Роберт Хайнлайн
Ворчание из могилы
Мне отмерено ровно столько способностей, чтобы я смог понять, что я не истинный гений – а вторые места меня не слишком интересуют. В то же время было весело, и я занимался несколько менее созидательным трудом, чем мог бы, если бы старался изо всех сил. Последнее не совсем верно. Скорее, у меня просто не было ни здоровья, ни энергии, чтобы стараться изо всех сил. Но я получал удовольствие!
* * *
Что касается ментальной страусиной политики и бойкота военных сводок. Давным-давно я узнал, что для моего собственного ментального здоровья мне необходимо эмоционально изолировать себя от всего, что я не мог предотвратить, и ограничить моё беспокойство теми вещами, которые я мог контролировать. Но у войны огромное эмоциональное воздействие, и мне от него не избавиться. В 1939-м и 1940-м я специально читал только военные сводки месячной давности, в «Time magazine», чтобы приглушить их эмоциональное воздействие. Иначе я был бы вообще не в состоянии сконцентрироваться на написании беллетристики. Мне довольно трудно достичь эмоциональной отстранённости, поэтому я взращиваю её с помощью различных уловок всякий раз, когда ситуация из тех, что я не могу контролировать.
4 января 1942: Роберт Э. Хайнлайн – Джону В. Кэмпбеллу-мл.
Вы полагаете, что свои суждения о Флоте я храню отдельно от моих взглядов на другие предметы. Я действительно был ориентирован и индоктринирован военно-морской подготовкой и службой на Флоте. И действительно, никто не может избежать влияния своего окружения; лучшее, что он может сделать – это попытаться его осознать и скептически к нему относиться. Но что касается Вашего «доказательства» (при помощи – спаси нас Боже! – Аристотелевой логики), что у меня в мозгах переборка – что ж, об этом немного позже и очень подробно. Очень, очень подробно.
А пока я «отыграю боевую тревогу и открою ответный огонь». Вот уже долгое время Вы меня изводите своей способностью ограничивать Ваше превосходное владение научным методом сферой науки и совершенно игнорировать его во всех прочих областях.
Насколько мне известно, делать поспешные выводы на основании недостаточных и неподтверждённых данных по научным вопросам Вы склонны не более чем прогуляться вниз по Бродвею в одном нижнем белье. Но когда речь заходит о вопросах вне сферы Вашей компетентности, Вы последовательно и блестяще глупы. Вы выступаете с дьявольски тупым апломбом по поводу вопросов, которые Вы не изучали и в которых не имели никакого опыта, основывая своё мнение на случайных сплетнях, газетных историях, несвязанных единичных фактах, вырванных из контекста, кабинетной экстраполяции и откровенной дезинформации, которую Вы не распознали просто потому, что даже не попытались её проверить.
Конечно, большинство людей очень похожим способом придерживаются своих некритически воспринятых убеждений. Например, мой молочник. (По его мнению, Флот не может поступать неправильно!) Но от Вас-то я никак не ожидал таких неаккуратных умственных процессов. Чёрт возьми, у Вас за плечами серьёзная школа научной методологии! Почему же Вы не применяете её в повседневной жизни? Конечно, научный метод не позволит Вам выводить точные заключения по вопросам, о которых у Вас недостаточно информации, но зато он может уберечь Вас от самоуверенности в суждениях, позволит Вам оценить полученные данные и подождать с выводами, пока Вы не соберёте дополнительную информацию.
Всё, что я сказал по поводу разгрома Пёрл-Харбора – это то, что для формирования суждений пока нет необходимых данных и что мы не должны выносить свой вердикт, пока эти данные не станут доступны. По сути, я имел в виду, что сейчас не самое подходящее время для того, чтобы интеллектуальное меньшинство вносило свою лепту в потоки слухов и кабинетных мнений, наводняющих страну. Я всё ещё так считаю. Сегодня на Вас, как на интеллектуальном и образованном человеке, лежит ответственность перед Вашими менее одарёнными согражданами, Вы должны внушать им спокойствие и моральную устойчивость. По Вашим письмам этого совсем не заметно.
Хочу обсудить по порядку некоторые вопросы, кое-что из Ваших писем, кое-что из связанных с ними вещей.
«Помощь и поддержка врагу, тьфу! Подрыв боевого духа, чёрт!» (Из Вашего письма.) В этом вопросе я вынужден слегка перейти на личности. Видимо, Вам не пришло в голову, что я – военнослужащий Вооружённых сил Соединённых Штатов, в настоящий момент ожидающий приказа (я надеюсь) приступить к службе на Флоте. Высказывания, наподобие тех, что я слышу от Вас, вполне могли бы очень сильно подорвать боевой дух военнослужащих, поколебав их доверие к старшим офицерам. Случилось так, что существует федеральный закон, запрещающий в военное время любые разговоры с военнослужащими, которые могут ослабить их боевой дух именно таким способом – закон, принятый Конгрессом, а не какая-нибудь внутриведомственная директива! Случилось так, что я достаточно изворотлив, практичен и тщеславен, чтобы не попасть под влияние Ваших слов о верховном командовании. А кроме того, я думаю, что знаю о верховном командовании больше, чем Вы. Тем не менее Вы не имели права рисковать поколебать мою веру, мою готовностью сражаться. И в дальнейшем Вам следует соблюдать осторожность в подобных разговорах. Они могут, прямо или косвенно, переданные через третьи руки, повлиять на какого-нибудь военнослужащего, у которого нет той моральной закалки, которую мне дали годы идеологической обработки.
Имейте в виду, что мой Вам совет основан на законе, специально принятом Конгрессом в соответствии с Конституцией, чтобы ограничить свободу слова гражданских лиц в военное время в их отношениях с военнослужащими. Если Вам не нравится закон, напишите об этом вашему конгрессмену. Если Вы чувствуете, что должны высказаться, запишите это на бумаге и сохраните до конца войны, но только не говорите военнослужащему, что его начальники глупы и некомпетентны. И не пишите Рону ничего в подобном ключе. У него нет моей идеологической обработки, и он находится на поле битвы[27]. Если Вам кажется, что верховное командование некомпетентно, обсудите это с вашим конгрессменом и вашими сенаторами. Те из нас, кто на службе, должны подчиняться офицерам, которых нам назначили – а этому не способствуют попытки поколебать наше к ним доверие.
* * *
…Мне не раз приходилось запускать руку в свои личные капиталы, чтобы устраивать приёмы конгрессменов, знаменитостей и т. д. Для подобных вещей не предусмотрено никаких фондов, офицеры платят за них из своего кармана. Флотские офицеры в этом отношении поступают как скаут-мастер c его подопечными. Они всегда готовы выступить перед теми, кто захочет их выслушать, и если нужно – скататься туда и обратно за свой счёт или, по приказу старшего офицера, за счёт корабельного фонда обслуживания (частный фонд). У нас всегда были офицеры по связи с общественностью, и мы всегда старались, как умели, поддержать доброжелательное отношение к Флоту. В дополнение к этому, комиссии по делам Флота обеих палат Конгресса постоянно подробно информировались о том, в чём мы нуждаемся и по каким стратегическим соображениям.
Наши усилия были ничтожно мало эффективны. Да и как они могли быть эффективны? Во-первых, мы не рекламные агенты, и мы не знали как. Во-вторых, даже если бы мы знали как, мы не получали на это никаких ассигнований. Всё, что мы могли делать – это говорить, и под эти разговоры нам выделяли дьявольски крошечное место в газете и, конечно же, никаких рекламных щитов. Ах да, ещё мы могли по случаю тиснуть академическую статью, от которой было страшно много пользы!
…Можете считать мою реакцию типичной для профессионала, она обусловлена моими исходными жизненными установками и последующим воспитанием. Из предположения, которое Вы сделали, и Вашего отклика на мою реакцию вполне очевидно, что Вы не имеете ни малейшего понятия о психологии профессионального военнослужащего. Не знаю, как Вам это объяснить. Суть лежит по большей части в эмоциональной сфере и основана на кое-каких базовых установках. Попробую описать это таким образом: возьмите мальчика, прежде чем он окунётся в деловой мир. Отправьте его в военно-морское училище. Говорите ему год за годом, что самое ценное (и фактически единственное), чем он обладает – это его личная честь. Покажите ему, как его сокурсника выгоняют за случайную маленькую ложь. Покажите, как другого сокурсника выгоняют за кражу пары белых шёлковых носков. Скажите ему, что он никогда не будет богат, но зато у него будет шанс, что его имя появится в Мемориальном зале[28]. Доверьте ему тайну. Воспитайте его в том духе, чтобы он шагу не мог ступить без своего кортика. Пичкайте его рассказами о героизме. Увешайте стены в коридорах учебного корпуса трофейными флагами. А, ерунда, зачем продолжать дальше? – думаю, Вы и так поняли, к чему я веду. Из него получится офицер Флота, мужчина, на которого Вы сможете положиться, который будет бесстрашен перед лицом личной опасности, даже если у него заболит живот. Но при этих условиях из него никогда не получится рекламный агент.
Офицеры Флота, как класс, органически не способны производить сенсационную рекламу того сорта, что предлагаете Вы. С тем же успехом Вы можете ожидать от них, что они отрастят крылья и полетят.
Кроме того, если бы они были на это способны, то они были бы ни к чёрту не годны как офицеры. Офицер Флота – намного больше, чем человек с некоторым объёмом технической информации. Он – человек, обученный вести себя согласно определённым образцам поведения, в которых экономические мотивации заменены понятиями «честь» и «долг». Я не знаю, убедил я Вас или нет, но я могу заверить Вас, что было бы почти невозможно найти офицера, который провёл бы всю свою сознательную жизнь на Флоте, кто мог бы добиться успеха у публики при помощи сенсаций, как Вы предлагаете. Это всё равно что просить священника осквернить причастие.
* * *
Разумеется, у Флота есть свои секреты. В мирное время они ограничены такими вещами, как конструкция вооружений (а иногда и сам факт существования оружия), коды и шифры, численные характеристики орудий, внутренности некоторых приборов, и другими подобными вещами, в которых мы пытаемся быть немного впереди других. Вы говорили об «официальных шпионах», которым показывают то, что скрыто от широкой публики. Кто подсунул Вам этот кусок пустой болтовни? Я понимаю, что Вы имели в виду иностранных офицеров. Если они не наши союзники, им не покажут ничего, что нельзя увидеть в кинохронике. Я помню, как однажды мне было предписано сопровождать британского морского офицера. Меня предупредили никогда не выпускать его из виду и выдали список вещей, которые он не должен был видеть. Так я за ним и таскался повсюду – ноздря к ноздре…
Конечно, в военное время практически всё засекречено – и это, чёрт возьми, прекрасно! Но основополагающие факты, которые помогают гражданам понять, почему нам действительно нужен большой Флот, секретными не являются, никогда не были и по природе своей не могут быть секретным. Географическая стратегия, например, или сравнительные характеристики флотов различных наций. «Jane’s Fighting Ships» не особенно сдержанная книга, и я знаю, что Вы её листали[29]. На морские верфи не так сложно попасть. В обычное время военные корабли спускают шлюпку для любого посетителя, который хочет подняться на борт… и судовая полиция еженедельно имеет головняки, следя, чтобы ни один из них не забрался в рубку управления огнём или иные подобные места.
Я в полном недоумении относительно того, что Вы подразумеваете под «Тсс! Тсс!» в отношении Флота. И конечно, я бы оценил какие-нибудь конкретные факты.
По необходимости многие штатские посвящены в некоторые военные тайны. Я много плавал с инженерами «G.E.», «Westinghouse» и «AT&T»[30]. Мой гаджет, который был принят на вооружение Флотом, проектировал один из инженеров Вашего отца. Не уверен, была ли у него возможность лично узнать об этом, но не спрашивайте его об этом и не пытайтесь догадаться, что это может быть. И не говорите об этом никому, чтобы они не строили предположений. Упомянув класс инженера, который проектировал эту вещь, я оказал Вам большее доверие, чем у меня вызывает любое другое гражданское лицо. Пусть эта штука останется настоящей военной тайной, и будем надеяться, что наш Флот – единственный, который её использует[31].
Бывает, что когда запрос о предоставлении информации отклоняется, корреспондент не видит причины отказа. На это я могу сказать только то, что офицер, отказавшийся расстаться с информацией, – единственный возможный судья в этом вопросе. Только ему решать, послужит ли разглашение информации общественному благу. Будучи человеком, он может принимать ошибочные решения, но судить о них не может никто другой. Это очевидно – если Вы храните тайну, у меня нет никакой возможности решать, должны Вы поделиться ею со мной или нет. Следовательно, ответственность за решение полностью возлагается на Вас. Совершенно невинный запрос об информации может столкнуться с тем, что покажется немотивированным отказом. Но откуда корреспонденту знать, что это действительно так?
Но, послужив на Флоте, где я имел дело и с конфиденциальной, и с секретной информацией, я могу заверить Вас, что политика Флота заключается не в том, чтобы играться в военные тайны. Решительно нет! Напротив, мне всегда казалось, что мы были слишком откровенны, честны и открыты. Слишком легко было подобраться к действительно секретным материалам, до такой степени легко, что это меня постоянно беспокоило[32].
* * *
Итак: Вы оправдываете свои не слишком сдержанные высказывания, а также слова [Флетчера] Пратта и компании тем, что все были злы как черти, потому что фанаты Флота и любят военные корабли. (Кстати, Вы, похоже, не желаете, чтобы Вас относили к прочей публике, но тем не менее обижаетесь, когда Вам советуют вести себя в этом деле как профессионал.) Если Вы были злы и огорчены, то что, по-вашему, должен был чувствовать я? Для меня Пёрл-Харбор не точка на карте – я был там. Старина «Оки» для меня не деревянная моделька шести дюймов длиной; он для меня – личность. Я вычерчивал его топливопроводы от палубы до самого дна. Я был командиром его орудийной башни номер два. Я был в рубке управления огнём его главной батареи, когда говорили его артиллерийские орудия. Чёрт возьми, я жил в нём! И списки убитых, раненых и пропавших без вести в Оаху[33] для меня не просто имена в газете; они – мои друзья, мои однокашники. Меня постигло такое чрезвычайное вызывающее отвращение горе, какого я не испытывал прежде в моей жизни, и оно оставило меня с чувством потери личной чести, таким, какого я никогда не ожидал испытать. И всё это только по одной причине, только потому, что я сидел на вершине холма, в штатском, не на своём боевом посту, неспособный сражаться, когда это произошло.
ПРИМЕЧАНИЕ РЕДАКТОРА: Роберт писал рассказы для Джона В. Кэмпбелла-младшего для «Astounding» и «Unknown» почти три года. Когда в 1941 году Пёрл-Харбор подвергся нападению, Роберт попытался убедить Флот вернуть его на действительную военную службу. Потерпев в этом неудачу, он отправился в Филадельфию, работать проектировщиком на Военно-морской авиационной экспериментальной станции.
После войны Роберт нашёл более широкие перспективы для своей писательской карьеры. Четыре рассказа были проданы в журнал «Saturday Evening Post», который в то время был самым важным и самым щедрым на рынке беллетристики, а также он продал свой первый подростковый роман издательству «Charles Scribner’s Sons». Следующий рынок, на который он вышел, было кинопроизводство, и это увенчалось успешным фильмом «Место назначения – Луна».
«Бездна» была единственным рассказом, который Роберт написал после Второй мировой войны и который был предназначен исключительно для продажи «Astounding». Иногда его агент, Лертон Блассингэйм, посылал романы Джону В. Кэмпбеллу-младшему. Некоторые из них были отклонены по разным причинам, и тогда Роберт получал длинные письма с объяснениями от Джона Кэмпбелла. И хотя эти вещи не были предназначены для рынка бульварной прессы, Кэмпбелл тем не менее подробно объяснял, почему их сюжет и стиль были ужасны – с его точки зрения. Когда ему предложили Подкейн [ «Марсианка Подкейн»], он написал Роберту письмо, в котором спрашивал, что он понимает в воспитании молодых девушек – с помощью нескольких тысяч тщательно подобранных слов.
Дружба истощалась и в конечном счёте полностью ушла. Вероятно, то была всего лишь ещё одна жертва Второй мировой войны[34].
Глава III
Глянец и подростки «Скрибнера»
Первая попытка
25 октября 1946: Роберт Э. Хайнлайн – Лертону Блассингэйму
Новость о том, что Вы продали «Зелёные холмы земли» в «Saturday Evening Post», очень приятна, и не только размером чека, но по многим другим причинам. Я счастлив, что мы прорвались на главный глянцевый рынок, и особенно – потому, что это сделал мой любимый рассказ, который я вынашивал в себе пять лет.
ПРИМЕЧАНИЕ РЕДАКТОРА: В 1930-х и 1940-х и ранее «Saturday Evening Post» был элитным рынком для авторов рассказов. Он платил по самым высоким тарифам, и печататься там было очень престижно. «Пост» продавался в каждом газетном киоске и имел широкий круг читателей.
Помимо рассказов и романов с продолжениями, в нём также печаталось множество статей. Все, кто желал быть хорошо информированным, читали «Пост». Его продавали повсюду; особой популярности журнала способствовали обложки Нормана Рокуэлла. Каждый выпуск содержал несколько статей, короткие рассказы и обычно очередной кусок длинной истории, которую создавали примерно тем же авторским составом. Все авторы коротких рассказов мечтали попасть в эту обойму. За эти сериалы выплачивались особые премиальные тарифы.
Для продажи «Поста» нанимали мальчиков, и они ходили из дома в дом, продавая «Пост» и два сопутствующих журнала, «The Ladies Home Journal» и «Country Gentleman». В детстве одним из первых рабочих мест Роберта была должность «мальчика P – J–G»[35].
В каждом выпуске «Saturday Evening Post» была колонка с информацией об авторах. Колонка называлась «Держим в курсе»[36], и у Роберта попросили прислать фотографию и данные о себе. Поскольку «Зелёные холмы земли» были его первой публикацией в «Посте», его поместили в эту колонку.
…в понедельник посылаю Вам ещё один межпланетный рассказ, предназначенный для глянцевых журналов (надеюсь, это будет «Пост»), – о семейных проблемах космического пилота, название «Мужчина должен работать» или «Космический пилот» [ «Космический жокей»]. Потребовалась неделя, чтобы написать, и три недели, чтобы сократить его с 12 000 до 6000 [слов], но я начинаю понимать, как улучшает стиль экономное использование слов. (Я установил лимит в 6000, потому что тщательные измерения рассказов в последних номерах «Пост» показали, что короткие рассказы в среднем чуть более 6000 и редко короче 5000 слов.)
ПРИМЕЧАНИЕ РЕДАКТОРА: Честолюбивые мечты Роберта писать за более высокие расценки для более широких рынков сбыта, чем бульварные журналы, заставили его наводить справки об агенте, который имел бы выход на другие рынки. С этой целью он обратился к Л. Рону Хаббарду, который познакомил его с Лертоном Блассингэймом.
Лертон приехал в Нью-Йорк, лелея мечту стать литератором, но обнаружил, что не преуспел на этом поприще. Он остался крутиться в издательском бизнесе и стал одним из самых уважаемых агентов. Его брат, Вьятт Блассингэйм, регулярно, если не часто продавался в «Saturday Evening Post».
Со временем Роберт стал звёздным клиентом Лертона. После того как были сброшены атомные бомбы, он был озабочен «спасением мира». Статьи, которые он писал, не продавались. Тогда он начал цикл подростковых книг для издательства «Scribner», первой стал «Ракетный корабль Галилей» (рабочее название: «Юные атомщики»). В течение нескольких лет он ежегодно писал по одной подростковой книге.
Они лично познакомились во время одной из наших поездок в Нью-Йорк, и Роберт пригласил Лертона навещать нас в Колорадо. Роберт сопровождал Лертона в его вылазках на охоту, на лося, антилопу и другую дичь. Меня приглашали присоединиться к ним в поездках на рыбалку.
Хотя Роберт не был ни охотником, ни рыбаком, он всегда принимал приглашения Лертона. Во время поездки в Ганнисон, штат Колорадо, куда они отправились на лося, Роберт «охранял лагерь», в то время как Лертон с другими охотниками таскался по горам. Лертон тогда завалил огромного лося, и у нас был полный морозильник лосиного мяса. Мне всегда казалось, что Роберт соглашался на эти поездки только ради компании Лертона.
Следующим завоеванием Роберта, в котором ему помог Лертон, была продажа «Зелёных холмов Земли» в «Saturday Evening Post», за которой последовали ещё три продажи рассказов в этот журнал.
Дружба процветала, несмотря на отвращение Роберта к тому, чтобы заниматься коммерцией с друзьями. И так продолжалось, пока Лертон во второй половине 1970-х, собираясь на пенсию, не взял несколько более молодых партнёров. Книгами Роберта все ещё занимается Агентство Blassingame-Spectrum в Нью-Йорке[37].
12 ноября 1946: Роберт Э. Хайнлайн – Лертону Блассингэйму
…и я вернусь к работе, вероятно над рассказом, который назвал «Как здорово вернуться!». Пара, живущая в Луна-Сити, собирается вернуться на Землю, у них завершился трёхлетний срок по контракту. Они всё время тосковали по дому и постоянно об этом говорили. И вот они возвращаются на Землю и обнаруживают, что забыли о неудобствах проживания на Земле – неконтролируемый климат, грязь, простуды, провинциальные нравы, глупых и невежественных людей (жители Луна-Сити, разумеется, все исключительно интеллектуальны и цивилизованы вследствие строгих правил отбора: только социально совместимые люди с высоким «ай-кью» могут окупить стоимость их транспортировки и проживания на Луне) и т. д. и т. п. В конце рассказа они сильнее, чем когда-либо тоскуют по дому – но уже по Луна-Сити! – и изо всех сил рвутся обратно. Хочу показать Луна-Сити и условия жизни на Луне, социальные и экономические, чтобы был фон, и добавить в историю красок.
ПРИМЕЧАНИЕ РЕДАКТОРА: Между 1947-м и 1949-м по крайней мере десять рассказов Роберта Э. Хайнлайна были изданы в глянцевых журналах; четыре появились в «Post» и два в «Argosy». Это было замечательным достижением, но вскоре его затмил успех его подростковых романов.
РАКЕТНЫЙ КОРАБЛЬ «ГАЛИЛЕЙ»
19 февраля 1946: Роберт Э. Хайнлайн – Лертону Блассингэйму
Через пару дней я собираюсь начать писать подростковый роман, который в общих чертах изложил в моём последнем [письме]. Вы получите отрывки и синопсис, законченная рукопись должна быть у Вас около 15 марта. [Два друга] убедили меня, что для моих пропагандистских целей в дополнение к взрослым вещам, о которых я писал, лучше всего подойдёт серия книг для мальчиков[38]. Я купил несколько романов из популярных серий для мальчиков и уверен, что смогу произвести пригодную для продажи рукопись, которую можно предложить одному из этих издателей: «Westminster», «Grosset and Dunlap», «Crown» или «Random House».
16 марта 1946: Роберт Э. Хайнлайн – Лертону Блассингэйму
Я думаю, его [редактора, который отклонил «Юных атомщиков»] концепция истории атомной эры неуместна. Мы вступаем в эпоху чрезвычайных перемен. Я вижу две основные альтернативы – либо ужасающая атомная война, которая надолго разрушит существующую технологическую структуру, за чем последует Ренессанс, природу которого я неспособен предсказать, либо период мира, в котором технический прогресс чрезвычайно ускорится, так что только краткосрочные предсказания, я могу надеяться, будут разумно точными. «Юные атомщики» [ «Ракетный корабль Галилей»] базируется на втором варианте развития событий, т. е. период мира и беспрепятственного технического прогресса[39].
* * *
Когда я пишу о будущем, я чувствую себя профессиональным пророком, который делает честную попытку оценить вероятности развития событий и пишет истории, в которых предлагает примеры реализации этих альтернатив. Чтобы оставаться честным, я должен предсказывать то, что произойдёт (или может произойти) по моим собственным выкладкам, а не потому, что кто-то ещё решил, что это может случиться. Если у м-ра ***[40] отличная от моей концепция развития событий, пусть напишет об этом сам или наймёт литнегра, который захочет писать по чужим сюжетам. Он легко может это сделать. Я не осуждаю подобную халтурку, но для меня почти невозможно ею заняться, и я не буду заниматься подобными вещами, разве что под угрозой голода, – а он мне пока не грозит.
(В «Юных атомщиках» я позволил себе два общепринятых отступления от того, что я считаю вполне вероятным: я сократил время подготовки к путешествию и предположил, что четыре человека могут выполнить работу, для которой, скорее всего, потребуется сорок. Всё остальное – технику, используемую в сюжете, и даже эпизоды – я расцениваю как вполне возможные, хотя и романтические и в некоторых отношениях не слишком точные в деталях. Но я действительно ожидаю начала космических полётов, и в самое ближайшее время. Описанное противостояние более чем вероятно, я ясно вижу эту угрозу, хотя она вполне может проявиться и вне зависимости от базы, расположенной на Луне.)
…Я предполагаю, что Вы привыкли к методике, когда автор присылает несколько глав и резюме. Если нужно, я так и сделаю, но, к сожалению, если я настолько далеко продвинусь с романом, то он будет завершён дней через десять, или, по крайней мере, с такой скоростью, что только самый быстрый ответ от издателя сможет как-то повлиять на конечный результат. Я сожалею, но это – сопутствующее обстоятельство моего стиля работы. Над романом я работаю медленно только на первых нескольких главах. Как только я начинаю слышать разговоры персонажей, процесс превращается в гонку, потому что я должен описывать их действия достаточно быстро, чтобы не пропустить ни одно из них. Это более экономично по времени и по деньгам, и у меня лучше получаются истории, когда я работаю сразу от начала до конца, не дожидаясь, пока редактор решит, нравится ему текст или нет. В любом случае редакторам вряд ли понравятся мои предварительные конспекты, поскольку для меня просто невозможно передать аромат ещё ненаписанной истории в резюме.
(Предлагаю дополнить серию такими книгами:
«Юные атомщики на Марсе, или Тайна лунных коридоров»
«Юные атомщики на Астероидах, или Тайна разрушенной планеты»
«Юные атомщики в бизнесе, или Корпорации горной промышленности Солнечной системы»
И ещё как минимум парочка.)
ПРИМЕЧАНИЕ РЕДАКТОРА: 24 сентября 1946. Письмо от этой даты говорит, что редактору «Scribner» понравились «Юные атомщики».
27 сентября 1946: Роберт Э. Хайнлайн – Лертону Блассингэйму
«Юные атомщики» – Я рад слышать, что Алисе Далглиш[41] понравилась эта рукопись. В моем письме от 16 марта 46 Вы найдёте список названий для продолжений предложенного цикла, там же всесторонне рассмотрен вопрос о том, что я хотел бы сделать в книгах для подростков и что предполагаю делать далее, чтобы эксплуатировать эту историю. Надеюсь на Ваше руководство во всех этих делах, моё мнение пока ещё не окончательное. Разумеется, я готов переписывать тексты по требованиям редакции и разрабатывать проекты историй в соответствии с пожеланиями редакции, чтобы увидеть свою книгу выпущенной столь выдающимся издательским домом, как «Scribner».
1 февраля 1947: Роберт Э. Хайнлайн – Лертону Блассингэйму
По Вашему совету я подписал контракт, но я возвращаю контракт со «Scribner» через Вас, чтобы Вы посмотрели, не надо ли попросить, чтобы они внесли какие-то изменения в контракт… Рукопись была исправлена и теперь перепечатывается. Она поступит в «Scribner» к десятому февраля.
КОСМИЧЕСКИЙ КАДЕТ
18 июля 1947: Роберт Э. Хайнлайн – Лертону Блассингэйму
Мисс Далглиш и я согласны с Вами по поводу «Космического кадета», но я не буду писать его до конца этого года.
17 февраля 1948: Лертон Блассингэйм – Роберту Э. Хайнлайну
Ни малейшей опасности, что «Scribner» отклонит «Космического кадета».
1 августа 1949: Роберт Э. Хайнлайн – Лертону Блассингэйму
Есть исправление, которое должно быть сделано в «Космическом кадете», который я уже сдал «Scribner» для второго издания; я думаю, что это должно быть сделано в норвежском, итальянском и голландских изданиях. Вы передадите им? Это очень просто: на самой последней странице есть строчка в диалоге: «Никогда не веди левой». Там, конечно же, должно быть «Никогда не веди правой».
ПРИМЕЧАНИЕ РЕДАКТОРА: Ошибка была пропущена потому, что рукопись читала я, Лертон (который был левша) и несколько редакторов в «Scribner» (ни один из нас ничего не понимал в боксе).
5 января 1951: Роберт Э. Хайнлайн – Лертону Блассингэйму
Я написал мисс Далглиш о телевизионных сценариях [ «Том Корбетт, космический кадет»]. Вы читали их? Если да, то Вы знаете, насколько они плохи. Я не хочу фигурировать в титрах этого шоу (как бы я ни ценил чеки за роялти!), и я имею все основания быть уверенным, что такой уравновешенный, солидный дом, как «Scribner», будет чувствовать то же самое. Это просто адаптированная для детей мыльная опера[42].
КРАСНАЯ ПЛАНЕТА
18 ноября 1948: Роберт Э. Хайнлайн – Лертону Блассингэйму
Прилагаю копию намёток к новому роману [ «Красная планета»] для мисс Далглиш, плюс копия письма к ней… Прочитайте письма, заметки тоже прочитайте, если у Вас будет время. Советы приветствуются.
Решение отложить историю об океанском пастухе [ «Ocean Rancher» должна была стать третьей книгой в серии «Scribner», но она не была написана] повлекло за собой пересмотр моего рабочего графика. Вот что я сейчас намерен делать: пока мисс Далглиш решает, я хочу написать рассказ в 4000 слов для взрослых, в глянцевые журналы, обычным покупателям, имея в виду «Post», «Colliers», «Town and Country», «This Week» и «Argosy». Думаю, смогу его показать к середине декабря.
Если мисс Далглиш говорит «да», я пишу роман для мальчиков, планируя закончить его до 31 января. Пока она его просматривает, я делаю ещё один рассказ для глянца в 4000 слов, после чего сажусь править роман для мисс Далглиш. Это должно занять меня до конца февраля.
4 марта 1949: Роберт Э. Хайнлайн – Лертону Блассингэйму
На самом деле Вам нет нужды читать это письмо вообще. Оно не сообщит Вам ничего важного, в нём нет ничего, что требовало бы от Вас каких-либо действий, и оно, вероятно, даже не развлечёт Вас. Я, возможно, вообще его не отправлю.
У меня множество поводов, чтобы пожаловаться, особенно на мисс Далглиш; если бы Билл Корсон [друг, который жил в Лос-Анджелесе] был здесь, то я жаловался бы ему. Но его здесь нет, и я использую в своих интересах Ваш добрый характер. Я думаю о Вас как о друге, которого я знаю достаточно хорошо, чтобы попросить выслушать мои проблемы.
