Ким и Нокс догоняют меня, когда я бегу по улице прочь от дома Ронана. Они тоже решили уйти.
Я благодарна Ким за то, что она не задает вопросов и просто остается рядом со мной на заднем сиденье, пока Нокс везет нас домой.
Как только я оказываюсь перед своим домом, Ким пересаживается на пассажирское сиденье и опускает стекло.
– Ты уверена, что не хочешь, чтобы я осталась на ночь? Мы можем посмотреть какой-нибудь дурацкий ромком.
– Ты нужна Киру больше, чем мне.
Она вздрагивает, затем прячет это движение за улыбкой.
– Напишешь мне?
– Еще бы. – Я наклоняюсь, чтобы встретиться взглядом с Ноксом. – Спасибо за все, Нокс, и прости, что так вышло.
– Ты не сделала ничего плохого. – Он подмигивает, и машина оживает.
Я стою на пороге, запахнув пальто на груди, пока «Рендж Ровер» Нокса не исчезает.
– Я вернулась, – говорю я, ни к кому не обращаясь, и вхожу внутрь.
В доме пусто и… холодно.
Как и всегда, когда тети и дяди в нем нет.
Возможно, мне стоило побыть эгоисткой и попросить Ким остаться на ночь.
По какой-то причине я не хочу оставаться одна этим вечером.
Оказавшись в своей комнате, я снимаю пальто и бросаю его на стул у письменного стола, открываю балкон, а затем падаю на кровать головой вперед.
С тех пор как я ушла с вечеринки, мне на грудь давит какая-то тяжесть. Это заставляет меня чувствовать себя так, словно мне тесно в собственном теле.
Сегодня вечером я победила.
Я не только остановила Эйдена, но и унизила его перед всей школой так, как никто не смел раньше.
В конце концов, он король. Никто не осмеливается смотреть ему в глаза дольше пяти секунд, не говоря уже о том, чтобы проявлять неуважение, пока все студенты находятся в пределах слышимости.
Но я это сделала.
Я выиграла.
Тогда почему я не испытываю чувства триумфа? Во всяком случае, внутри пусто.
Перекатываясь на спину, я смотрю через балкон на улицу.
За окном едва заметно моросит, но я чувствую это всеми фибрами души. Запах земли после дождя наполняет мои ноздри, и у меня вырывается вздох.
Я достаю телефон и набираю в строке поиска Гугл «смерть Алисии Кинг».
Появляется несколько статей. Все они утверждают, что Алисия погибла в автокатастрофе. Ее разбитая машина была найдена у подножия скалы. В отчете коронера говорится, что смерть была долгой и мучительной. Поскольку место пустынное, а в тот день шел дождь, людям потребовалось некоторое время, чтобы найти ее.
Я сглатываю, мои пальцы зависают над экраном телефона.
Что она чувствовала в те часы, когда медленно умирала в своей машине?
Больно даже представлять это.
Некоторые репортеры предполагают, что у нее были суицидальные наклонности, а «Кинг Энтерпрайзес» просто маскирует это как несчастный случай.
Они также предполагают, что Джеймс Кинг, старший брат Джонатана и отец Леви, который, как сообщалось, погиб в результате несчастного случая четыре года назад, на самом деле умер от передозировки.
Если это правда, то Джонатан играет большую роль в средствах массовой информации, раз его семья выглядит такой могущественной и лишенной слабостей.
Я возвращаюсь к статьям об Алисии и смотрю на ее фотографии. Она была миниатюрной, с темно-каштановыми волосами и черными как смоль глазами. Даже черты ее лица такие крошечные, что их невозможно различить.
Она похожа на девушек из старинных фильмов. Утонченных, элегантных и с загадочной улыбкой.
– Что на самом деле с тобой случилось, Алисия? – шепчу я ее фотографии. – Как получилось, что ты оказалась с таким мужчиной, как Джонатан?
За исключением маленькой красивой родинки сбоку от правого глаза, Эйден совсем на нее не похож. Он определенно копия своего отца.
Даже после того, как я увидела ее фотографии, они ничего не вызывают в памяти.
Мои глаза пробегают по статье, и я останавливаюсь. Несчастный случай с Алисией произошел за день до пожара, унесшего жизни моих родителей.
Нет.
Это, должно быть, совпадение.
Алисия умерла в Лондоне. Мы жили в Бирмингеме.
Мама и папа ни за что не могли убить ее, как Джонатан сказал Сильвер.
Я ввожу имена своих родителей в строку поиска: Джон Стил и Эбигейл Стил.
Никаких фотографий или статей не выходит. Даже статья, которую я прочитала несколько недель назад о домашнем пожаре, исчезла.
Это… странно.
Ну, мои родители были не так важны, как Алисия Кинг или Джеймс Кинг.
Я просматриваю галерею своего телефона и нахожу фотографию мамы и тети, сделанную старым полароидом.
Пожар уничтожил все, что было у родителей. Эта старая фотография – единственное, что у меня осталось. Я украла снимок у тети несколько лет назад.
На самом деле тетя не любит говорить о моих родителях или о чем-то еще из прошлого. Она всегда твердит, что мне лучше поберечь свою энергию для будущего.
На снимке тетя Блэр широко улыбается в камеру, ее рука обнимает маму за плечо. У мамы легкая улыбка, которая едва достигает глаз.
Несмотря на то, что тетя старше, на ней модные джинсовые шорты и майка-безрукавка. Мама, напротив, одета в прямое платье до колен, а ее золотистые волосы собраны в консервативный пучок.
На момент съемки они были примерно моего возраста, или, может быть, на год старше, но мама выглядела так, словно ей недавно исполнилось тридцать.
Просто поразительно, насколько я на нее похожа. Цвет глаз. Оттенок волос. И даже форма лица. Как будто я смотрю на себя из другого времени.
– Что случилось, ма? – Мой голос ломается. – Я бы хотела, чтобы ты была здесь и сказала мне.
Я прижимаю телефон к груди и закрываю глаза, борясь со слезами, пытающимися вырваться наружу.
Должно быть, я заснула, потому что, когда я открываю глаза, мягкая лампа, которую я всегда держу включенной, потухла.
Дезориентированная, я осматриваюсь вокруг и замираю.
Мои руки.
Оба моих запястья обмотаны веревкой и привязаны к перекладине кровати. Я лежу на спине, вытянув руки над головой.
Что за?..
Я дергаю за веревки, но они не ослабевают. Лишь стягивают мои запястья до боли.
Прежде чем я успеваю сосредоточиться на этом, что-то еще прорезает черноту ночи.
Надо мной нависает тень.
Темная знакомая тень.
На секунду я оказываюсь слишком ошеломлена, чтобы среагировать. Тысячи мурашек пробегают по коже, и ужас взрывается в моем позвоночнике.
Это… еще один кошмар? Неужели монстры наконец-то пришли за мной?
Я кричу.
Сильная рука зажимает мне рот, заглушая крик и дыхание.
Озноб охватывает все тело, когда я смотрю на силуэт широко раскрытыми глазами.
– Ты облажалась, сладкая, – шепчет жестокий голос рядом с рукой, закрывающей мне рот.
Э-Эйден?
Я делаю глубокий вдох через нос. Мужской гель для душа и неповторимый аромат, исходящий от него, поражают меня.
Это Эйден.
Его пальцы напрягаются, когда он свободной рукой хлопает меня по щеке. Его колени обхватывают мои бедра.
Он связал меня.
Какого черта ему понадобилось связывать меня? Он никогда не делал этого раньше.
Это что, еще одна дурацкая игра?
Игра это или нет, но он больше не добьется своего.
Я дергаю за веревки и пытаюсь соскочить с кровати.
Он прижимает колени к моим бедрам, обездвиживая. Я вздрагиваю, но не останавливаюсь.
Я дергаю за веревки и пытаюсь поднять колено, чтобы ударить его по яйцам.
Он не оставляет места для маневра, как будто знает, что я задумала.
Я снова кричу, но, как и в первый раз, его рука заглушает мой крик, словно я жертва в фильме ужасов.
Я не жертва.
Я не позволю Эйдену превратить меня в жертву.
Адреналин разливается по моим венам, напрягая мышцы.
Дергая за веревки, я только сильнее затягиваю их вокруг своих запястий. Я издаю приглушенный стон, когда снова пытаюсь встать с кровати.
– Прекрати, – ворчит он. – Или я заставлю тебя.
– Пошел ты! – Я кричу, но это звучит как приглушенный крик сумасшедшей.
Все еще закрывая мне рот, он обхватывает другой рукой мою шею. Его большой палец фиксируется на точке моего пульса, когда все остальные пальцы сжимаются.
Мои легкие горят, и я перестаю двигаться.
О, боже.
Я не могу дышать.
Я, блять, не могу дышать.
– Ты знаешь… – Его горячее дыхание щекочет мою щеку, когда он говорит темным, леденящим тоном. – Если бы это был кто-нибудь другой, я бы прикончил тебя. Это то, чего ты хочешь, Эльза? М?
Я пытаюсь высвободиться из последних сил, которые у меня еще остались.
Он цокает языком и сжимает сильнее, останавливая все мои движения.
– Что я говорил о том, чтобы вести себя умнее? Ты выбираешь быть пешкой?
– Э-э… ах… – Неразборчивые звуки вырываются из моего горла, когда силы иссякают.
– Я все еще могу уничтожить тебя. – Он облизывает мою щеку, оставляя за собой мурашки. – Так что не искушай меня, черт возьми.
Тени заставляют его лицо выглядеть по-настоящему жутко. Он подобен неподвижному камню. Ничто его не остановит.
Никто.
Страх, который я игнорировала все это время, обрушивается на меня. Я подобна той волне, которая ударяется о скалу и умирает медленной, мучительной смертью.
Как я могла игнорировать эту сторону Эйдена?
Он сломает меня. Если он захочет, он раздавит меня и будет смотреть, как я распадаюсь на куски.
Раньше я думала о нем как о скале, а скалы неподвижны.
Скалы – это то место, куда люди идут умирать.
Слезы наполняют мои глаза, когда я смотрю на его затененное лицо, не в силах вдохнуть и выдохнуть. У меня так кружится голова, и я думаю, что сейчас упаду в обморок, но я проглатываю слезы.
Я пообещала себе, что он больше не увидит, как я плачу.
Не сейчас.
Никогда.
Эйден убирает руку с моей шеи, ослабляя давление. Но не отпускает мой рот.
Я жадно втягиваю воздух носом, и он входит в легкие со свистом.
– Ты сегодня принарядилась.
Его слова остры как бритва, они предназначены для того, чтобы резать.
Я знала, что его пещерной натуре это не понравится, и я сделала это нарочно.
Потому что лучший способ победить Эйдена – это играть в его игры. Раньше я думала, что я выше этого, но это делало из меня пешку, которую он может использовать и убить любым способом, который выберет.
Стальная кровь течет в моих жилах. Я была рождена не для того, чтобы меня топтали.
Я хмурю брови. Откуда взялась эта мысль?
Пока я теряюсь в своих размышлениях, Эйден проводит пальцем по моей груди и вниз по животу. Он не дразнит. Нет. Его прикосновение зловещее.
– Что ты пыталась доказать, сладкая?
Очевидно, он не ожидает ответа, так как крепко зажимает мне рот ладонью.
Как если бы он не хотел слышать мой голос.
Мои ногти впиваются в ладони, пока его рука опускается все ниже. Мои легкие горят, и я понимаю, что задержала дыхание.
Без предупреждения Эйден задирает мое платье выше талии и грубо просовывает руку мне между ног.
Я сжимаю бедра вместе, но он раздвигает их, заставляя меня хныкать.
– Ты нарядилась для него, а?
Я встречаю его пристальный взгляд в темноте. Он – тень, и было бы ложью, если бы я сказала, что он меня не пугает, но я ни за что на свете не позволю ему наступать на меня.
Сила никогда бы с ним не сработала, но у меня есть другое оружие.
Я медленно киваю. Несколько раз. Он задал этот вопрос не для того, чтобы получить ответ, но я все равно дам его ему.
Да, я нарядилась для него.
Я никогда не наряжалась для Эйдена, но я нарядилась для Нокса.
Для Эйдена это равносильно «пошел ты».
Он может заставить меня.
Он может показать мне свои худшие стороны, но он не может контролировать мои чувства.
Или, по крайней мере, те чувства, которые я показываю.
Потому что в глубине души та проклятая часть, которая втянула меня во всю эту чертову неразбериху, все еще жаждет его прикосновений.
Его дикого собственничества.
Его неконтролируемого безумия.
Его пальцев на моей промежности.
Я вздрагиваю, изо всех сил стараясь не поддаться этому ощущению.
Не попасться в его темную глубокую нору.
Потому что знаете, в чем фишка Эйдена?
Он притягивает тебя, и не успеешь оглянуться, как выхода уже нет.
Не успеешь оглянуться, как почувствуешь себя посмешищем.
Как пешка, выбывшая из игры.
Он стягивает с меня шорты, и я вскрикиваю, уткнувшись в его руку, дергая ногами в беспомощной попытке оттолкнуть его.
Он засовывает палец внутрь меня, и я закрываю глаза от знакомого ощущения.
– Хм, ты сегодня не мокрая. – Он добавляет еще один палец, словно наказывая. – Почему ты не такая мокрая, как обычно, сладкая? Ты обижена?
Я смотрю на него снизу вверх со всей злобой, которая есть у меня внутри.
– Я же говорил тебе, – шепчет он леденящим душу голосом. – Ты первая сделала мне больно.
Он проводит большим пальцем по моему клитору, и жаждущий звук вырывается из моего горла.
– Может быть, стоит напомнить, кому ты принадлежишь, а? Ты выглядишь так, словно нуждаешься в напоминании.
Он скользит пальцами внутри меня и щелкает по клитору снова и снова.
И конец.
Мои глаза закатываются к затылку. Спина выгибается дугой, прижимаясь к кровати, отчего веревки еще глубже впиваются в мои запястья.
Я хочу убежать, спрятаться и никогда не возвращаться.
Но мое тело не осознает необходимости выживания.
Оно даже не пытается увидеть опасность, которую представляет собой Эйден. Я все еще очарована его прикосновениями, тем, что он знает, на какие кнопки нажимать в моем теле. Тем, как он манипулирует мной, словно я марионетка.
Потому что это все, чем я когда-либо была для него.
Пока я падала и вела себя как идиотка, он играл мной, как марионеткой.
Пешкой на своей доске.
Маленькая незначительная пешка.
Он толкает пальцы внутрь меня сильнее и быстрее. Жестокость движений и мои хаотичные чувства вырывают из моего горла всхлип.
Он как будто наказывает меня. Заставляет подчиниться его воле, используя мое тело.
И я действительно падаю.
Удовольствию не требуется много времени, чтобы накрыть меня с головой.
Низ моего живота сжимается. Моя спина отталкивается от кровати только для того, чтобы веревки потянули меня вниз.
Мои ногти впиваются в ладони с такой силой, что я уверена, у меня пойдет кровь.
Я кончаю со всхлипом, моя грудь вздымается так, словно у меня вот-вот случится сердечный приступ.
Я даже не замечаю, когда он убирает руку с моего рта.
– Вот и все, – бормочет он возле уголка моих губ. – Сломайся для меня, сладкая.
Я ломаюсь.
Я просто делаю это.
Слезы текут по моим щекам, а мое сердце болит так сильно, что я не могу ни дышать, ни говорить.
Эйден наклоняется и, как в тот первый день в старшей школе, проводит языком по моей щеке, слизывая слезы.
Он с наслаждением пробует их на вкус, прежде чем облизать мою нижнюю губу и впиться в нее зубами.
– Хорошая девочка.
Я сбиваю белую королеву черным королем.
Хм…
Приятно сбивать королев.
Я поднимаю ее, позволяю гордо постоять посередине доски какое-то время, а затем снова сбиваю.
Это уже не так приятно, как в первый раз.
Вот как чувствуют себя наркоманы. Воссоздать первый кайф почти невозможно, но они все равно продолжают гоняться за ним.
Мне следовало знать, что лучше не гнаться за воображаемым кайфом.
В гостиной загорается свет, и я моргаю.
Джонатан останавливается у входа. На нем черные брюки и рубашка на пуговицах. В руке кружка с кофе. Он, наверное, будет работать всю ночь. Я удивлен, что он не остался в офисе своей компании.
Его глаза прищуриваются, когда он смотрит на меня.
Ему не нравится, когда я сижу в темноте. Обычно я избегаю будить его сигнальными красными лампами, но…
Сегодня мне на это плевать.
Я только что оставил Эльзу в постели после того, как довел до оргазма.
Развязал ей руки и ушел, так и не вытрахав остатки здравого смысла.
Не потому, что я хотел остановиться. Черт возьми, нет. Потому что я знал, что выведу ее из себя еще больше, чем уже смог.
Я бы толкнул ее на путь, откуда нет возврата.
Она была прямо там, связанная и распростертая передо мной. Она смотрела на меня со слезами, гневом и страхом в глазах, и мне потребовалось все мое самообладание, чтобы уйти.
Потому что в тот момент я хотел заставить ее плакать еще сильнее.
Сделать еще больнее.
Сломать еще сильнее.
Я говорю себе, что на самом деле не хочу причинять ей боль. Что в глубине души Эльза особенная.
Но чем сильнее она въедается мне в душу, тем настойчивее я становлюсь в своем стремлении погубить ее.
С тех пор как я покинул ее комнату, я «выпускал пар» – это слова Джонатана, а не мои, – тренируясь и играя в шахматы. Мне пришлось сдержаться, чтобы не забраться обратно в ее комнату и не показать ей истинную черноту внутри меня.
Она думает, что знает.
Она думает, что имеет представление о том, кто я такой.
Правда в том, что она такая чертовски невежественная, что я бы пожалел ее, если бы знал, как жалеть людей.
Эльза Стил не увидит меня по-настоящему, пока правда не ударит ее в лицо.
– Хочешь поиграть? – Джонатан указывает на доску.
Сейчас четыре часа утра.
Джонатан пытается списать свой недосып на то, что он трудоголик.
Подняв плечо, я переставляю доску так, чтобы кусочки черного стекла оказались передо мной. Джонатан всегда играет белыми, потому что он помешан на контроле и любит делать первый ход.
Он выдвигает свою первую пешку вперед.
– Почему ты не спишь?
– Думал об Алисии, – говорю я с притворной заботой.
– Прекрати, Эйден. – Он щиплет себя за переносицу.
– Что прекратить?
– Ты не думал об Алисии.
– Я пытался вспомнить, как выглядела Алисия. Она становится размытым пятном.
– Это потому, что она мертва уже десять лет. – Он выдвигает вперед еще одну пешку.
Он живет верой в то, что король не может править, не пожертвовав несколькими пешками – или всеми.
Я внимательно наблюдаю за ним. Он говорит о своей умершей жене, но не проявляет никаких эмоций.
Не то чтобы он часто это делал.
Я не помню, когда в последний раз видел, как Джонатан улыбается. Ухмылки во время шоу ради бизнеса не в счет.
Он не проявляет эмоций. Даже когда говорит об Алисии.
Как будто она доставляет неудобства.
Будто она ничто.
Но стал бы он затевать все это, если бы ему действительно было все равно?
Я склоняю голову набок.
Идея пойти против Джонатана волновала меня раньше.
Теперь это досадная помеха.
Теперь это опасность.
– Где ты был сегодня вечером? – спрашивает он низким тенором.
Я толкаю своего коня вперед.
– Гулял.
– С Эльзой?
Мой левый глаз дергается при звуке ее имени, слетающего с его губ, но я быстро беру себя в руки.
– Не совсем.
– Мне все равно, что ты с ней делаешь, пока ты помнишь, ради чего все это.
– Да, сэр, – говорю я скучающе.
– Сильвер упоминала, что ты становишься слишком милым.
– Куинс упоминает много дерьма. – Я смотрю на него глазами, настолько похожими на его, что это немного пугает. – Ты хочешь, чтобы я напомнил тебе, что твоя небольшая беседа с ней на днях, когда Эльза была в пределах слышимости, разрушает мой план?
Он сбивает моего коня с ног и приподнимает бровь.
– Ты имеешь в виду наш план?
– Это разрушает все планы. Она больше не будет мне доверять.
– Если кто-то и может убедить ее в обратном, то это ты. – Он держит фигуру королевы между указательным и средним пальцами. – Ты сделал это в первый раз, не так ли?
– Эльза – не простая пешка.
– Пешка есть пешка. – Используя королеву, он сбивает моего слона с ног и угрожает как моей ладье, так и королю. – Если ты не можешь с этим справиться, это сделаю я.
Внешне я опираюсь на свою ладонь, выглядя скучающим. Внутри же из ниоткуда вспыхивает огонь.
Требуется вся моя выдержка, чтобы не позволить пламени подняться на поверхность и разрушить все к чертовой матери.
Джонатан не сталкивал Эльзу в бассейн. Я знаю это, потому что он не хочет ее смерти.
Пока нет.
Согласно камере наблюдения на автостоянке, Куинс уехала, не вернувшись в школу, так что она тоже отметается.
Не то чтобы она могла сделать что-то настолько глупое.
Разговор с уборщиком был неутешительным.
Он видел только девушку, заходившую в бассейн – Эльзу. Что оставляет у данного инцидента только два возможных варианта.
Преступник уже ждал ее у бассейна.
Или она прыгнула сама.
Я надеюсь, черт возьми, что это не второй вариант.
– Ты дал слово, что позволишь мне разобраться с этим, – говорю я Джонатану нейтральным тоном.
Он умеет отвечать за свои слова, и я специально бью его по тому месту, в котором он не хочет критики.
– Только если я увижу результаты. Если нет, то все будет по-моему. – Он снова берет свою королеву и на этот раз загоняет меня в угол, не оставляя выхода. – Ты рассеян, Кинг. Шах и мат.
Блять.
– Я не даю второго шанса. – Он встает и свирепо смотрит на меня сверху вниз. – Постарайся уснуть.
В тот момент, когда он исчезает в коридоре, я сбиваю все шахматные фигуры на доске.
Будет по-моему или как сказал Джонатан.
Эльза теперь по-настоящему в дерьме.
Быть моей – это больше не выбор и не игра.
Это ее единственная надежда на выживание.