Римъ Эдельштейн
Пожирающий душу
– Если честно, ничего не понимаю, – отрешенно проговорил Максимельян Витольдович.
– Да, – удовлетворённо кивнул парень, откинувшись на спинку стула. – Я понял, как прекратить его нападки.
– Выпрыгнуть в окно?
– Да! – воскликнул парень и стукнул по столу кулаком. Чайная ложечка звякнула в кружке.
– Чьи нападки? И что он хотел сделать?
– Я не знаю, как его зовут. Он сказал, что хочет съесть её…
– Кого? – тихо спросил врач, наклонившись над столом. – Кого съесть?
– Мою душу. Он хотел её съесть, – прошептал парень и тоже наклонился вперёд.
– Это он тебе сказал? – поинтересовался Максимельян Витольдович, откидываясь назад. Внезапно вспыхнувший интерес начал угасать.
– Да, – кивнул парень. – И он почти съел её…Но я не дал ему этого закончить. Но он сказал, что придёт снова…И съест всех, кто мне не поверил…
Холодный пот прошиб доктора с головы до ног. Почему-то вспомнился его юбилей, который они отмечали в прошлом году. А как только они танцевали с Жанной, его женой. А сколько было народу! Да… Нашёл время для воспоминаний.
– Он приходил к тебе домой? – тихо спросил психиатр, опять посмотрев в окно. Дождь усиливался.
– Он пришёл во сне. Несколько раз. И я сошёл с ума, – уверенно ответил парень. – И сегодня он придёт снова. Завтра я буду съеден, – проговорил Андрейка и хрипло рассмеялся.
– Думаю, ты можешь… – начал доктор, но парень перебил его:
– Мне жаль. Не только мою любимую, но и твою тоже.
– Ладно, Андрей, – громко заявил Максимельян Витольдович, слушая, как ускоряется сердцебиение. – Сестра!..
– Сегодня ночью, – зловеще проговорил пациент, разразившись громовым хохотом.
– Больной, вставайте! – скомандовала вошедшая медсестра, однако, тот её проигнорировал. Тогда его схватил следом забежавший медбрат и поволок к двери.
– ПУСТИ! – заорал Андрей, брызжа слюной. – ПУСТИ, СУКА! ВЫ ВСЕ СДОХНИТЕ! ВСЕ!
Он засмеялся так громко, что Максимельян Витольдович подумал, что его голова сейчас взорвётся и забрызгает все вкруг мозгами.
– Иди! – рявкнул здоровяк и ударил сапогом парня по ногам. Тот взвыл, а потом снова засмеялся.
Дверь закрылась, и доктор остался один, вслушиваясь в шум дождя. Встав, он подошёл к зеркалу и ужаснулся: лицо его было совершенно белым, а глаза чуть ли не вываливались из глазниц.
«Спаси и сохрани, Господи!» – подумал психиатр и, перекрестившись, утёр лицо мясистой ладонью. Немного полегчало.
«Надо парню назначить что-то посильнее, – решил он. – А то криз так и не закончится».
2.
Дежурство прошло ужасно – это ещё мягко сказано. Весь день доктор был как на иголках – предчувствие чего-то ужасного его не оставляло ни на минуту. Да и больные все с ума посходили, если такое выражение тут вообще уместно. У троих пациентов случилось внезапное обострение, один из них набросился на медсестру и пытался ей прокусить горло, хотя через неделю должен был выписываться – ничем серьёзным этот мужик не страдал.
Разумеется, Максимельян Витольдович углядел в этом безжалостное предсказание Андрейки, которого накачали транквилизаторами и привязали к койке. Психопат боролся со сном изо всех сил, повторяя, что спать этой ночью ни в коем случае нельзя, так как сон убьёт их, не только его. Однако к пяти часам вечера, всё еще выкрикивая проклятия и угрозы, он благополучно сошёл в царство Гипноса.
Как само собой разумеющееся, приехали и родные Андрея – его девушка Светлана и родители – Борис Валентинович и Вероника Леоновна. Отец парня был тучным предпринимателем низенького роста и с огромным брюхом, похожим на живот Санта-Клауса, а мать оказалась статной дамой с чёрно-смоляными волосами, явно крашеными, и в брючном костюме тёмно-вишнёвого цвета. Оба были убиты горем, но вот рыжеволосая Света, облачённая в голубой спортивный костюм, подчёркивающий каменное выражение её лица, ничуть не убивалась по этому поводу, ибо дело шло к расставанию, и её не особо печалила судьба некогда возлюбленного.
– Мы выпишем вашего близкого сразу, как он пройдёт курс лечения до конца, – устало повторил в триста сорок пятый раз доктор, косясь на циферблат. 17:15. О, ужас!
– Дайте хотя бы с ним поговорить, – тихо выдавил отец парня, белый как бумага. – Я Вас прошу!
– В данный момент мы не можем этого сделать, потому что Андрей находится под усиленным присмотром…
– Почему? – выкрикнула Вероника Леоновна, схватившись за сердце. – Мой мальчик не мог ничего плохого никому сделать! Вы слышите? – И она расплакалась.
Несмотря на полную несуразность её фразы, Максимельян Витольдович ответил:
– Он пытался покончить жизнь самоубийством. Более того, он пытался наброситься на медперсонал…
– Да знаю я, как вы тут их лечите! Вон у них какие сапоги! – Крикнул Борис Валентинович, скорее всего, подразумевая санитаров. – Один удар – и никакого «Прозака», «Паксила» или «Торазина»! Что вы им колете? Что вы им колете, а?
– Водички принесите, пожалуйста, – вежливо произнес психиатр, глядя в сторону медсестры, стоявшей за спинами посетителей.
Анализируя то, что Света не сказала ещё ни слова, кроме как вялого «Здрасьте…», он, кажется, начал понимать, откуда у больного растут уши, в смысле, от кого у него досталась такая расшатанная психика, даже не думая, что, если его сын Женька окажется в такой передряге, сам он выглядеть будет ещё хуже.
