, но это не помогло: самец продолжал сношать её, как в последний раз. Она попробовала вырваться, но его масса в девяносто килограммов ничуть не сдвинулась, лишь усмехнулась. Возбуждение Алины начало скукоживаться, испаряться, исчезать. – Остановись! Хватит!..
Фарух полез за телефоном, и в следующий – ужаснейший и гадостнейший – момент Алина увидела, что он начал снимать их секс, продолжая ухмыляться. Она же снова попыталась вырваться, но безуспешно – это лишь раззадорило её нового знакомого, его член стал стоять будто ещё твёрже. Стоны продолжали литься из неё, как ржавая вода из прогнившей трубы, и она ничего разумнее не нашла, как просто схватить покрывало и попытаться закрыть своё лицо… Слёзы подступили к её глазам неожиданно: стыд пришёл внезапно, как раз в тот момент, когда «Джон Доу» закряхтел и вытащил агрегат наружу. Горячая жидкость полилась ей на задницу, и она тут же попробовала подскочить – на этот раз удалось. Ноги её дико дрожали, и она чуть не упала, будто лежала тут два часа в одной позе.
Натянув трусы, а затем брюки, даже не застёгивая ни ремня и ни ширинки, она спешно стала уходить, подняв к лицу свою сумочку, чтобы Фарух, если даже и продолжал снимать, то хотя бы без лица. Она слышала их смех, но взглянуть на них так и не решилась.
Алина резко оказалась на кухне, где Катя уже пила чай, сидя в одной своей расстёгнутой блузочке. Рядом с ней сидел другой – тот худой африканец-тренер пловцов, смотревший на неё так, будто она была отлита из золота.
– Алинка-малинка, иди к нам! – весело сказала Катька, но та не стала смотреть на неё, побежав к выходу.
Стремительно выбравшись в подъезд, она стала спускаться по лестнице, слыша громыхающие у кого-то на этаже музыкальные колонки. Она быстро-быстро перебирала ногами, чувствуя небольшое жжение внизу и мокрое нижнее бельё. Алкоголь из неё неуклонно выветривался, а щёки её горели так, что от них можно было прикурить сигарету.
Оказавшись на улице, она даже забыла в один момент, где находится, но потом собралась с силами и стала быстро уходить – как преступник, покидающий место со стопроцентными уликами. Надо вызвать такси, потому что пешком ей отсюда будет не дойти.
ВТОРОЕ ИЮНЯ, 5:30
Она надеялась, что Антон спал, но, конечно, она ошибалась: он сидел на кухне и снова пил воду из кружки, одной рукой вяло тыкая свой смартфон, лежавший на столе. Читал новости – он обычно читал новости, когда ему не спалось, и от этого ему не спалось ещё больше.
Она тихо закрывала дверь, стараясь не хлопать ей и не скрежетать, но Брюзгин характерным покашливанием дал понять, что она может не бояться его разбудить. Алина робко заглянула в комнату, очень надеясь, что не выглядит слишком пристыженной, что на ней нигде не написано, чем она только что занималась.
Он посмотрел на неё серьёзно, оглядел с ног до головы, будто пытаясь отыскать на ней следы спермы «Джона Доу» или Мераба. Но это только ей так показалось – он смотрел на неё чуть дольше, чем обычно, а потом снова уткнул взгляд в дисплей.
– Что, соскучилась по своему жиробасу?
– Не говори так, – сказала она, но даже сама услышала, что её голос очень странно звучит… Иначе и не сказать. Какой-то раскаивающийся, заискивающий, что ли.
– Ты пила?
Сердце у неё грохнулось куда-то вниз…
«Да, я пила, а потом меня трахнули. И сняли это ещё на телефон».
В другой раз, конечно, это могло прозвучать и забавно: пила… Нет, я не пила, я – долото. Но сейчас ей особо смеяться не хотелось, у неё внутри ещё гуляло эхо фрикцией её нового знакомого. И смазка. Уйма смазки.
– Немного, – сказала она, пытаясь совладать с дрожащим языком.
– С Катькой?
– Да, – ответила она и даже не соврала. – Пошла к ней…
– Ну да, куда же тебе ещё было идти, – буркнул он, но заметно смягчился. Наверное, он сильно переживал, но старался не показывать вида. Чуть дальше телефона стояла пепельница с несколькими раздавленными окурками. – Я уж собирался звонить. Куда-нибудь. Искать тебя.
– Всё обошлось, – ответила она. – Я так устала. Извини, что я вспылила.
– Нет, это ты меня извини.
– Пожалуй, я пойду… спать.
– Ты разве не хочешь об этом поговорить? – удивился он. – Я думал, нам надо понять, как избегать таких ситуаций. Ты пойми, я же смотрю за производством, и мне очень важно, чтобы всё производилось в нужное время, в нужном объёме, в нужный срок. И здесь – в бытовой жизни – точно так же, как и там, на работе. Нам надо твёрдо понимать…
– Завтра поговорим. То есть, сегодня, но позже.
– Хорошо.
Она прошла в спальню и быстро принялась снимать с себя брюки, чтобы смять их в комок, вытереть свою задницу и забросить их комком под кровать… А уж завтра она и помоется, и постирается… И хорошо, что ей к третьей паре, иначе бы не успела ничегошеньки. Алина быстро улеглась на ложе, накрывшись одеялом – её не смутила даже стоявшая духота. Было как-то стыдно… Потом она подумает хорошенько над всем этим, но пока надо было как-то дождаться подходящего часа, чтобы остаться одной.
Он вошёл следом и тоже принялся взбираться на кровать, стал раздеваться. И скоро раздался его едва слышный храп – он вообще почти не храпел, зато много ворочался. А она так и лежала в кровати, и сон к ней не шёл. Страшно подумать, как утром она будет выглядеть… В голову полез её новый знакомый, прижимающийся к ней, держащий её за руки. Но в этот раз она не испытала возбуждение, а наоборот – отвращение.
И она так пролежала, пока Тоша через некоторое время не проснулся. Он стал собираться на работу… Надел свежую рубашку, лёгкий пиджак, но завтракать не стал. Покурил и ушёл. Она же всё это время делала вид, что спит… И, убедившись, что он точно ушёл, пошла в душ – отмываться от прошлой ночи.
Алина всё ещё чувствовала себя неприятно – стыд лишь усиливался. Она хотела бы, чтобы это всё оказалось лишь дурным сном, но внутренний голос ей тут же подсказал, что сон был вовсе не таким уж и дурным. Секс был хорош всё-таки.
Краска опять залила её лицо. Какой же это стыд! И она чуть себя не выдала… Надо вести себя естественнее, естественнее!
Алина тоже стала собираться на работу – университет ждал. Надо как-то продержаться этот денёк, а дальше станет куда проще. Всё забудется, всё обязательно забудется – так уж мозг устроен: стирает плохие воспоминания.
