Прохладный весенний ветер щекотал Перрину лицо. Такой легкий ветер должен пахнуть цветочной пыльцой и холодной утренней росой, свежей почвой, из которой пробиваются и тянутся к свету молодые ростки, он должен пахнуть новой жизнью и обретшей новое рождение землей.
Этот же ветер принес лишь запахи крови и смерти.
Перрин повернулся к ветру спиной, опустился на колени и принялся осматривать колеса. Повозка, сделанная из гикори, потемневшего от времени, была крепкой и с виду в хорошем состоянии, но Перрин усвоил, что надо быть начеку, когда имеешь дело с чем-то из Малдена. Хотя Шайдо с презрением относились к лошадям, но использовать фургоны и волов не отказывались, однако они – как и все айильцы – предпочитали отправляться в путь налегке. О телегах и фургонах они заботились плохо, и в ходе своего осмотра Перрин обнаружил немало изъянов и незаметных на первый взгляд повреждений.
– Следующий! – выкрикнул он, проверяя втулку первого колеса. Реплика адресовалась ждущей неподалеку толпе – все эти люди хотели поговорить с ним.
– Милорд, – голос был низкий и неприятный, напоминающий звук, который раздается, если одной деревяшкой потереть о другую. Герард Арганда, первый капитан Гэалдана. Исходивший от него запах заставлял вспомнить хорошо смазанные маслом доспехи, – вынужден напомнить, что нам необходимо отправляться в путь. Позвольте мне выехать вперед вместе с ее величеством.
Ее величеством Арганда именовал Аллиандре, королеву Гэалдана. Перрин продолжал осматривать колесо. Плотницкое ремесло было ему не так знакомо, как кузнечное, но его отец научил всех своих сыновей разбираться в повозках. Лучше обнаружить неприятность заранее и вовремя исправить поломку, чем застрять потом на полпути. Перрин провел ладонью по гладкой коричневой древесине. Волокна дерева были хорошо различимы, и умелые пальцы быстро проверили, нет ли трещин. На вид все четыре колеса были в порядке.
– Милорд? – напомнил о себе Арганда.
– Мы выступим все вместе, – сказал Перрин. – Таков мой приказ, Арганда. Я не хочу, чтобы беженцы решили, будто мы их бросаем.
Беженцы. Больше сотни тысяч людей, которым нужна помощь. Сотня тысяч! О Свет, да их намного больше, чем живет во всем Двуречье! И Перрин отвечал за то, чтобы накормить каждого из них. Фургоны. Многие люди не понимают, как важен надежный фургон. Он лег на спину, собираясь осмотреть оси, и это дало ему возможность увидеть хмурое небо, отчасти закрытое тянувшимся рядом участком городской стены Малдена.
Для дальнего севера Алтары Малден был крупным городом. Он представлял собой больше крепость, чем город, с высокими стенами и башнями. Два дня назад окрестности города служили пристанищем для Шайдо Айил, но теперь их тут не было – многие погибли, другие бежали, а захваченные ими пленники освобождены соединенными силами Перрина и шончан.
От Шайдо ему остались лишь витавший в воздухе запах крови и сотня тысяч беженцев, нуждающихся в заботе. Перрин был рад, что сумел вернуть им свободу, но, освобождая Малден, он преследовал другую цель – спасение Фэйли.
К расположению отрядов Перрина приближалось еще одно войско айильцев, но они замедлились, потом разбили лагерь и больше уже не торопились к Малдену. Возможно, бежавшие с поля боя Шайдо предупредили о том, что впереди большая армия, разбившая их, несмотря на женщин, обладающих способностью направлять Силу. Кажется, это новое войско имело не больше желания связываться с Перрином, чем он с ними.
Это давало ему время. Пусть и немного.
Арганда по-прежнему смотрел на Перрина. На капитане блестела начищенная кираса, свой шлем с узкой прорезью в забрале он держал под мышкой. Коренастый мужчина не принадлежал к числу спесивых и заносчивых офицеров, он был простолюдином, дослужившимся до высокого ранга с самых низов. Он хорошо сражался и исполнял данные ему приказы. Обычно.
– Я не передумаю, Арганда, – сказал Перрин, подтягиваясь на руках по влажной земле и глубже залезая под повозку.
– Можем мы хотя бы воспользоваться переходными вратами? – спросил Арганда, тоже опускаясь на колени. Наклонившись и заглядывая под фургон, он едва не касался земли коротко стриженными седеющими волосами.
– Аша’маны истощены почти до смерти, – отрезал Перрин. – Ты это знаешь.
– Они слишком устали для того, чтобы открыть большие врата, – сказал Арганда, – но, возможно, сумеют отправить небольшую группу. Моя госпожа так устала после плена! Вы же не хотите, чтобы она шла пешком вместе со всеми!
– Беженцы тоже устали, – сказал Перрин. – Аллиандре может ехать на лошади, но отправится в одно время с нами. Да ниспошлет Свет, чтобы это случилось поскорее.
Арганда вздохнул, но кивнул и поднялся, а Перрин продолжал ощупывать ось. Он мог определять напряжение дерева и на глаз, но предпочитал убедиться с помощью пальцев. На ощупь – оно надежнее. Там, где дерево ослабело, всегда будет скол или трещинка, и можно определить, что оно скоро сломается. Дерево было простым и предсказуемым.
В отличие от людей. В отличие от него самого.
Перрин заскрежетал зубами. Он не хотел думать об этом. Ему нужно продолжать работать, делать что угодно, лишь бы отвлечься. Он любил работу. А в последнее время для этого у него было мало возможностей.
– Следующий! – сказал он, и голос гулко отразился от днища фургона.
– Милорд, мы должны атаковать! – громогласно объявил голос откуда-то сзади.
Перрин уронил голову на изрядно примятую траву и закрыл глаза. Бертайн Галленне, лорд-капитан Крылатой гвардии, занимал в Майене то же положение, что Арганда в Гэалдане. Не считая этого единственного сходства, два военачальника были настолько разными, насколько люди вообще могут отличаться друг от друга. Из-под фургона Перрин видел лишь большие, превосходно сшитые сапоги Бертайна, украшенные пряжками в виде ястребов.
– Милорд! – продолжил Бертайн. – Атака отважной Крылатой гвардии рассеет этот айильский сброд, я уверен в этом. Мы же легко справились с айильцами в городе!
– Тогда с нами были шончан, – заметил Перрин, закончив осмотр задней оси и ползком перебираясь к передней. На нем была его старая, вся в пятнах, куртка. Фэйли бы его отругала. Он должен выглядеть, как то подобает лорду. Но неужели она считает, будто он наденет дорогую одежду, если собирается целый час лежать на грязной траве, разглядывая днища фургонов?
Начать с того, что Фэйли вообще бы не захотела, чтобы он лежал на грязной траве. Положив ладонь на переднюю ось, Перрин задумался, припоминая ее черные, как вороново крыло, волосы и характерный салдэйский нос. Она была воплощением его любви. Она была для него всем.
Перрин добился своей цели – он спас ее. Так почему же у него на душе почти так же тягостно, как раньше? Он должен радоваться, должен испытывать восторг и облегчение. Пока Фэйли была в плену, он места себе не находил. Но и теперь, когда она в безопасности, по-прежнему казалось, что все не так, как надо. Но почему? Он не мог объяснить почему.
О Свет! Почему ничто не идет так, как должно? Перрин потянулся было рукой к карману, чтобы потрогать шнурок с узелками, который когда-то там носил. Но он уже выбросил его. «Прекрати! – велел он себе. – Она вернулась. Мы снова можем жить, как раньше. Разве нет?»
– Да, верно, – продолжал Бертайн, – полагаю, отсутствие шончан осложнит атаку. Но та группа айильцев, что разбила свой лагерь, меньше воинства, которое мы уже разгромили. А если вы беспокоитесь, то можете послать гонца к той шончанке-военачальнице и вернуть ее. Наверняка она не откажется вновь сразиться рядом с нами!
Перрин заставил себя вернуться в настоящее. Размышлять о собственных проблемах сейчас неуместно; в данный момент главное – подготовить к дороге эти фургоны. Передняя ось была в порядке. Перрин перевернулся и ногами вперед выполз из-под фургона.
Бертайн был среднего роста, хотя плюмаж из трех перьев на шлеме делал его выше. Одну глазницу майенца закрывала красная повязка – Перрин не знал, где Галленне потерял глаз, – а его доспехи сияли. Он выглядел возбужденным, словно принял молчание Перрина за согласие на атаку.
Перрин встал, отряхивая коричневые штаны из грубой ткани.
– Мы уходим, – сказал он и поднял руку, пресекая возможные возражения. – Мы победили здесь несколько септов, но айильцы были опоены вилочником, и на нашей стороне были дамани. Мы устали, изранены, и мы вернули Фэйли. Больше нет причин сражаться. Нам не нужен бой.
На лице Бертайна явственно читалось неудовольствие, но он кивнул и развернулся. Тяжело шагая по грязи, майенец направился обратно к своим воинам, седлавшим лошадей. Перрин поглядел на сгрудившуюся возле фургона кучку людей, желавших поговорить с ним. Когда-то подобное раздражало Перрина. Это казалось бесполезной работой, так как многие из просителей знали заранее, каким будет его ответ.
Но им нужно было услышать ответы от него, и Перрин начал понимать важность этого. Кроме того, их вопросы помогали ему забыть то странное напряжение, которое не оставляло его после спасения Фэйли.
Перрин направился к следующему фургону, люди двинулись за ним. В длинной веренице каравана было не меньше полусотни повозок. Первые были нагружены спасенным горожанами имуществом из Малдена; на тех, что в середине, еще шла погрузка, и Перрину оставалось осмотреть только два фургона. Ему хотелось до заката оказаться подальше от Малдена. Возможно, вдали отсюда он почувствует себя в безопасности.
Если только этим новым Шайдо не вздумается преследовать его из мести. С такой толпой, которую Перрину нужно увести с собой, его и слепой способен выследить.
Солнце, размытой кляксой светившее за пеленой облаков, клонилось к горизонту. О Свет, ну и задача – разобраться со всей неразберихой и организовать беженцев и солдат из разных лагерей. И кто-то еще говорит, что обратная дорога легче!
Лагерь Шайдо был полностью разорен. Многие из брошенных палаток его люди обшарили, разобрали и свернули. Теперь о том, что возле города был разбит айильский лагерь, говорили лишь истоптанная трава, грязь и разбросанный по размякшей земле мусор. Шайдо, будучи айильцами, предпочли поставить свой лагерь за стенами города, а не внутри их. Странный народ, вне всяких сомнений. Кто же отказывается от хорошей постели, не говоря о более выгодной с военной точки зрения позиции, оставшись жить в палатках в чистом поле?
Но Айил к городам относились с презрением. Бóльшая часть зданий Малдена была сожжена еще при первой атаке Шайдо или разграблена в поисках ценностей. Двери были выбиты, окна разбиты, вещи разбросаны по улицам и втоптаны в грязь ногами гай’шайн, которые неустанно носили из города воду.
Точно муравьи, вокруг по-прежнему суетливо сновали люди; миновав городские ворота, они разбегались по бывшему лагерю Шайдо, хватая все, что можно увезти. Фургоны придется бросить, если решено будет прибегнуть к Перемещению, – Грейди не мог создавать переходные врата достаточно большими, чтобы через них прошел фургон, – но до тех пор повозки будут немалым подспорьем. Отыскалось также много волов, и кто-то наверняка сейчас проверяет их, дабы удостовериться, что животные способны тащить фургоны. Жаль, что многие лошади, выпущенные Шайдо из городских конюшен, разбежались. Что ж, приходится довольствоваться тем, что есть.
Перрин приступил к осмотру очередного фургона, в который будут впряжены волы, и начал с длинного дышла.
– Следующий! – окликнул он.
– Милорд, – раздался скрипучий голос, – думаю, следующий – я.
Перрин взглянул на говорившего: Себбан Балвер, его секретарь. Сухое узкое лицо и вечная сутулость придавали человечку сходство с усевшимся на скале стервятником. Хотя куртка и штаны на нем были чистые, Перрину казалось, что от Балвера при каждом его шаге поднимаются облачка пыли. От него даже пахло пылью, как от старой книги.
– Балвер, – промолвил Перрин, пробегая пальцами по оглобле, а затем проверяя на ощупь ремни упряжи, – я думал, ты разговариваешь с пленниками.
– Действительно, я был там занят своей работой, – сказал Балвер. – Однако меня стало мучить любопытство. Вы разрешили шончан забрать всех пленниц из Шайдо, способных направлять Силу?
Перрин через плечо бросил взгляд на пахнущего пылью секретаря. Хранительницы Мудрости, которые могли направлять Силу, были одурманены настоем из корня вилочника, и их, по-прежнему остававшихся в беспамятстве, передали на милость шончан. Такое решение пришлось не по душе айильским союзникам Перрина, но он не мог оставить способных направлять женщин на свободе, чтобы они потом стали мстить ему.
– Не вижу, зачем они мне, – сказал он Балверу.
– Ну как же, милорд, от них можно узнать много важного. К примеру, то, что многие Шайдо, по-видимому, стыдятся поведения своего клана. Сами Хранительницы Мудрости не в ладах друг с другом. К тому же они имели дело с некоторыми весьма любопытными личностями, которые предлагали им предметы силы, относящиеся к Эпохе легенд. И кто бы то ни был, они умеют создавать переходные врата.
– Отрекшиеся, – пожал плечами Перрин, опускаясь на колено, чтобы проверить правое переднее колесо. – Сомневаюсь, что мы сумеем их опознать. Скорее всего, они маскируются.
Краем глаза он заметил, как при его словах Балвер поджал губы.
– Ты считаешь иначе? – спросил Перрин.
– Нет, милорд, – сказал секретарь. – Но «предметы», которые получили Шайдо, на мой взгляд, очень подозрительны. Айильцев обманули, хотя с какой целью, я пока понять не могу. Но если бы у нас было больше времени на то, чтобы обыскать город…
О Свет! Ну почему каждый человек в лагере просит его о том, что заведомо не может получить? Перрин лег на землю, осматривая заднюю сторону втулки колеса. Что-то в ней ему не нравилось.
– Балвер, мы уже знаем, что нам противостоят Отрекшиеся. Они не станут встречать Ранда с распростертыми объятиями, чтобы тот снова заточил их в узилище или что он там собирается сделать.
Проклятый цветной вихрь! Опять он принес видение Ранда. Перрин отогнал эти образы прочь. Всегда, когда он вспоминал о Ранде или Мэте, перед его мысленным взором возникали эти видения.
– В любом случае, – продолжал Перрин, – не пойму, чего ты от меня хочешь. Мы уводим Шайдо-гай’шайн с собой. Девы захватили их немало. Можешь их допрашивать. Но отсюда мы уходим.
– Да, милорд, – сказал Балвер. – Мне просто жаль, что мы упустили этих Хранительниц Мудрости. Мой опыт говорит о том, что среди Айил они обладают наибольшим… пониманием.
– Их требовали шончан, – сказал Перрин. – И получили их. Я не позволю Эдарре угрожать мне из-за этого – что сделано, то сделано. Чего ты хочешь от меня, Балвер?
– Наверное, стоило бы отправить послание, – предложил Балвер, – чтобы Хранительницам Мудрости, когда они очнутся, задали кое-какие вопросы. Я… – Он умолк и, нагнувшись, посмотрел на Перрина. – Милорд, это несколько отвлекает. Разве нельзя было найти кого-то другого для осмотра фургонов?
– Остальные или слишком устали, или слишком заняты, – сказал Перрин. – Мне нужно, чтобы беженцы дожидались в лагерях, пока мы не отдадим приказ выступать. А большинство солдат прочесывают город в поисках съестных припасов – нам пригодится любая лишняя горсть зерна. Половина запасов все равно испорчена. В этих поисках я им помочь не могу, потому что должен быть там, где меня могут найти люди.
Как это ни злило его, Перрин вынужден был так поступить.
– Конечно, милорд, вы должны быть там, где вас можно найти, – произнес Балвер. – Но разумеется, вам при этом вовсе незачем ползать под фургонами.
– Я могу чем-то заниматься и в то же время с людьми разговаривать, – сказал Перрин. – Мои руки вам не нужны, нужна только моя голова. И эта голова велит тебе забыть об айильцах.
– Но…
– Больше я ничего не могу сделать, Балвер, – твердо сказал Перрин, глядя на секретаря снизу вверх сквозь спицы колеса. – Мы отправляемся на север. Хватит с меня Шайдо. Чтоб им всем сгореть, но мне нет до них дела.
Балвер снова поджал губы, и от него чуть пахнуло досадой.
– Разумеется, милорд, – сказал он, быстро поклонившись. И затем секретарь удалился.
Перрин, извиваясь, как змея, выполз из-под повозки и встал, кивком подзывая к себе молодую женщину в грязном платье и стоптанных туфлях, которая стояла сбоку от вереницы фургонов.
– Сбегай за Линконом, – велел ей Перрин. – Скажи ему, чтоб взглянул на эту втулку. Думаю, крепление разболталось и проклятая штуковина вот-вот отвалится.
Молодая женщина кивнула и убежала. Линкон был мастером-плотником и, на свою беду, отправился навещать родственников в Кайриэне, когда напали Шайдо. Воля его была практически сломлена. Возможно, именно ему стоило заниматься повозками, но, видя его затравленный взгляд, Перрин сомневался, что тот способен как следует все проверить. Хотя, если показать ему пальцем на то, что требовало починки, Линкон неплохо справлялся с порученным делом.
Да и по правде говоря, пока Перрин сам работал, он чувствовал, что делает нечто полезное, что-то нужное. Не думая о других проблемах. Фургоны починить легко. Фургоны – это ведь не то что люди. Совсем не то.
Перрин повернулся, оглядывая пустой лагерь – черные пятна кострищ и разбросанное тряпье. В город возвращалась Фэйли: она отправляла на разведку местности небольшую группу своих последователей. Она была поразительна. Прекрасна. Эта красота была не только во внешности или в гибкой фигуре, но и в том, с какой легкостью она командовала людьми, с какой быстротой понимала, что надо делать. Фэйли обладала тем даром, какого никогда не имел Перрин.
Он не был глуп – просто он любил все обдумывать, а вот с людьми, в отличие от Мэта или Ранда, никогда общаться особо не умел. Фэйли показала, что ему необязательно уметь ладить с людьми, даже с женщинами; достаточно, что есть один человек, который его понимает. Ему не надо уметь разговаривать со всеми – до тех пор, пока он может разговаривать с ней.
Но сейчас Перрин не мог найти слов. Его тревожило, что произошло с ней в плену, но значения это уже не имело. Он злился из-за того, что ей пришлось пережить, но ни в чем ее вины не было. Чтобы выжить, пойти можно на многое. Он уважал ее силу.
«О Свет! – подумал Перрин. – Опять я размышлять стал! Надо работать дальше».
– Следующий! – прорычал он, наклоняясь и продолжая осматривать фургон.
– Если б я видел только твое лицо, парень, и ничего больше, – раздался добродушный голос, – то решил бы, что мы проиграли эту битву.
Удивленный, Перрин повернулся. Он и не знал, что среди тех, кто хотел с ним поговорить, был Тэм ал’Тор. Толпа поредела, но в ней еще оставались гонцы и слуги. Позади, в ожидании опершись на боевой посох, стоял рослый и крепкий пастух, чьи волосы высеребрила седина. Перрин еще помнил времена, когда они были черны как смоль. Тогда Перрин был совсем еще мальчишкой, не знавшим жара кузнечного горна и не державшим молота в руках.
Рука Перрина потянулась к молоту, висевшему на поясе. Он предпочел молот топору. Решение было верное, но в битве за Малден он все равно утратил контроль над собой. Быть может, именно это беспокоило его?
Или то, насколько ему нравилось убивать?
– Что тебе нужно, Тэм? – спросил Перрин.
– Я лишь хочу доложить, милорд, – сказал Тэм. – Двуреченцы готовы к маршу, каждый несет за спиной по две палатки, на всякий случай. Городскую воду из-за корня вилочника мы использовать не можем, поэтому я отправил нескольких парней наполнить бочки из акведука. Обратно мы могли бы привезти их на фургоне.
– Отлично, – сказал Перрин, улыбнувшись. Наконец хоть кто-то сделал то, что нужно, не заручившись сначала его разрешением. – Скажи двуреченцам, что я хочу отправить их домой как можно скорее. Пусть только Грейди и Неалд наберутся сил, чтобы создать переходные врата. Хотя, наверное, придется немного подождать.
– Мы благодарны за это, милорд, – сказал Тэм. Чувствовалось, что ему непривычно было использовать этот титул. – Могу ли я побеседовать с тобой наедине?
Перрин кивнул, заметив, что к фургону, хромая, приближается Линкон. Вместе с Тэмом Перрин двинулся подальше от стражи и маленькой толпы просителей, отойдя в тень стены Малдена. Основания массивных каменных блоков обросли зеленым мхом. Странно, но мох был гораздо ярче, чем истоптанная грязная трава под ногами. Казалось, этой весной не было никакой зелени, кроме мха.
– В чем дело, Тэм? – спросил Перрин, когда они оказались достаточно далеко.
Тэм потер ладонью щеку с пробивавшейся седой щетиной. В последние дни Перрин никому не давал продыха, и на бритье времени не оставалось. Одет Тэм был в простую синюю шерстяную куртку, и плотная ткань, скорее всего, неплохо спасала от ветра с гор.
– Парни спрашивают, Перрин. – Когда они остались одни, речь Тэма стала менее формальной. – Ты всерьез говорил о том, что отказываешься от Манетерен?
– Да, – сказал Перрин. – От этого знамени, как только оно появилось, одни неприятности. Шончан, да и все прочие, пусть тоже знают. Никакой я не король.
– А как же королева, которая принесла тебе вассальную клятву?
Перрин, подбирая слова для ответа, задумался над сказанным Тэмом. Когда-то его считали тугодумом. Теперь люди называли его задумчивость признаком острого ума и изобретательности. И все благодаря вычурному титулу перед именем!
– Думаю, ты поступил правильно, – вдруг произнес Тэм. – Назвав во всеуслышание Двуречье древним именем Манетерен, ты испортил бы отношения не только с шончан, но и с самой королевой Андора. Они могли бы решить, что ты хочешь большего, а не только одно Двуречье. Что, наверное, ты намерен завоевать все те земли, которыми некогда владела Манетерен.
Перрин замотал головой:
– Не хочу я ничего завоевывать, Тэм! О Свет! И вообще я не думаю владеть никакими землями, которые мне приписывают люди. Чем скорее Илэйн взойдет на трон и пришлет в Двуречье настоящего правителя, тем лучше. Можно будет покончить с этим «лордом Перрином» и вернуться к нормальной жизни.
– А королева Аллиандре? – спросил Тэм.
– Она может поклясться в верности Илэйн, – упрямо сказал Перрин. – Или, может быть, дать клятву самому Ранду. Ему, похоже, нравится собирать королевства. Все равно что ребенок, играющий в кубики.
От Тэма исходил запах беспокойства. Какой-то тревоги. Перрин отвернулся. Ну почему, почему все так сложно? Должно же быть проще.
– Ну что еще?
– Просто я подумал, что ты уже привык к этому, – заметил Тэм.
– Ничего не изменилось. Все так же, как было до того, как похитили Фэйли, – сказал Перрин. – И то знамя с волчьей головой мне по-прежнему не нравится. Вот думаю, не пора ли и его тоже убрать подальше.
– Люди верят в это знамя, Перрин, – негромко сказал Тэм. Он был человеком добродушным и спокойным, но тихий уверенный голос заставлял других слушать его. А говорил Тэм обычно разумные вещи. – Парень, я отвел тебя в сторонку, чтобы предупредить. Если дашь ребятам возможность вернуться в Двуречье, кто-то и вернется. Но не все. Я слышал, как многие клялись, что пойдут за тобой к Шайол Гул. Они знают, что близится Последняя битва – а кто не видел всех этих знамений? Они не хотят оставаться в стороне. – Тэм помолчал. – Да и я, пожалуй, тоже не хочу. – Теперь от него пахло решимостью.
– Посмотрим, – сказал Перрин, хмурясь. – Посмотрим.
Он отослал Тэма, дав распоряжение взять повозку и привезти бочки с водой. Солдаты его послушают; Тэм был при Перрине первым капитаном, хотя самому Перрину казалось, что должно быть наоборот. Он мало знал о прошлом Тэма, но много-много лет назад тот сражался в Айильской войне и меч в руках держать научился задолго до того, как Перрин появился на свет. А теперь он подчинялся Перрину.
Они все ему подчинялись. И хотели выслушивать от него приказы и в дальнейшем! Неужели они не поняли? Перрин не стал возвращаться к просителям, а остался в тени, прислонившись спиной к стене.
Теперь он вдруг осознал, чтó было одной из причин его беспокойства. Вот что его тревожило, хотя и не только это. Даже теперь, когда Фэйли вновь была с ним.
В последнее время он не был хорошим лидером. Коли на то пошло, он никогда и не был в этом отношении образцом для подражания, даже когда его направляла Фэйли. Но без нее все стало хуже. Намного хуже. Он игнорировал приказы Ранда, отметал все, лишь бы вернуть Фэйли.
А как еще должен поступать мужчина? Его жену похитили!
Он спас ее. Но бросил всех остальных. И многие из-за него погибли. Хорошие люди. Люди, которые ему доверяли.
Стоя в тени стены, Перрин вспомнил, как всего лишь день назад его соратник пал от айильских стрел, а душа его была отравлена Масимой. Айрам был Перрину другом, одним из тех, кого Перрин бросил в своем стремлении спасти Фэйли. Айрам заслуживал лучшей участи.
«Я не должен был допустить то, что этот Лудильщик взял в руки меч», – с горечью подумал Перрин, но сейчас разбираться с этой проблемой он не хотел. Просто не мог. Слишком много неотложных дел. Он двинулся прочь от городской стены, направившись к последнему в караване фургону.
– Следующий! – гаркнул Перрин, вновь принимаясь за дело.
Вперед шагнула Аравин Карнел. Женщина из Амадиции больше не носила облачение гай’шайн; теперь на ней было простое, светло-зеленое платье, не слишком чистое и явно доставшееся ей из тех вещей, что уцелели в Малдене после Шайдо. Несмотря на природную полноту, ее лицо за время, проведенное в плену, заметно осунулось. Амадицийка была полна решимости. Ей удивительно хорошо удавалось организовывать людей, и Перрин подозревал, что она была знатного происхождения. Это чувствовалось и в исходившем от нее запахе – уверенность в себе, привычка распоряжаться другими. Удивительно, как эти качества она сохранила за время плена.
Опустившись на колени, чтобы осмотреть первое колесо, он подумал, как все же странно, что во главе беженцев Фэйли поставила именно Аравин. Почему она не выбрала кого-то из Ча Фэйли? Порой эти молодые щеголи раздражали, но при этом выказывали поразительные способности.
– Милорд, – промолвила Аравин; отработанный реверанс служил еще одним свидетельством ее происхождения. – Я закончила подготовку людей к отъезду.
– Так быстро? – спросил Перрин, поднимая на нее взгляд от колеса.
– Оказалось не так сложно, как мы предполагали, милорд. Я велела им разделиться по странам, затем по городам, откуда они родом. Как и следовало ожидать, большинство – из Кайриэна, потом идет Алтара, затем – Амадиция, людей из других городов совсем немного. Сколько-то доманийцев, несколько тарабонцев, есть еще тайренцы и жители Пограничных земель.
– Сколько из них в состоянии выдержать день или два пешего перехода?
– Большинство, милорд, – сказала она. – Когда Шайдо захватили город, то изгнали больных и старых. Местный люд привычен к тяжелому труду. Они истощены, милорд, но никому не хочется сидеть тут, дожидаясь тех Шайдо, которые встали лагерем менее чем в половине дневного перехода отсюда.
– Хорошо, – сказал Перрин. – Пусть выступают немедленно.
– Немедленно? – удивленно переспросила Аравин.
Он кивнул:
– Я хочу, чтобы они отправились в путь без промедления. Пусть идут по дороге на север. Впереди них я отправлю Аллиандре и ее охрану.
Тогда Арганда перестанет жаловаться, а беженцы не будут мешаться под ногами. Дело пойдет лучше и быстрее, если Девы будут сами собирать припасы. Уцелевшие вещи все равно уже почти собраны. Его людям придется провести в дороге всего несколько недель. Потом они смогут переместиться через переходные врата куда-нибудь в другое место, поспокойнее. В Андор, наверное, или в Кайриэн.
Эти Шайдо за спиной заставляли Перрина нервничать. Они могли напасть в любое время. Лучше поскорее убраться отсюда и не искушать их.
Аравин присела в реверансе и поспешила прочь, чтобы завершить последние приготовления, и Перрин возблагодарил Свет за то, что она была из тех, кто не видел необходимости спрашивать и переспрашивать. Он отправил мальчишку известить Арганду о скором походе, а потом закончил осмотр фургона. После этого Перрин встал, вытирая ладони о штаны.
– Следующий! – произнес он.
Вперед никто не вышел. Перрина окружали только гвардейцы, мальчишки-посыльные и несколько возчиков – последние должны были впрячь волов и отвести фургоны на погрузку. В центре бывшего лагеря возникла целая гора продовольствия и прочих запасов в дорогу, которые успели натаскать Девы. Среди них Перрин разглядел руководившую айилками Фэйли.
Всех остававшихся подле него Перрин отправил ей на помощь и оказался в одиночестве. Без какого-либо дела.
Именно этого он и стремился избежать.
Ветер снова задул в его сторону, неся тот жуткий смрад смерти. Еще ветер нес воспоминания. Жар битвы, ярость и возбуждение каждого удара. Айильцы были непревзойденными воинами – лучшими, каких знала эта земля. Перрин не раз сходился с ними в ближнем бою и заработал свою долю ран и синяков, хотя они уже были Исцелены.
Сражение с Айил заставило его почувствовать жизнь. Каждый, кого он убил, мастерски владел копьем; каждый из них мог убить его. Но победил он. В те мгновения битвы он чувствовал, как его ведет страсть. Всеохватное чувство, что он наконец что-то делает. Спустя два месяца ожидания каждый удар приближал его к тому, чтобы найти Фэйли.
Больше не осталось ни разговоров, ни планов. Он достиг цели. И теперь цели нет.
Перрин ощущал пустоту. Как тогда… как в то время, когда отец пообещал ему особенный подарок на Ночь зимы. Перрин ждал месяцами, прилежно выполняя поручения, чтобы заслужить неведомый подарок. Когда же в конце концов он получил деревянную лошадку, то был в восторге. Но уже на следующий день ему стало невыносимо грустно. Не из-за подарка, а оттого, что больше нечего было ждать. Восторг исчез, и тогда-то Перрин понял, насколько для него ожидание важнее самого подарка.
Вскоре после этого он начал бывать в кузнице у мастера Лухана и со временем стал его учеником.
Перрин был рад, что вернул Фэйли. Он ликовал. Но что теперь его ждало? Эти несчастные люди видели в нем своего предводителя. Некоторые даже почитали его своим королем! Ни о чем таком он никогда не просил. Всякий раз, как они поднимали знамена, он заставлял убирать их, пока Фэйли не убедила его, что в этом есть и свои преимущества. И все равно Перрин был убежден: этому надменно реющему знамени с изображенной на нем волчьей головой в его лагере не место.
Но вправе ли он избавиться от него? Люди действительно равнялись на это знамя. Он чувствовал, как всякий раз, проходя мимо, они преисполняются гордости. Он чуял ее в их запахе. И Перрин не мог поступить наперекор чувствам тех, кто шел за ним. В Последней битве Ранду пригодится их помощь – тогда ему пригодится любая помощь.
Последняя битва. Может ли такой человек, как он, который не хочет быть лидером, вести этих людей к самому важному моменту в их жизни?